Особенно сейчас, когда
Танька навстречу помчит со своим: "И-и-а-аи-и!!!"
Танька продолжала стоять в песочнице: недоумение и любопытство.
Никаких восторженных визгов.
- Гражданин! Мы детей раньше шести не выдаем! Тем более неизвестно
кому! У них сейчас прогулка! Не травмируйте детскую психику! Посторонним
запрещено!
Мареев посторонний?! Да он с этим мочалом и разговаривать не будет!
Присел на корточки и поманил пальцем:
- Та-анька! А кто прише-ол!
- Мареева!!! - голос воспитательницы вдруг стал диким, из ночного
кошмара. - Мареева!!! Беги за дядей Витей! Он там... там лестницу чинит!!!
Дети! Дети, все - в садик!!!
Кольнула досада - не может бабье без скандала напоказ. Но тут же
резануло и вспороло насквозь, Танька секунду наблюдала за его призывными
пальцами и - стрекача, раздавив замок на песке, с криком:
- Дядя Витя-а-а!!! Дядя Витя-а-а!!!
Гурьба ринулась за ней ревмя ревя. Сразу и вдруг.
Мареев так и остался на корточках. Пружины в ногах ослабели.
Невозможно встать.
Танька. Та-анька... Это уже сволочизм. Этого он Аде никогда... Прав
Гридасов! Он напишет, он добьется! Это уже сволочизм! Чтобы ТАК настроить
дочь! Чтобы так!.. Та-анька!
Он свалился с корточек от толчка. С размаху плюхнулся на собственную
сумку (Сырки! В глазури!). Воспитательница хватко держала его за плечо,
трясла и голосила:
- Люди-и!!! Кто-нибудь! На по-омощь!!! Витя-а!!! Ребенка хотел
украсть! Люди-и! Меня, сказал, убить!!! Витя-а!!!
Мареев тяжело поднялся, тяжело отлепил впившиеся в плечо пальцы
("Витя-а!!! Убегает!!!"). Тяжело увернулся неуклюжим финтом. И - побежал.
Шок от страха в Танькиных глазах был оглушающим. Чтоб еще объясняться с
Витей, который вот-вот вывернет из-за угла с молотком наизготовку. Чтоб
еще объясняться с милиционером в толпе зевак... И что объяснишь?! И зачем,
если бывшая жена Ада сделала с Танькой то, что она сделала. И с ним, с
Мареевым, тоже - сделала.
Бежал. Где тут у вас, чтобы поглубже? И камень потяжелей. Бежал. Руки
вели себя отдельно от головы - горстями выскребывали из сумки
коричнево-белую смятку (Глазурованные сырки! Таньке!) Стряхивал на
асфальт. Мальчик-с-пальчик! По сырковым меткам тебя дядя Витя и нагонит. И
ка-ак ахнет молотком по бестолковке. И пусть. Бежал...
Выгребая, наткнулся - не сразу осознал. И как только понял, облился
нервной дрожью. Вынул двумя пальцами - "Мертвые не потеют" в глазури.
То-то будет от Гридасова. Остановился. Куда он, собственно,
бежит-торопится? Мертвые не потеют. Значит, он жив. Запарился. И побрел
вполне бесцельно, слизывая сырковые следы с обложки. Хорошо - глянцевая.
Может, и следа не останется? Хоть это хорошо...
Гастроном.
"Мебель". Аптека. ХРУЭМ ПРСТ...
Возьмет Мареев и устроится через три на пятый, все остальное льготно.
И справки на совместительство не надо. Не с чем совмещать. При его ганглии
- лучше от института отдохнуть и завтра, и послезавтра, и потом.
Рекомендовано. А по поводу ХРУЭМ ПРСТ - никаких противопоказаний. Вот и
пойдет. Неважно, что за ХРУЭМ ПРСТ. По ходу дела сориентируется. Он голову
мучает, а это окажется просто такой призыв, к примеру. Мол, давайте всем
миром хруэм этот прст! Мареев готов присоединиться. Он сейчас готов не
только какой-то там прст, а что угодно и кого угодно того самого... хруэм.
Кто бы ни попался!

Кто бы!.. Липа! Он заранее ощерился - улыбка по протоколу, а под
мышкой нота протеста. Липа ему на глаза и должна попасться. В подъезде. Он
ей сейчас свой пропуск ткнет в... Ах да, пропуск у тараканища, на вахте.
Тем лучше! Чем хуже, тем лучше. Пусть Липа только квакнет!
Хочешь - не хочешь, станешь женоненавистником. Лимитчица-Липа. Охота
на мужей с пропиской. Чутье - лисье. Внешность тоже.
"Что я, рыжая?" Рыжая. И злая. И чутье. Мареева она унюхала с первого
дня, как он вселился. Разведенный, перспективный, отдельная. Тут у Мареева
разрыв с женой-Адой не зарубцевался, а тут - обволакивающее приставание.
От: "я вашу почту уже достала, вот возьмите!", до: "у вас бодяги не будет?
такой синяк! скользко, я как шлепнулась!" В час ночи она в квартиру
звонит! В час ночи она шлепнулась, дежуря в своем закутке, лениво сжигая
спичку за спичкой! На седьмой этаж она взобралась за помощью! "Вы только
гляньте, какой синяк!" Надо ли уточнять, на каком месте изящно
демонстрируемый ушиб?.. По-своему логично, даже беспроигрышно. Разведенный
мужик подсознательно может забыться, а Липа... Все так. Но Липа была
рыжей. А бывшая жена-Ада - тоже. Липа коротала дежурство, изничтожая по
три коробка спичек - просто так, глядя на огонь. Угольки в глазах и запах
серы. Любимое развлечение и бывшей жены-Ады... Не забыться! И Мареев с
порога, как был в одних плавочках, отрубил:
- Мы с вами незнакомы! Запомните раз и навсегда!
Запомнила. Взыграло ретивое самолюбие. Ах, незнакомы?! Раз и
навсегда?! Ладненько! И начался период приставания ненавидящего.
Приставания служебного. Она на службе, она дежурит и - будьте добры
какое-нибудь удостоверение личности, вдруг вы тут не проживаете, не
проживающим нельзя, только по приглашению, для того она и сидит здесь!
Ритуал оба соблюдали неукоснительно. Ибо стоило Марееву однажды
уклониться, забыв какой ни есть документ, и Липа закатила гам столь же
бессмысленный, сколь и похожий на недавнюю истерику воспитательницы в
детском саду.
А пропуск вохровец передал! "Куда следует". По 34-03 позвонил... Чем
хуже, тем лучше. Пусть только Липа его тормознет! Он ее... он ей!..
Критическая масса накопилась - сейчас ка-ак рванет!
Не рванул! Липа нарушила ритуал и не ощерилась ответно, а... Взгляд,
как тогда, при демонстрации синяка. Сменила тактику? По-новой решила
попробовать? Напра-асно. Не выйдет!
Мареев ждал лифта и чувствовал облучение взглядом. Ни за что! Створки
раздвинулись.
- Если вам на пятый, давите сильней. Кнопка западает.
Судя по тону, не кнопка, а сама Липа западает.
"Ой, я западаю!" - ее лексикон, ее охота на мужей. Любой обернется.
Мареев - не любой. А если бы и до того, то уж не Липа. Лучше бы она
документ затребовала - он бы душу отвел. Ишь, "если вам на пятый..." На
седьмой ему, на седьмой! Прекрасно она знает, что ему на седьмой! А то,
ишь, тактику сменила! Ишь, будто первый раз ви...
Мареев оглянулся, но створки уже закрылись. Поехали! Мареева
царапнуло. Не то и не так.
"Мы с вами незнакомы! Запомните раз и навсегда!" Липа сейчас так и...
Но не ритуально, а искренне. То есть фальшиво - "ой, я западаю!", но
искренне охотясь. После всего, что у них было, вернее - не было?!
Рассуждая здраво - глупо. А Липа всегда рассуждает здраво. Глупо, но
здраво. По-своему. И подобный выверт не в ее... Приехали.
Мареев раскопал в кармане ключ, вставил в замок, повернул, открыл и -
раздался звонок.
Вдруг - с работы? Все выяснилось, вахтеру нахлобучка - и звонят! Он
задергал ключ. Телефон звонил. Плюнул, оставил дверь распахнутой, впал в
комнату. Телефон звонил. Пробежался в грязных туфлях по линолеуму. Телефон
звонил.
- Да! Алло! Да!
- Товарищ Мареев?
- Да-да...
Не с работы. Голос спокойный, теплого тембра, но холодной
уверенности. Специфический голос.
- Мы бы хотели с вами побеседовать, если не возражаете.
Краем сознания Мареев отметил: в чем, в чем, а тут кино не врет. И
верно - не спрашивает абонент, кто звонит, о чем побеседовать, а если
возражаю? Голос говорит сам за себя. Точнее, сам за того, кто говорит
таким голосом. Значит, надо. На-до!
- Где вам было бы удобней встретиться? Можно и у вас дома, можно у
нас...
Что же он такого сделал? Что он мог такого натворить? Мареев
перетряхнул память, хватаясь и тут же отбрасывая всякие пустяки и
ерундовины. Но ведь звонят! И не в кино!
- Тогда давайте так договоримся. К вам подойдут наши товарищи, и вы
им уделите некоторое время. Договорились?
- Конечно-конечно! - преувеличенно обрадовался Мареев в трубку.
Короткие гудки.
- Добрый день! Вы позволите? - раздался тот же голос, но из прихожей.
Все-таки, наверное, не тот же, а такой же. Мареев положил трубку и на
полусогнутых пошел на голос.
- Конечно-конечно!
Никаких шагов на лестнице он не слышал, никаких кряхтений лифта,
вообще никаких шумов - это при распахнутой двери.
У порога стояли двое. Корректные, внимательные, понимающеглазые,
дружелюбные. Блондин и брюнет. Профессионально осторожно пожали ему руку.
Ну и ладо-ошки!
- Проходите-проходите! - гостеприимно засуетился Мареев.
- Только извините, на кухне придется. Там табуретки. Или можно их в
комнату перенести. Я сейчас чай...
- Не надо, не беспокойтесь, - сказал блондин.
- Да. Не стоит. Не беспокойтесь, - сказал брюнет.
Попробуй не беспокоиться! Они прошли в кухню, а Мареев, закрывая
дверь на лестницу, шпионски выглянул. Никого!
- Вот! - радушно сказал Мареев на кухне, пробуя не беспокоиться. -
Вот!
От блондина и брюнета исходило нечто. Сразу возникала острая нужда от
всего отпереться и ни в чем не признаваться, если грешен. И такая же
острая нужда полностью раскрыться и признаться во всем, во всем, если
безгрешен. Какие за ним грехи? Разве что... Вот Ящик вчера пронес мимо
вахты. Уникальный Ящик, но он сам его сделал. В порядке шефской помощи.
Имеет право. То есть, конечно, не имеет, но не потому же они здесь!
Они молчали и смотрели. Поощряюще.
- У нас на работе, - начал Мареев неожиданно. И его повело. Про
Тренажер, про отличных ребят, про перспективы разработок, про подшефных,
вскользь про Ящик... Чего он им рассказывает?! Но остановиться не мог.
Пусть сами спросят. Ведь должны спросить. А то если он: "Представляете,
какой странный случай сегодня произошел!", то не очень натурально
прозвучит. Вроде оправдывается. А в чем?
Они молчали и смотрели.
Тараканище-вахтер позвонил им по 34-03. На то он и тараканище! Не
могли же они из-за какого-то пропуска!.. Да что там такого в пропуске!!! И
Мареев подробно стал говорить на тему: как я провел день. Пусть сами
спросят.
Как пришел на работу, вот только на вахте не пропустили. Сделал
паузу. Пусть сами спросят. Не спросили.
Как он - к Кириллову... это его начальник. А того нет, но вот что
забавно!... Сделал паузу. Не спросили. Ну и не надо!
Как потом... Впрочем, неважно. Короче, дальше - на медкомиссию. И
там...
Так он расставлял по пути вешки-паузы. И не дождался, что хоть одну
подберут. А Мареев оживленно и вроде бы непринужденно излагал. Он изложил
обычный день обычного инженера с обычными заморочками, оставив в зоне
умолчания всю бредятину. Пусть сами спросят. Они же знают... Что-то. Иначе
почему им быть здесь?
Мареев добрался в монологе до телефонного звонка и иссяк. Что дальше
рассказывать? "И вот, значит, вы позвонили и сразу пришли, а я вам говорю,
что вот у нас на работе... А вы, значит, сидите у меня на кухне и
слушаете".
- Вы ничего странного не замечали? - вступил блондин.
- Что-то непривычное, неожиданное для вас? - вступил брюнет.
- Нет! - озлился Мареев. Они еще спрашивают! Не замечал бы - не
спрашивали! Сидят, понимаешь, все знают и спрашивают! Что знают? Не знаю!
Пусть и отвечают, а не спрашивают.
- Нет! - повторил Мареев с напором. Ничего не замечал. Ничего
странного. Странный вахтер, странная Люська, странный Кириллов,
сбрендивший психиатр, ревущая Танька, Липа, в конце-концов! Мало вам?!
Какой вопрос вас больше интересует?
Вопрос застал врасплох. Откуда не ждали.
- Телефон у вас исправный? Не бывает так, чтобы кто-то номером
ошибся?
- Бывает! - свирепея от бессилия, брякнул Мареев. - Сначала ошиблись
номером. Потом адресом. И вот вы здесь! - он схамил в сердцах и тут же
спохватился.
Но ни блондин, ни брюнет не отреагировали.
- А кроме нашего звонка, никаких? - спросил блондин.
- Вчера, например? - спросил брюнет.
- Нет! - уперся Мареев.
"Командор вызывает Бэда! Командор вызывает Бэда!" Гридасовские
штучки. Да, но потом: "Проездной!" в автобусе за спиной. Очень похоже.
Чернокожий плащ, кирпичный затылок в столовке. И клятвенное уверение
Гридасова, что он не звонил.
- Нет!
С какой стати?! "Ротики закрыли на замочки". Увязывать чепуху с
чепухой - получится одна большая чепуха!
"Ключики спрятали в карманчики". Увяжешь и станешь идиотом. С манией
преследования. Или еще с какой манией, памятуя все нынешние странности.
Нет. У Мареева, конечно, богатое воображение, но не настолько, чтобы пасть
его жертвой. А признать - значит, овеществить. Он только и делал со
вчерашней ночи, что отмахивался: мистика, не бывает, бред!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11