Господи, бывает же такое - покойники, а как живые оба... Бедняга Бельмоуз - он ведь не шутя требовал учесть, что он не умер... а как люто ненавидел он Тома Ловкинза... но против здравого смысла разве пойдешь? Мертвый - и все тут, к тому же старик Пратт - лекарь опытный и не мог ошибиться... и вообще, чего самому себя тревожить, когда никто больше не тревожится?.. Если с Томом что и сделалось - ну, может, так ему .и надо... а если это сделал Генри, то теперь они квиты... А Софи - Софи, наконец, свободна...
Когда вереница пришедших поглазеть переместилась, наконец, в холл и к парадной двери, Софи опять осталась наедине с покойными. Эльдер Атвуд вышел на дорогу и заговорил с кучером похоронных дрог из каретного сарая Ли, а священник Левитт хлопотал о втором составе носильщиков. Вторых дрог, к счастью, не требовалось: оба гроба вполне можно было везти на одних. И никакой спешки: Эд Пламмер и Этан Стоун отправятся. на кладбище загодя, прихватив лопаты, и выроют вторую могилу. Траурный поезд составят три наемных экипажа и неограниченное число частных упряжек - народ все равно хлынет на погост.
И вдруг из большой комнаты, где осталась Софи и покойные, раздался дикий вопль. От неожиданности все поначалу застыли на месте, а затем вторично пережили то же чувство, что охватило их, когда вскрикнула и упала в обморок Луэлла. Стив Барбер и священник Левитт направились к дому, но не успели перешагнуть через порог, как навстречу им вылетела Софи: она, задыхаясь и плача, повторяла: "Лицо!.. .Лицо!.. В окне!.. В окне!.."
В этот самый момент из-за угла дома показалась чья-то фигура. Искаженные черты, дико блуждающий взгляд: несомненно, это и был обладатель лица, так напугавшего Софи - дурачок Джонни собственной персоной. При виде Софи бедняга запрыгал и заверещал, тыча в нее пальцем: "А она знает! А она знает! По глазам было видно, когда на них пялилась и говорила! Знает и хочет, чтоб их закопали, чтоб они там задыхались, чтоб крышку царапали... Ничего, она их еще услышит, они с ней поговорят... и увидит их... они еще придут... за ней придут!"
Зенас Уэллз оттащил расшумевшегося недоумка к деревянному сараю на заднем дворе и запер там крепко-накрепко. Вопли и грохот в сарае разносились по всей округе, но никто уже не обращал на них внимания. Упряжки выстроились в ряд, в первую из них села Софи, и траурная процессия медленно проделала короткий путь вдоль деревни к кладбищу близ Топкой Лощины.
Эльдср Атвуд давал необходимые указания о том, как следует опускать гроб Тома Ловкинза, а когда он закончил, могила для Бельмоуза на другом конце кладбища тоже была готова стараниями Эда и Этана - туда вскоре и переместилась толпа. Затем священник Левитт произнес еще одну пышную речь, после чего был опущен и второй гроб. Народ тут же стал разъезжаться небольшими группами, кругом стоял шум и лязг отбывающих экипажей и легких колясок, меж тем у могил вновь заработали лопатами. Комья земли глухо застучали по крышкам гробов и тут Стив Барбор заметил, как на лице Софи Ловкинз отразились, мгновенно сменяя друг друга, непонятные чувства. Стив не успевал уловить все оттенки, но в остановившемся взгляде, похоже, таилось какое-то вымученное, горькое, с трудом подавляемое торжество. Стив покачал головой.
Тем временем Зенас бегом отправился к деревянному сараю и выпустил дурачка Джонни до возвращения Софи; бедняга опрометью бросился на кладбище, где еще работали могильщики и оставалось немало самых любопытствующих участников траурного события. Что прокричал Джонни в еще не зарытую могилу Тома Ловкинза, как вцепился Джонни в рыхлую землю свежего могильного холмика Бельмоуза на том конце кладбища - об этом ныне здравствующие свидетели до сих пор вспоминают с содроганием. Джотам Блейк - местный полицейский - вынужден был силой увести Джонни на близлежащую ферму, и жуткие отголоски его воплей еще долго смущали покой всей округи.
На этом самом месте Фред Пек обычно обрывает свой рассказ. "Ну, а что еще добавить, я не знаю, - говорит он. - История эта мрачная, с плохим концом - стоит ли удивляться, что Софи после случившегося стала какой-то странной".
Так завершается это повествование, если время позднее и старик Уилмер уже поковылял домой; однако если он еще толчется поблизости, то уж наверняка не удержится и вновь вступит в разговор. Наслушавшись сиплого стариковского шепота, некоторые потом боятся ходить мимо дома с закрытыми ставнями или кладбища, особенно когда стемнеет.
"Хм, хм... Да Фред тогда совсем мальчонкой был - где ж ему упомнить! Желаете, стало быть, узнать, отчего это Софи окна ставнями закрыла и почему дурачок Джонни по сей день с обоими покойниками разговаривает да под окнами ее дома кричит? Что ж, господин хороший, может, и мне не все ведомо, но что слышал - то слышал".
При этих словах старик выплевывает изо рта жевательный табак и, придвинувшись к слушателю, усаживается для долгого разговора.
"Случилось это, заметьте, той же ночью - вернее, уже под утро, то есть, часов всего через восемь после похорон. Тогда-то и услышали мы первый крик. Кричали из дома Софи - да так, что всех нас разбудили. Вскочили мы - Стив с Эмили и я со своей Матильдой - и скорсй туда, прямо в исподнем. Смотрим: на полу в комнате, которая для гостей, лежит без чувств Софи - при полной одежде. Хорошо хоть, что дверь не заперла. Стали мы ее отхаживать, а она трясется, как лист; и так ей, видать, тяжко, что и говорить не может: слово-другое проронила - и все. Матильда с Эмили давай ее успокаивать, а Стив тут такое мне стал нашептывать, что я и сам покой потерял. Прошло эдак с час, когда решили мы, что скоро уже и по домам можно, да Софи вдруг вроде как прислушиваться к чему-то начала: голову набок склонит и слушает. А потом как завопит - и шлеп опять в обморок.
Я, господин хороший, говорю все как есть, безо всяких там намеков, как Стив Барбор: уж он бы напустил туману, коли взялся бы досказать. Он у нас был мастак на такие штуки... десять лет, как помер он, от воспаления легких...
Помните, той ночью нам послышались какие-то звуки - ну, конечно, это шумнул бедняга Джонни. От дома до кладбища не больше мили; видать, он с фермы убежал - через окно вылез, хоть Блейк, полицейский, и клянется, что той ночью Джонни сидел взаперти и никуда нес уходил. С тех пор и вертится Джонни у этих самых могил и разговаривает с лежащими там: холмик Тома с руганью пинает, а на холмик Генри кладет цветочки, веночки и все такое прочее. Ну а коли Джонни не на кладбище, то, значит, возле дома Софи шляется: воет под закрытыми ставнями, что скоро, мол, и ее очередь придет.
Она и тогда уже в сторону кладбища - ни ногой, а теперь и вовсе из дому не выходит и к себе никого не пускает. Твердит, что Тихая Заводь - проклятое место. Кто его знает, может, она и права: дела у нас год от года идут - хуже некуда. А у самой Софи в доме и впрямь что-то неладное вечно творилось. Зашла к ней как-то Сэлли Гопкинс - то ли в 1897, то ли в 1898 году - и вдруг все окна задрожали от грохота; Джонни тут вроде как был ни при чем, он тогда сидел под замком, как божился Додж - другой полицейский. Я-то, понятное дело, ни в грош не ставлю эти россказни про всякие непонятные стуки каждое семнадцатое июня или про бледных, светящихся призраков, которые будто бы ломятся в дверь и окна дома Софи в каждую годовщину той злосчастной ночи, часов около двух.
Надо сказать, что в ту самую ночь после похорон, часа в два, Софи и услыхала впервые эти стуки, отчего пару раз падала замертво. Мы со Стивом и жены наши тоже расслышали кое-что, только шум был далекий и слабый - ну, я вам уже рассказывал. Так вот, повторяю: это наверняка шумел дурачок Джонни, что бы ни говорил наш Джотам Блейк. Ведь человечий голос или нет - издалека не распознать; а мы тогда ошалели совсем - немудрено, что нам два голоса почудилось, и притом тех, кто свое уже отговорил.
Стив после уверял, будто больше моего расслышал. Просто он слишком уж верил в привидения. А Матильда и Эмили - те с перепугу и вовсе ничего не помнят. И вот что интересно: во всей округе никто больше ни голосов, ни каких других звуков не слышал - хотя, может, никто, кроме нас, и не просыпался тогда в такую рань.
Что это было - не знаю; но шум такой тихий - словно ветерок налетел. Все бы так, кабы не слова. Кое-какие я расслышал, но за все те, что передал потом Стив, не поручусь....
Слова "ведьма... все время... Генри... живой..." были слышны отчетливо, так же, как и "ты знаешь... говорила, будешь заодно... избавиться от него... меня схоронить...", только эти последние произносились как будто другим голосом... А потом был страшный вопль "еще вернемся!'" - он словно из-под земли вырвался... но ведь Джонни тоже так вопить умеет.
...Эй, постойте, куда же вы? Чего это вдруг заспешили? Я еще кое-что рассказать могу, если, конечно, припомню..."
Рассказ опубликован во 2-ом томе полного собрания сочинений Г.Ф. Лавкрафта (МП "Форум" совместно с фирмой №2 "Техномарк", Москва, 1993). Перевод М. Волковой
OCR: Rovdyr
Написать нам
Форум
Начало формы
Конец формы
(c) Russian Gothic Project
1 2 3
Когда вереница пришедших поглазеть переместилась, наконец, в холл и к парадной двери, Софи опять осталась наедине с покойными. Эльдер Атвуд вышел на дорогу и заговорил с кучером похоронных дрог из каретного сарая Ли, а священник Левитт хлопотал о втором составе носильщиков. Вторых дрог, к счастью, не требовалось: оба гроба вполне можно было везти на одних. И никакой спешки: Эд Пламмер и Этан Стоун отправятся. на кладбище загодя, прихватив лопаты, и выроют вторую могилу. Траурный поезд составят три наемных экипажа и неограниченное число частных упряжек - народ все равно хлынет на погост.
И вдруг из большой комнаты, где осталась Софи и покойные, раздался дикий вопль. От неожиданности все поначалу застыли на месте, а затем вторично пережили то же чувство, что охватило их, когда вскрикнула и упала в обморок Луэлла. Стив Барбер и священник Левитт направились к дому, но не успели перешагнуть через порог, как навстречу им вылетела Софи: она, задыхаясь и плача, повторяла: "Лицо!.. .Лицо!.. В окне!.. В окне!.."
В этот самый момент из-за угла дома показалась чья-то фигура. Искаженные черты, дико блуждающий взгляд: несомненно, это и был обладатель лица, так напугавшего Софи - дурачок Джонни собственной персоной. При виде Софи бедняга запрыгал и заверещал, тыча в нее пальцем: "А она знает! А она знает! По глазам было видно, когда на них пялилась и говорила! Знает и хочет, чтоб их закопали, чтоб они там задыхались, чтоб крышку царапали... Ничего, она их еще услышит, они с ней поговорят... и увидит их... они еще придут... за ней придут!"
Зенас Уэллз оттащил расшумевшегося недоумка к деревянному сараю на заднем дворе и запер там крепко-накрепко. Вопли и грохот в сарае разносились по всей округе, но никто уже не обращал на них внимания. Упряжки выстроились в ряд, в первую из них села Софи, и траурная процессия медленно проделала короткий путь вдоль деревни к кладбищу близ Топкой Лощины.
Эльдср Атвуд давал необходимые указания о том, как следует опускать гроб Тома Ловкинза, а когда он закончил, могила для Бельмоуза на другом конце кладбища тоже была готова стараниями Эда и Этана - туда вскоре и переместилась толпа. Затем священник Левитт произнес еще одну пышную речь, после чего был опущен и второй гроб. Народ тут же стал разъезжаться небольшими группами, кругом стоял шум и лязг отбывающих экипажей и легких колясок, меж тем у могил вновь заработали лопатами. Комья земли глухо застучали по крышкам гробов и тут Стив Барбор заметил, как на лице Софи Ловкинз отразились, мгновенно сменяя друг друга, непонятные чувства. Стив не успевал уловить все оттенки, но в остановившемся взгляде, похоже, таилось какое-то вымученное, горькое, с трудом подавляемое торжество. Стив покачал головой.
Тем временем Зенас бегом отправился к деревянному сараю и выпустил дурачка Джонни до возвращения Софи; бедняга опрометью бросился на кладбище, где еще работали могильщики и оставалось немало самых любопытствующих участников траурного события. Что прокричал Джонни в еще не зарытую могилу Тома Ловкинза, как вцепился Джонни в рыхлую землю свежего могильного холмика Бельмоуза на том конце кладбища - об этом ныне здравствующие свидетели до сих пор вспоминают с содроганием. Джотам Блейк - местный полицейский - вынужден был силой увести Джонни на близлежащую ферму, и жуткие отголоски его воплей еще долго смущали покой всей округи.
На этом самом месте Фред Пек обычно обрывает свой рассказ. "Ну, а что еще добавить, я не знаю, - говорит он. - История эта мрачная, с плохим концом - стоит ли удивляться, что Софи после случившегося стала какой-то странной".
Так завершается это повествование, если время позднее и старик Уилмер уже поковылял домой; однако если он еще толчется поблизости, то уж наверняка не удержится и вновь вступит в разговор. Наслушавшись сиплого стариковского шепота, некоторые потом боятся ходить мимо дома с закрытыми ставнями или кладбища, особенно когда стемнеет.
"Хм, хм... Да Фред тогда совсем мальчонкой был - где ж ему упомнить! Желаете, стало быть, узнать, отчего это Софи окна ставнями закрыла и почему дурачок Джонни по сей день с обоими покойниками разговаривает да под окнами ее дома кричит? Что ж, господин хороший, может, и мне не все ведомо, но что слышал - то слышал".
При этих словах старик выплевывает изо рта жевательный табак и, придвинувшись к слушателю, усаживается для долгого разговора.
"Случилось это, заметьте, той же ночью - вернее, уже под утро, то есть, часов всего через восемь после похорон. Тогда-то и услышали мы первый крик. Кричали из дома Софи - да так, что всех нас разбудили. Вскочили мы - Стив с Эмили и я со своей Матильдой - и скорсй туда, прямо в исподнем. Смотрим: на полу в комнате, которая для гостей, лежит без чувств Софи - при полной одежде. Хорошо хоть, что дверь не заперла. Стали мы ее отхаживать, а она трясется, как лист; и так ей, видать, тяжко, что и говорить не может: слово-другое проронила - и все. Матильда с Эмили давай ее успокаивать, а Стив тут такое мне стал нашептывать, что я и сам покой потерял. Прошло эдак с час, когда решили мы, что скоро уже и по домам можно, да Софи вдруг вроде как прислушиваться к чему-то начала: голову набок склонит и слушает. А потом как завопит - и шлеп опять в обморок.
Я, господин хороший, говорю все как есть, безо всяких там намеков, как Стив Барбор: уж он бы напустил туману, коли взялся бы досказать. Он у нас был мастак на такие штуки... десять лет, как помер он, от воспаления легких...
Помните, той ночью нам послышались какие-то звуки - ну, конечно, это шумнул бедняга Джонни. От дома до кладбища не больше мили; видать, он с фермы убежал - через окно вылез, хоть Блейк, полицейский, и клянется, что той ночью Джонни сидел взаперти и никуда нес уходил. С тех пор и вертится Джонни у этих самых могил и разговаривает с лежащими там: холмик Тома с руганью пинает, а на холмик Генри кладет цветочки, веночки и все такое прочее. Ну а коли Джонни не на кладбище, то, значит, возле дома Софи шляется: воет под закрытыми ставнями, что скоро, мол, и ее очередь придет.
Она и тогда уже в сторону кладбища - ни ногой, а теперь и вовсе из дому не выходит и к себе никого не пускает. Твердит, что Тихая Заводь - проклятое место. Кто его знает, может, она и права: дела у нас год от года идут - хуже некуда. А у самой Софи в доме и впрямь что-то неладное вечно творилось. Зашла к ней как-то Сэлли Гопкинс - то ли в 1897, то ли в 1898 году - и вдруг все окна задрожали от грохота; Джонни тут вроде как был ни при чем, он тогда сидел под замком, как божился Додж - другой полицейский. Я-то, понятное дело, ни в грош не ставлю эти россказни про всякие непонятные стуки каждое семнадцатое июня или про бледных, светящихся призраков, которые будто бы ломятся в дверь и окна дома Софи в каждую годовщину той злосчастной ночи, часов около двух.
Надо сказать, что в ту самую ночь после похорон, часа в два, Софи и услыхала впервые эти стуки, отчего пару раз падала замертво. Мы со Стивом и жены наши тоже расслышали кое-что, только шум был далекий и слабый - ну, я вам уже рассказывал. Так вот, повторяю: это наверняка шумел дурачок Джонни, что бы ни говорил наш Джотам Блейк. Ведь человечий голос или нет - издалека не распознать; а мы тогда ошалели совсем - немудрено, что нам два голоса почудилось, и притом тех, кто свое уже отговорил.
Стив после уверял, будто больше моего расслышал. Просто он слишком уж верил в привидения. А Матильда и Эмили - те с перепугу и вовсе ничего не помнят. И вот что интересно: во всей округе никто больше ни голосов, ни каких других звуков не слышал - хотя, может, никто, кроме нас, и не просыпался тогда в такую рань.
Что это было - не знаю; но шум такой тихий - словно ветерок налетел. Все бы так, кабы не слова. Кое-какие я расслышал, но за все те, что передал потом Стив, не поручусь....
Слова "ведьма... все время... Генри... живой..." были слышны отчетливо, так же, как и "ты знаешь... говорила, будешь заодно... избавиться от него... меня схоронить...", только эти последние произносились как будто другим голосом... А потом был страшный вопль "еще вернемся!'" - он словно из-под земли вырвался... но ведь Джонни тоже так вопить умеет.
...Эй, постойте, куда же вы? Чего это вдруг заспешили? Я еще кое-что рассказать могу, если, конечно, припомню..."
Рассказ опубликован во 2-ом томе полного собрания сочинений Г.Ф. Лавкрафта (МП "Форум" совместно с фирмой №2 "Техномарк", Москва, 1993). Перевод М. Волковой
OCR: Rovdyr
Написать нам
Форум
Начало формы
Конец формы
(c) Russian Gothic Project
1 2 3