Ему снилось, будто он проглотил товарища Макаронского, а Анкетова хочет послать Якову Сергеевичу открытое письмо и требует, чтобы Флоров переправил его адресату.
Юрий Никитич повернулся на другой бок, скрипнул зубами и проснулся. Часы показывали половину четвёртого. Флоров зевнул, поправил сбившееся одеяло и снова закрыл глаза. И вдруг он услышал странный звук, исходивший от окна. Юрий Никитич нехотя приоткрыл один глаз и замер. Створки окна медленно отворились, и в его проёме мелькнула какая-то тень. Кто-то невысокий и подвижный бесшумно спрыгнул на пол и крадущейся походкой приблизился к платяному шкафу. Через мгновение с подоконника, кряхтя, спустился в комнату ещё один непрошеный гость и осторожно направился к серванту.
Флоров, затаив дыхание, лежал с открытым глазом, боясь открыть второй, чтобы шуршанием века не привлечь к себе внимания грабителей. А те бесцеремонно принялись шарить по полкам и ящикам, зачем-то заглянули в холодильник и наконец полезли под кровать.
– Здесь ничего нет, – приглушённо сказал из-под кровати первый пришелец.
– И тут нету, – отозвался второй, ковыряя вилкой в кастрюле с гречневой кашей.
«Только бы до письменного стола не добрались! – Молитвенно поднял к потолку открытый глаз Флоров. – Только бы там не искали…»
Но его надеждам не суждено было сбыться. Грабители ещё минут пять послонялись по комнате, а потом, словно сговорившись, направились к письменному столу. Юрий Никитич лежал неестественно прямой и неподвижный, как гладильная доска, и с нарастающим ужасом думал о том, что будет дальше. Выдержка оставила его.
– Стой! – заорал он что есть мочи. – Стойте, мерзавцы!
Он соскочил с кровати, в два прыжка настиг воров и набросил им на головы одеяло. Грабители обмякли и беспомощно опустились на пол.
– Извините, – жалобно сказал один из них. – Мы больше не будем…
– Не надо поднимать шума, – попросил второй.
– Да, да, не надо, – поддержал его первый. – Мы порядочные люди. Может, характеристики представить?
Он выбрался из-под одеяла, и Флоров узнал Ноликова.
– Доброе утро, – поклонился Ноликов. – Вы на нас не сердитесь, мы общественное поручение выполняли…
– Предмет этот проклятый искали, – поднимаясь с пола, подтвердил Балдаев.
– Как вы можете так говорить о принадлежности товарища Ковшова? – осуждающе заметил Ноликов. – Тем более в присутствии посторонних лиц…
– Ничего, ничего, – успокоил его начинающий приходить в себя Флоров. – Какой же я посторонний? Я скорее… так сказать, участник…
– И вы её не обнаружили, не перепрятывали? – Недоверчиво прищурился Балдаев.
– Конечно, нет, – заверил Юрий Никитич. – Зачем она мне нужна? Однако что это за фокусы? Врываетесь ночью, шарите по всем углам. – Голос Флорова звучал всё увереннее. – Безобразие! Я вот сообщу в милицию! Вы нанесли мне… нанесли моральный убыток! Я потерпел из-за вас нравственный ущерб!
– В милицию нельзя, – возразил Балдаев. – Если бы вы чепуху какую-нибудь проглотили: расчёску или там запонки, – тогда другое дело! А за такую вещь вас в милиции по головке не погладят.
Пыл Флорова несколько угас.
– Но всё-таки, – проворчал Юрий Никитич, – залезать в чужую комнату…
– Ну чего уж там, – примирительно сказал Балдаев. Нас тоже понять можно: думаете, приятно тратить на вас свободное время? Что поделаешь – общественная работа! Представьте себе, что мы тут у вас макулатуру собирали…
– Или… или пришли взносы в кассу взаимопомощи получать, – добавил Ноликов.
– Ладно, представлю, – недовольно согласился Флоров. Но только чтоб это было в последний раз!
– Это мы вам обещаем, – прочувствованно произнёс Ноликов.
– А вы только поклянитесь, что этот предмет не перепрятывали! – потребовал Балдаев.
– Клянусь, – стукнул себя в грудь Юрий Никитич.
– Чем? – деловито поинтересовался Балдаев. – Чем клянётесь?
– Самым дорогим! – патетически воскликнул Флоров.
– А что у вас самое дорогое? – потребовал уточнить Балдаев.
Юрий Никитич задумался, пошевелил губами, посмотрел на шкаф и наконец уверенно сказал:
– Габардиновое пальто.
– Идёт, – согласился Балдаев. – Клянитесь…
Глава VI
ФЛОРОВ МЕНЯЕТ ОБЛИК
Новоселье было мрачным, как похороны. Только на Флорове была легкомысленная рубашка цветочками, все остальные пришли в чёрном. Гости были все свои, проверенные. Первое слово было предоставлено товарищу Макаронскому.
– Мы собрались здесь, – сказал он строго и торжественно, – чтобы проводить на новое, более надёжное местожительство известную вам принадлежность товарища Ковшова в лице нашего сотрудника Флорова. Мы хорошо знали товарища Флорова как неважного, несерьёзного работника, пустого и легкомысленного человека. Однако за период, прошедший с момента нашего последнего совещания, обстоятельства несколько изменились. За отчётный отрезок времени мне удалось согласовать с определёнными инстанциями вопрос об этичности глотания принадлежностей руководящих товарищей.
В частности, я имел беседы по этому вопросу с заместителем товарища Ковшова – товарищем Моралюком. Он сообщил мне, что, возможно, товарищ Ковшов захочет сам лично увидеть человека, который проглотил его вещь. В связи с этим нам надлежит подготовиться к такой встрече соответствующим образом. Надо полагать, товарищ Ковшов вряд ли поймёт нас, если узнает, что человек, пошедший на такой шаг, является каким-то заурядным работником, не имеющим даже учёной степени. Товарища Ковшова может задеть это обстоятельство, он может подумать, что мы демонстративно доверяем его принадлежности кому попало. Чтобы этого не произошло, Флорову придется срочно поступить в заочную аспирантуру.
– Я туда не попаду! – замахал руками Юрий Никитич. У меня способностей нет к научной работе!
– Изыщем! – многозначительно сказал Макаронский.
– Но я всё забыл, что в институте изучал!
– Напомним!
– Всё равно я не пройду по конкурсу, – покачал головой Флоров.
– Проведём! – заверил начальник отдела.
– Как это? – не понял Юрий Никитич.
– А так. Напишем ходатайство, рекомендацию дадим. Будете стипендиатом нашего отдела.
– Раз такое дело, надо бы ему репетитора нанять, внёс предложение Ноликов.
– Подождите вы с пустяками, – перебил его Балдаев. Сперва надо выяснить, кто за Флоровым в аспирантуре наблюдать будет. Придётся, видно, и кому-то из нас вместе с ним поступать.
– Это не обязательно, – осадил его Макаронский. Флоров ведь будет заочным аспирантом. Что же касается репетитора, то это предложение мне представляется дельным. Теперь дальше. Видите вы хорошо? – обратился он к Юрию Никитичу.
– Да… – растерялся тот, – не жалуюсь.
– Досадно! – поморщился Яков Сергеевич. – Вид у вас не очень интеллигентный. В очках вы выглядели бы культурнее. Ну, ладно, ничего не попишешь! Попробуйте тогда причёску изменить. Лоб закройте, он у вас какой-то невыразительный. А глаза загородите ладонью, будто вы о чём-то задумались… Вот так, хорошо… Сделаете так, когда будете беседовать с товарищем Ковшовым. У вас получается самоуглублённый вид, и в то же время ваши черты будет трудно разглядеть.
– А вдруг товарищ Ковшов спросит, какое у него хобби! – предположил Ноликов, поддевая вилкой солёный огурец.
– Вполне вероятно, – поддержал его товарищ Макаронский. – И тут надо не ударить в грязь лицом. Человек, проглотивший предмет товарища Ковшова, должен обладать широким кругом интересов.
– Может, Флорову начать иконы собирать? – развил свою мысль ободрённый поддержкой начальства Ноликов. – Сейчас это модно. Некоторые интеллигенты увлекаются…
– Да вы что? – постучал себя пальцем по лбу Кондрактов. – Товарищ Ковшов двухгодичные курсы научного атеизма недавно окончил! Он не поймёт такого увлечения!
– Нет, нет, никаких икон! – категорически заявил Макаронский. – Надо придумать что-нибудь другое.
– Может, марки? – спросил Кондрактов.
– Банально, – покачал головой начальник отдела.
– Придумал! – закричал Балдаев. – Автографы коллекционировать! Отличное занятие для культурного человека.
– Нехорошо, – подумав, возразил Яков Сергеевич. Товарищ Ковшов может подумать, что Флоров утащил его именную принадлежность для того, чтобы пополнить свою коллекцию…
– Но у меня уже есть хобби, – робко вставил Флоров. Я… фотографией увлекаюсь.
Макаронский уронил селёдку в тарелку к Балдаеву.
– Как?.. Как вы сказали?.. Чем увлекаетесь?!
– Ф-фотографией, – запинаясь, пробормотал Юрий Никитич.
– Немедленно засветите все плёнки! – распорядился начальник. – Немедленно, в нашем присутствии! Вы, может, и ЭТО успели уже сфотографировать, прежде, чем проглотить?!
– Нет, – вздрогнул Флоров. – Я же в коридоре глотал, а там темно было…
– А плёнки всё-таки засветите! И смотрите не вздумайте рассказать о вашем хобби товарищу Ковшову!
– У вас небось ещё фотоаппарат заграничный? – поджал губы Кондрактов.
– Нет, наш! Честное слово, наш!
– Это не меняет дела. За границей тоже наши аппараты продают. Могли вам оттуда прислать!
– Я вспомнил! – воскликнул Балдаев, с аппетитом обгладывая оброненную Макаронским селёдку. – Вспомнил! У меня соседка лимоны на окне выращивает! Надо у неё семена для Флорова попросить. Пусть он тоже разводит!
– А что? – сказал начальник отдела. – Лимоны – это мысль! Вполне интеллигентно, к тому же без ненужной подоплёки. Как вы считаете, товарищ Кондрактов?
– Ну что ж, – отозвался тот, – неплохо. Очень неплохо.
– Это мы поручим Балдаеву, – заметил Яков Сергеевич. Итак, хобби имеется. Что ещё?
– А как у вас, товарищ Флоров, в смысле начитанности! – поинтересовался Кондрактов. – Какую последнюю вещь вы читали?
– М-м… Открытое письмо Анкетовой, – припомнил Юрий Никитич.
– Для товарища Ковшова это не подойдёт. Возьмите у нас в библиотеке томик Гегеля…
– Гоголя, – поправил Балдаев.
– Я знаю, что говорю, – нахмурился начальник. – Гоголя товарищ Ковшов сам читал. Может спросить что-нибудь. Так что, возьмите лучше Гегеля. Будете всегда носить под мышкой. И к товарищу Ковшову с Гегелем пойдёте. Вы будете выглядеть гармонически развитой личностью.
– Для гармонической развитости ещё спортом надо заниматься, – вмешался Ноликов. – Например, бассейн посещать…
– Вы соображаете, что говорите? – одёрнул его Балдаев. – А если эта вещь утонет? А потом её кто-нибудь со дна поднимет и злоупотреблять начнёт! Нет, тогда уж лучше Флорову в баню ходить. В бане он весь на виду.
– Баня – это не спорт, – пояснил подчинённому Макаронский. – Я предлагаю теннис. Культурная игра, и площадка огорожена. Не убежишь. Возражений нет!.. Значит, записываем Флорова в секцию. Да… и ещё вот что, товарищи. С сегодняшнего дня нам придётся относиться к Флорову с подчеркнутым уважением, чтобы продемонстрировать посторонним, что он пользуется в нашем отделе непререкаемым авторитетом. Вы меня понимаете?
– Разрешите мне, – поднялась из-за стола бледная, как майонез, Анкетова, которая всё это время молча сидела в углу стола и делала какие-то записи на салфетках. – Я тут подготовила проект закрытого письма товарищу Флорову и хочу его зачитать… – И, сложив салфетки стопкой, она начала звонким от волнения голосом: – «Того, что произошло с вами, Юрий Никитич, я ожидала уже давно. Такой человек, как вы, дисциплинированный, выдержанный, эрудированный, пользующийся огромным влиянием среди товарищей по отделу, рано или поздно должен был…»
– Совершенно верно, товарищ Анкетова, – перебил её Макаронский. – Можете не продолжать, я вижу, что вы правильно меня поняли.
– Только я бы предложил сделать это письмо открытым, посоветовал Кондрактов. – Так будет больше шансов на то, что его прочитает товарищ Ковшов.
– Согласен, – утвердил Макаронский. – Это будет ещё один положительный штрих. Я думаю, что теперь товарищ Ковшов останется доволен нашим сотрудником. Учится без отрыва от производства, Гегеля читает, имеет хобби, увлекается спортом, к тому же прекрасный работник. Вырисовывается яркий образ нашего современника. Такому человеку не стыдно и самую значительную вещь проглотить! Так поднимем же за него бокалы, товарищи! Поднимем бокалы за факсимиле товарища Ковшова, которое нас всех сблизило!
Он осушил рюмку, закусил ветчиной и, покосившись на Юрия Никитича, добавил:
– Но снимать контроль за Флоровым считаю преждевременным. Сейчас от нас, как никогда, требуется бдительность! Утроим внимание, товарищи!
Глава VII
ПОБЕГ
Гости ушли поздно. Юрий Никитич закрыл за ними дверь, повернул ключ на два оборота, навесил цепочку и, озираясь, медленно направился в кухню. По пути он заглянул в ванную, проверил, не застрял ли кто-нибудь из гостей в туалете, затем отворил дверцу стенного шкафа и раздвинул висевшие там пальто. В шкафу тоже никого не было. Тогда Флоров влез на табуретку и достал с антресолей клетчатый чемодан. Он прошёл с ним в комнату, сдвинув посуду, положил чемодан на стол и погасил свет, чтобы с улицы нельзя было ничего разглядеть.
1 2 3 4 5 6
Юрий Никитич повернулся на другой бок, скрипнул зубами и проснулся. Часы показывали половину четвёртого. Флоров зевнул, поправил сбившееся одеяло и снова закрыл глаза. И вдруг он услышал странный звук, исходивший от окна. Юрий Никитич нехотя приоткрыл один глаз и замер. Створки окна медленно отворились, и в его проёме мелькнула какая-то тень. Кто-то невысокий и подвижный бесшумно спрыгнул на пол и крадущейся походкой приблизился к платяному шкафу. Через мгновение с подоконника, кряхтя, спустился в комнату ещё один непрошеный гость и осторожно направился к серванту.
Флоров, затаив дыхание, лежал с открытым глазом, боясь открыть второй, чтобы шуршанием века не привлечь к себе внимания грабителей. А те бесцеремонно принялись шарить по полкам и ящикам, зачем-то заглянули в холодильник и наконец полезли под кровать.
– Здесь ничего нет, – приглушённо сказал из-под кровати первый пришелец.
– И тут нету, – отозвался второй, ковыряя вилкой в кастрюле с гречневой кашей.
«Только бы до письменного стола не добрались! – Молитвенно поднял к потолку открытый глаз Флоров. – Только бы там не искали…»
Но его надеждам не суждено было сбыться. Грабители ещё минут пять послонялись по комнате, а потом, словно сговорившись, направились к письменному столу. Юрий Никитич лежал неестественно прямой и неподвижный, как гладильная доска, и с нарастающим ужасом думал о том, что будет дальше. Выдержка оставила его.
– Стой! – заорал он что есть мочи. – Стойте, мерзавцы!
Он соскочил с кровати, в два прыжка настиг воров и набросил им на головы одеяло. Грабители обмякли и беспомощно опустились на пол.
– Извините, – жалобно сказал один из них. – Мы больше не будем…
– Не надо поднимать шума, – попросил второй.
– Да, да, не надо, – поддержал его первый. – Мы порядочные люди. Может, характеристики представить?
Он выбрался из-под одеяла, и Флоров узнал Ноликова.
– Доброе утро, – поклонился Ноликов. – Вы на нас не сердитесь, мы общественное поручение выполняли…
– Предмет этот проклятый искали, – поднимаясь с пола, подтвердил Балдаев.
– Как вы можете так говорить о принадлежности товарища Ковшова? – осуждающе заметил Ноликов. – Тем более в присутствии посторонних лиц…
– Ничего, ничего, – успокоил его начинающий приходить в себя Флоров. – Какой же я посторонний? Я скорее… так сказать, участник…
– И вы её не обнаружили, не перепрятывали? – Недоверчиво прищурился Балдаев.
– Конечно, нет, – заверил Юрий Никитич. – Зачем она мне нужна? Однако что это за фокусы? Врываетесь ночью, шарите по всем углам. – Голос Флорова звучал всё увереннее. – Безобразие! Я вот сообщу в милицию! Вы нанесли мне… нанесли моральный убыток! Я потерпел из-за вас нравственный ущерб!
– В милицию нельзя, – возразил Балдаев. – Если бы вы чепуху какую-нибудь проглотили: расчёску или там запонки, – тогда другое дело! А за такую вещь вас в милиции по головке не погладят.
Пыл Флорова несколько угас.
– Но всё-таки, – проворчал Юрий Никитич, – залезать в чужую комнату…
– Ну чего уж там, – примирительно сказал Балдаев. Нас тоже понять можно: думаете, приятно тратить на вас свободное время? Что поделаешь – общественная работа! Представьте себе, что мы тут у вас макулатуру собирали…
– Или… или пришли взносы в кассу взаимопомощи получать, – добавил Ноликов.
– Ладно, представлю, – недовольно согласился Флоров. Но только чтоб это было в последний раз!
– Это мы вам обещаем, – прочувствованно произнёс Ноликов.
– А вы только поклянитесь, что этот предмет не перепрятывали! – потребовал Балдаев.
– Клянусь, – стукнул себя в грудь Юрий Никитич.
– Чем? – деловито поинтересовался Балдаев. – Чем клянётесь?
– Самым дорогим! – патетически воскликнул Флоров.
– А что у вас самое дорогое? – потребовал уточнить Балдаев.
Юрий Никитич задумался, пошевелил губами, посмотрел на шкаф и наконец уверенно сказал:
– Габардиновое пальто.
– Идёт, – согласился Балдаев. – Клянитесь…
Глава VI
ФЛОРОВ МЕНЯЕТ ОБЛИК
Новоселье было мрачным, как похороны. Только на Флорове была легкомысленная рубашка цветочками, все остальные пришли в чёрном. Гости были все свои, проверенные. Первое слово было предоставлено товарищу Макаронскому.
– Мы собрались здесь, – сказал он строго и торжественно, – чтобы проводить на новое, более надёжное местожительство известную вам принадлежность товарища Ковшова в лице нашего сотрудника Флорова. Мы хорошо знали товарища Флорова как неважного, несерьёзного работника, пустого и легкомысленного человека. Однако за период, прошедший с момента нашего последнего совещания, обстоятельства несколько изменились. За отчётный отрезок времени мне удалось согласовать с определёнными инстанциями вопрос об этичности глотания принадлежностей руководящих товарищей.
В частности, я имел беседы по этому вопросу с заместителем товарища Ковшова – товарищем Моралюком. Он сообщил мне, что, возможно, товарищ Ковшов захочет сам лично увидеть человека, который проглотил его вещь. В связи с этим нам надлежит подготовиться к такой встрече соответствующим образом. Надо полагать, товарищ Ковшов вряд ли поймёт нас, если узнает, что человек, пошедший на такой шаг, является каким-то заурядным работником, не имеющим даже учёной степени. Товарища Ковшова может задеть это обстоятельство, он может подумать, что мы демонстративно доверяем его принадлежности кому попало. Чтобы этого не произошло, Флорову придется срочно поступить в заочную аспирантуру.
– Я туда не попаду! – замахал руками Юрий Никитич. У меня способностей нет к научной работе!
– Изыщем! – многозначительно сказал Макаронский.
– Но я всё забыл, что в институте изучал!
– Напомним!
– Всё равно я не пройду по конкурсу, – покачал головой Флоров.
– Проведём! – заверил начальник отдела.
– Как это? – не понял Юрий Никитич.
– А так. Напишем ходатайство, рекомендацию дадим. Будете стипендиатом нашего отдела.
– Раз такое дело, надо бы ему репетитора нанять, внёс предложение Ноликов.
– Подождите вы с пустяками, – перебил его Балдаев. Сперва надо выяснить, кто за Флоровым в аспирантуре наблюдать будет. Придётся, видно, и кому-то из нас вместе с ним поступать.
– Это не обязательно, – осадил его Макаронский. Флоров ведь будет заочным аспирантом. Что же касается репетитора, то это предложение мне представляется дельным. Теперь дальше. Видите вы хорошо? – обратился он к Юрию Никитичу.
– Да… – растерялся тот, – не жалуюсь.
– Досадно! – поморщился Яков Сергеевич. – Вид у вас не очень интеллигентный. В очках вы выглядели бы культурнее. Ну, ладно, ничего не попишешь! Попробуйте тогда причёску изменить. Лоб закройте, он у вас какой-то невыразительный. А глаза загородите ладонью, будто вы о чём-то задумались… Вот так, хорошо… Сделаете так, когда будете беседовать с товарищем Ковшовым. У вас получается самоуглублённый вид, и в то же время ваши черты будет трудно разглядеть.
– А вдруг товарищ Ковшов спросит, какое у него хобби! – предположил Ноликов, поддевая вилкой солёный огурец.
– Вполне вероятно, – поддержал его товарищ Макаронский. – И тут надо не ударить в грязь лицом. Человек, проглотивший предмет товарища Ковшова, должен обладать широким кругом интересов.
– Может, Флорову начать иконы собирать? – развил свою мысль ободрённый поддержкой начальства Ноликов. – Сейчас это модно. Некоторые интеллигенты увлекаются…
– Да вы что? – постучал себя пальцем по лбу Кондрактов. – Товарищ Ковшов двухгодичные курсы научного атеизма недавно окончил! Он не поймёт такого увлечения!
– Нет, нет, никаких икон! – категорически заявил Макаронский. – Надо придумать что-нибудь другое.
– Может, марки? – спросил Кондрактов.
– Банально, – покачал головой начальник отдела.
– Придумал! – закричал Балдаев. – Автографы коллекционировать! Отличное занятие для культурного человека.
– Нехорошо, – подумав, возразил Яков Сергеевич. Товарищ Ковшов может подумать, что Флоров утащил его именную принадлежность для того, чтобы пополнить свою коллекцию…
– Но у меня уже есть хобби, – робко вставил Флоров. Я… фотографией увлекаюсь.
Макаронский уронил селёдку в тарелку к Балдаеву.
– Как?.. Как вы сказали?.. Чем увлекаетесь?!
– Ф-фотографией, – запинаясь, пробормотал Юрий Никитич.
– Немедленно засветите все плёнки! – распорядился начальник. – Немедленно, в нашем присутствии! Вы, может, и ЭТО успели уже сфотографировать, прежде, чем проглотить?!
– Нет, – вздрогнул Флоров. – Я же в коридоре глотал, а там темно было…
– А плёнки всё-таки засветите! И смотрите не вздумайте рассказать о вашем хобби товарищу Ковшову!
– У вас небось ещё фотоаппарат заграничный? – поджал губы Кондрактов.
– Нет, наш! Честное слово, наш!
– Это не меняет дела. За границей тоже наши аппараты продают. Могли вам оттуда прислать!
– Я вспомнил! – воскликнул Балдаев, с аппетитом обгладывая оброненную Макаронским селёдку. – Вспомнил! У меня соседка лимоны на окне выращивает! Надо у неё семена для Флорова попросить. Пусть он тоже разводит!
– А что? – сказал начальник отдела. – Лимоны – это мысль! Вполне интеллигентно, к тому же без ненужной подоплёки. Как вы считаете, товарищ Кондрактов?
– Ну что ж, – отозвался тот, – неплохо. Очень неплохо.
– Это мы поручим Балдаеву, – заметил Яков Сергеевич. Итак, хобби имеется. Что ещё?
– А как у вас, товарищ Флоров, в смысле начитанности! – поинтересовался Кондрактов. – Какую последнюю вещь вы читали?
– М-м… Открытое письмо Анкетовой, – припомнил Юрий Никитич.
– Для товарища Ковшова это не подойдёт. Возьмите у нас в библиотеке томик Гегеля…
– Гоголя, – поправил Балдаев.
– Я знаю, что говорю, – нахмурился начальник. – Гоголя товарищ Ковшов сам читал. Может спросить что-нибудь. Так что, возьмите лучше Гегеля. Будете всегда носить под мышкой. И к товарищу Ковшову с Гегелем пойдёте. Вы будете выглядеть гармонически развитой личностью.
– Для гармонической развитости ещё спортом надо заниматься, – вмешался Ноликов. – Например, бассейн посещать…
– Вы соображаете, что говорите? – одёрнул его Балдаев. – А если эта вещь утонет? А потом её кто-нибудь со дна поднимет и злоупотреблять начнёт! Нет, тогда уж лучше Флорову в баню ходить. В бане он весь на виду.
– Баня – это не спорт, – пояснил подчинённому Макаронский. – Я предлагаю теннис. Культурная игра, и площадка огорожена. Не убежишь. Возражений нет!.. Значит, записываем Флорова в секцию. Да… и ещё вот что, товарищи. С сегодняшнего дня нам придётся относиться к Флорову с подчеркнутым уважением, чтобы продемонстрировать посторонним, что он пользуется в нашем отделе непререкаемым авторитетом. Вы меня понимаете?
– Разрешите мне, – поднялась из-за стола бледная, как майонез, Анкетова, которая всё это время молча сидела в углу стола и делала какие-то записи на салфетках. – Я тут подготовила проект закрытого письма товарищу Флорову и хочу его зачитать… – И, сложив салфетки стопкой, она начала звонким от волнения голосом: – «Того, что произошло с вами, Юрий Никитич, я ожидала уже давно. Такой человек, как вы, дисциплинированный, выдержанный, эрудированный, пользующийся огромным влиянием среди товарищей по отделу, рано или поздно должен был…»
– Совершенно верно, товарищ Анкетова, – перебил её Макаронский. – Можете не продолжать, я вижу, что вы правильно меня поняли.
– Только я бы предложил сделать это письмо открытым, посоветовал Кондрактов. – Так будет больше шансов на то, что его прочитает товарищ Ковшов.
– Согласен, – утвердил Макаронский. – Это будет ещё один положительный штрих. Я думаю, что теперь товарищ Ковшов останется доволен нашим сотрудником. Учится без отрыва от производства, Гегеля читает, имеет хобби, увлекается спортом, к тому же прекрасный работник. Вырисовывается яркий образ нашего современника. Такому человеку не стыдно и самую значительную вещь проглотить! Так поднимем же за него бокалы, товарищи! Поднимем бокалы за факсимиле товарища Ковшова, которое нас всех сблизило!
Он осушил рюмку, закусил ветчиной и, покосившись на Юрия Никитича, добавил:
– Но снимать контроль за Флоровым считаю преждевременным. Сейчас от нас, как никогда, требуется бдительность! Утроим внимание, товарищи!
Глава VII
ПОБЕГ
Гости ушли поздно. Юрий Никитич закрыл за ними дверь, повернул ключ на два оборота, навесил цепочку и, озираясь, медленно направился в кухню. По пути он заглянул в ванную, проверил, не застрял ли кто-нибудь из гостей в туалете, затем отворил дверцу стенного шкафа и раздвинул висевшие там пальто. В шкафу тоже никого не было. Тогда Флоров влез на табуретку и достал с антресолей клетчатый чемодан. Он прошёл с ним в комнату, сдвинув посуду, положил чемодан на стол и погасил свет, чтобы с улицы нельзя было ничего разглядеть.
1 2 3 4 5 6