У него было большое количество научных терминов и в то же время пропуски там, где требовались обычные бытовые слова. Кроме того, он знал лишь терминологические значения некоторых общеупотребительных слов. Так, например, работа для него означала лишь «силу помноженную на расстояние».
К этому времени, однако, он уже хорошо владел английским, и ему не часто приходилось прибегать к догадкам, как ни невежественен он был относительно человеческих обычаев.
В начале декабря, когда странное маленькое существо почти забыло обо всем, погрузившись в наслаждение обучением, в этом обучении произошел перерыв.
Охотник чувствовал, что в перерыве виновата его небрежность, и решил лучше исполнять свой долг. Роберт Киннэйрд был членом школьной футбольной команды.
Охотник, с его заботой о здоровье Хозяина, не одобрял это занятие, хотя понимал необходимость физических упражнений. Финальная игра проходила в День Благодарения, и когда Охотник понял, что эта игра последняя, он обрадовался. Однако радовался он преждевременно.
Боб, демонстрируя один из моментов игры, чтобы доказать свою правоту в спорте, поскользнулся, вывихнул лодыжку и вынужден был несколько дней провести в постели. Охотник чувствовал свою вину: если бы он хотя бы на две-три секунды раньше осознал опасность, он сумел бы «натянуть» сеть своего тела вокруг суставов и сухожилий мальчика. Конечно, с его небольшой физической силой от этого было бы не много пользы, но он жалел, что даже не попытался. Теперь, когда вред уже был причинен, он ничего не мог сделать: опасность инфекции и так отсутствует, поскольку кожа не повреждена.
Во всяком случае, этот инцидент напомнил Охотнику не только о долге относительно Хозяина, но и о его обязанностях полицейского. Охотник принялся размышлять, что из узнанного он может использовать для решения своей проблемы. К его удивлению и досаде, оказалось ничего абсолютно. Он даже не знал, где находился мальчик во время их встречи.
Из случайного замечания одного из друзей Боба он знал, что это место представляет собой остров – одно из немногих светлых пятен на мрачном фоне: если преступник приземлился там же, он либо там и остался, либо оставил заметный след.
Охотник слишком хорошо помнил свой опыт с акулой, чтобы поверить, что преступник мог успешно бежать в рыбе. А, о теплокровных животных, живущих в воде, он никогда не слышал. Ни в разговорах, ни в чтении Боба не появлялись ни киты, ни тюлени, по крайней мере с момента знакомства с Охотником.
Если преступник находится в теле человека, его хозяин может покинуть остров, только на каком-нибудь транспортном средстве. Значит, его путь можно проследить. Утешающая мысль, одна из немногих, какие мог позволить себе Охотник.
Оставалось определить местонахождение острова, как первый шаг на пути к возвращению. Боб часто получал письма от родителей, но прошло некоторое время, прежде чем Охотник понял их назначение, частично это происходило потому, что он с трудом разбирал рукописные надписи, а частично – он не знал отношений отправителей писем к мальчику. Конечно, он не испытывал угрызений совести, читая почту мальчика. Просто это было ему трудно.
Роберт отвечал родителям, хоть и нерегулярно. Но они были не единственными его корреспондентами. Лишь к концу января Охотник заметил, что больше всего писем идет из одного адреса, да и писал Боб чаще туда.
Открытию способствовало рождественское поздравление, полученное Бобом и напечатанное на машинке.
Оно значительно облегчило Охотнику чтение почты, и он быстро узнал, что большинство писем написаны мистером и миссис Артур Киннэйрд. Он уже знал об обычае передачи семейного имени-фамилии – от отца к сыну, а обращение в письмах отметало всякие сомнения. Казалось очевидным, что мальчик провел лето со своими родителями. Значит, в адресе писем указан нужный Охотнику остров.
Охотник по-прежнему не знал, где находится этот остров, и как до него добраться. Он догадывался только по длительности пребывания в самолете, что остров далеко от его теперешнего местопребывания. В следующие каникулы Боб, конечно, туда вернется, но у беглеца будет еще пять месяцев, чтобы скрыться, если тех пяти, которые у него уже были, оказалось недостаточно.
В школьной библиотеке имелся большой глобус и много карт на стенах и в книгах.
Вскоре Охотник чуть не сходил с ума от упорного нежелания Боба пристально взглянуть на карты. Чужак испытывал все более сильное искушение подействовать на сравнительно слабые мышцы, контролировавшие движения глаз Хозяина. Опасная мысль, но разумность сама по себе не избавляет от эмоций, что демонстрировали очень многие люди.
Охотник продолжал сдерживаться, по крайней мере частично. Но по мере того, как терялось его терпение, он все чаще думал о безумной на первый взгляд мысли установить контакт со своим Хозяином и заручиться его поддержкой.
Охотник говорил себе, что в конце концов, возможно, ему до конца жизни мальчика придется находиться в его теле, не получив никакого ключа к нахождению преступника. В нынешнем положении преступник может чувствовать себя спокойно и показывать нос – по-амебному – Охотнику без малейшего риска для себя. Что может сделать маленький детектив?
С существами, которые обычно служили хозяевами для народа Охотника, коммуникация постепенно достигла высокого уровня скорости и взаимопонимания. Союз осуществлялся с полного знания и согласия хозяина. Большое существо предоставляло пищу, подвижность и мускульную силу, а меньшее защищало его от болезней и ран, насколько возможно. Высокоразумные создания вступали в союз, и в большинстве случаев этот союз основывался на глубокой дружбе и товариществе. В этом случае буквально любое воздействие симбионта на органы чувств хозяина могло быть использовано как средство связи. Как правило, многочисленные сигналы, понятные только им обоим, но неразличимые для окружающих, доводили общение почти до телепатического уровня. Симбионт мог вызвать подергивание любой мышцы, создавать теневые изображения на сетчатке глаз своего Хозяина, двигать шерсть, которой густо было покрыто тело Хозяина, – не было пределов для создания средств связи.
Конечно, Боб вырос в другой обстановке, но все же можно было попробовать воздействовать на его чувства. Охотник смутно сознавал, что возможно какое-то эмоциональное напряжение, когда мальчик впервые узнает о его присутствии, но был уверен, что сумеет ослабить это напряжение. Его раса практиковала симбиоз так давно, что проблемы первоначального вступления в контакт с хозяином были совершенно забыты. Охотник думал лишь о том, что, вступив в связь с Хозяином, он получит большее преимущество.
Существует «защитная» сеть вокруг мышц Боба, вот и машинка. Сеть можно напрячь, как мышцы, которые она покрывает, хотя с гораздо меньшей силой.
Если подобрать момент, когда Боб будет сидеть за машинкой без определенных планов, Охотник сможет нажать на несколько клавиш в собственных интересах. Шансы на успех зависят главным образом от реакции мальчика, когда он увидит, что его пальцы движутся без приказа. Охотник был настроен по этому поводу оптимистически.
Глава 4
Сигнал
Через два дня после того, как Охотник принял решение действовать, появилась возможность. Был субботний вечер, а в этот день школьная команда выиграла хоккейный матч. К удивлению и радости Охотника, Боб не получил никаких травм и сумел покрыть себя некоторой славой. И вот объединенный школьный и личный триумф оказался достаточным побуждением для письма к родителям. Боб сразу после ужина ушел в свою комнату – его сосед по комнате отсутствовал – и быстро и точно напечатал описание событий дня. Он ни разу не расслаблялся настолько, чтобы Охотник мог перехватить контроль. Но вот, закончив и запечатав письмо, Роберт вдруг вспомнил, что в понедельник ему нужно сдать сочинение. Как и для большинства других учеников, его характеру было чуждо так рано приниматься за работу, но машинка была уже наготове, а хоккейный матч давал тему, к которой он мог отнестись с энтузиазмом. Он заложил чистый лист бумаги в машинку, напечатал заголовок, свою фамилию, число и остановился, чтобы подумать.
Чужак не стал терять времени. Он давно уже сформулировал свое первое послание. Первая его буква находилась непосредственно перед левым безымянным пальцем мальчика. И вот сеть нечеловеческой плоти над соответствующей мышцей напряглась изо всех сил. Палец послушно согнулся и коснулся нужной клавиши, которая опустилась, но лишь наполовину. Силы оказалось недостаточно, чтобы рычажок с буквой поднялся с войлочной прокладки. Охотник знал, что уступает в силе человеческим мускулам, но не подозревал, что настолько: Боб управлял клавишами, казалось, совершенно без усилий. Охотник сосредоточил больше своей ткани вокруг маленькой мышцы и попробовал снова. Результат был прежним: клавиша опустилась наполовину и остановилась.
Все это привлекло внимание Боба. Он, конечно, испытывал иногда дрожание мышц, освобожденных от тяжелого груза, но на этот раз никакого груза не было. Боб убрал руку с клавиатуры, а пришедший в отчаяние Охотник тут же перенес свои усилия на другую руку. Как и у людей, его самообладание становилось слабее с торопливостью и напряжением, и вот пальцы правой руки Боба начали причудливо дергаться. Мальчик в ужасе смотрел на них, он более или менее привык к мысли, о возможно физической травме, как и всякий игрок в футбол или хоккей, но здесь было что-то нервное, и дух его был сломлен.
Он сильно сжал кулаки, и, к его глубочайшему облегчению, дрожание прекратилось. Охотник знал, что не сможет противостоять напряженным мышцам.
Однако когда кулаки через несколько мгновений осторожно разжались, детектив сделал еще одну попытку. На этот раз он принялся за мышцы руки и груди, пытаясь вернуть руки на клавиатуру.
Боб с воплем отчаяния вскочил на ноги, отбросив в сторону стул. Охотник смог приложить гораздо больше силы к этим большим мышцам, и его действия были ощутимы для мальчика. Он стоял неподвижно, очень испуганный, и старался выбрать способ действия.
Конечно, существовало строгое правило, что обо всех травмах и болезнях следовало немедленно сообщать в школьный медпункт. Если бы у Боба был синяк или порез, он без колебаний подчинился бы этому правилу, но мысль о нервной болезни казалась ему позорной, а необходимость сообщить об этом отталкивала. Наконец он решил подождать в надежде, что к утру все уладится. Он спрятал машинку, взял книгу и сел читать. Вначале он беспокоился, но минуты шли, а его мышцы вели себя как обычно, и постепенно он успокоился и увлекся чтением.
Его увеличивающееся спокойствие, однако, не разделялось его незаметным компаньоном.
Как только пишущая машинка была убрана, Охотник оставил свои усилия, но не отказался от намерений. То, что он может сообщить о своем присутствии хозяину, не причинив ему физического вреда, было уже достижением, и хотя вмешательство в работу мышц мальчика вызвало его сильное беспокойство, существовали другие способы. Они были не менее эффективными средствами коммуникации. Охотник, возможно, прекрасно знал психологию знакомых ему рас, но он совершенно не понял причину беспокойства его Хозяина.
Его раса жила с другими столько сотен поколений, что сама проблема установления взаимоотношений была забыта, как человек забыл подробности своего овладения огнем. Дети расы хозяев росли в ожидании встречи со своим симбионтом из расы Охотника – встреча эта происходила по достижении зрелости – и Охотник не представлял себе, как будет реагировать личность, абсолютно не знакомая с идеей симбиоза.
Он отнес беспокойство Боба на счет способа, а не самого факта вмешательства, и выбрал самое худшее из возможных продолжений: подождал, пока Хозяин успокоится, и попробовал снова.
На этот раз он подействовал на голосовые связки Боба. Они были аналогичны по структуре тем, которые Охотник знал, и он мог действовать на них механически, как и на другие мышцы. Он, разумеется, не ожидал, что получится слова: для этого требовался контроль над диафрагмой, языком, челюстью и губами, а не только над голосовыми связками, и симбионт прекрасно осознавал этот факт, но если он будет действовать, когда хозяин выдыхает воздух, он сможет производить звуки.
Он мог лишь прикладывать и снимать напряжение и поэтому вряд ли произвел бы членораздельные звуки, но у него было желание доказать, что это воздействие производится искусственно.
Он сможет использовать звуки для обозначения чисел и передавать их сериями: один в квадрате, два и два в квадрате и так далее. Разумеется, ни одно разумное существо, услышав такую последовательность, не подумает, что она возникла естественно. Мальчик успокоился, он поглощен чтением, дышит медленно и ровно.
Чужак зашел гораздо дальше, чем мог бы поверить человек, знающий факты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27