— Но раз они рассеивают луч, тем легче будет попасть им во что-нибудь. Почему бы тебе не попробовать?
— Я думаю, это пустая трата времени, но; если ты можешь придумать, как нацелить луч, попробуй в следующий раз, когда появится планер.
— Дай мне, пожалуйста взглянуть на твои пряжки.
Дар повиновался с видом человека, уступающего надоедливому ребенку. Крюгер внимательно осмотрел металлические пластинки. Они оказались более плоскими, чем можно было судить по словам Дара, прямоугольными, размером два на четыре дюйма. В каждой пряжке имелось по два отверстия величиной примерно с квадратный дюйм, а между ними — круглая дырочка, служившая для крепления крючка, которым прижимался ремень, продетый в крупные отверстия. Закончив осмотр, Крюгер улыбнулся, но, возвращая пряжки владельцу, сказал:
— Ловлю тебя на слове; я воспользуюсь твоим предложением. Дай только мне знать, когда появится планер, если я не замечу его сам.
Дар снова принялся за работу; идея Крюгера, чтобы он там ни задумал, его не заинтересовала, тем не менее он время от времени послушно обшаривал горизонт одним глазом. Его несколько раздражало, что и Крюгер теперь то и дело задирает голову с той же целью, но он был достаточно великодушен и признавал, что этому несчастному существу при его физических недостатках не остается ничего другого. Однако, когда Крюгер первым заметил приближающийся планер, это его огорчило. Впрочем, он стал с интересом наблюдать, как Нильс собирается сигнализировать пряжками.
Но он увидел только, что Крюгер держит пряжку перед одним из своих маленьких глаз, причем глаз этот, по-видимому, смотрит на приближающийся планер через дырку в центре. Дар решительно не понимал, каким образом это может помочь целиться отраженным лучом. Он видел на лице Крюгера пятнышко света, прошедшего сквозь отверстие, но ему, разумеется, было невдомек, что юноша видит собственное отражение на задней поверхности пряжки и ставит ее так, чтобы отраженный луч света точно совпал с отверстием, в которое он наблюдает за планером. Стараясь не шевелиться, Нильс спросил:
— Пользуетесь ли вы какими-нибудь сигналами, составленными из вспышек света… чем-нибудь таким, что было бы сразу понятно пилоту?
— Нет.
— Ну, в таком случае будем надеяться, что пилота заинтересует мелькание луча.
С этими словами Крюгер принялся покачивать пряжку.
Дар Лан Ан был поражен — дальнейшие действия пилота недвусмысленно свидетельствовали о том, что он заметил странные вспышки. Дар не в силах был скрыть своего изумления, но Нильс только небрежно отмахнулся. В конце концов, он был еще так молод.

8. Перелёт
Планер не стал садиться; для этого пилот был слишком осторожен. Что бы там внизу, на берегу, ни вызывало эти вспышки, ясно было одно: это не стартовая катапульта, и если бы он сел, то не смог бы больше взлететь. А у него на борту были книги, и он не собирался ими рисковать. Тем не менее он снизился настолько, что разглядел фигуры Дара и Крюгера. Внешний вид человека поразил его не менее, чем в свое время Дара.
Одно из достоинств планера заключается в том, что он летит бесшумно. Именно это его преимущество в сочетании со сверхострым слухом абьерменцев позволило Дару перекинуться с пилотом несколькими словами. Разумеется, разговор шел урывками, пока планер проносился над головами путников; он прерывался, когда планер улетал, входил в вертикальный поток над лесом, набирал утраченную высоту и вновь возвращался. В конце концов Дару удалось сообщить пилоту сведения, которые для него оставались важнейшими: где сейчас находятся его книги.
— Понял! — выкрикнул наконец пилот. — Лечу дальше, разгружусь и передам твое сообщение. Оставайся на месте. Что-нибудь еще передать Учителям?
— Да. Расскажи о моем спутнике. Сам видишь, он — не личность. Но он знает многое из того, чего нет в книгах; он должен сам предстать перед Учителями.
— Он может говорить?
— Да, хотя и не очень хорошо. У него есть свои слова, совсем не такие, как у нас, а наши он знает еще не все.
— А ты знаешь его слова?
— Да, некоторые.
— Тогда лучше всего взять вместе с ним и тебя. Это сбережет время, а времени остается не так уж много.
— Не знаю точно, но у меня такое впечатление, что он не умрет в положенное время; он полагает жить дольше. Может, нужды в спешке и нет.
Разговор прервался, так как в этот момент планер взмыл ввысь, и этот вынужденный перерыв позволил пилоту осмыслить полученные сведения. Вновь пролетая над ними, он крикнул:
— Во всяком случае, оставайся с ним. Я сообщу все, что ты мне сказал, и кто-нибудь вернется сюда, чтобы передать решение Учителей. Если тебе удастся соорудить катапульту для запуска четырехместного планера, это ускорит дело; переносные катапульты, по-видимому, уже разобраны.
Он стал решительно набирать высоту, скользя кругами, а Дар повернулся к Крюгеру, чтобы пояснить ему те места из разговора, которые Нильс либо не расслышал, либо не понял.
— Я об этом догадывался, но никак не мог поверить, — сказал наконец Крюгер.
— О чем именно?
— Что это «время», о котором ты так часто упоминаешь, означает время твоей жизни. Каким образом тебе известно, когда ты умрешь?
— Мне это известно всю мою жизнь; это часть знания, занесенного в книги. Жизнь начинается, продолжается отмеренное время, а затем кончается. Потому-то книги и должны перейти в Ледяную Крепость, чтобы Учителя с их помощью могли обучить тех, кто будет жить после нас.
— Ты хочешь сказать, что все вы умрете в одно время?
— Разумеется. Практически все мы начинаем жить в одно и то же время, за исключением тех немногих, кто по несчастливой случайности начинает с опозданием.
— Как вы умираете?
— Этого мы не знаем, быть может, знают Учителя. Они сказали нам, когда мы умрем, но ни разу не упоминали, каким образом.
— Что это за народ — ваши Учителя?
— Они вовсе не народ. Они… Они — Учителя… То есть они выглядят, как все мы, но они гораздо больше… даже больше, чем ты.
— Значит, они больше похожи на твоих соплеменников, чем на меня? Или они так же отличаются от них, как я от тебя?
— Они совершенно такие же, как я, если не считать размеров… и конечно, они очень много знают.
— И продолжают жить от одного поколения до другого… то есть на протяжении времени жизни одной группы народа и до времени жизни следующей группы… А все обычные твои соплеменники умирают, когда приходит срок?
— Так говорят Учителя, и так говорится в книгах.
— Сколько же времени вы обыкновенно живете?
— Восемьсот тридцать лет. Сейчас нам восемьсот шестнадцать.
Крюгер посчитал в уме и попытался представить себе, что бы он чувствовал, если бы знал, что жить ему осталось всего девять месяцев. Он ни минуты не сомневался, что ему бы это не было безразлично, но Дар Лан Ан, видимо, считал это в порядке вещей. Крюгера, естественно, волновал вопрос, нет ли у его маленького друга тайного желания пожить подольше? Он не осмелился спросить об этом вслух, предмет мог оказаться в высшей степени деликатным. Инициативу беседы перехватил Дар, и Крюгер вдруг понял, что маленький абьерменец по-настоящему жалеет его именно за то, что он, Нильс, не знает, когда умрет. И хотя Дар не обладал запасом необходимых слов, чтобы выразить это чувство, и хотя оно, это чувство, не совсем поддавалось четким определениям, все же у юноши создалось впечатление, что сам Дар ни за какие блага не решился бы жить под гнетом этой неизвестности.
— Однако хватит об этом. — Дар, верно, тоже понял, что находится на грани, перейдя которую может ранить чувства своего собеседника. — Пилот предложил мне попытаться построить катапульту, чтобы они смогли забрать тебя отсюда. Нам следует хотя бы начать, прежде чем они возвратятся. Собственно, от нас требуется только установить столбы, тросы они наверняка привезут с собой.
— Как работает эта катапульта?
Дар объяснил. По-видимому, речь шла об очень большой рогатке. Сложность работы состояла в том, чтобы прежде всего правильно расположить устройство (ибо ему надлежало забросить планер в пределы достаточно надежного вертикального потока); кроме того, опорная конструкция, к которой крепятся тросы, должна быть достаточно прочной, чтобы выдержать предстоящую нагрузку, — им вовсе не улыбалась перспектива увидеть, как сбитые наскоро бревна выскакивают из грунта. Что касается первого требования, то выполнить его на морском берегу было нетрудно, осуществление второго зависело от опыта. Эта работа оказалась значительно легче сооружения плота, здесь не нужны были слишком толстые бревна. Большую их часть Крюгер срезал и обработал ножом по указаниям Дара; маленький абориген сам устанавливал и закреплял бревна быстро и умело.
Аррен, лениво ползущий над горизонтом, отмечал течение времени, но они его почти не замечали. Они прерывались, только чтобы поохотиться, поесть, отдохнуть, но Крюгер так никогда и не узнал, сколько времени потребовалось планеру, который они видели, чтобы завершить полет к ледяной шапке, и сколько времени отняла организация спасательной экспедиции. Наверняка меньше года — ведь они ни разу не видели Тиир за это время, — но когда со стороны океана показался первый планер, катапульта была готова.
Аппарат сел рядом с катапультой. На протяжении получаса снизилось еще два планера, из каждого вылез пилот. Все трое были приятели Дара, и он представил их Крюгеру. Ни тогда, ни позже Крюгер так и не научился их различать, и он пришел в большое замешательство, когда обнаружил, что даже Дара он отличает от других только по знакомым пятнам, царапинам и трещинам на его кожаных ремнях да по железным пряжкам, которые он применял для сигнализации. У других пряжки на ремнях были не то из рога, не то из кости.
Пилотов звали Дар Эн Вэй, Ри Сан Со и Дар Ту Кен. Крюгера огорчило такое обилие «Даров», он сообразил, что отныне уже не сможет удобства ради называть своего друга сокращенным именем. Он спрашивал себя, не связаны ли эти имена какой-то степенью родства, хотя, судя по тому, что рассказывал ему в свое время Дар Лан Ан, это представлялось маловероятным.
Один из планеров был значительно больше остальных; Крюгер решил, что это и есть четырехместный аппарат, о котором упоминал давешний пилот. Дар Лан Ан подозвал его к этому планеру, после чего все принялись совещаться, каким образом разместить в нем громадного землянина. Сиденье пилота, разумеется, должно быть неприкосновенным, убрать же остальные и поместить Крюгера прямо на непрочном полу кабины было рискованно. Что же касается самих сидений, то ни одно из них его не вмещало, хотя по форме они казались ему весьма удобными. В конце концов решили соорудить импровизированную подстилку из тонких веток, скорее матрас, нежели сиденье, достаточно прочный, чтобы Крюгер не провалился сквозь обшивку, но в то же время и легкий; последнее требование имело весьма важное значение для равновесия планера, и без того в какой-то степени нарушаемого весом юноши. Из всего, что ему довелось услышать, Крюгер понимал, что между вымиранием одной расы и появлением следующей проходит какой-то период времени. Но когда он спросил об этом пилотов, ему никто не ответил. Вновь прибывших попросту испугал вопрос, и впредь они, по-видимому, были склонны считать Нильса еще большим уродом, чем считали раньше, когда судили только по его внешнему виду. Поэтому пилот большого планера не стал возражать против того, чтобы его аппарат с Крюгером на борту повел Дар Лан Ан.
Когда с этим было улажено, Дар спросил: «Где же остальной флот? Или они полагают, что на деревню, захватившую его книги, можно напасть такой крошечной группой?»
Ри Сан Со ответил ему:
— Мы пока не собираемся в ту деревню. Учителя хотят сначала получить от тебя подробный отчет, а кроме того, они хотят поглядеть на твоего спутника. Ты ведь сказал, что он знает больше, чем говорится в книгах, поэтому, по их мнению, важнее доставить в Ледяную Крепость его, тем более что он страдает от жары.
Дар Лан Ан вынужден был согласиться с разумностью приведенных доводов, хотя потеря книг и угнетала его. Крюгер же просто захлопал в ладоши от радости: каждый раз, когда он слышал слово, которое, по-видимому, означало «лед», у него начинался приступ ностальгии. Конечно, неплохо разок-другой сходить в парилку, но он-то торчит в ней без малого целый земной год!
Запуск планеров не составил особого труда. Планеры по очереди закрепляли якорем на определенном расстоянии от опорных столбов, к носу при помощи крючка прицепляли трос, а легкий, нерастягивающийся шнур протягивали вверх к скобе, через блок и назад к кабестану. Кабестан проворачивали до тех пор, пока трос следом за шнуром не достигал скобы, после чего шнур отделяли и убирали, и планер спускался с якоря. В тот момент, когда он проносился над скобой, крюк срывался с его носа и падал, и все устройство подготавливалось вновь для следующего запуска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27