Полдня было потрачено понапрасну, а впереди было еще черт знает сколько
работы, чтобы от него избавиться, и от одной мысли об этом я готов был
завыть. Наверное, еще полчаса, и я бы не выдержал и натворил каких-нибудь
глупостей. Но этого не случилось, потому что Лиммель вдруг начал говорить
- торопясь, сбиваясь, понимая, что мое к нему отношение вдруг резко
переменилось, чувствуя, видимо, что вот-вот готов я бросить его на
произвол судьбы. И этот его рассказ - нелепый и жалкий, как нелеп и жалок
был сам Лиммель - вдруг породил в моей душе самому мне непонятное
сострадание к этому человеку, сострадание, которого он, конечно же, не
заслуживал.
- Я должен сказать вам правду, - начал он. - Только не считайте меня
сумасшедшим. А впрочем, как вам угодно, и пусть меня даже отправят туда,
где вы держите своих сумасшедших.
- Вы это серьезно, приятель? - спросил я его. - У нас туда возят
вперед ногами.
Он съежился, услышав это, а мне самому стало противно от собственной
мелочной жестокости. Впрочем, мое замечание его не остановило. С полминуты
он помолчал, нервно сцепляя и расцепляя пальцы, а потом его понесло. Ну и
историю я услышал...
- В-вы м-можете мне не верить, - заикаясь, заговорил он, - н-но я
прибыл из более далеких мест, чем в-вы думаете. - Потом он немного
помолчал и вдруг выпалил с видом человека, который убежден, что ему все
равно не поверят: - Я - п-путешественник во времени.
И я ему конечно же не поверил. Эдак и я могу обернуться простыней и
бродить ночью по улицам, заявляя, что я - призрак хромого Гугона. Так я
ему и сказал. Его это, впрочем, не остановило, и он принялся объяснять
мне, как именно осуществляются путешествия во времени. Мир, как он
утверждал, гораздо сложнее, чем думают наши ученые. Он, правда, не знаком
с их трудами, но уже одно то, что я считал путешествия во времени
невозможными, позволяло ему свысока смотреть на нашу науку. И хотя сам он
в темпоральной физике, как он называл это, не разбирался, он пользовался
ее достижениями и рассуждал поэтому с позиций высшего знания.
Так вот, если верить Лиммелю, путешествия во времени - вещь вполне
реальная, причем путешествовать теоретически можно в любом направлении.
Однако первые же эксперименты показали, что при перемещении в будущее
возникают какие-то пока непонятные возмущения темпорального поля,
приводящие к разрушению машины времени уже на первых секундах перемещения.
Путешествия же в прошлое оказались настолько просты, что машины времени
для их осуществления доступны практически любому жителю того мира, откуда
прибыл к нам Лиммель. Только вернуться назад в свой мир оказалось
практически невозможно. И совсем не потому, что путешественник как-то
застревает в прошлом. Наоборот, в прошлом невозможно задержаться сверх
промежутка времени, определяемого величиной полученного темпорального
импульса, по истечении которого путешественника неизбежно выбрасывает
обратно в то время, из которого он отправился - но уже в совершенно иной
мир, в котором все совершенное им в прошлом произошло в действительности и
оказало влияние на историю. Самым поразительным в его рассказе было
утверждение, что своим появлением в прошлом человек не меняет того мира,
из которого он отправился путешествовать. Он просто перескакивает в некий
параллельный мир, порожденный, быть может, исключительно его собственным
вмешательством в прошлое.
- Быть может, - сказал он с какой-то затаенной гордостью. - Мир, в
котором вы живете, родился благодаря моему вмешательству в его историю.
- Ну уж это вы, приятель, пожалуй, загнули, - я похлопал его по
плечу. Выпитое пиво слегка шумело в голове, усталость постепенно
отступала, и я слушал его треп уже вполне доброжелательно. Что, впрочем,
не изменило моей решимости от него избавиться.
- Вы мне не верите? - спросил он.
- Конечно не верю. Вот если бы вы на моих глазах выпорхнули из
небытия на своей машине времени - где, кстати, вы ее держите? - тогда,
может, и поверил бы.
И тут он вдруг зарыдал. Честное слово, так прямо по-настоящему взял и
зарыдал. Уронил голову на руки и давай почти беззвучно трястись,
размазывая слезы и сопли по рукаву. Уж лучше бы глотал и дальше свои
таблетки, чем так позориться.
Надолго его, конечно, не хватило. Минут через пять, слышу, начал он
что-то бормотать себе под нос, но прислушиваться мне было не интересно. Я
закурив новую казенную сигару, подозвал Клемпа и заказал ему еще пару
кружек. Ну и бутербродов, конечно. Эх, испорчу я себе окончательно желудок
таким питанием.
Клемп, видимо, прочитал мои мысли, и вместо бутербродов принес две
порции сосисок с жареной картошкой. Раньше в его заведении о такой роскоши
не приходилось и мечтать, но я не стал спрашивать, откуда все это взялось,
а молча принялся за еду. Если дела пойдут так и дальше, я еще обо всем
успею его расспросить. Я уже приканчивал свою порцию, когда бормотание
Лиммеля стало отчетливее, и можно было разобрать без конца повторяемый им
риторический вопрос:
- ...и почему я такой несчастный? ...и почему я такой несчастный?
Бывают же на свете зануды.
- А по-моему, так вы счастливчик, - не выдержал я наконец. - Столько,
наверное, всего повидать успели. Как там, в прошлом нашем, интересно было?
- Что? - он непонимающим взглядом уставился на меня.
- Вы поешьте, приятель, и сразу полегчает.
Я кивнул на тарелку. Видно, голод сильнее всякого расстройства. Он
даже переспрашивать не стал и вмиг умял всю порцию. Так, будто не ел дня
три или четыре. Хотя, кто его знает, может, он и вправду давно ничего не
ел?
- Ну так как там, в прошлом-то нашем жилось? - снова спросил я, когда
он кончил есть.
- Глаза бы мои на это прошлое не глядели.
- А все-таки?
- Да какая вам разница? Будто я туда что-то разглядывать отправился.
И зачем только я ввязался в это дело?
- Вам что, сильно здесь не по нутру? - я постарался удивиться.
- Мне здесь не нравится.
- Сами виноваты. Это же из-за вашего вмешательства наш мир стал
таким, каким вы его видите, - я усмехнулся, показывая, что по-прежнему не
верю его рассказу.
- Но что же мне делать?
- Да отправляйтесь снова в прошлое - только и делов.
И вот тут он мне выдал. Вот тут он меня наповал сразил.
- Если б я мог... - сказал он и всхлипнул.
- Что, кто-то угнал вашу машину? - я боялся поверить мелькнувшей в
голове догадке.
- Ее нельзя угнать... Да вы не поймете.
Я с удовольствием съездил бы ему по зубам за эти слова, но сдержался.
Пока. Скоро я перестану сдерживаться, потому что не нанимался выслушивать
такие сентенции от всяких таблеточников.
- Вы что, боитесь вернуться к своей машине? - спросил я напрямик.
- Да не в этом дело, - он досадливо махнул рукой. - Не в этом дело...
Если бы все было так просто... У меня... Ну как бы это вам объяснить? У
меня сел темпоральный аккумулятор. И теперь я навеки заточен в вашем мире.
Это была моя пятая, последняя попытка - и снова неудача.
Он опять закрыл лицо руками и зарыдал. После порции сосисок с
картошкой сил у него на это было достаточно. А я сидел и мысленно
чертыхался. Вот ведь угораздило этого Лиммеля! И самое обидное - в конце
квартала.
- И чего вас понесло путешествовать? - я не мог скрыть досады.
- Да вам не понять, - не переставая рыдать, ответил он.
- Вот что, приятель, - сказал я веско, чтобы до него дошло, - если вы
и дальше думаете продолжать в том же духе, то я сейчас встану и уйду, и
выпутывайтесь тогда сами. И так плетете всякую чушь, а чуть что - сразу
"вам не понять".
- Извините, Гайт, - это мигом привело его в чувство.
- То-то же. Так вы помните мой вопрос?
- Да. Мне было плохо. Там, откуда я прибыл, мне было очень плохо. И я
решил поправить свои дела таким вот образом. Думал, мне повезет в другом
мире. Год копил деньги на машину и аккумулятор. Думал, найду приличный
мир, продам свои камешки и заживу себе безбедно. У нас ведь их научились
синтезировать и продают совсем недорого.
Я не стал говорить ему, что у нас такими камешками разве что дороги
не мостят. Просвещать его на сей счет я не собирался.
- И многие у вас там так вот убегают?
- Многие. Рабочих мест не хватает, жизнь дорога... Правительство
специально финансировало программу по разработке дешевых машин времени,
чтобы избавляться от лишних людей.
- Ну и дураки же вы там, однако, - заметил я. - Если из путешествия в
прошлое все равно нет возврата, дешевле всего было бы отправлять всех
желающих переселиться в лучший мир туда, - я поднял глаза к потолку. - Кто
проверит? Просто удивительно, что ваши правители до этого не додумались. Я
бы, во всяком случае, ни за что не стал бы переселяться туда, откуда нет
возврата.
- Так были же возвращения.
- Здрассьте. Вы же только что говорили, что вернуться нельзя.
- Нельзя при единичном прыжке. Но если прыгать много раз, то может
сработать закон компенсации. Да вы все равно... - начал было он, но
вовремя спохватился и попытался объяснить мне действие этого закона.
Разбирался он в этом деле плохо, и я понял одно - некоторым из
первопроходцев все же удалось вернуться, и только после всесторонней
проверки идея массового переселения овладела неудачниками типа Лиммеля.
- И вы, значит, использовали все пять попыток? - спросил я его, чтобы
прервать объяснения. - Пять раз побывали в прошлом?
- Да. Это был кошмар, но его можно пережить. Тем более, что
темпорального импульса хватает всего на полчаса. Главное - успеть оставить
в прошлом заметный след. Во время первого прыжка я не сообразил, как это
сделать, и в результате очутился в мире, очень похожем на тот, который
покинул. Ну а потом я стал попросту устраивать в этой местности лесные
пожары. Не знаю уж, сколько раз место, где стоит ваш город, выгорало из-за
меня, - не без гордости сказал он.
- Да не больше четырех, приятель, - тоже мне, сочинитель эпоса. "Не
знаю уж, сколько раз..."
- Ну да, конечно, - поправился он. - Четыре раза. Но вы знаете,
второй раз я вернулся из прыжка ночью. Может, тот мир был бы хорош, но я
испугался - кругом лес, ни огонька, да еще гроза собиралась. И я прыгнул в
третий раз. Там было то же самое, но уже светало, и в том мире я пробыл
почти сутки, пытаясь найти хоть кого-то. Наверное, это был вымерший мир, и
я отправился в прошлое в четвертый раз. А в следующем мире оказался
концлагерь, и я едва успел уйти. Не понимаю я этого, не понимаю! Ведь для
прыжков специально выбираются курортные места - кому потребовалось
устраивать здесь концлагерь? Разве мало места внизу, на равнине?
Он замолчал, утомившись, видимо, от разговора. Потом заметил перед
собой кружку и присосался к пиву. Он еще вспомнит наше пиво в своих
странствиях, подумал я. Вряд ли ему удастся отведать такого пива в
будущем. Я поставил свою кружку на стол. Пора было кончать.
- Так вам, значит, у нас не нравится? - спросил я.
- Нет, - ответил он обреченно. - Мне здесь не выжить.
- Может, я смогу вам помочь. Как он выглядит, этот ваш аккумулятор?
- Ну такая коробочка красная с ладонь величиной. Сверху на ней три
клеммы, а сбоку надпись вот такая.
Он изобразил что-то похожее на надпись на запотевшей пивной кружке.
Разобрать что-либо мне не удалось, но такую коробочку я определенно видел.
И не очень давно. Об этом я ему и сказал.
- Где?! - он чуть с места не вскочил.
- Мне показывала ее вдова Кургеля. Тут у нас ухлопали какого-то
странного типа с полгода назад, и кто-то из ее отпрысков - те еще ребятки
вырастут, скажу я вам - нашел эту штуковину неподалеку и принес домой. Она
побоялась, что это взрывчатка, показала мне.
- И... И что дальше?
- Я сказал, что не похоже, на том мы и расстались.
- Это был аккумулятор, - сказал Лиммель убежденно. - Это мог быть
только аккумулятор. Куда она его задевала?
- Откуда ж мне знать? Валяется где-нибудь среди хлама, если не
выбросила.
При этих словах он даже затрясся.
- Я должен его получить.
- Спокойнее, приятель. Это будет совсем не просто.
- Помогите мне. Я не останусь в долгу, мне есть чем заплатить.
Он, конечно, имел в виду свои камешки.
- Я могу показать вам дом...
- Вы не можете меня так бросить. Я не справлюсь без вас. Прошу вас,
во имя человечности прошу, - он даже руку к сердцу прижал.
Тьфу ты черт, прицепится же такой! Мне вдруг стало так противно, что
я готов был тут же сам отправиться к вдове, взять у нее этот проклятый
аккумулятор, и пусть Лиммель катится с глаз долой. Но делать так, конечно,
не следовало, и я взял себя в руки.
1 2 3