Берк подтащила тело к матрасу, легла на спину и взгромоздила труп на себя. Обхватив голыми ногами жирные ляжки халианина, она сделала глубокий вдох и закричала. Голос был пронзительный и испуганный.
Никого.
Без сомнения, охранникам доводилось слышать и не такое.
— Помогите! Ему плохо! Помогите!
Это подействовало.
Оба охранника влетели в комнату и бросились к своему хозяину. Изрыгая потоки проклятий, они сняли его с Берк. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы определить, что перед ними труп. Следов насилия не было, если не считать расплющенного полового члена, на который охранники тщательно старались не смотреть: табу запрещало пануа видеть обнаженный член другого мужчины. Это Берк тоже знала.
— Что произошло? — спросил один из них, схватив ее за руку.
— Он… он… мы… и тут он остановился, застонал и схватился за грудь!
Телохранители переглянулись.
— Черт, — сказал один из них. — Дело дерьмо.
— Ну, это не самая плохая смерть. Он был уже старик. Давай-ка заберем его отсюда. В этом городе есть представители его клана, лучше он умрет у них, а не здесь.
— А что делать с этой?
— Она чужая, птица-шлюха. Будет молчать. Будешь?
— Д-да!
— И я так думаю. Идем. Давай унесем его.
Когда мертвую жертву вытащили из комнаты, Берк позволила себе улыбнуться.
Скрестив ноги и выпрямив спину, Имани сидел в своей келье и размышлял. Мысли продолжали тревожить его покой, ощущение чего-то неминуемого билось крыльями о стену его спокойствия. Для Халии настали черные дни, и еще чернее было грядущее. Чтобы почувствовать это, не нужно быть мастером «ладу кази».
Камень под Имани нагрелся, но стены монастыря и под палящими лучами летнего солнца источали прохладу. В монастыре было тихо и сумрачно. Во дворе под бдительным присмотром старших послушников ученики отрабатывали атакующие и защитные движения и занимались ритуальными танцами. Все казалось спокойным, но Имани чувствовал, что это не так. Он был стар, многое повидал в жизни и наконец достиг того состояния мира с самим собой, которое позволяет быть довольным всем вокруг. В юности он слыл сорвиголовой, горел желанием показать себя, использовать редкие и тайные боевые искусства. Ему не раз случалось убивать собственными лапами за реальные и вымышленные оскорбления. Он отправился на войну и умело применял там свое искусное владение оружием. Как любого молодого и задиристого халианина, его побаивались и избегали становиться поперек дороги.
Потребовались годы и опыт, чтобы в конце концов понять, что настоящему мастеру боевых искусств никогда не приходится их применять. Мастер может рассеять гнев, просто оказавшись в нужном месте; может отразить нападение одним своим присутствием. Нелегкая задача, но не таков был Имани, чтобы пугаться трудностей. И, решая эту задачу, Имани пережил своих старинных врагов. И друзей тоже. Оставшиеся в живых члены его клана годились ему в праправнуки, с большинством из них он никогда не встречался. Он прожил гораздо дольше, чем рассчитывал.
Имани вздохнул. Медитация не клеилась. Он не мог очистить свои мысли. Какая бы скрытая опасность ни витала в воздухе, она поднимала в Потоке рябь, игнорировать которую нельзя.
Старик-халианин встал. Остывшие члены протестовали, но повиновались, как всегда. Он поднялся одним плавным движением, так что казалось: вот он сидит, а в следующее мгновение уже стоит, словно не было перехода между двумя этими состояниями. Конечно, Имани уже не так быстр, как молодой халианин, но он возмещал утрату резкости, оттачивая мастерство. Теперь он не растрачивал попусту драгоценную энергию. Слова «ладу кази» дословно означали «быстрые лапы». С годами он узнал, что быстрота бывает разная. Не важно, с какой скоростью халианин мог нанести удар, атака имеет смысл, если поражает цель.
Время занятий.
В пружинной комнате Имани прикоснулся к рычагам, управляющим механизмами атаки. Комната была маленькой. Четырнадцать пружин становились невидимыми, когда вставали на свои места. Стены, пол и потолок были обшиты деревом. Механизмы атаки представляли собой толстые бруски дерева, прикрепленные к пружинам с таймерами. Испытание предназначалось исключительно для учителей. Время и последовательность, в которой срабатывали механизмы, непредсказуемо менялись каждый раз. В комнате не было безопасного места. До каждой точки могло дотянуться по крайней мере две пружины. Таким образом, надо было или отразить удар, или увернуться от блока. Промах грозил сильным ушибом, переломом или, если удар придется в полную силу, смертью.
Имани глубоко вздохнул и встал на панель, включающую механизм. До первого удара у него есть от трех до девяти секунд. Он напрягся, прислушиваясь к едва заметному щелчку пружины, готовой выскочить из гнезда. Кто бы ни полировал сегодня твердое дерево блоков, он хорошо потрудился: блоки полностью сливались с деревянной обшивкой. В бытность свою учеником Имани проводил здесь бесконечные часы, полируя эти чертовы штуки. За долгие годы тренировок он точно знал, где расположены все четырнадцать блоков, даже если не видел их…
— Раз!
Имани метнулся влево и вскинул левую руку…
— Раз!
Он упал на пол и выставил согнутую в локте правую…
— Раз! Раз!
Хук и резкий прыжок в сторону спасли его от следующих двух ударов.
— Раз!
Когти левой лапы со всех сил полоснули по блоку, отразив удар и оставив глубокие царапины на гладком дереве. Какой-нибудь ученик изойдет проклятиями, пытаясь отполировать блок заново…
— Раз!
Пятьдесят ударов сердца, и Имани, шестой настоятель монастыря, стоял в центре комнаты. Дыхание его слегка участилось, но он справился с упражнением. Тринадцатый блок задел его ногу, это был скользящий удар, который едва взъерошил шерсть, и все же Имани встревожился: или он действительно стареет, или неясное беспокойство, которое он чувствует, всерьез вывело его из равновесия. Предыдущие пятьдесят тренировок прошли без единого касания.
Полученный удар — скверный знак.
Миновав форпосты цивилизации, Стоун пошел быстрее. Эта часть Халии была одета в летние цвета и казалась почти идиллической, то там, то тут на горизонте вставали леса и рощи. Халиане в основном питались мясом, они разводили животных, очень похожих на коров, но дичь все еще составляла значительную часть их рациона. Иногда путнику попадались амбары — низкие, корявые сараи, сложенные из местного камня. Стоун старался держаться от них подальше. Дни стояли теплые, иногда шли дожди. Ночи — прохладные и влажные. Стоун питался в основном концентратами, безвкусными, но сытными, к тому же он научился распознавать несколько съедобных растений, которые разнообразили его диету.
Он прошел уже около тридцати километров с тех пор, как в последний раз видел признаки цивилизации, и был близок к цели. Наступила ночь, украсив небо странными созвездиями. Стоун знал местные названия некоторых из них: Козел, Длинный Зуб, Рука Дающего. Звезды, щедро рассыпанные по небу, давали здесь гораздо больше света, чем на Земле. Кое-где отдельные точки сливались в скопления, способные по яркости сравниться со светом небольшой луны.
До монастыря оставалось еще два километра.
Стоун продолжал шагать. Он не знал, будут ли ему рады, и все же прошел долгий путь, чтобы убедиться, есть ли хоть капля правды в легендах об Учителе из этого монастыря. Халианин, который, как говорили, достиг подлинного мастерства, сражался и победил более чем в ста смертельных поединках и который, наконец, слился с вселенной. Стоун достиг предела, он больше ничего не мог позаимствовать у своей расы. Боевые искусства Земли потеряли свою привлекательность. Но если слухи верны хоть отчасти, этот халианский мастер может кое-чему научить.
К тому же Стоуну больше некуда идти.
Так что стоило пересечь галактику, чтобы узнать правду. Имя его знаменитого дяди сделало путешествие возможным. Не каждый доводится родственником гению войны и адмиралу. И прежде чем умереть в сражении, дядюшка успел обзавестись множеством друзей, которые с радостью предложили помощь племяннику знаменитого Эрнста Стоуна — последнему представителю славного рода.
Стоун шел сквозь халианскую ночь. Свежеющий ветерок принес запах дождя, отдаленные вспышки молний и раскаты грома предвещали шторм. Если он поспешит, то окажется на месте прежде, чем разразится гроза.
Берк вела взятый на прокат флиттер сквозь ревущий ветер. Шторм становился все сильнее. Можно было бы обогнуть его, но локаторы показывали, что грозовой фронт растянулся километров на пятьдесят.
Короткокрылая скорлупка была старой, и Берк хорошо понимала, что ей придется несладко в клубящихся грозовых тучах. Она снизила высоту, и теперь медленно летела в нескольких сотнях метров над землей, под затянутым облаками небом. Это было не труднее, чем в проливной дождь вести наземную машину. Берк находилась достаточно высоко, чтобы не натыкаться даже на самые высокие деревья. Местность здесь представляла собой пологие холмы, и она с легкостью огибала их, беря немного вверх.
Нидийцы — прирожденные пилоты, только очень немногие чувствуют себя в воздухе неуютно. Прошли миллионы лет с тех пор, как они спустились с деревьев, но старые инстинкты остались: Летательные костюмы никогда не выходили из моды на планете Берк, да и на любой другой планете, где колония нидийцев могла найти место для полета. Даже не видя ничего за плотной завесой дождя, Берк наслаждалась полетом своего хрупкого суденышка.
Молния блеснула сквозь пластиковые окна флиттера и на мгновение осветила кабину. Берк была довольна собой. Задание выполнено неплохо. Жертва устранена, а она сама уже на пути к Восточному космопорту, до которого осталось лишь две сотни километров. Еще час — и она будет там, а через несколько часов межзвездный корабль понесет ее домой.
Опять молния. Теперь уже ближе. Скорее всего флиттер уже в центре шторма, раскаты грома настолько сильны, что способны опрокинуть суденышко. Ветер становился порывистым, и у Берк не было никакого желания напороться на скалу или запутаться в верхушках деревьев, которые сейчас были только в сотне метров под нею. Берк коснулась рычагов и поднялась немного выше.
Гром перешел в непрерывный глухой гул, а белые вспышки молний сменились темным красновато-желтым сиянием. Иногда в чужих мирах происходят странные вещи — шаровые молнии и тому подобное, но этот растущий шум и жуткий свет вряд ли были явлениями природы. Слева от недж облака отражали нечто, очень похожее на пожар в небе.
Что это?
Берк взглянула на сенсоры и обнаружила источник этого огня — корабль. Большой, по крайней мере достаточно большой, чтобы вместить сотню недж, если сенсоры отрегулированы правильно. А сияние означает, что он садится на ракетных двигателях! К вопросу о древностях.
Возможно, гравитаторы корабля вышли из строя. Скорее всего какая-то авария — должно быть, так, иначе какого черта он стал бы приземляться в этой глуши на краю света, в самом сердце магнитной бури? Ни один пилот в здравом уме не решится садиться посреди такого отчаянного шторма, если у него есть хоть какой-нибудь выбор.
Ладно. Это ее не касается. Пусть крысы падают себе на здоровье, это их дело. Она выполнила свою задачу и улетает.
Корабль исчез за отдаленным холмом, в десяти-пятнадцати километрах от нее. Сияние погасло, гул стих, и Берк почувствовала укол любопытства. Кажется, не разбились. Какого дьявола! Она может потратить пару минут и выяснить, что стряслось.
Она сделала поворот и направила флиттер к небольшому холму, на который указывали приборы. Проливной дождь не давал ничего разглядеть, но она летела достаточно низко, чтобы заметить корабль, когда окажется прямо над ним.
Берк снова снизила флиттер, чтобы лучше видеть. Она следовала за изгибом холма в пятидесяти метрах над деревьями.
Кажется, уже рядом. Это должно быть…
Главный двигатель флиттера замер. Панель управления погасла, экраны тоже. Даже габаритные огни на концах коротеньких крыльев потухли. Флиттер лишился энергии, казалось, кто-то разом перерезал все провода.
Черт! Флиттер отрубился в воздухе и начал падать.
Берк отчаянно озиралась в поисках ровной площадки. У нее всего несколько секунд, чтобы найти насест для этой птички, или она отправится к своим предкам.
У себя в келье Имани прислушивался к завываниям шторма и рылся в памяти, пытаясь понять, что же он напоминает ему. Он не всегда был учителем, живущим в неделе пути до ближайшей деревеньки. Исполняя свой долг солдата, Имани с десяток раз бывал в рейдах к чужим мирам, и теперь вспомнил этот шум. Уже много лет ему не доводилось слышать ничего подобного, но он знал, что это: ракетные двигатели идущего на посадку корабля. Такие двигатели использовались очень редко, например, в случае аварии, когда отказывали гравитаторы или когда командир корабля не хотел, чтобы гравитаторы были обнаружены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43