Комнату внезапно залил мягкий свет, и по выражению на лицах Уотта и
Сен-Сира Мартин понял, что оба они испытывают смутную и нарастающую
тревогу. Ведь он дал им немалую пищу для размышлений - и не только это. Он
попробовал вообразить, какие мысли сейчас теснятся в их мозгу, пробираясь
через лабиринт подозрений, которые он так искусно посеял.
Мысли Сен-Сира отгадывались без труда. Миксо-лидиец облизнул губы -
что было нелегкой задачей, - и его налитые кровью глаза обеспокоено
впились в Мартина. С чего это сценарист заговорил так уверенно? Что это
значит? Какой тайный грех Сен-Сира он узнал, какую обнаружил ошибку в
контракте, что осмеливается вести себя так нагло?
Толливер Уотт представлял проблему иного рода. Тайных грехов за ним,
по-видимому, не водилось, но и он как будто встревожился. Мартин сверлил
взглядом гордое лошадиное лицо, выискивая скрытую слабость. Да, справиться
с Уоттом будет потруднее, но он сумеет сделать и это.
- Последний подводный эпизод, - сказал он, возвращаясь к прежней
теме, - это невообразимая чепуха. Его надо вырезать. Сцену будем снимать
из-под воды.
- Молчать! - взревел Сен-Сир.
- Но это единственный выход, - настаивал Мартин. - Иначе она окажется
не в тон тому, что я написал теперь. Собственно говоря, я считаю, что весь
фильм надо снимать из-под воды. Мы могли бы использовать приемы
документального кино...
- Рауль, - внезапно сказал Уотт. - К чему он клонит?
- Он клонит, конечно, к тому, чтобы порвать свой контракт, - ответил
Сен-Сир, наливаясь оливковым румянцем. - Это скверный период, через
который проходят все мои сценаристы, прежде чем я приведу их в форму. В
Миксо-Лидии...
- А вы уверены, что сумеете привести его в форму? - спросил Уотт.
- Это для меня теперь уже личный вопрос, - ответил Сен-Сир, сверля
Мартина яростным взглядом. - Я потратил на этого человека почти три месяца
и не намерен расходовать мое драгоценное время на другого. Просто он
хочет, чтобы с ним расторгли контракт. Штучки, штучки, штучки.
- Это верно? - холодно спросил Уотт у Мартина.
- Уже нет, - ответил Мартин, - я передумал. Мой агент полагает, что
мне нечего делать в "Вершине". Собственно говоря, она считает, что это
плачевный мезальянс. Но мы впервые расходимся с ней в мнениях. Я начинаю
видеть кое-какие возможности даже в той дряни, которой Сен-Сир уже столько
лет кормит публику. Разумеется, я не могу творить чудес. Зрители привыкли
ожидать от "Вершины" помоев, и их даже приучили любить эти помои. Но мы
постепенно перевоспитаем их - и начнем с этой картины. Я полагаю, нам
следует символизировать ее экзистенциалистскую безнадежность, завершив
фильм четырьмястами метрами морского пейзажа - ничего, кроме огромных
волнующихся протяжений океана, - докончил он со вкусом.
Огромное волнующееся протяжение Рауля Сен-Сира поднялось с кресла и
надвинулось на Мартина.
- Вон! Вон! - закричал он. - Назад в свой кабинет, ничтожество! Это
приказываю я, Рауль Сен-Сир. Вон - иначе я раздеру тебя на клочки!
Мартин быстро перебил режиссера. Голос его был спокоен, но он знал,
что времени терять нельзя.
- Видите, Уотт? - спросил драматург громко, перехватив недоумевающий
взгляд Уотта. - Он не дает мне сказать вам ни слова, наверно боится, как
бы я не проговорился. Понятно, почему он гонит меня отсюда, - он
чувствует, что пахнет жареным.
Сен-Сир вне себя наклонился и занес кулак. Но тут вмешался Уотт.
Возможно, сценарист и правда пытается избавиться от контракта. Но за
этим явно кроется и что-то другое. Слишком уж Мартин небрежен, слишком
уверен в себе.
Уотт решил разобраться во всем до конца.
- Тише, тише, Рауль, - сказал он категорическим тоном. - Успокойтесь!
Я говорю вам - успокойтесь. Вряд ли нас устроит, если Ник подаст на вас в
суд за оскорбление действием. Ваш артистический темперамент иногда
заставляет вас забываться. Успокойтесь и послушаем, что скажет Ник.
- Держите с ним ухо востро, Толливер! - предостерегающе воскликнул
Сен-Сир. - Они хитры, эти твари, хитры, как крысы. От них всего можно...
Мартин величественным жестом поднес микрофон ко рту. Не обращая ни
малейшего внимания на разъяренного режиссера, он сказал властно:
- Соедините меня с баром, пожалуйста. Да... Я хочу заказать коктейль.
Совершенно особый. А... э... "Елену Глинскую".
- Здравствуйте, - раздался в дверях голос Эрики Эшби. - Ник, ты
здесь? Можно мне войти?
При звуке ее голоса по спине Мартина забегали блаженные мурашки.
С микрофоном в руке он повернулся к ней, но, прежде чем он успел
ответить, Сен-Сир взревел:
- Нет, нет, нет! Убирайтесь! Немедленно убирайтесь! Кто бы вы там ни
были - вон!
Эрика - деловитая, хорошенькая, неукротимая - решительно вошла в зал
и бросила на Мартина взгляд, выражавший долготерпеливую покорность судьбе.
Она, несомненно, готовилась сражаться за двоих.
- Я здесь по делу, - холодно заявила она Сен-Сиру. - Вы не имеете
права не допускать к автору его агента. Мы с Ником хотим поговорить с
мистером Уоттом.
- А, моя прелесть, садитесь! - произнес Мартин громким, четким
голосом и встал с кресла. - Добро пожаловать! Я заказываю себе коктейль.
Не хотите ли чего-нибудь?
Эрика взглянула на него с внезапным подозрением.
- Я не буду пить, - сказала она. - И ты не будешь. Сколько коктейлей
ты уже выпил? Ник, если ты напился в такую минуту...
- И, пожалуйста, поскорее, - холодно приказал Мартин в микрофон. - Он
мне нужен немедленно, вы поняли? Да, коктейль "Елена Глинская". Может
быть, он вам не известен? В таком случае слушайте внимательно: возьмите
самый большой бокал, а впрочем, лучше даже пуншевую чашу... Наполните ее
до половины охлажденным пивом. Поняли? Добавьте три мерки мятного
ликера...
- Ник, ты с ума сошел! - с отвращением воскликнула Эрика.
- ...и шесть мерок меда, - безмятежно продолжал Мартин. - Размешайте,
но не взбивайте. "Елену Глинскую" ни в коем случае взбивать нельзя.
Хорошенько охладите...
- Мисс Эшби, мы очень заняты, - внушительно перебил его Сен-Сир,
указывая на дверь. - Не сейчас. Извините. Вы мешаете. Немедленно уйдите.
- Впрочем, добавьте еще шесть мерок меду, - задумчиво произнес Мартин
в микрофон. - И немедленно пришлите его сюда. Если он будет здесь через
шестьдесят секунд, вы получите премию. Договорились? Прекрасно. Я жду.
Он небрежно бросил микрофон Сен-Сиру.
Тем временем Эрика подобралась к Толливеру Уотту.
- Я только что говорила с Глорией Иден - она готова заключить с
"Вершиной" контракт на один фильм, если я дам согласие. Но я дам согласие,
только если вы расторгнете контракт с Никласом Мартином. Это мое последнее
слово.
На лице Уотта отразилось приятное удивление.
- Мы, пожалуй, могли бы поладить, - ответил он тотчас же (Уотт был
большим поклонником мисс Иден и давно мечтал поставить с ней "Ярмарку
тщеславия"). - Почему вы не привезли ее с собой? Мы могли бы...
- Ерунда! - завопил Сен-Сир. - Не обсуждайте этого, Толливер!
- Она в "Лагуне", - объяснила Эрика. - Замолчите же, Сен-Сир. Я не
намерена...
Но тут кто-то почтительно постучал в дверь.
Мартин поспешил открыть ее и, как и ожидал, увидел официанта с
подносом.
- Быстрая работа, - сказал он снисходительно, принимая большую
запотевшую чашу, окруженную кубиками льда. - Прелесть, не правда ли?
Раздавшиеся позади гулкие вопли Сен-Сира заглушили возможный ответ
официанта, который получил от Мартина доллар и удалился, явно борясь с
тошнотой.
- Нет, нет, нет, нет! - рычал Сен-Сир. - Толливер, мы можем получить
Глорию и сохранить этого сценариста: хотя он никуда не годится, но я уже
потратил три месяца, чтобы выдрессировать его в сен-сировском подходе.
Предоставьте это мне. В Миксо-Лидии мы...
Хорошенький ротик Эрики открывался и закрывался, но рев режиссера
заглушал ее голос. А в Голливуде было всем известно, что Сен-Сир может
реветь так часами без передышки.
Мартин вздохнул, поднял полную до краев чашу, изящно ее понюхал и
попятился к своему креслу. Когда его каблук коснулся полированной ножки,
он грациозно споткнулся и с необыкновенной ловкостью опрокинул "Елену
Глинскую" - пиво, мед, мятный ликер и лед - на обширную грудь Сен-Сира.
Рык Сен-Сира сломал микрофон.

Мартин обдумал составные части новоявленного коктейля с большим
тщанием. Тошнотворное пойло соединяло максимум элементов сырости, холода,
липкости и вонючести.
Промокший Сен-Сир задрожал, как в ознобе, когда ледяной напиток обдал
его ноги, и, выхватив платок, попробовал вытереться, но безуспешно.
Носовой платок намертво прилип к брюкам, приклеенный к ним двенадцатью
мерками меда. От режиссера разило мятой.
- Я предложил бы перейти в бар, - сказал Мартин, брезгливо сморщив
нос. - Там, в отдельном кабинете, мы могли бы продолжить наш разговор
вдали от этого... этого немножко слишком сильного благоухания мяты.
- В Миксо-Лидии, - задыхался Сен-Сир, надвигаясь на Мартина и хлюпая
башмаками, - в Миксо-Лидии мы бросали собакам... мы варили в масле, мы...
- А в следующий раз, - сказал Мартин, - будьте так любезны не толкать
меня под локоть, когда я держу в руках "Елену Глинскую". Право же, это
весьма неприятно.
Сен-Сир набрал воздуха в грудь, Сен-Сир выпрямился во весь свой
гигантский рост... и снова поник. Он выглядел, как полицейский эпохи
немого кино после завершения очередной погони, - и знал это. Если бы он
сейчас убил Мартина, даже в такой развязке все равно отсутствовал бы
элемент классической трагедии. Он оказался бы в невообразимом положении
Гамлета, убивающего дядю кремовыми тортами.
- Ничего не делать, пока я не вернусь! - приказал он, бросил на
Мартина последний свирепый взгляд и, оставляя за собой мокрые следы,
захлюпал к двери. Она с треском закрылась за ним, и на миг наступила
тишина, только с потолка лилась тихая музыка, так как Диди уже
распорядилась продолжать показ и теперь любовалась собственной прелестной
фигурой, которая нежилась в пастельных волнах, пока они с Дэном Дейли пели
дуэт о матросах, русалках и Атлантиде - ее далекой родине.
- А теперь, - объявил Мартин, с величавым достоинством поворачиваясь
к Уотту, который растерянно смотрел на него, - я хотел бы поговорить с
вами.
- Я не могу обсуждать вопросов, связанных с вашим контрактом, до
возвращения Рауля, - быстро сказал Уотт.
- Чепуха, - сказал Мартин твердо. - С какой стати Сен-Сир будет
диктовать вам ваши решения? Без вас он не сумел бы снять ни одного
кассового фильма, как бы ни старался. Нет, Эрика, не вмешивайся. Я сам
этим займусь, прелесть моя.
Уотт встал.
- Извините, но я не могу этого обсуждать, - сказал он. - Фильмы
Сен-Сира приносят большие деньги, а вы неопыт...
- Потому-то я и вижу положение так ясно, - возразил Мартин. - Ваша
беда в том, что вы проводите границу между артистическим гением и
финансовым гением. Вы даже не замечаете, насколько необыкновенно то, как
вы претворяете пластический материал человеческого сознания, создавая
Идеального Зрителя. Вы - экологический гений, Толливер Уотт. Истинный
художник контролирует свою среду, а вы с неподражаемым искусством
истинного мастера постепенно преображаете огромную массу живого, дышащего
человечества в единого Идеального Зрителя...
- Извините, - повторил Уотт, но уже не так резко. - У меня, право,
нет времени... Э-э...
- Ваш гений слишком долго оставался непризнанным, - поспешно сказал
Мартин, подпуская восхищения в свой золотой голос. - Вы считаете, что
Сен-Сир вам равен, и в титрах стоит только его имя, а не ваше, но в
глубине души должны же вы сознавать, что честь создания его картин
наполовину принадлежит вам! Разве Фидия не интересовал коммерческий успех?
А Микеланджело? Коммерческий успех - это просто другое название
функционализма, а все великие художники создают функциональное искусство.
Второстепенные детали на гениальных полотнах Рубенса дописывали его
ученики, не так ли? Однако хвалу за них получал Рубенс, а не его наемники.
Какой же из этого можно сделать вывод? Какой? - И тут Мартин, верно оценив
психологию своего слушателя, умолк.
- Какой же? - спросил Уотт.
- Садитесь, - настойчиво сказал Мартин, - и я вам объясню. Фильмы
Сен-Сира приносят доход, но именно вам они обязаны своей идеальной формой.
Это вы, налагая матрицу своего характера на все и вся в "Вершине"...
Уотт медленно опустился в кресло. В его ушах властно гремели
завораживающие взрывы дизраэлевского красноречия. Мартину удалось
подцепить его на крючок.
1 2 3 4 5 6 7 8