Именно вот такой трудолюбивый, именно вот такой карабкающийся вниз, именно такой вот чувствующий за версту братец нам и нужен. А скажи-ка, братец Пилат III, не чувствуешь ли ты сейчас за версту приближение домового переворота?
— Никак нет!
— Досадно! Ай-яй-яй как досадно… Но ведь что нам с тобой и со мной мешает сделать так, чтобы это ужасное «никак нет» преобразовалось в благородное «никак есть»? Чтобы ты почувствовал за версту и доложил мне: «Никак, братец Цезарь X, есть приближение домового переворота…» Как ты сам знаешь, последние выборы закончились для нас легким поражением, но, как, возможно, ты не очень знаешь, оппозиция свое грозное оружие не сложила. Если нам удастся поменять доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента с левого на правое направление и занять Кабинет Избранных, я помогу тебе вскарабкаться очень и очень низко.
Он замолчал, вкрадчиво на меня посмотрел, позвенел хрустально штанами и вдруг выпалил:
— Ты ведь, как я предполагаю по агентурным данным, знаком с самим братцем Принцессой…
— Не очень, — с готовностью ответил я.
— А вот тут твой тонкий юмор не совсем уместен, хотя я его и ценю.
Братец Цезарь X опять замолчал. Мы молча промолчали полчаса.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Не очень, — повторил мою цитату из речи Самого Братца Президента на открытии спецтуалета для братцев из Кабинета Избранных на арене гладиагоров братец Цезарь X. — Сам Братец Президент сказал не совсем так, ты только начал его гениальную мысль, но не докончил. К тому же она была произнесена совсем по другому поводу, хотя высказывания Самого Братца Президента пригодны, как ты справедливо решил, на все случаи жизни. Полностью цитата выглядит вот как: «Не очень писается…» Хотя… быть может, ты и прав… Я тебя спрашиваю: «Ты ведь знаком с самим братцем Принцессой?» А ты отвечаешь цитатой: «Не очень писается…», имея в виду, что не очень писается, поскольку не очень знаком. Гм… Да, именно так, на все случаи жизни… А ты, выходит, братец молодец! Кто бы мог такое придумать…
— Служу Нашему Дому! — рявкнул я.
— Значит, не очень тебе писается, поскольку ты не очень знаком с самим братцем Принцессой, так? Но скажи-ка, братец Пилат III, что тебе мешает сделать так, чтобы писалось даже очень? Что тебе мешает познакомиться с ним поближе? Не скрою от тебя эту важную домовую тайну: в таком сближении мы весьма заинтересованы. Некоторые его… причуды под твоим настойчивым содействием могут сильно развиться и оказать нам неоценимую для тебя услугу.
— Но ведь он заразна! — Как того и требовали правила хорошего тона, начал я торговаться. — Я подвергаю свою драгоценную жизнь смертельной опасности!
— За что мы тебе неплохо платим.
— А что, если это мое сближение сблизит меня с сумасшедшим домом?
— С одной стороны, левой, тебе покровительствует сам братец Белый Полковник. С другой стороны, правой, если домовой переворот удастся, а я не сомневаюсь, что он удастся, то синекуру Великого Ревизора займу лично я. Опасаться тут совершенно нечего, да и от сумасшествия пока никто не умирал.
Я стал осмысливать сказанное. Сказанное было сказано сильно. Однако торговаться все еще требовали приличия, и я хорошим тоном сказал:
— Я думаю, мне положена доплата за вредность.
Братец Цезарь X улыбнулся как можно более вкрадчиво, а потом посмотрел на меня так, что мне враз расхотелось не то что придерживаться приличий, но даже и думать о них.
— Что делать? — бодро рявкнул я.
— Войти в полное доверие к братцу Принцессе. Всеми силами способствовать развитию его странных причуд. Докладывать лично мне обо всех его разговорах. Это — первая часть задания.
— А вторая? — осмелился очень смело спросить я.
— О второй узнаешь тогда, когда это мне понадобится, — вкрадчиво отрезал свой ответ от моего вопроса братец Цезарь X, но вдруг снизошел и добавил: — Возможно, примешь самое непосредственное участие в активной акции.
Услышав о своем возможном участии в активной акции, я чуть не свалился со стула, который на самом деле был креслом, но не свалился, так как полулегального отдела активных акций, свалиться не посмел.
— Теперь относительно братца Белого Полковника, — продолжил братец Цезарь X, не дав мне вида, что заметил, что я чуть было не посмел посметь. — Скажи-ка, не назначил ли он тебе сегодня встречу?
— Так точно! — как можно подобострастнее рявкнул я, чтобы этой подобострастностью немного загладить то, что я чуть было не посмел и о чем не подал вида братец Цезарь X.
— Можешь сказать ему, что мы интересуемся братцем Принцессой. Можешь поставлять ему некоторые агентурные данные о братце Принцессе, но делая упор на то, что он представляется тебе вполне нормальной… так, за редкими исключениями, без которых не бывает правил, конечно, если эти правила не касаются правил, установленных возглавляемым Самим Братцем Президентом Кабинетом Избранных. Дай ему понять, что мы обеспокоены редкими исключениями и желаем ему помочь с ними справиться. Намекни, что, сотрудничая с нами, все же глобальнее сотрудничаешь с ним. Это будет убедительно, поскольку на данный момент ты левосторонний. Все ли тебе понятно, братец Пилат III?
— Так точно!
Братец Цезарь X, закончив наши переговоры, назвал тайный пароль и прошел куда-то сквозь стену. Я же, выпив подряд три бокала божественного нектара, стал есть огромную то ли гроздь, то ли I кисть винограда. Мои мысли перескакивали с братца Цзаря X на братца Белого Полковника, с братца Белого Полковника на братца Принцессу, с братца Принцессы на братца Пилата III, с братца Пилата III на братца Цезаря X… К ним примешивались мысли о моем понижении: завтрашнем и грядущем, об оппозиции и ее планах, о наших замечательных мыслеводителях, о моем участии в активной акции… Было похоже на то, что братца Пилата III разные силы тянули в разные стороны. Эти силы могли вынести его прямиком в Великую Мечту, но могли и разорвать на части. Работать на обе силы сразу было заманчиво. Не угодить хотя бы одной — опасно. Ко всему прочему, братец Принцесса была заразна. Однако платить они собирались щедро…
Назвав тайный пароль, в залу вернулся братец Цезарь X, но не один, а с каким-то маленьким сухоньким братцем десятизубочником, глаза которого таинственно закрывала белая таинственная повязка. В правой руке сухонький братец держал обнаженную шпагу.
Мой ум подумал: вот и пришел твой конец. Наверное, братец Цезарь X все же разгадал твое было возникшее желание посметь чть не свалиться со стула и вот привел с собой таинственного мстителя... Но братец Цезарь X примирительно провозгласил:
— Сейчас, братец Пилат III, ты пройдешь обряд предварительного посвящения в стройные ряды Я было захотел захотеть попятиться назад, поскольку я вовсе не думал, что мне очень нужно это их предварительное посвящение.
— Зачем? — в целях прояснения ситуации шепотом пролепетал я.
— Затем, — вкрадчиво объяснил мне братец Цезарь X.
И мне все-все стало понятно. Десятизубый братец в таинственной белой повязке на глазах опустил на мое правое плечо шпагу и легонько подтолкнул к стене. Переступая стену, я ожидал увидеть за ней целую кучу братцев с повязками на глазах, чадящие лампы-факелы… и что-нибудь еще в этом же роде, однако увидел шикарную белую комнату, в центре которой на белом постаменте стояла большая черная ванна. Кроме ла черной ванны, в белой комнате стояли различнейшие орудия пыток. Орудия пыток также висели во множестве на стенах…
Братец, державший на моем правом плече шпагу, сорвал повязку с глаз, и я увидел, что глаз под ней не было, а были две пустые глазницы.
Душа братца Пилата III переместилась в пятки. А тут еще братец Цезарь X весело рассмеялся и зловеще сказал:
— Это — братец Иуда MCXIII, предатель.
От сказанного душа братца Пилата III переместилась из пяток в каблуки его ботинок, которые были на моих ногах. Каблуки от души задымились. Братец Цезарь X продолжил:
— Предатели всегда умирают, но братцу Иуде МСХIII дарована жалкая жизнь, чтобы он пытал срашными пытками и потом умерщвлял, бросая вот в эту черную ванну, всех других предателей, имевших несчастный шанс появиться в нашем самом лучшем из всех других домов Нашем замечательном Доме. В ванне истерзанные справедливой карой, разорванные на куски возмездием, обезглавленные правосудием, молящие о скорейшей кончине братцы предатели бесследно исчезают, от них не остстается даже пепла, который бы мог возродиться в новых братцах и новых свершениях… Скажи-ка, оратец Пилат III, ты основательно все запомнил?
Моя душа, дымившаяся в каблуках, бодро рявнула:
— Так точно!
А братец Цезарь X приказал:
— Трепещи!
И я стал трепетать.
— От чего трепещешь, братец Пилат III?
— От восторга, что живу в Нашем замечательном Доме, — трепеща от восторга, что живу в нашем замечательном Доме, бодро рявкнул я.
— Идиот! Трепещи от ужаса!
Я перестал трепетать от восторга и стал трепетать от ужаса. От моего жуткого трепета завибрировала сначала ванна, потом — орудия пыток, потом — сама белая комната вместе с находившимися в ней братцем Цезарем X и братцем Иудой MCXIII, не говоря уже о братце Пилате III.
Вибрируя зубами и голосом, братец Цезарь X приказал:
— На колени!
Я рухнул коленями об пол.
— Повторяй за мной слова трепетной клятвы! Клянусь… — начал трепетным речитативом вибрировать братец Цезарь X, и ему трепетным эхом вторил братец Иуда MCXIII. которому, трепеща и вибрируя, вторил я. — Клянусь, не щадя ничьих жизней, служить великому делу правостороннего движения, являющемуся самым истинным изо всех других истинных движений во всем этом Нашем Общем Доме. Клянусь, что буду беспрекословно и точно исполнять все распоряжения нижестоящих в движении братцев, как учит нас бессмертное правое полушарие желудка Самого Братца Президента, ради беззаветного служения которому не пожалею ничьей до последней капли крови. Клянусь, что отныне буду активным участником полулегального отдела активных акций и делом докажу преданность его святым идеалам. Клянусь, что покарает меня за предательство братец Иуда MCXIII страшными братцевскими пытками: выкалыванием глаз, отрезанием ушей, вырыванием ноздрей, ногтей, зубов, пальцев, волос, всех моих членов, а также расчленением, четвертованием, обезглавливанием, повешением, расстрелом, сажанием на кол, на электрический стул… и полным умерщвлением с полным растворением в ванне. Слава Самому Братцу Президенту! Слава! Слава! Слава!
Наши трепетные голоса замолкли, но я продолжал трепетать. От моего трепета со стен стали соскакивать и падать на пол орудия пыток…
— Хорошо, истинно братцевски трепещешь, братец Пилат III, — вибрируя зубами, короной, голосом, телом, поблагодарил меня за истинно братцевский трепет братец Цезарь X. — Однако хватит…
Я продолжал трепетать. Даже несмотря на приказ братца Цезаря X, что, однако, хватит. Черная ванна от моего истинно братцевского трепета съехала с постамента, стены белой комнаты пошли трещинами…
— Служить! — рявкнул братец Цезарь X.
Я застыл по стойке «смирно» двадцатой степени. Комната и все, что в ней находилось, продолжали трепетать еще примерно три минуты. Когда и этот трепет закончился, братец Цезарь X прикрепил к груди моего фрака медаль «За трепетное отношение к долгу».
После награждения, оставив братца Иуду MCXIII в белой комнате, мы перешли с братцем Цезарем X в залу, где опять уселись вокруг прежнего столика. Братец Цезарь X наполнил бокалы и сказал:
— А скажи-ка, братец Пилат III, не снился ли тебе недавно сон о какой-то ванной комнате?
— Приснился, — охотно подтвердил я свой сон, который мне недавно снился, рассматривая левым глазом полученную на грудь фрака медаль. Медаль была очень красивая, она очень шла к моей короне, и ее очень хотелось гладить рукой, но на это я не отваживался, так как чувствовал себя виноватым, что не смог сразу же выполнить приказ братца Цезаря X «однако хватит».
— Надеюсь, ты никогда его не забудешь... Впредь мы будем встречаться не здесь, а если ты когда-либо снова здесь появишься... — Он немного вкрадчиво помолчал, а потом крайне вкрадчиво закончил: — Значит, сон был с глубоким смыслом.
Я залпом осушил бокал и то, что в нем было. Братец Цезарь X наполнил бокал снова. Я осушил еще раз. Сном было не только произошедшее, но и происходящее: братец Цезарь X порылся в кармане, достал оттуда медаль «Заслуженный мелиоратор» и прицепил ее к груди моего фрака. Я скосил на нее правый глаз...
— А здорово это ты отмочил: «Трепещу от восторга», — вдруг захихикал братец Цезарь X. — Ценю... Молодец, истинно правостороннее чувство юмора...
От гордости я выпятил вперед правую часть груди. Медали на груди мелодично позвякивали, подпевая хрустальному звону штанов братца Цезаря X, которые гармонично вплетали свою мелодию в вечную песню радости Железного Бастиона. Видя и слыша все это, очень хотелось жить.
Братец Цезарь X назвал пароль, и стена залы отъехала в сторону, открыв за собой коридор, выпустивший меня на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Никак нет!
— Досадно! Ай-яй-яй как досадно… Но ведь что нам с тобой и со мной мешает сделать так, чтобы это ужасное «никак нет» преобразовалось в благородное «никак есть»? Чтобы ты почувствовал за версту и доложил мне: «Никак, братец Цезарь X, есть приближение домового переворота…» Как ты сам знаешь, последние выборы закончились для нас легким поражением, но, как, возможно, ты не очень знаешь, оппозиция свое грозное оружие не сложила. Если нам удастся поменять доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента с левого на правое направление и занять Кабинет Избранных, я помогу тебе вскарабкаться очень и очень низко.
Он замолчал, вкрадчиво на меня посмотрел, позвенел хрустально штанами и вдруг выпалил:
— Ты ведь, как я предполагаю по агентурным данным, знаком с самим братцем Принцессой…
— Не очень, — с готовностью ответил я.
— А вот тут твой тонкий юмор не совсем уместен, хотя я его и ценю.
Братец Цезарь X опять замолчал. Мы молча промолчали полчаса.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Не очень, — повторил мою цитату из речи Самого Братца Президента на открытии спецтуалета для братцев из Кабинета Избранных на арене гладиагоров братец Цезарь X. — Сам Братец Президент сказал не совсем так, ты только начал его гениальную мысль, но не докончил. К тому же она была произнесена совсем по другому поводу, хотя высказывания Самого Братца Президента пригодны, как ты справедливо решил, на все случаи жизни. Полностью цитата выглядит вот как: «Не очень писается…» Хотя… быть может, ты и прав… Я тебя спрашиваю: «Ты ведь знаком с самим братцем Принцессой?» А ты отвечаешь цитатой: «Не очень писается…», имея в виду, что не очень писается, поскольку не очень знаком. Гм… Да, именно так, на все случаи жизни… А ты, выходит, братец молодец! Кто бы мог такое придумать…
— Служу Нашему Дому! — рявкнул я.
— Значит, не очень тебе писается, поскольку ты не очень знаком с самим братцем Принцессой, так? Но скажи-ка, братец Пилат III, что тебе мешает сделать так, чтобы писалось даже очень? Что тебе мешает познакомиться с ним поближе? Не скрою от тебя эту важную домовую тайну: в таком сближении мы весьма заинтересованы. Некоторые его… причуды под твоим настойчивым содействием могут сильно развиться и оказать нам неоценимую для тебя услугу.
— Но ведь он заразна! — Как того и требовали правила хорошего тона, начал я торговаться. — Я подвергаю свою драгоценную жизнь смертельной опасности!
— За что мы тебе неплохо платим.
— А что, если это мое сближение сблизит меня с сумасшедшим домом?
— С одной стороны, левой, тебе покровительствует сам братец Белый Полковник. С другой стороны, правой, если домовой переворот удастся, а я не сомневаюсь, что он удастся, то синекуру Великого Ревизора займу лично я. Опасаться тут совершенно нечего, да и от сумасшествия пока никто не умирал.
Я стал осмысливать сказанное. Сказанное было сказано сильно. Однако торговаться все еще требовали приличия, и я хорошим тоном сказал:
— Я думаю, мне положена доплата за вредность.
Братец Цезарь X улыбнулся как можно более вкрадчиво, а потом посмотрел на меня так, что мне враз расхотелось не то что придерживаться приличий, но даже и думать о них.
— Что делать? — бодро рявкнул я.
— Войти в полное доверие к братцу Принцессе. Всеми силами способствовать развитию его странных причуд. Докладывать лично мне обо всех его разговорах. Это — первая часть задания.
— А вторая? — осмелился очень смело спросить я.
— О второй узнаешь тогда, когда это мне понадобится, — вкрадчиво отрезал свой ответ от моего вопроса братец Цезарь X, но вдруг снизошел и добавил: — Возможно, примешь самое непосредственное участие в активной акции.
Услышав о своем возможном участии в активной акции, я чуть не свалился со стула, который на самом деле был креслом, но не свалился, так как полулегального отдела активных акций, свалиться не посмел.
— Теперь относительно братца Белого Полковника, — продолжил братец Цезарь X, не дав мне вида, что заметил, что я чуть было не посмел посметь. — Скажи-ка, не назначил ли он тебе сегодня встречу?
— Так точно! — как можно подобострастнее рявкнул я, чтобы этой подобострастностью немного загладить то, что я чуть было не посмел и о чем не подал вида братец Цезарь X.
— Можешь сказать ему, что мы интересуемся братцем Принцессой. Можешь поставлять ему некоторые агентурные данные о братце Принцессе, но делая упор на то, что он представляется тебе вполне нормальной… так, за редкими исключениями, без которых не бывает правил, конечно, если эти правила не касаются правил, установленных возглавляемым Самим Братцем Президентом Кабинетом Избранных. Дай ему понять, что мы обеспокоены редкими исключениями и желаем ему помочь с ними справиться. Намекни, что, сотрудничая с нами, все же глобальнее сотрудничаешь с ним. Это будет убедительно, поскольку на данный момент ты левосторонний. Все ли тебе понятно, братец Пилат III?
— Так точно!
Братец Цезарь X, закончив наши переговоры, назвал тайный пароль и прошел куда-то сквозь стену. Я же, выпив подряд три бокала божественного нектара, стал есть огромную то ли гроздь, то ли I кисть винограда. Мои мысли перескакивали с братца Цзаря X на братца Белого Полковника, с братца Белого Полковника на братца Принцессу, с братца Принцессы на братца Пилата III, с братца Пилата III на братца Цезаря X… К ним примешивались мысли о моем понижении: завтрашнем и грядущем, об оппозиции и ее планах, о наших замечательных мыслеводителях, о моем участии в активной акции… Было похоже на то, что братца Пилата III разные силы тянули в разные стороны. Эти силы могли вынести его прямиком в Великую Мечту, но могли и разорвать на части. Работать на обе силы сразу было заманчиво. Не угодить хотя бы одной — опасно. Ко всему прочему, братец Принцесса была заразна. Однако платить они собирались щедро…
Назвав тайный пароль, в залу вернулся братец Цезарь X, но не один, а с каким-то маленьким сухоньким братцем десятизубочником, глаза которого таинственно закрывала белая таинственная повязка. В правой руке сухонький братец держал обнаженную шпагу.
Мой ум подумал: вот и пришел твой конец. Наверное, братец Цезарь X все же разгадал твое было возникшее желание посметь чть не свалиться со стула и вот привел с собой таинственного мстителя... Но братец Цезарь X примирительно провозгласил:
— Сейчас, братец Пилат III, ты пройдешь обряд предварительного посвящения в стройные ряды Я было захотел захотеть попятиться назад, поскольку я вовсе не думал, что мне очень нужно это их предварительное посвящение.
— Зачем? — в целях прояснения ситуации шепотом пролепетал я.
— Затем, — вкрадчиво объяснил мне братец Цезарь X.
И мне все-все стало понятно. Десятизубый братец в таинственной белой повязке на глазах опустил на мое правое плечо шпагу и легонько подтолкнул к стене. Переступая стену, я ожидал увидеть за ней целую кучу братцев с повязками на глазах, чадящие лампы-факелы… и что-нибудь еще в этом же роде, однако увидел шикарную белую комнату, в центре которой на белом постаменте стояла большая черная ванна. Кроме ла черной ванны, в белой комнате стояли различнейшие орудия пыток. Орудия пыток также висели во множестве на стенах…
Братец, державший на моем правом плече шпагу, сорвал повязку с глаз, и я увидел, что глаз под ней не было, а были две пустые глазницы.
Душа братца Пилата III переместилась в пятки. А тут еще братец Цезарь X весело рассмеялся и зловеще сказал:
— Это — братец Иуда MCXIII, предатель.
От сказанного душа братца Пилата III переместилась из пяток в каблуки его ботинок, которые были на моих ногах. Каблуки от души задымились. Братец Цезарь X продолжил:
— Предатели всегда умирают, но братцу Иуде МСХIII дарована жалкая жизнь, чтобы он пытал срашными пытками и потом умерщвлял, бросая вот в эту черную ванну, всех других предателей, имевших несчастный шанс появиться в нашем самом лучшем из всех других домов Нашем замечательном Доме. В ванне истерзанные справедливой карой, разорванные на куски возмездием, обезглавленные правосудием, молящие о скорейшей кончине братцы предатели бесследно исчезают, от них не остстается даже пепла, который бы мог возродиться в новых братцах и новых свершениях… Скажи-ка, оратец Пилат III, ты основательно все запомнил?
Моя душа, дымившаяся в каблуках, бодро рявнула:
— Так точно!
А братец Цезарь X приказал:
— Трепещи!
И я стал трепетать.
— От чего трепещешь, братец Пилат III?
— От восторга, что живу в Нашем замечательном Доме, — трепеща от восторга, что живу в нашем замечательном Доме, бодро рявкнул я.
— Идиот! Трепещи от ужаса!
Я перестал трепетать от восторга и стал трепетать от ужаса. От моего жуткого трепета завибрировала сначала ванна, потом — орудия пыток, потом — сама белая комната вместе с находившимися в ней братцем Цезарем X и братцем Иудой MCXIII, не говоря уже о братце Пилате III.
Вибрируя зубами и голосом, братец Цезарь X приказал:
— На колени!
Я рухнул коленями об пол.
— Повторяй за мной слова трепетной клятвы! Клянусь… — начал трепетным речитативом вибрировать братец Цезарь X, и ему трепетным эхом вторил братец Иуда MCXIII. которому, трепеща и вибрируя, вторил я. — Клянусь, не щадя ничьих жизней, служить великому делу правостороннего движения, являющемуся самым истинным изо всех других истинных движений во всем этом Нашем Общем Доме. Клянусь, что буду беспрекословно и точно исполнять все распоряжения нижестоящих в движении братцев, как учит нас бессмертное правое полушарие желудка Самого Братца Президента, ради беззаветного служения которому не пожалею ничьей до последней капли крови. Клянусь, что отныне буду активным участником полулегального отдела активных акций и делом докажу преданность его святым идеалам. Клянусь, что покарает меня за предательство братец Иуда MCXIII страшными братцевскими пытками: выкалыванием глаз, отрезанием ушей, вырыванием ноздрей, ногтей, зубов, пальцев, волос, всех моих членов, а также расчленением, четвертованием, обезглавливанием, повешением, расстрелом, сажанием на кол, на электрический стул… и полным умерщвлением с полным растворением в ванне. Слава Самому Братцу Президенту! Слава! Слава! Слава!
Наши трепетные голоса замолкли, но я продолжал трепетать. От моего трепета со стен стали соскакивать и падать на пол орудия пыток…
— Хорошо, истинно братцевски трепещешь, братец Пилат III, — вибрируя зубами, короной, голосом, телом, поблагодарил меня за истинно братцевский трепет братец Цезарь X. — Однако хватит…
Я продолжал трепетать. Даже несмотря на приказ братца Цезаря X, что, однако, хватит. Черная ванна от моего истинно братцевского трепета съехала с постамента, стены белой комнаты пошли трещинами…
— Служить! — рявкнул братец Цезарь X.
Я застыл по стойке «смирно» двадцатой степени. Комната и все, что в ней находилось, продолжали трепетать еще примерно три минуты. Когда и этот трепет закончился, братец Цезарь X прикрепил к груди моего фрака медаль «За трепетное отношение к долгу».
После награждения, оставив братца Иуду MCXIII в белой комнате, мы перешли с братцем Цезарем X в залу, где опять уселись вокруг прежнего столика. Братец Цезарь X наполнил бокалы и сказал:
— А скажи-ка, братец Пилат III, не снился ли тебе недавно сон о какой-то ванной комнате?
— Приснился, — охотно подтвердил я свой сон, который мне недавно снился, рассматривая левым глазом полученную на грудь фрака медаль. Медаль была очень красивая, она очень шла к моей короне, и ее очень хотелось гладить рукой, но на это я не отваживался, так как чувствовал себя виноватым, что не смог сразу же выполнить приказ братца Цезаря X «однако хватит».
— Надеюсь, ты никогда его не забудешь... Впредь мы будем встречаться не здесь, а если ты когда-либо снова здесь появишься... — Он немного вкрадчиво помолчал, а потом крайне вкрадчиво закончил: — Значит, сон был с глубоким смыслом.
Я залпом осушил бокал и то, что в нем было. Братец Цезарь X наполнил бокал снова. Я осушил еще раз. Сном было не только произошедшее, но и происходящее: братец Цезарь X порылся в кармане, достал оттуда медаль «Заслуженный мелиоратор» и прицепил ее к груди моего фрака. Я скосил на нее правый глаз...
— А здорово это ты отмочил: «Трепещу от восторга», — вдруг захихикал братец Цезарь X. — Ценю... Молодец, истинно правостороннее чувство юмора...
От гордости я выпятил вперед правую часть груди. Медали на груди мелодично позвякивали, подпевая хрустальному звону штанов братца Цезаря X, которые гармонично вплетали свою мелодию в вечную песню радости Железного Бастиона. Видя и слыша все это, очень хотелось жить.
Братец Цезарь X назвал пароль, и стена залы отъехала в сторону, открыв за собой коридор, выпустивший меня на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26