Прокшин рассмеялся:
— А вы последовательно защищаете искусство… Артистов я бы пустил. Но это были халтурщики. Понимаете, чистокровные халтурщики. Их здесь на следующий день вообще выпроводили. Культурненько выпроводили: усадили в автобус, извинились…
Типичный пример слабого распространения научных знаний. Что сделали бы люди, преисполненные всей премудрости мира? Они вспомнили бы, что искусство требует жертв. Этот тезис обычно неправильно истолковывают. Обратите внимание: требует жертв, а не самопожертвования. Так почему бы не принести в жертву халтурщиков?
Хорошо, смола и перья — это варварство. Все-таки мы живем в век химии. Но если взять клей БФ и…
Он со вкусом описывает эту процедуру. Так что же все-таки носили пираты?
…— Что вы, какое же тут пиратство? И вообще я не виноват. Это все папа и мама.
Они у меня журналисты. И вроде вас постоянно циркулируют в поисках нового. У них просто не было времени прилично меня воспитать. Они это понимали и нашли выход.
Поручили меня соседу, отставному физику. Потрясающая идея! Это был глубокий старик; я читал ему медицинскую энциклопедию, бегал по гомеопатическим аптекам, варил всякие снадобья… (Старик ругал медицину и Эйнштейна. Временами мне становилось страшно. Он ходил по комнате — босой, лохматый, — тряс воздетыми вверх кулаками и трубным голосом библейского пророка громил физику двадцатого столетия. Старая физика, кричал старик, была близка к созданию законченной картины мира, не следовало сворачивать с этого пути, нельзя было возводить неопределенность в принцип… Он грозно вопрошал: какой смысл в изучении природы, если новая физика считает этот процесс бесконечным? Я не мог ответить, молчал, и тогда он начинал спорить с Петром Николаевичем, укорял в чем-то Ореста Даниловича и в дым ругал какого-то Пашку… Позже я понял, что Петр Николаевич — это Лебедев, Орест Данилович-это Хвольсон, а Пашка Павел Сигизмундович Эренфест…
Человек хочет знать, но природа бесконечна, процессу познания нет границ, нельзя раз и навсегда понять мир и поставить точку. Для нас это естественно, а старик переживал крушение надежд, которые наука питала на протяжении тысячелетий. Он не хотел, не мог примириться с мыслью, что мир неисчерпаем и вместо каждой решенной загадки всегда будут возникать десять новых. Однажды я спросил в гомеопатической аптеке, нет ли средства, чтобы думать в сто или в тысячу раз быстрее… «Ха, ты же хочешь средство против глупости! — удивился провизор. — Подумай, мальчик, кто придет покупать средство против глупости? Вот здесь, за прилавком, я каждый день слышу жалобы: плохо с сердцем, ноют суставы, мало желудочного сока… Человеку не хватает всего, и только на недостаток ума еще никто не жаловался. Нет, мальчик, средство против глупости — не коммерция, а чистое разорение. Возьми конфетку.
Очень вкусная конфетка…» Между прочим, у меня сохранилась обертка от этой конфеты. Нет, в самом деле, я не выдумываю. Хотите, покажу? И вы назовете свой репортаж «Чистое разорение». Как?
Я подумал: а ведь Прокшин и в самом деле не пират. Это Дон-Кихот, атакующий мельницу!
Ну конечно, он хочет сразу все решить, сразу сделать всех умными и счастливыми.
Рассуждения о принципиально новых средствах обучения — это так, на поверхности.
А в глубине души — настоящее стопроцентное донкихотство.
— В какой-то мере вы правы, — без смеха говорит Прокшин. — По крайней мере, на три четверти. Что нужно для донкихотства? Нужен Санчо Панса. Он есть. Нужна старая и тощая лошадь — у нас есть старый корабль. Наконец, нужна мельница… Так вы и в самом деле считаете это мельницей? — Теперь он говорит вполне серьезно. —
Ну, тогда держитесь! Сейчас от ваших пирамидных доводов останется один дым…
Лента магнитофона
«— Вы говорили о тепловой смерти Вселенной. В том смысле, что при наличии одного уровня нет движения. Да, так. Однако только в замкнутой, конечной системе. А познание-процесс бесконечный. Да, мы сломаем пирамиду. Но разве это конец?
Напротив, начало нового цикла. Понимаете? Мы вывели всех на гроссмейстерский уровень. Все поднялись до вершины. И вот начинается сооружение новой пирамиды.
Основание этой новой пирамиды будет на том уровне, где была вершина старой пирамиды. А новая вершина уйдет за облака. Понятно? Потом мы сломаем эту новую пирамиду. Поднимем всех на уровень ее вершины — и начнем строить следующую пирамиду. Крыши, потолка нет!
Когда-то существовала пирамида богатства, знатности, власти. Чтобы построить социализм, надо было сломать эту пирамиду. Ленин говорил, что необходимо каждую кухарку научить управлять государством. Вот вам мысль, взрывающая пирамиды! В то время она казалась куда более фантастичной, чем утверждение, что каждый физик может мыслить на уровне Эйнштейна… Теперь мы вступаем в коммунизм. Вступаем с пирамидой умственного неравенства. При коммунизме пирамида умственного неравенства будет разрушена. «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Но разве не станет в будущем самой главной и первейшей потребностью получить больше способностей?
Что такое потребность? Пища, одежда, кров… Тысячи разных вещей. Но главная вещь-ум. Что приносит больше наслаждения — хороший автомобиль или хороший ум?..
Так почему автомобиль-это потребность, а ум — нет?!
Утверждаю: развитие ума и способностей — самая важная потребность человека.
Начинается эпоха новых пирамид. Не застывших на тысячелетия каменных гробниц, а живых пирамид знания. Они будут разрушаться и возникать вновь каждая на более высоком уровне…»
* * *
Утром Андрей Ильич проводил меня к автобусной остановке. Мы молча шли по узким улицам вдоль бесконечных зеленых заборов.
Я устал, спорить не хотелось. Как часто бывает, в споре родилась не истина, а понимание сложности проблемы. Вот шахматы. Все стали гроссмейстерами, и началось сооружение новой пирамиды… А ничьи? Да ведь в шахматах просто не удастся построить новую пирамиду! Тут есть предел, и все.
Впрочем, существуют вопросы посложнее. Как изменятся отношения людей, когда не будет «умственной пирамиды»? Куда направится колоссальная и быстро возрастающая лавина умственной энергии? В какой мере быть умнее значит быть счастливее?
Я подумал: Эйнштейну, создавшему новую пирамиду, было не легче, чем отставному физику, о котором говорил Прокшин. Вообще тяжелая это работа быть хомо сапиенсом, человеком разумным…
— Завидую, — сказал Прокшин. — Автобус, самолет и Москва. А мне через неделю надлежит явиться на корабль. По месту службы. Что ж, встретимся к новому году.
Проверим свои гроссмейстерские возможности… И ринемся на штурм мельницы. Кстати, там, в магнитофоне, есть кое-какие соображения об этом штурме. Пока вы брились, я высказал ряд ценных мыслей. В дороге будет время — послушайте. Ну, счастливо!..
Автобус, тяжело пофыркивая, долго поднимался по крутой горной дороге. Я смотрел вниз — на влажные от росы черепичные крыши, на море, по которому ровными белыми цепями шли волны. За эти дни я так и не разглядел городка. Единственная запись в блокноте: «Лицо городка скрыто густой вуалью развешанных на берегу рыбацких сетей». Чепуха! При свете яркой мысли все остальное для меня просто исчезает, как звезды днем. Вероятно, поэтому я и не стал писателем.
Лента магнитофона
«— К вопросу о штурме Дон-Кихотом ветряной мельницы.
Битвы, которые считались величайшими, давно перестали влиять на историю.
Октавиан Август разбил флот Антония при Акциуме; сколько лет ощущались результаты этой битвы? Сервантес потерял руку в бою под Лепанто. Вы хорошо помните, кто с кем там сражался и чем кончилось сражение?..
А Дон-Кихот и сегодня помогает штурмующим невозможное. В каждой победе есть доля его участия. Практическая отдача будет ощущаться еще долго…
Утверждаю: наскок Дон-Кихота на ветряную мельницу — одно из самых результативных сражений в истории человечества…»

1 2 3 4