Жена немедленно вкатила ему солидную дозу касторки.
Сержант помчался в управление. Со вчерашнего дня, после злополучного происшествия с контрабандистом и вечерних передач подпольных раций, мучительное сомнение терзало его сердце, и он размышлял и допытывался, допытывался и размышлял...
В управлении он застал вахтёра телестудии, дядю Пешо. Тот как раз давал показания. Всё ещё не придя в себя от пережитого ночью ужаса, он упорно твердил, что хищение совершено обезьяной.
- Обезьяной? - недоумевал следователь.
- Да, обезьяной! С двумя бородами и четырьмя усами! И вот с этакой шерстью! - Дядя Пешо широко развёл руками. - Честное слово!
- Вы вчера, случайно, не выпили? - спросил следователь.
- Я, когда заступаю на пост, капли в рот не беру! - торжественно заверил его дядя Пешо.
- Гм... А чем вы были заняты, когда появился... э-э... скажем, когда появилась эта обезьяна?
- Караулил! - ответил дядя Пешо, забыв упомянуть об "Убийстве на улице Морг".
- Что ещё было похищено?
- Больше ничего. Один тулуп, бороды, усы, косы...
- Нет ли повреждений в аппаратуре?
- Ничего не тронули.
- Не оставила ли эта ваша "обезьяна" каких-либо следов?
- Оставила. Я нашёл это в костюмерной. И дядя Пешо показал на ледоруб.
- С каких это пор обезьяны стали пользоваться ледорубами? - спросил следователь.
Сердце сержанта Марко учащённо забилось, и таинственное шестое чувство великих сыщиков снова заговорило в нём. Ледоруб... Не династронавтам ли он принадлежит? Разве не с его помощью проникли они в канал в тот памятный день, когда было найдено предсмертное письмо Симеона Бесстрашного? Сержант Марко лихорадочно прикидывал: на телестудии ничего ценного не взято; кинокамеры, приборы, киноленты - всё на месте, только усы и бороды... Кому могла прийти в голову столь бессмысленная затея? Ясно - только династронавтам. Только в их мозгу могла зародиться такая бредовая мысль. Этот ледоруб - последнее и решающее доказательство: 1) что пираты эфира - это династронавты; 2) что похитители бород, усов и кос - тоже династронавты; 3) что воры, которые шарят по чужим чердакам, - всё те же династронавты. Неизвестной остаётся только личность контрабандиста из серой "Волги" № Б 66-17...
Придя к этому важному заключению, сержант отправился в ракетный центр с твёрдым намерением на этот раз арестовать Федерацию - всю, в полном составе и заставить её во всём признаться. Вошёл во двор, огляделся - ни души. Наведался в соседние дворы - и там никого. Тогда он пошёл обходом по кварталу, заглядывая во все углы и закоулки.
Вот только в сарай, за которым помещался ракетный центр, он заглянуть позабыл...
6. ДЕНЬ "О".
...А догадайся он заглянуть в сарай, он бы застал там всю Федерацию, да ещё как раз в тот момент, когда они делили ночные трофеи...
Первой Кубинской бригаде достались все бороды, Второй Африканской - усы. Фанни вдобавок отдали две косы, которым она очень обрадовалась. Косы, правда, были русые, но что за беда! Она решила прицепить их сегодня же, не откладывая.
Вместе с бородами и усами интербригадовцы получили ещё по пузырьку УК (универсального клея). Рони Дакалка сказал, что это самый липучий клей на свете - всё, что хочешь, клеит: дерево, кожу, стекло, бороды, сталь, усы...
Так начался великий день "О".
День, потребовавший от всех интербригадовцев большого напряжения сил и военной хитрости. Предстояло преодолеть множество трудностей: купить билеты на проезд, попрощаться с Роландо и Сисулу-Каба, проститься с родителями, не вызвав их подозрений, и незамеченными добраться до вокзала. Разведка установила, что поезд к западной границе отправляется в 20. 45, а к южной - в 21 час. Следовательно, все задачи должны быть решены к 18 часам.
Штаб разработал для обеих экспедиций подробный план. Главными пунктами в нём были следующие:
а) Каждая экспедиционная группа сходит с поезда на некотором расстоянии от границы.
б) Границу переходить в темноте и немедленно направляться соответственно в Белград или Анкару.
в) Там обе группы должны явиться - одна в кубинское посольство, другая - в посольство Гвинеи, объявить себя политэмигрантами и попросить паспорта... А дальше уже всё пойдёт как по маслу.
Разработав стратегию и тактику похода, интербригадовцы отправились в обсерваторию. Они знали, что Роландо сейчас находится там - у него в этот день был экзамен по астрономии.
...По двору обсерватории сновали студенты с книжками в руках. Они дрожали, нервно грызли ногти, в который раз листали тетради, с замиранием сердца ожидая минуты, когда их вызовут в домик с куполом.
Майор Димчо попросил одного из студентов найти Роландо. Кубинец вскоре появился. Его вид страшно разочаровал династронавтов: ничего, ну ничегошеньки героического и партизанского в нём в эту минуту не было. Бледный, невыспавшийся, одет в самый что ни на есть обыкновенный костюм, так же грызёт ногти, как остальные, а борода, великолепная борода, выросшая в Сьерре-Маэстре, спуталась и обвисла.
- Скоро моя очередь, - жалобно простонал он. - А я всё перезабыл! Всё! Если мне достанется Луна, я погиб!
Наско Некалке стало от души жаль его.
- Компаньеро Роландо, - ободряюще сказал он, - если вам достанется Луна, имейте в виду: там есть жизнь. Честное слово! Я своими глазами видел на Луне животное!
Кубинец так и ахнул:
- Какое оно на вид?
- Ну... вроде динозавра... Только побольше,.. Представьте себе Никижа. Только ростом с гору, а хвост - как отсюда до Марса...
- Хорошо-хорошо... Буду иметь в виду... - сказал обнадёженный Роландо. Но всё-таки лучше бы она мне не досталась, потому что знаешь, Наско, какое дело? В книгах пишут, что на Луне жизни нет...
- Даже самые крупные учёные иногда ошибаются! - мудро заметил Наско. - Не верите мне - спросите Кынчо.
Покончив с научным спором, интербригадовцы сообщили Роландо, что пришли прощаться, потому что сегодня вечером уезжают на Кубу.
- Правда? - рассеянно проговорил кубинец. - Ну что ж, прекрасно, тогда до свиданья, счастливого пути и привет Фиделю.
И побрёл к домику с телескопами, точно на заклание, повторяя про себя вновь приобретённые сведения о живом существе на Луне... Однако на полдороге он, вспомнив что-то, обернулся.
- Эй, Наско! Что у тебя по арифметике? - спросил он страдальческим, усталым голосом.
- Пара! - мрачно ответил Наско.
Удивительное дело! Это коротенькое слово заставило Роландо встряхнуться. Он вдруг словно стал выше ростом, к нему вернулась величавость осанки, борода воинственно вздёрнулась, глаза запылали. Нет, это был уже не студент перед экзаменом. Это снова был герой Сьерры-Маэстры, лейтенант Роландо Доминго Хосе Мария Рамон Мансано де Эррера!
- Слушай, Наско! Только посмей поехать на Кубу с двойкой! Только посмей! Раз Фидель сказал: надо шестёрку, - значит, надо шестёрку! Понял? И ни на один балл меньше. Я пошёл! Патриа о муэртэ!
Он вскинул кулак и твёрдой поступью зашагал к домику, где его ждал экзаменатор. Нет, уже не на заклание шёл он, а на штурм сияющих высот Науки! Пускай достаётся Луна - ему неведом страх!
Всю дорогу до университета интербригадовцы растерянно молчали. Слова Роландо вызвали в их душах смятение. Что теперь делать? Неужели бросить Наско одного? И надо же - именно тогда, когда появились бороды, когда всё готово, когда уже есть даже деньги на билеты! Из-за какой-то несчастной двойки!..
Горестно вздыхая, они поднялись по лестнице и направились прямо к аудитории 155. Заглянули в замочную скважину: мама Наско Некалки, товарищ Морева, вызвала Сисулу-Каба к доске. Тот, пыхтя и отдуваясь, пишет мелом какие-то предложения. Судя по всему, товарищ Морева даёт ему жару... Им стало мучительно жаль его. Они переглянулись и поняли друг друга без слов. Наско Некалка вынул свой блокнот, и Майор Димчо написал такую записку:
"Дорогая товарищ Морева! Нехорошо с вашей стороны так терзать Сисулу-Каба. Во имя гуманизма мы решительно настаиваем, чтобы вы поставили ему шестёрку и отпустили. Мы ждём его за дверью, и нам очень некогда.
Руки прочь от Чёрной Африки!
С приветом ФДА".
Послание передали через одного студента. В замочную скважину им было видно, как товарищ Морева прочитала, улыбнулась и прикрыла лицо ладонями: что это ещё за улыбки такие!
Зато уже через десять секунд Сисулу-Каба вышел к ним. Глаза и улыбка сверкали ярче, чем когда-либо.
- Шестёрка! - крикнул он, завидев их. - Шестёрка! Ещё бы чуть-чуть, и я бы засыпался. Изумительная женщина эта Морева!
Династронавты, скромно умолчав о своём бескорыстном участии в этом деле, информировали своего чёрного друга о том, что вечером уезжают в Преторию и пришли прощаться.
Это сообщение, по-видимому, не произвело на него особого впечатления.
- Прекрасно, - сказал он совершенно равнодушным тоном. - А теперь пошли отпразднуем мою шестёрку! Я угощаю!
Интербригадовцев немного обидело столь пренебрежительное отношение к великому походу, но это не помешало им принять приглашение. Они с радостью последовали за Сисулу-Каба в кондитерскую, где пили лимонад, ели пирожные, а Рони Дакалка мигом расправился с тремя пирогами.
Майор осторожно спросил Сисулу-Каба, что передать Зинакели, если удастся его повидать в Претории.
- Он уже не в Претории, - ответил тот. - Его перевели в Йоганнесбургскую тюрьму. Вы, наверно, слышали, что смертный приговор отменён? Протесты оказали своё действие...
Огромное чувство гордости переполнило сердца интербригадовцев. Как-никак они тоже кое-что сделали для спасения Зинакели Сисулу от виселицы. Теперь оставалось вызволить его из тюрьмы.
- А если мы всё-таки его увидим? - загадочно спросил Майор.
Сисулу-Каба на вопрос не ответил, только крепко-крепко обнял династронавтов.
- Хорошие вы ребята! - растроганно воскликнул он и заказал ещё тринадцать порций орехового торта. Династронавты просто таяли от удовольствия.
Перед уходом Сисулу-Каба пригласил их заглянуть как-нибудь на днях, когда у пего кончатся экзамены, чтобы вместе поплавать кролем в бассейне.
Выходит, не поверил, что они уезжают. Ну что ж. дело его! Вот получит открыточку из Претории, тогда хочешь не хочешь, а придётся поверить!
7. ДЕНЬ "О" ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
За обедом ни один из династронавтов не притронулся к еде - желудки были переполнены сладостями и лимонадом. К тому же волнение... Только Рони Дакалка слегка заморил червячка, проглотив тарелку куриного бульона, кусок слоёного пирога со шпинатом и порцию рисовой каши.
Молча сидели они за обеденным столом, вздыхали и мысленно прощались с папами, мамами, бабушками, тётями, дядями, братишками, сестрёнками и всеми остальными. И, едва встав из-за стола, занялись последними предотъездными хлопотами.
Майор Димчо спрятал в тайник под лестницей свои любимые книжечки, макет ракеты, фотоувеличитель, между делом успев наскоро пробежать "Фотонный звездолёт" и решить две шахматные задачки. Потом сел и написал прощальное письмо...
Вихра тоже припрятала свои личные вещи в укромное место. С собой взяла только заветный листок, куда с недавнего времени заносила достоинства, которыми должен обладать тот, кого она полюбит. Пока что у неё набралось только двадцать два пункта, но список пополнялся с каждым днём. Последними по времени пунктами были следующие: № 20 - чтобы он больше всего на свете любил Брамса; № 21 - чтобы ростом был не меньше метра восьмидесяти; № 22 - чтобы совершил путешествие по фьордам... Вихра сложила листок и зашила его в рукав жакетки, на всякий случай: если при переходе границы возникнет какой-нибудь инцидент, так чтоб не нашли. Затем она тоже написала прощальное письмо...
Написали письма все, включая Кынчо, который долго корпел над тетрадкой в три линейки, высунув язык и морща носик.
- Ты что там пишешь, Кынчо? - спросила мама.
- Ничего, потом узнаешь! - загадочно ответил интербригадовец.
Вообще вся подготовка к отъезду развивалась в строгом соответствии со стратегическим и тактическим планом Федерации, и только Наско Некалка в эти торжественные минуты переживал мучительную драму. В его ушах звучали гневные слова Роландо:
"Только посмей поехать на Кубу с двойкой! Раз Фидель сказал: надо шестёрку, - значит, надо шестёрку!" А откуда её взять, эту шестёрку, когда в дневнике прочно стоит двойка, да ещё такая жирная, что и ножом не соскребёшь? И Наско долго вертел в руках дневник, ломая голову, как ему быть. Дело яснее ясного: пока существует двойка, Наско Некалка, главный разведчик Федерации, на Кубу ехать не может. К счастью, он вдруг вспомнил о приказе штаба, обязывавшем интербригадовцев уничтожить перед отъездом все личные документы. Как дисциплинированный интербригадовец, Наско Некалка недолго думая собрал разные старые письма, использованные билеты в кино, ненужные рисунки, картинки, положил сверху дневник со злополучной двойкой и чиркнул спичкой... Через минуту от двойки осталась только горстка пепла!
Разрешив таким образом мучительную проблему, Наско сел за стол и, порывшись в учебнике французского языка, где было несколько образчиков писем, сочинил следующее послание родным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24