Помиловало их, бывших вне Церкви – ужели не умилосердится к нам?
Как же Богу и Отцу уступить обладание теми, которых стяжал Кровию Сына Своего?.. Или нимало не почтит слёзы Воскресения Его, так чтобы легко отвратигься от нас, спасенных сими таинствами (Кровию Сына)? Он послал Духа Святого и освятил Церковь. Он послал апостолов благовествовать язычникам! Если не хочет, чтобы спаслись мы, то напрасно употреблял столько средств – или не знал нашего положения? Или посмеялся над язычниками? Но не позволительно помыслить то или другое…
Мы – стадо Его, и Он – наш Пастырь и ныне, как и в раю. Он дал покаяние, как очистительную воду. Если о чём прегрешим – им (покаянием) омываемся… Омывшись покаянием, делаемся чистыми.
Покаяние есть жертвенник Божий, потому что согрешающие при посредстве его умилостивляют Бога.
О, как высоко покаяние! Сколько в нём чудесного! Оно – одно, и всё может. Какая благодать Евангелия! Ею исправлен весь закон.
И закон, и Евангелие три дня объявляют грешникам на покаяние. Почему же это? Потому что отпущение грехов, по чрезвычайной благости, подаёт благодать Троицы… Через три дня (во гробе Христовом) уничтожена смерть; через три дня даётся отпущение, потому что через три дня совершалось и Воскресение… Три дня проповедовал Иона и ни одной ночи не употребил на проповедь…
Такова благодать покаяния!.. О, как велика радость покаяния!
Покаяние сретило ангелов гнева и возмогло их преодолеть, чтобы (они) не наводили пагубы… Ангелы мстители, видя его (покаяние), пришли в изумление, а покаяние сказало им: "Под защиту свою беру преступников закона; ручаюсь за род человеческий; даю Владыке обеспечение (залог) за людей. Для чего пришли вы теперь переменять мои условия? Имею определённый срок! У меня заключён с Богом срок договора, когда представить Ему не обратившихся. Для чего пришли вы противиться правам моим? Могу призвать на вас суд! У меня доказательства, по которым могу получить отсрочку для представления человечества Богу!"
Итак, отводит оно ангелов к Богу, начинает ходатайствовать за человечество и в защиту говорит: "Знаешь, Владыко, созданного Тобою человека, знаешь, что сотворён он из персти, что естество его слабо, что крепость его удобосокрушима… Если не поест только день, в опасности его жизнь. Зимою цепенеет, летом опаляется от зноя, вечером не видит… Если походит, изнемогает, если останется в бездействии, кружится у него голова… И Ты, Владыко, хочешь, чтобы такая немощь скоро восторжествовала над грехом?! Стоять против козней он не готов; к отражению того, что тревожит его, скуден умом; против злоумышляющих – немощен душою; заботлив в попечении о теле… И Ты, Владыко, хочешь, чтобы такое естество скоро восторжествовало над грехом?!
Что же, о Владыко, в силах оно соделать против диавола?.. И что же такое человек против его стремлений?.. Велика сила у змия, обольщение его глубоко; грех, по его приятности, распростёрся широко; страсти, посредством внушения, делаются близкими к телу… Что ж в состоянии сделать сей жалкий против такого множества противников?
Помилуй, Владыко: пощади создание Твоё, умилосерди к брению… удержи угрозу… отложи смертный приговор для (ради) меня – покаяния.
Расшири пределы щедрот Своих… И благодать Свою распространи на долгие времена. Я – ходатаица за человечество – беру его на свою ответственность".
Шестое прошение: “И не введи нас во искушение”
После пятого прошения о грехах мы дошли до искушения к ним. Ведь всякий грех начинается с искушения. В предыдущем прошении мы просим прощения в совершённых уже грехах, а теперь Господь учит нас тому, как избежать [их, как сделать так], чтобы мы их лучше бы и не творили. Вот для того Он и наставляет нас, чтобы избавить от повода к ним. Искушение может приходить и не от нас. Что обычно разумеется под этим словом? Всё то, что может соблазнить нас, привлечь, подтолкнуть ко греху, к совершению его. Таковыми причинами могут быть тысячи поводов. Но все они подведены у апостола Иоанна Богослова под одно слово: “мир”. “Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей” (или к Отцу), – говорит он (1 Ин. 2, 15). Что же? Неужели Богом созданный мир служит к нашему соблазну? Если бы это было так, тогда мы могли бы винить Самого Господа. – Это никак невозможно! “В искушении никто не говори: Бог меня искушает! Потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого”, – пишет апостол Иаков (Иак. 1, 13).
Почему же “мир” искушает нас? – Потому что теперь “весь" мир во зле лежит”, – говорит апостол Иоанн (1 Ин. 5, 19). Что это значит? Мир создан благим; но вследствие грехопадения первых людей и они, и даже физический мир впали во зло; настоящее состояние мира – есть падшее, ненормальное. Дело Спасителя в том и состоит, чтобы восстановить весь мир в то идеальное состояние, каким он был создан по намерению Божию. “Нынешние временные страдания, – говорит апостол Павел, – ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас; ибо тварь (мир) с надеждою ожидает откровения сынов Божиих… и сама освобождена будет от рабства тлению в свободу славы чад Божиих… И мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего” (Рим. 8, 18–23).
Но этого мы лишь “ожидаем” (2 Пет. 3, 13). Теперь же мир ещё лежит “во зле”; не сам мир зло, а он только – “лежит во зле”, подобно тому, как “вымытая свинья (снова) валяется в грязи” (2 Пет. 2, 22). Свинья – не грязь, и мир – не зло, – но пребывает во зле пока. “Впрочем, мы, по обетованию Его (Христа Спасителя), ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда” (2 Пет. 3, 13).
Теперь же “всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего” (1 Ин. 2, 16). Это уже нам понятнее, так как мысль переводится в падшего человека, о котором мы знаем по своему опыту и по всей истории мира. Иначе, говорят отцы, в человеке господствуют три главных страсти (если поставить их в параллель со словами апостола Иоанна Богослова): сластолюбие, славолюбие и самолюбие… Это – ещё понятнее! Человек заражен страстями, пребывает в падшем состоянии. Если же к этому мы прибавим падший мир духовных существ – диавола, бесов, – то картина будет полная: падший мир физический, падшее человечество и падшие духи – всё это обнимается одним словом “мир”, в противоположность Богу и Небесному Его Царству с ангелами.
Отсюда, между прочим, должно сделать такой вывод: никогда нельзя удивляться несовершенствам этого мира, потому что он падший. И нельзя даже мечтать, чтобы хоть когда-нибудь где-нибудь на земле водворился идеальный мир: прекрасный, блаженный, любящий, святой, или, одним словом – “рай на земле”, как иные говорят. И это совершенно очевидно: вот сколько времени существует человечество, оно знает, что история его полна скорбями; в мире физическом – голод, болезни, смерть; в истории человечества – бедность, взаимная борьба, разделение, войны, и – невидимый мир злых духов, искушающий нас постоянно.
И сколько бы человечество ни строило планов о “рае на земле”, и как бы оно ни было уверено, и как бы ни уверяло других, что “наконец-то” найден путь к полному счастью всех людей на земле и что счастие уже начато – всё это человеческие мечты! Так был и так будет до конца этого мира! И если даже допустить, что кто-нибудь возмечтает о начале “счастливого века”, то что скажут неверующие на вопрос: а что же умершие раньше нас? они не сподобились дожить до блаженного исторического мира и счастья? чем они виноваты? Да и “дождавшиеся” (допустим) люди найдут ли себе счастья?.. Ведь все умрём!.. Стоит ли заботиться о “земном нашем доме”, об “этой хижине”, которая несомненно (для меня и для других) “разрушится” смертью? (2 Кор. 1, 1). Нужно ли любить? жить чисто? “Станем есть и пить: ибо завтра умрем” (1 Кор. 15, 32).
Приведу случай из моей жизни. Пришлось мне однажды заехать в Берлин. На литургии я говорил проповедь. Профессор государственного права Московского университета, выслушав её, после сказал мне: “Из Вашей проповеди я вынес такое впечатление, что идеального состояния никогда в этом мире и не будет. Верно я понял?” – “Да!” – “А мы-то в университете только тем и занимались, что придумывали наилучшее устройство государства!” – “А Христос Спаситель учил, – сказал я ему, – что “Царствие Божие внутрь вас есть” (Лк. 17, 21) и “Царство Мое не от мира сего” (Ин. 16, 36), но учёные никогда не думают о Евангелии, даже не думают и верующие профессора, что Он есть Сын Божий. Ведь правда?” – “Да! это – так”, – с виноватой улыбкой отвечал профессор – сам он был верующий.
Итак, этот падший мир никогда не будет идеальным, впредь до его обновления. И потому в нём и от него всегда будут те или иные искушения и скорби. Но эти искушения теперь, после пришествия Христа и ниспослания Святого Духа, для нас не безусловно вредны, как это было прежде, до Христа, а могут даже быть направлены ко благу.
Об этом я должен сделать одно разъяснение. В грехе опытные отцы различают несколько моментов, но мы не будем рассматривать все их, а остановимся только на двух: на самом грехе и искушении к нему.
Собственно, самый грех начинается с того момента, когда человек станет соглашаться с искушением, а до этого он совершенно пребывает невиновным. Между тем, мы нередко само появление мыслей – или, как обыкновенно говорится, помыслов – склонны уже считать за грех.
Например: какие-либо хульные помыслы на веру, или блудные мысли при взгляде на женщину, или пожелание (в уме) сделать что-нибудь иное дурное и т. п. ещё не есть грех, ибо нашего соизволения не дано. Да и самое слово “искушение” говорит нам о том, что перед нами стоит только соблазн, повод – именно искушение, но греха мы ещё не сделали. И потому нам не должно пугаться этого соблазна: он ещё – вне нас, а не в нас.
Вот иное дело, если мы начнем обдумывать этот соблазн: как бы осуществить нам его? Это значит, что мы в сердце уже согласились с ним. Тогда начинается уже в нас самый грех, хотя в зачаточной ещё степени, и мы ещё вольны прервать его; тогда мы уже “входим” в грех. Но можем и не войти в него. В этом отношении интересен и поучителен для нас случай с Каином. Он позавидовал брату Авелю, “и поникло лице его” (Быт. 4, 5). И он задумал убить брата. Вот перед ним стало искушение, соблазн. Но он был ещё волен и не делать его. Тогда на помощь является Каину Сам Господь и безгневно, а только предупредительно вопрошает его: почему ты огорчился" и отчего поникло лице твое? Если ты делаешь доброе, то не поднимаешь ли (тогда) лица вверх, с сознанием правоты своей? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит: он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним (Быт. 6, 7).
В этом описании можно отметить следующие моменты. Явилась мысль – искушение об убийстве брата. Но она ещё не грех. Идёт борьба в Каине. Тотчас же совесть предупредительно начинает беспокоить, мучить человека: “лицо поникло”, стало невесело, искушение влечёт, а совесть мучит. Приходит так или иначе помощь Божия: то Господь пошлёт какого-нибудь человека на пути ко греху, то взгляд упадёт на икону, то духовник окажется здесь. И ещё есть возможность не согрешить: грех уже “лежит у дверей” – но ещё не вошёл в дом души твоей. Все эти предупредительные меры хотят остановить лежащий перед тобою грех – искушение. Но ты, говорит нам Господь, не подчиняйся ему, а наоборот – победи его, “господствуй над ним”. Значит и тут ещё ты свободен для этого “господства” – так нам Сам Господь говорит!
Вот тут предстоит выбор для человека: сделаться ли рабом греха или “возгосподствовать над ним”. Свобода за человеком ещё остаётся, но если он пойдёт навстречу искушению, тогда ему уже не удержаться, потому что он своим согласием впустил грех, доселе лишь лежавший у дверей, т. е. ещё вне своего согласия, – впустил в самый дом души своей. И Господь тогда отступает от грешника, допуская ему делать избранное: человек существо свободное, и эта свобода – дорога Богу, лишь ею ценна для Него добродетель наша. И пусть согрешит человек, но оставит у себя свободу, чем не грешил бы (так сказать), но уничтожил свою свободу.
Теперь возвратимся к вопросу о невменяемости помыслов. Итак, до окончательного нашего выбора – они только искушают ко греху, но не являются грехом. Поэтому неправильно поступают те, которые считают их за грех. Чтобы это стало понятнее, приведу примеры.
Одна женщина после хорошей исповеди стала подходить уже к причастию. И вдруг у неё явились хульные помыслы. Она страшно испугалась и готова была отказаться от причащения.
Другая – прежде исповеди обдумала все грехи свои. Но на самой исповеди забыла один какой-то грех. Вспомнив потом о нём перед причащением, она в смущении не знала: что ей делать? идти ли снова доисповедаться? или отказаться от причащения?
В монастыре жил один послушник. На него напали помыслы неверия. Видя лицо его расстроенным, игумен спросил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Как же Богу и Отцу уступить обладание теми, которых стяжал Кровию Сына Своего?.. Или нимало не почтит слёзы Воскресения Его, так чтобы легко отвратигься от нас, спасенных сими таинствами (Кровию Сына)? Он послал Духа Святого и освятил Церковь. Он послал апостолов благовествовать язычникам! Если не хочет, чтобы спаслись мы, то напрасно употреблял столько средств – или не знал нашего положения? Или посмеялся над язычниками? Но не позволительно помыслить то или другое…
Мы – стадо Его, и Он – наш Пастырь и ныне, как и в раю. Он дал покаяние, как очистительную воду. Если о чём прегрешим – им (покаянием) омываемся… Омывшись покаянием, делаемся чистыми.
Покаяние есть жертвенник Божий, потому что согрешающие при посредстве его умилостивляют Бога.
О, как высоко покаяние! Сколько в нём чудесного! Оно – одно, и всё может. Какая благодать Евангелия! Ею исправлен весь закон.
И закон, и Евангелие три дня объявляют грешникам на покаяние. Почему же это? Потому что отпущение грехов, по чрезвычайной благости, подаёт благодать Троицы… Через три дня (во гробе Христовом) уничтожена смерть; через три дня даётся отпущение, потому что через три дня совершалось и Воскресение… Три дня проповедовал Иона и ни одной ночи не употребил на проповедь…
Такова благодать покаяния!.. О, как велика радость покаяния!
Покаяние сретило ангелов гнева и возмогло их преодолеть, чтобы (они) не наводили пагубы… Ангелы мстители, видя его (покаяние), пришли в изумление, а покаяние сказало им: "Под защиту свою беру преступников закона; ручаюсь за род человеческий; даю Владыке обеспечение (залог) за людей. Для чего пришли вы теперь переменять мои условия? Имею определённый срок! У меня заключён с Богом срок договора, когда представить Ему не обратившихся. Для чего пришли вы противиться правам моим? Могу призвать на вас суд! У меня доказательства, по которым могу получить отсрочку для представления человечества Богу!"
Итак, отводит оно ангелов к Богу, начинает ходатайствовать за человечество и в защиту говорит: "Знаешь, Владыко, созданного Тобою человека, знаешь, что сотворён он из персти, что естество его слабо, что крепость его удобосокрушима… Если не поест только день, в опасности его жизнь. Зимою цепенеет, летом опаляется от зноя, вечером не видит… Если походит, изнемогает, если останется в бездействии, кружится у него голова… И Ты, Владыко, хочешь, чтобы такая немощь скоро восторжествовала над грехом?! Стоять против козней он не готов; к отражению того, что тревожит его, скуден умом; против злоумышляющих – немощен душою; заботлив в попечении о теле… И Ты, Владыко, хочешь, чтобы такое естество скоро восторжествовало над грехом?!
Что же, о Владыко, в силах оно соделать против диавола?.. И что же такое человек против его стремлений?.. Велика сила у змия, обольщение его глубоко; грех, по его приятности, распростёрся широко; страсти, посредством внушения, делаются близкими к телу… Что ж в состоянии сделать сей жалкий против такого множества противников?
Помилуй, Владыко: пощади создание Твоё, умилосерди к брению… удержи угрозу… отложи смертный приговор для (ради) меня – покаяния.
Расшири пределы щедрот Своих… И благодать Свою распространи на долгие времена. Я – ходатаица за человечество – беру его на свою ответственность".
Шестое прошение: “И не введи нас во искушение”
После пятого прошения о грехах мы дошли до искушения к ним. Ведь всякий грех начинается с искушения. В предыдущем прошении мы просим прощения в совершённых уже грехах, а теперь Господь учит нас тому, как избежать [их, как сделать так], чтобы мы их лучше бы и не творили. Вот для того Он и наставляет нас, чтобы избавить от повода к ним. Искушение может приходить и не от нас. Что обычно разумеется под этим словом? Всё то, что может соблазнить нас, привлечь, подтолкнуть ко греху, к совершению его. Таковыми причинами могут быть тысячи поводов. Но все они подведены у апостола Иоанна Богослова под одно слово: “мир”. “Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей” (или к Отцу), – говорит он (1 Ин. 2, 15). Что же? Неужели Богом созданный мир служит к нашему соблазну? Если бы это было так, тогда мы могли бы винить Самого Господа. – Это никак невозможно! “В искушении никто не говори: Бог меня искушает! Потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого”, – пишет апостол Иаков (Иак. 1, 13).
Почему же “мир” искушает нас? – Потому что теперь “весь" мир во зле лежит”, – говорит апостол Иоанн (1 Ин. 5, 19). Что это значит? Мир создан благим; но вследствие грехопадения первых людей и они, и даже физический мир впали во зло; настоящее состояние мира – есть падшее, ненормальное. Дело Спасителя в том и состоит, чтобы восстановить весь мир в то идеальное состояние, каким он был создан по намерению Божию. “Нынешние временные страдания, – говорит апостол Павел, – ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас; ибо тварь (мир) с надеждою ожидает откровения сынов Божиих… и сама освобождена будет от рабства тлению в свободу славы чад Божиих… И мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего” (Рим. 8, 18–23).
Но этого мы лишь “ожидаем” (2 Пет. 3, 13). Теперь же мир ещё лежит “во зле”; не сам мир зло, а он только – “лежит во зле”, подобно тому, как “вымытая свинья (снова) валяется в грязи” (2 Пет. 2, 22). Свинья – не грязь, и мир – не зло, – но пребывает во зле пока. “Впрочем, мы, по обетованию Его (Христа Спасителя), ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда” (2 Пет. 3, 13).
Теперь же “всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего” (1 Ин. 2, 16). Это уже нам понятнее, так как мысль переводится в падшего человека, о котором мы знаем по своему опыту и по всей истории мира. Иначе, говорят отцы, в человеке господствуют три главных страсти (если поставить их в параллель со словами апостола Иоанна Богослова): сластолюбие, славолюбие и самолюбие… Это – ещё понятнее! Человек заражен страстями, пребывает в падшем состоянии. Если же к этому мы прибавим падший мир духовных существ – диавола, бесов, – то картина будет полная: падший мир физический, падшее человечество и падшие духи – всё это обнимается одним словом “мир”, в противоположность Богу и Небесному Его Царству с ангелами.
Отсюда, между прочим, должно сделать такой вывод: никогда нельзя удивляться несовершенствам этого мира, потому что он падший. И нельзя даже мечтать, чтобы хоть когда-нибудь где-нибудь на земле водворился идеальный мир: прекрасный, блаженный, любящий, святой, или, одним словом – “рай на земле”, как иные говорят. И это совершенно очевидно: вот сколько времени существует человечество, оно знает, что история его полна скорбями; в мире физическом – голод, болезни, смерть; в истории человечества – бедность, взаимная борьба, разделение, войны, и – невидимый мир злых духов, искушающий нас постоянно.
И сколько бы человечество ни строило планов о “рае на земле”, и как бы оно ни было уверено, и как бы ни уверяло других, что “наконец-то” найден путь к полному счастью всех людей на земле и что счастие уже начато – всё это человеческие мечты! Так был и так будет до конца этого мира! И если даже допустить, что кто-нибудь возмечтает о начале “счастливого века”, то что скажут неверующие на вопрос: а что же умершие раньше нас? они не сподобились дожить до блаженного исторического мира и счастья? чем они виноваты? Да и “дождавшиеся” (допустим) люди найдут ли себе счастья?.. Ведь все умрём!.. Стоит ли заботиться о “земном нашем доме”, об “этой хижине”, которая несомненно (для меня и для других) “разрушится” смертью? (2 Кор. 1, 1). Нужно ли любить? жить чисто? “Станем есть и пить: ибо завтра умрем” (1 Кор. 15, 32).
Приведу случай из моей жизни. Пришлось мне однажды заехать в Берлин. На литургии я говорил проповедь. Профессор государственного права Московского университета, выслушав её, после сказал мне: “Из Вашей проповеди я вынес такое впечатление, что идеального состояния никогда в этом мире и не будет. Верно я понял?” – “Да!” – “А мы-то в университете только тем и занимались, что придумывали наилучшее устройство государства!” – “А Христос Спаситель учил, – сказал я ему, – что “Царствие Божие внутрь вас есть” (Лк. 17, 21) и “Царство Мое не от мира сего” (Ин. 16, 36), но учёные никогда не думают о Евангелии, даже не думают и верующие профессора, что Он есть Сын Божий. Ведь правда?” – “Да! это – так”, – с виноватой улыбкой отвечал профессор – сам он был верующий.
Итак, этот падший мир никогда не будет идеальным, впредь до его обновления. И потому в нём и от него всегда будут те или иные искушения и скорби. Но эти искушения теперь, после пришествия Христа и ниспослания Святого Духа, для нас не безусловно вредны, как это было прежде, до Христа, а могут даже быть направлены ко благу.
Об этом я должен сделать одно разъяснение. В грехе опытные отцы различают несколько моментов, но мы не будем рассматривать все их, а остановимся только на двух: на самом грехе и искушении к нему.
Собственно, самый грех начинается с того момента, когда человек станет соглашаться с искушением, а до этого он совершенно пребывает невиновным. Между тем, мы нередко само появление мыслей – или, как обыкновенно говорится, помыслов – склонны уже считать за грех.
Например: какие-либо хульные помыслы на веру, или блудные мысли при взгляде на женщину, или пожелание (в уме) сделать что-нибудь иное дурное и т. п. ещё не есть грех, ибо нашего соизволения не дано. Да и самое слово “искушение” говорит нам о том, что перед нами стоит только соблазн, повод – именно искушение, но греха мы ещё не сделали. И потому нам не должно пугаться этого соблазна: он ещё – вне нас, а не в нас.
Вот иное дело, если мы начнем обдумывать этот соблазн: как бы осуществить нам его? Это значит, что мы в сердце уже согласились с ним. Тогда начинается уже в нас самый грех, хотя в зачаточной ещё степени, и мы ещё вольны прервать его; тогда мы уже “входим” в грех. Но можем и не войти в него. В этом отношении интересен и поучителен для нас случай с Каином. Он позавидовал брату Авелю, “и поникло лице его” (Быт. 4, 5). И он задумал убить брата. Вот перед ним стало искушение, соблазн. Но он был ещё волен и не делать его. Тогда на помощь является Каину Сам Господь и безгневно, а только предупредительно вопрошает его: почему ты огорчился" и отчего поникло лице твое? Если ты делаешь доброе, то не поднимаешь ли (тогда) лица вверх, с сознанием правоты своей? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит: он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним (Быт. 6, 7).
В этом описании можно отметить следующие моменты. Явилась мысль – искушение об убийстве брата. Но она ещё не грех. Идёт борьба в Каине. Тотчас же совесть предупредительно начинает беспокоить, мучить человека: “лицо поникло”, стало невесело, искушение влечёт, а совесть мучит. Приходит так или иначе помощь Божия: то Господь пошлёт какого-нибудь человека на пути ко греху, то взгляд упадёт на икону, то духовник окажется здесь. И ещё есть возможность не согрешить: грех уже “лежит у дверей” – но ещё не вошёл в дом души твоей. Все эти предупредительные меры хотят остановить лежащий перед тобою грех – искушение. Но ты, говорит нам Господь, не подчиняйся ему, а наоборот – победи его, “господствуй над ним”. Значит и тут ещё ты свободен для этого “господства” – так нам Сам Господь говорит!
Вот тут предстоит выбор для человека: сделаться ли рабом греха или “возгосподствовать над ним”. Свобода за человеком ещё остаётся, но если он пойдёт навстречу искушению, тогда ему уже не удержаться, потому что он своим согласием впустил грех, доселе лишь лежавший у дверей, т. е. ещё вне своего согласия, – впустил в самый дом души своей. И Господь тогда отступает от грешника, допуская ему делать избранное: человек существо свободное, и эта свобода – дорога Богу, лишь ею ценна для Него добродетель наша. И пусть согрешит человек, но оставит у себя свободу, чем не грешил бы (так сказать), но уничтожил свою свободу.
Теперь возвратимся к вопросу о невменяемости помыслов. Итак, до окончательного нашего выбора – они только искушают ко греху, но не являются грехом. Поэтому неправильно поступают те, которые считают их за грех. Чтобы это стало понятнее, приведу примеры.
Одна женщина после хорошей исповеди стала подходить уже к причастию. И вдруг у неё явились хульные помыслы. Она страшно испугалась и готова была отказаться от причащения.
Другая – прежде исповеди обдумала все грехи свои. Но на самой исповеди забыла один какой-то грех. Вспомнив потом о нём перед причащением, она в смущении не знала: что ей делать? идти ли снова доисповедаться? или отказаться от причащения?
В монастыре жил один послушник. На него напали помыслы неверия. Видя лицо его расстроенным, игумен спросил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24