Недаром Христос Тайную вечерю совершил перед самой Своей смертью. Тайная вечеря, Божественная литургия была Его духовным завещанием. Значит, есть воля Божия к тому, чтобы службу, которую Он заповедал Своим ученикам, мы творили в Его воспоминание. Только таким образом можно жить, это есть источник нашей жизни. Поэтому будем всегда к этому стремиться.
Но Иуда тоже причастился, и в Писании сказано, что после этого вошел в него сатана. Почему? Потому что он приступил к таинству со злобой в сердце, без веры, зная, что идет на предательство; он был в смертном грехе и в этом состоянии причастился. Апостол Павел пишет: кто причащается "недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем". Старец Таврион говорил: разве я не вижу, какие вы к Чаше подходите? Действительно, Сам Бог здесь, а человек лезет, толкается. Да мы должны от остановки на четвереньках, на животе ползти, сдирая на себе пуговицы! Вот каким образом надо к Чаше приступать, понимая, что мы все, от первого до последнего, не просто недостойны причаститься, а нас на пушечный выстрел не то что к храму, но и к Москве-то, где этот храм Богу возносится, нельзя подпустить. Если Василий Великий молитву такую оставил: "Вем, Господи, яко недостойне причащаюся… и суд себе ям и пию", то что о нас говорить. Неужели же во время Божественной литургии, в присутствии Самого Христа Спасителя, Который здесь находится не только Духом, но и Телом Своим, можно кого-то, избави Бог, толкнуть, или о ком-то злое подумать, или что-то злое совершить, или как-то посуетиться, или хотя бы на волос помыслом отклониться, отвлечься от того, что здесь происходит? От чего отвлечься? От Царствия Небесного.
Какое еще нужно нам Царствие Небесное? Оно здесь. Вот престол Божий, и мы соединяемся со Христом Иисусом, Плоть Его и Кровь входят в нас. Какая нам еще нужна благодать, какие нам нужны еще святые места, чудотворцы, прозорливцы, когда вот у нас Христос живой, Который нас причащает Своим Телом. Он здесь. А мы что? Мы как бараны, а должны быть овцами, послушными, кроткими, смиренными. Господь говорит: "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать". Поэтому надо нам искать смирения, надо стараться понять, почувствовать, что же это за одеяние Божества. И все время стремиться к причастию Святых Христовых Таин, чтобы обожиться, освятиться. А когда причастимся, стараться эту благодать хранить, чтобы принимать благодать на благодать.
Препятствием к причастию является только одно – грех смертный. Человек в смертном грехе не может причащаться. Если у тебя в сердце есть к кому-то зависть, ты не можешь причащаться. Если ты в блуде, в злобе или с кем-то в ссоре, если ты держишь на кого-нибудь обиду, ты тоже не можешь причащаться. Это невозможно, потому что иначе войдет в тебя сатана. Подумай, к Кому ты приступаешь! Тропарь Великого Четверга, который Великим постом входит в чинопоследование подготовки к Христовым Тайнам, напоминает о том, что каждый раз, когда мы идем к Чаше, мы должны задавать себе вопрос, кто мы: Петр или Иуда?
Апостол Петр сказал: Господи, куда бы Ты ни пошел, что бы с Тобой ни случилось, я за Тебя жизнь отдам. И он действительно был мужественный человек: когда их окружила толпа воинов, Петр достал меч и готов был жизнь положить за Христа, драться за Него, но потом, уже во дворе архиерея, смалодушничал и трижды отрекся, то есть, несмотря на храбрость, ему были свойственны те же малодушие и трусость, что и нам. А другой апостол, Иуда, предал Христа. Если бы он раскаялся, то Господь, конечно, его бы принял, но он не раскаялся и поэтому удавился. Был однажды такой случай в 30-х годах: читал лекцию священник, отрекшийся от Бога, и один раб Божий у него спросил: а вы как отреклись, как Петр или как Иуда? Тот смутился и не стал дальше выступать. Да, по-разному может быть: и грех бывает разный, и отношение к нему. Одно дело, когда человек слезами обливается и этими слезами ноги Христу умывает и власами главы своей отирает – а другое, когда человек грешен, и упорствует в своем грехе, и раскаиваться не хочет, и считает еще себя правым.
Поэтому, когда мы вступаем в храм, мы должны всегда помнить, что это не просто место молитвы, не просто очень красивое сооружение, оставленное нам нашими предками, а это есть небо, и никакого другого Царствия Небесного не существует. Если мы здесь, в храме, не постигнем, не почувствуем, не познаем это небо, то и после смерти нашей нам его не познать и не видать, потому что жизнь божественная начинается на земле. "Кто Духа Христова не имеет, тот и не Его". И надо стараться постоянно приобщаться этому Духу. Источник всякой благодати, всякой святости есть Святые Тайны Христовы. Поэтому каждый раз, готовясь к причащению, будем не просто правила отбарабанивать, а стараться думать над теми словами, которые составили святые отцы. Ведь только представить на секунду: молитва, которую мы читаем, принадлежит Симеону Новому Богослову. Он был человек удивительнейший, один из самых величайших святых Православной Церкви, и вот он говорит: "От скверных устен… от нечистаго языка". Это не для красного словца – Симеон, постоянно пребывая на небе, видел всю свою нечистоту. А ведь он от юности был монах, и с детства почти жил под руководством великого старца Симеона Благоговейного, от которого научился духовной жизни, и достиг в ней величайших высот богопознания – поэтому его Церковь и называет Богословом. И тем не менее он называет свои уста скверными, потому что видит эту огромную разницу между собой и Богом.
А как мы относимся к Христовым Тайнам?! У нас нет ничего похожего на это благоговение, а надо его в себе воспитывать, растить, только тогда можно приобщиться воистину духовной жизни. А так мы причащаемся, но ничего не чувствуем, потому что не рассуждаем, не размышляем – чисто механически жизнь идет, а самое главное от нас ускользает. Поэтому постараемся, чтобы отныне не было так. У нас ничего почти не осталось: ни храмов, ни мощей, ни чудотворных икон; духовников нет, хороших священников нет – мы оскудели. У нас есть только главное – Святые Христовы Тайны. И вокруг этого мы должны все собраться. Когда Церковь начиналась, у нее тоже ничего не было: не было чудотворных икон – ни Владимирской, ни Казанской, ни Смоленской; не было мощей святых угодников – ни Даниила Московского, ни Александра Невского, ни Алексия, человека Божия. Все святые еще были живы: Матерь Божия, двенадцать и семьдесят апостолов и другие пятьсот учеников.
Потом ученики еще и еще прибавлялись, и все были святые, и сейчас они на небе, потому что все, за редким исключением, отдали жизнь свою за Христа: кого убили, кого забили, кого голодом замучили, кого зверям скормили, кого на кресте распяли. Вот такая у них была вера, и такое было у них желание Царствия Небесного. Что было проще: сиди дома, занимайся своим делом и никуда не ходи. Как многие говорят: а я дома молюсь. Вот так бы сидели и молились Богу, и никто бы не узнал, и дожили бы спокойно до старости. А если скажут, что надо покадить языческим богам, надо жертву принести, – ну в душе-то я верую, а жертву чужим богам принести – какая разница? Ничего страшного, лишь бы никто ничего не узнал.
Но они не так. Они хоть и тайком, и ночью, и в катакомбах или в каком-то доме собирались и начинали молиться, совершали Божественную литургию. И тут стук в дверь: ага, попались! Что вы здесь делаете? Никто не говорил: а мы вот случайно собрались, тут у нас свадьба, день рождения, похороны. Нет, мы, говорят, христиане, мы славим Христа. Распятого? Назарянина? Галилеянина? Ну, выходи по одному. Будешь приносить жертву богам? Не буду. Ах, не буду? Хорошо, голову долой. Второму: будешь? Не буду. Голову долой. Вот так платили первые христиане за то, чтобы причаститься. Вот так они к этому относились, вот так они этого жаждали: до крови, до смерти. Для них жизнь была ничто, потому что они знали: причастился, и сейчас голову отрубят за Христа – да это же радость, да выше этого наслаждения нет ничего на свете, потому что после этого ты идешь на небо в объятия Христа. Ну подумаешь, секунда боли, брызги крови, и все. И уж если кто сподобится смерти, они эту кровь собирали, они ее хранили в чашах, ею исцелялись; они тела святых мучеников, когда их бросали собакам, находили, прятали, на гробах этих мучеников устраивали свои престолы и молились. Вот так они любили Христа!
У нас же этого почти ничего нет – оттого, что мы не чувствуем, и оттого, что мы утратили самое главное понятие о том, собственно, где оно, Царствие Небесное. Оно называется Небесным, потому что это действительно небо, но духовное небо. Поэтому оно вот здесь: в каждом храме, где совершается Божественная литургия. И у нас есть все возможности – пока есть, – чтобы к этому Царствию прийти и стать его участниками и причастниками. Будем просить все время Бога о том, чтобы Он нас вразумил, просветил, и будем оставаться всегда верными Богу и никогда от Него не отрекаться, чтобы быть достойными того, что Господь нам дал в пищу и питие – для спасения от греха. Потому что только через причастие Святых Христовых Таин, только через принятие в себя благодати Божией можно попалить в себе грех.
И не было таких святых, кроме, может быть, одной Марии Египетской, которые причащались редко. Мария и с Зосимой-то встретилась с одной-единственной целью. Нужен ли был ей, ходящей по воде и знающей наизусть Священное Писание, Зосима? Нет, ей надо было причаститься, вот поэтому она и дала ему себя догнать, а так бы он этого никогда не смог – мы помним из жития, как она за один час прошла путь, который он шел двадцать дней. Она дала себя увидеть, потому что ей нужно было причастие, потому что без этого жить даже Мария Египетская не может. Всю свою жизнь она посвятила подготовке к этому великому событию, когда ее душа, ее тело соединится с Христом в Пречистых Христовых Тайнах. И уж если все святые причащались как можно чаще, то про нас, грешных, что говорить? Мы должны еще чаще. Вот и станем подражать угодникам Божиим. А тем, кто будет говорить иначе, анафема, потому что они есть злобные еретики и хулители Священного Писания, Святых Христовых Таин и Церкви Православной. Все, и всё, и вся, что нас отлучает от причастия, есть враги нашего спасения. Цель и смысл нашей жизни должны заключаться в этом: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь". Аминь.
Крестовоздвиженский храм, 6 апреля 1988 года, вечер
Всенощное бдение под неделю 17-ю по Пятидесятнице
Завтра три праздника сливаются в один: и Воскресенье – малая Пасха, и предпразднство Воздвижения, и отдание Рождества Богородицы. Это, конечно, для нас очень радостно, хотя трудно бывает вместить в свой ум и сердце и охватить духовным взором эти все церковные торжества. Но год от года, месяц от месяца наш ум просвещается православным богослужением, многие слова становятся нам более понятными. Так постепенно Церковь нас воспитывает в духе и истине, потому что наше богослужение есть жизнь в Духе Святом. И нам дана такая возможность, удивительное счастье пребывать в храме и приобщаться этой Божественной жизни.
Наша земная жизнь очень тяжела. Тяжесть ее заключается не в том, что мы терпим какую-то особенную нужду. Все мы живем довольно сыто, и редко кто уж совсем бедствует. Но сложность заключается в другом – в том, что мы часто очень расслаблены и растеряны. Поэтому нам нужно почаще задавать себе вопрос, а лучше бы ежедневно (как только проснулся) подумать: зачем я живу? что толку в моей жизни? что я в эту жизнь принес хорошего? А вечером подумать о смерти: вот смерть лежит передо мною, а верую ли я в то, что она будет?
Мы читаем вечерние молитвы, но глаза наши как-то пробегают мимо слов: "Неужели мне одр сей гроб будет, или еще окаянную мою душу просветиши днем?" Действительно, в эту ночь мы можем помереть, но мы в это как бы не веруем. Это неверие чисто психологически объяснимо, потому что человек создан Богом бессмертным и смерть – вещь противоестественная для человека. Поэтому он не хочет ни думать о ней, ни знать о ней ничего не хочет. Но смерть все-таки есть. И святые отцы и люди духовные советуют о ней почаще помышлять. А некоторые подвижники и гроб в келью ставили, а другие даже укладывались туда спать, чтобы уж совсем не забыть: просыпаешься – так уж в гробу. Чтобы знал, чем эта жизнь кончается. Так делалось, чтобы лучше вникнуть в цену нашей жизни, чтобы каждый день был прожит не зря.
Дьявол весь мир закрутил в такую карусель, что, приди завтра Христос на землю и попробуй что-то людям объяснить, Его голос вообще не будет услышан, он просто потонет, потому что его перекричат радио, телевидение, газеты, журналы, люди. Поэтому Господь второй раз на землю уже не придет. Он придет только тогда, когда будет судить мир. И если мы начнем задумываться над этим вопросом часто, то увидим, что в нас будет расти вера. А все наши беды и жизненные неустройства, всякая тягота и отсутствие радости в жизни связаны только с одним – нашим неверием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Но Иуда тоже причастился, и в Писании сказано, что после этого вошел в него сатана. Почему? Потому что он приступил к таинству со злобой в сердце, без веры, зная, что идет на предательство; он был в смертном грехе и в этом состоянии причастился. Апостол Павел пишет: кто причащается "недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем". Старец Таврион говорил: разве я не вижу, какие вы к Чаше подходите? Действительно, Сам Бог здесь, а человек лезет, толкается. Да мы должны от остановки на четвереньках, на животе ползти, сдирая на себе пуговицы! Вот каким образом надо к Чаше приступать, понимая, что мы все, от первого до последнего, не просто недостойны причаститься, а нас на пушечный выстрел не то что к храму, но и к Москве-то, где этот храм Богу возносится, нельзя подпустить. Если Василий Великий молитву такую оставил: "Вем, Господи, яко недостойне причащаюся… и суд себе ям и пию", то что о нас говорить. Неужели же во время Божественной литургии, в присутствии Самого Христа Спасителя, Который здесь находится не только Духом, но и Телом Своим, можно кого-то, избави Бог, толкнуть, или о ком-то злое подумать, или что-то злое совершить, или как-то посуетиться, или хотя бы на волос помыслом отклониться, отвлечься от того, что здесь происходит? От чего отвлечься? От Царствия Небесного.
Какое еще нужно нам Царствие Небесное? Оно здесь. Вот престол Божий, и мы соединяемся со Христом Иисусом, Плоть Его и Кровь входят в нас. Какая нам еще нужна благодать, какие нам нужны еще святые места, чудотворцы, прозорливцы, когда вот у нас Христос живой, Который нас причащает Своим Телом. Он здесь. А мы что? Мы как бараны, а должны быть овцами, послушными, кроткими, смиренными. Господь говорит: "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать". Поэтому надо нам искать смирения, надо стараться понять, почувствовать, что же это за одеяние Божества. И все время стремиться к причастию Святых Христовых Таин, чтобы обожиться, освятиться. А когда причастимся, стараться эту благодать хранить, чтобы принимать благодать на благодать.
Препятствием к причастию является только одно – грех смертный. Человек в смертном грехе не может причащаться. Если у тебя в сердце есть к кому-то зависть, ты не можешь причащаться. Если ты в блуде, в злобе или с кем-то в ссоре, если ты держишь на кого-нибудь обиду, ты тоже не можешь причащаться. Это невозможно, потому что иначе войдет в тебя сатана. Подумай, к Кому ты приступаешь! Тропарь Великого Четверга, который Великим постом входит в чинопоследование подготовки к Христовым Тайнам, напоминает о том, что каждый раз, когда мы идем к Чаше, мы должны задавать себе вопрос, кто мы: Петр или Иуда?
Апостол Петр сказал: Господи, куда бы Ты ни пошел, что бы с Тобой ни случилось, я за Тебя жизнь отдам. И он действительно был мужественный человек: когда их окружила толпа воинов, Петр достал меч и готов был жизнь положить за Христа, драться за Него, но потом, уже во дворе архиерея, смалодушничал и трижды отрекся, то есть, несмотря на храбрость, ему были свойственны те же малодушие и трусость, что и нам. А другой апостол, Иуда, предал Христа. Если бы он раскаялся, то Господь, конечно, его бы принял, но он не раскаялся и поэтому удавился. Был однажды такой случай в 30-х годах: читал лекцию священник, отрекшийся от Бога, и один раб Божий у него спросил: а вы как отреклись, как Петр или как Иуда? Тот смутился и не стал дальше выступать. Да, по-разному может быть: и грех бывает разный, и отношение к нему. Одно дело, когда человек слезами обливается и этими слезами ноги Христу умывает и власами главы своей отирает – а другое, когда человек грешен, и упорствует в своем грехе, и раскаиваться не хочет, и считает еще себя правым.
Поэтому, когда мы вступаем в храм, мы должны всегда помнить, что это не просто место молитвы, не просто очень красивое сооружение, оставленное нам нашими предками, а это есть небо, и никакого другого Царствия Небесного не существует. Если мы здесь, в храме, не постигнем, не почувствуем, не познаем это небо, то и после смерти нашей нам его не познать и не видать, потому что жизнь божественная начинается на земле. "Кто Духа Христова не имеет, тот и не Его". И надо стараться постоянно приобщаться этому Духу. Источник всякой благодати, всякой святости есть Святые Тайны Христовы. Поэтому каждый раз, готовясь к причащению, будем не просто правила отбарабанивать, а стараться думать над теми словами, которые составили святые отцы. Ведь только представить на секунду: молитва, которую мы читаем, принадлежит Симеону Новому Богослову. Он был человек удивительнейший, один из самых величайших святых Православной Церкви, и вот он говорит: "От скверных устен… от нечистаго языка". Это не для красного словца – Симеон, постоянно пребывая на небе, видел всю свою нечистоту. А ведь он от юности был монах, и с детства почти жил под руководством великого старца Симеона Благоговейного, от которого научился духовной жизни, и достиг в ней величайших высот богопознания – поэтому его Церковь и называет Богословом. И тем не менее он называет свои уста скверными, потому что видит эту огромную разницу между собой и Богом.
А как мы относимся к Христовым Тайнам?! У нас нет ничего похожего на это благоговение, а надо его в себе воспитывать, растить, только тогда можно приобщиться воистину духовной жизни. А так мы причащаемся, но ничего не чувствуем, потому что не рассуждаем, не размышляем – чисто механически жизнь идет, а самое главное от нас ускользает. Поэтому постараемся, чтобы отныне не было так. У нас ничего почти не осталось: ни храмов, ни мощей, ни чудотворных икон; духовников нет, хороших священников нет – мы оскудели. У нас есть только главное – Святые Христовы Тайны. И вокруг этого мы должны все собраться. Когда Церковь начиналась, у нее тоже ничего не было: не было чудотворных икон – ни Владимирской, ни Казанской, ни Смоленской; не было мощей святых угодников – ни Даниила Московского, ни Александра Невского, ни Алексия, человека Божия. Все святые еще были живы: Матерь Божия, двенадцать и семьдесят апостолов и другие пятьсот учеников.
Потом ученики еще и еще прибавлялись, и все были святые, и сейчас они на небе, потому что все, за редким исключением, отдали жизнь свою за Христа: кого убили, кого забили, кого голодом замучили, кого зверям скормили, кого на кресте распяли. Вот такая у них была вера, и такое было у них желание Царствия Небесного. Что было проще: сиди дома, занимайся своим делом и никуда не ходи. Как многие говорят: а я дома молюсь. Вот так бы сидели и молились Богу, и никто бы не узнал, и дожили бы спокойно до старости. А если скажут, что надо покадить языческим богам, надо жертву принести, – ну в душе-то я верую, а жертву чужим богам принести – какая разница? Ничего страшного, лишь бы никто ничего не узнал.
Но они не так. Они хоть и тайком, и ночью, и в катакомбах или в каком-то доме собирались и начинали молиться, совершали Божественную литургию. И тут стук в дверь: ага, попались! Что вы здесь делаете? Никто не говорил: а мы вот случайно собрались, тут у нас свадьба, день рождения, похороны. Нет, мы, говорят, христиане, мы славим Христа. Распятого? Назарянина? Галилеянина? Ну, выходи по одному. Будешь приносить жертву богам? Не буду. Ах, не буду? Хорошо, голову долой. Второму: будешь? Не буду. Голову долой. Вот так платили первые христиане за то, чтобы причаститься. Вот так они к этому относились, вот так они этого жаждали: до крови, до смерти. Для них жизнь была ничто, потому что они знали: причастился, и сейчас голову отрубят за Христа – да это же радость, да выше этого наслаждения нет ничего на свете, потому что после этого ты идешь на небо в объятия Христа. Ну подумаешь, секунда боли, брызги крови, и все. И уж если кто сподобится смерти, они эту кровь собирали, они ее хранили в чашах, ею исцелялись; они тела святых мучеников, когда их бросали собакам, находили, прятали, на гробах этих мучеников устраивали свои престолы и молились. Вот так они любили Христа!
У нас же этого почти ничего нет – оттого, что мы не чувствуем, и оттого, что мы утратили самое главное понятие о том, собственно, где оно, Царствие Небесное. Оно называется Небесным, потому что это действительно небо, но духовное небо. Поэтому оно вот здесь: в каждом храме, где совершается Божественная литургия. И у нас есть все возможности – пока есть, – чтобы к этому Царствию прийти и стать его участниками и причастниками. Будем просить все время Бога о том, чтобы Он нас вразумил, просветил, и будем оставаться всегда верными Богу и никогда от Него не отрекаться, чтобы быть достойными того, что Господь нам дал в пищу и питие – для спасения от греха. Потому что только через причастие Святых Христовых Таин, только через принятие в себя благодати Божией можно попалить в себе грех.
И не было таких святых, кроме, может быть, одной Марии Египетской, которые причащались редко. Мария и с Зосимой-то встретилась с одной-единственной целью. Нужен ли был ей, ходящей по воде и знающей наизусть Священное Писание, Зосима? Нет, ей надо было причаститься, вот поэтому она и дала ему себя догнать, а так бы он этого никогда не смог – мы помним из жития, как она за один час прошла путь, который он шел двадцать дней. Она дала себя увидеть, потому что ей нужно было причастие, потому что без этого жить даже Мария Египетская не может. Всю свою жизнь она посвятила подготовке к этому великому событию, когда ее душа, ее тело соединится с Христом в Пречистых Христовых Тайнах. И уж если все святые причащались как можно чаще, то про нас, грешных, что говорить? Мы должны еще чаще. Вот и станем подражать угодникам Божиим. А тем, кто будет говорить иначе, анафема, потому что они есть злобные еретики и хулители Священного Писания, Святых Христовых Таин и Церкви Православной. Все, и всё, и вся, что нас отлучает от причастия, есть враги нашего спасения. Цель и смысл нашей жизни должны заключаться в этом: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь". Аминь.
Крестовоздвиженский храм, 6 апреля 1988 года, вечер
Всенощное бдение под неделю 17-ю по Пятидесятнице
Завтра три праздника сливаются в один: и Воскресенье – малая Пасха, и предпразднство Воздвижения, и отдание Рождества Богородицы. Это, конечно, для нас очень радостно, хотя трудно бывает вместить в свой ум и сердце и охватить духовным взором эти все церковные торжества. Но год от года, месяц от месяца наш ум просвещается православным богослужением, многие слова становятся нам более понятными. Так постепенно Церковь нас воспитывает в духе и истине, потому что наше богослужение есть жизнь в Духе Святом. И нам дана такая возможность, удивительное счастье пребывать в храме и приобщаться этой Божественной жизни.
Наша земная жизнь очень тяжела. Тяжесть ее заключается не в том, что мы терпим какую-то особенную нужду. Все мы живем довольно сыто, и редко кто уж совсем бедствует. Но сложность заключается в другом – в том, что мы часто очень расслаблены и растеряны. Поэтому нам нужно почаще задавать себе вопрос, а лучше бы ежедневно (как только проснулся) подумать: зачем я живу? что толку в моей жизни? что я в эту жизнь принес хорошего? А вечером подумать о смерти: вот смерть лежит передо мною, а верую ли я в то, что она будет?
Мы читаем вечерние молитвы, но глаза наши как-то пробегают мимо слов: "Неужели мне одр сей гроб будет, или еще окаянную мою душу просветиши днем?" Действительно, в эту ночь мы можем помереть, но мы в это как бы не веруем. Это неверие чисто психологически объяснимо, потому что человек создан Богом бессмертным и смерть – вещь противоестественная для человека. Поэтому он не хочет ни думать о ней, ни знать о ней ничего не хочет. Но смерть все-таки есть. И святые отцы и люди духовные советуют о ней почаще помышлять. А некоторые подвижники и гроб в келью ставили, а другие даже укладывались туда спать, чтобы уж совсем не забыть: просыпаешься – так уж в гробу. Чтобы знал, чем эта жизнь кончается. Так делалось, чтобы лучше вникнуть в цену нашей жизни, чтобы каждый день был прожит не зря.
Дьявол весь мир закрутил в такую карусель, что, приди завтра Христос на землю и попробуй что-то людям объяснить, Его голос вообще не будет услышан, он просто потонет, потому что его перекричат радио, телевидение, газеты, журналы, люди. Поэтому Господь второй раз на землю уже не придет. Он придет только тогда, когда будет судить мир. И если мы начнем задумываться над этим вопросом часто, то увидим, что в нас будет расти вера. А все наши беды и жизненные неустройства, всякая тягота и отсутствие радости в жизни связаны только с одним – нашим неверием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25