Быть может,
мы созданы такими для того, чтобы в конце концов разрушить эту Вселенную и
заново начать цикл творения. И никто из нас не в состоянии задержать
познание, когда открытие уже сделано. Не имеет значения, кто именно
совершит его - не мы выбираем, нас выбирает Вселенная. Даже если бы можно
было заранее знать все последствия, даже если бы можно было остановиться
перед закрытой дверью на пути познания человеческой души - все равно мы не
смогли бы удержать ее закрытой для других. Человечество обречено на
познание и не способно остановиться на этом пути, даже если путь этот и
ведет в преисподнюю.
И я понял тогда, что, написав портрет Дьявола, я совершил именно такое
открытие. Я открыл в душе человеческой что-то такое, чего лучше было бы не
знать никогда. И, выйдя из-под моей власти, Дьявол вынес это открытие во
внешний мир. А значит, ничего теперь нельзя было поправить. Люди смотрели
на него, и невольно, неосознанно наделяли его все новыми чертами, а он
впитывал частицы их душ, впитывал и оживлял все то дьявольское, что в них
было, и все большую силу обретал его взгляд, все более живой и объемной
становилась его фигура, все более властным - выражение его лица. И вчера,
когда я стоял перед ним, он был уже совершенно живым и диктовал мне свою
волю.
Я бросился в прихожую, стал поспешно одеваться. Я знал, что совершаю
глупость, что ничего уже не изменить, что мне никогда не удастся поправить
сделанного, и бремя этого открытия вечно будет лежать на моей совести, но
поступить иначе я не мог. С третьей попытки мне удалось поймать такси, в
шесть утра я был уже у дверей клуба и стучал в окно к вахтеру.
- Это вы тут недавно шастали?- узнав меня, угрюмо спросил он меня,
высунув в щель заспанное лицо.
- Скорее, надо посмотреть, в порядке ли картины!- сказал я первое, что
пришло в голову.
Он зевнул, посмотрел на часы.
- Да вы с ума сошли. Еще только шесть.
- Пожалуйста, я вас очень прошу!
Он буркнул что-то нечленораздельное и, очевидно, непечатное, прикрыл
дверь и, отомкнув цепочку, пропустил меня внутрь.
- Да куда они денутся?- бурчал он, шагая передо мной ко входу в зал,-
Сколько здесь работаю - ни разу картины не воровали. Доски со двора стащили
- было дело. Люстра на складе пропала однажды. А картины - они всегда
висят. Эти вот,- он кивнул на репродукции в тяжелых рамах, развешенные по
стенам коридора,- Уж поди, лет двадцать, как висят, никто их не трогает.
Он открыл дверь в зал, и я вошел внутрь. Было совершенно тихо, только
вахтер возился сзади, щелкая выключателем. Глаза постепенно привыкали к
полумраку.
- Вот ведь черт, забыл совсем,- пробормотал вахтер,- Свет-то на главном
щите отключен. Морока одна с этой выставкой,- и он вышел из зала,
позвякивая ключами.
Я медленно двинулся вперед, туда, где висел Дьявол. В зале было тихо и
спокойно, но в этом спокойствии было что-то зловещее. Я оглянулся по
сторонам. Из полумрака, из темных углов на меня смотрели их лица, лица моих
творений. Их взгляды преследовали меня, они следили за каждым моим
движением, каждым моим шагом. Осуждающие взгляды. Гневные. Скорбные.
Взгляды отчаявшихся и обреченных. Они все понимали.
Медленно, через силу я достал из кармана нож и раскрыл его. Он пытался
удержать мою руку. Он пытался остановить меня. Он даже хотел сказть мне
что-то - но я был ему уже неподвластен. Раз за разом вонзал я нож в холст и
остановился только тогда, когда вспыхнул свет в зале. Лишь клочья от картны
висели передо мной.
Но облегчения я не почувствовал.
Ничего уже нельзя было поправить.
Дьявол вышел на свободу.


1 2 3