Конторы больше нет, а дом остался, и сейчас в нем товарный склад. Трейси нужно, чтобы снова сделали вывеску “Отто Зейфанг”, совсем как прежнюю, и повесили ее на прежнее место. Нужно, чтобы был восстановлен отдел дегустации и чтобы человек по имени Пиберди, человек по имени Рингерт и человек по имени Шайвли сидели там и дегустировали кофе. Пиберди живет в меблированной комнате, Рингерт — в “Бельвю”, Шайвли — вместе с дочерью в Бронксе.
— Зачем ему вся эта чушь? — спросил Блай.
— Я знаю, выглядит это глупо, но я знаю также: тигра он найдет. Ему нужен только один день, обязательно воскресенье. Это и нам очень подходит, потому что в середине дня по воскресеньям на Уоррен-стрит не бывает ни души, разве что один—два пьяницы.
— Вы так долго проторчали в “Бельвю”, — сказал шеф Блай, — что и сами немного тронулись. Но валяйте дальше, выкладывайте все до конца.
— Еще ему нужно, чтобы в кладовой было не меньше ста мешков кофе.
— Это еще зачем?
— Он раньше там работал, — начал объяснять Хьюзинга. — В это воскресенье он придет туда к восьми утра и примется перетаскивать мешки. Пиберди, Рингерт и Шайвли будут в это время в отделе дегустации дегустировать кофе. Время от времени Трейси будет заходить к ним и тоже дегустировать. В полдень, когда у него начнется перерыв на ленч, он выйдет на улицу и станет у входа. В полпервого на Уоррен-стрит появится девушка по имени Лора Люти. Она остановится перед входом к “Отто Зейфангу”.
— Остановится, стало быть?
— Да, остановится.
— Ну и что?
— В тот же миг там появится тигр Тома Трейси. Трейси возьмет девушку под руку и пойдет с ней по Уоррен-стрит. Через три подъезда от “Отто Зейфанга” будет пустой склад. Он войдет туда с девушкой и с тигром. Внутри склада будет клетка. Тигр войдет в эту клетку, Трейси клетку запрет. После этого они с девушкой уйдут из склада.
— Уйдут, стало быть?
— Да, уйдут.
— Валяйте дальше, — сказал шеф, — расскажите мне еще что-нибудь.
— Мы должны обещать ему две вещи. Первое: никакой огласки. Никаких фотографий даже для наших архивов. Мы с вами сможем наблюдать все из здания напротив. Второе: мы можем держать тигра в клетке, но должны обещать, что никто об этом не узнает. Если тигр болен, мы должны обеспечить ему квалифицированную медицинскую помощь. Особое внимание надо обратить на его раненую ногу — переднюю правую.
— Вы, кажется, действительно верите этому психу?
— Так точно, сэр.
— Почему?
— Вы поручили мне вести это дело десять дней тому назад. Все десять дней я провел с Томасом Трейси. То, что в газетах писали про Лору Люти, вовсе не утка. Врачи говорили, что она умирает, и достаточно было взглянуть на нее, чтобы убедиться в этом. Ну так вот: теперь она не умирает. Пингицер проводит в “Бельвю” целые дни, беседует с ними обоими, старается понять, что же такое произошло. Он говорит: все больные в “Бельвю” — это люди, которые где-то, когда-то потеряли любовь. Заболевают те, для кого любовь главнее всего, и многие из них умирают, причем довольно быстро. Трейси не сумасшедший.
— А как насчет доктора Скаттера и всех прочих специалистов, которые считают его сумасшедшим?
— Я не знаю. Их заключения тоже выглядят убедительно. Похоже, что к таким вещам можно подходить по-разному. Пингицер изучает сейчас подход Тома Трейси. Пингицер говорит, что это подход, в который сам он всегда верил, особенно если вовремя начать, но он никогда не видел, чтобы этот подход давал результаты в запущенном случае — таком, как Лора Люти. Он говорит, что с людьми нужно быть терпеливым, готовым учиться, потому что возможно всякое, особенно когда дело связано с любовью. Ведь вы не поверите, если я скажу, что в “Бельвю” смеются?
— Нет — или, во всяком случае, это нездоровый смех.
— Так вот смеются же, и чертовски здоровым смехом! Скаттера и прочих это задевает за живое. Они пытаются положить этому конец, каждый день вводят новые правила, но ничего не могут сделать. Они злятся, что больные не оправдывают их ожиданий. Больные встают с кроватей, навещают друг друга, помогают друг другу, рассказывают истории, поют, танцуют — и делают это совсем не как сумасшедшие. Они делают это естественно, достойно, доброжелательно. Правда, большинство из них грустит, но немногим больше, чем остальные люди. — Хьюзинга на секунду умолк. — Томас Трейси отыщет для нас тигра. Когда это произойдет, мы хоть будем знать, на каком мы свете, пусть даже не сможем об этом никому рассказать. Так или иначе, недели через две вся эта история позабудется. Ну как?
— Нет, — ответил Блай. — Это глупо. Пойдут разговоры, надо мной будет смеяться весь Нью-Йорк.
— Сегодня среда. Через четыре дня мы бы уже все знали. Разрешите мне взять это на себя. Не удастся — виноват буду я. Скажу, что идея моя. Что действовал я по собственной инициативе. Пингицер со мной согласен. Он хочет наблюдать.
Шеф стал размышлять надо всем этим. Он думал долго-долго.
— Ладно, — сказал он наконец. — Ладно, я тоже буду наблюдать.
— И мы должны сдержать свои обещания, — напомнил Хьюзинга.
— Ладно, — сказал шеф. — Приступайте.
И капитан, довольный и преисполненный веры в благополучный исход, хотя и испытывая в душе какой-то страх, приступил.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Солнечным воскресным утром Томас Трейси, поднявшись по ступеням метро, вышел на поверхность земли.
Он остановился, освещенный лучами солнца, и огляделся, как шесть лет тому назад. Вокруг мало что изменилось.
Через Боулинг Грин Парк он прошел на Уоррен-стрит и, глянув на свои часы, заспешил, как в прежние времена, потому что часы показывали без пяти восемь.
На Уоррен-стрит не видно было ни души. Она, как большинство улиц в воскресные дни, казалась улицей, которая снится.
Томас Трейси увидел, что в доме снова контора Отто Зейфанга. Он поспешил к двери, и из здания напротив капитан Хьюзинга и шеф Блай видели, как он вошел туда.
До этого они видели, как туда вошли Пиберди, Рингерт и Шайвли.
— Ну, — сказал Блай, — не знаю, как по-вашему, а по-моему, Трейси свихнулся больше, чем даже думают. А по-вашему как?
— Пока рано судить, — ответил Хьюзинга. — Насколько мне известно, в половине первого по Уоррен-стрит пройдет Лора Люти, как шесть лет назад.
— Все это очень мило. Но вот эта работа, которой он думает там заняться, она должна выманить тигра из убежища, где он прячется, и привести его к “Отто Зейфангу” — правильно?
— Правильно.
Их прервало полицейское радио. Оно сообщило, что все спокойно.
— Давайте повторим заново, — сказал Блай. — Девушка будет в желтом вязаном платье, правильно?
— Правильно.
— Она появится около половины первого — правильно?
— Правильно.
— Трейси будет стоять у дома напротив, на ступеньках — правильно?
— Правильно.
— Когда девушка увидит Трейси, она остановится, правильно?
— Правильно.
— В этот момент появится тигр — правильно?
— Правильно.
— Трейси возьмет девушку под руку и пойдет с ней по Уоррен-стрит, а тигр пойдет с ними рядом — правильно?
— Правильно.
— Через три подъезда, вон в том пустом складе, где сейчас на стенах висят картины с изображениями животных, будет стоять клетка — правильно?
— Правильно.
— Кстати, где вы раздобыли картины? — спросил Блай.
— У “Реймонда и Реймонда”, — объяснил Хьюзинга. — Это репродукции самых известных картин с изображениями животных.
— Тигр войдет в клетку, а Трейси клетку закроет — правильно?
— Правильно.
— На антресолях склада спрятались двое наших молодых полицейских, Слу и Сплайсер, которые потом расскажут нам обо всем, что увидят, — правильно?
— Правильно. Они уже там.
— Свяжитесь с ними.
Хьюзинга связался. Ему ответил Слу, и Хьюзинга поговорил с ним немного.
— Они ждут, — сказал Хьюзинга Блаю.
— Что вы запретили ему делать? — спросил Блай.
— Он спрашивал, можно ли ему сделать несколько снимков. Слу не знает, что он увидит, но фотоаппарат с ним.
— А не думаете ли вы, что сделать несколько снимков было бы совсем неплохо?
— Мы обещали не делать.
— Мы полиция — мы могли наобещать что угодно.
— И все равно мне кажется, что никаких снимков нам делать не следует.
— О’кэй. Если мы все не спятили и Трейси действительно приведет тигра в клетку, то после этого он выйдет с девушкой из склада и они пойдут по Уоррен-стрит — правильно?
— Правильно.
— Куда они пойдут?
— Нас это не касается — наверно, погулять.
— Как только они выйдут из склада, мы отправляемся туда принять рапорт от Слу и Сплайсера — правильно?
— Правильно.
— В глубине склада стоит автофургон. В него погрузят клетку с тигром. При первой возможности тигра осмотрят врачи, он получит необходимую помощь, а потом его выпустят на свободу там, где он никому не сможет причинить вреда, — правильно?
— Правильно.
— Так где же это будет?
— Дрессировщик животного говорит, что животное родилось в неволе. Место рождения — Мэдисон Сквер Гарден. Трейси просил, чтобы тигра выпустили на свободу в ближайших к Нью-Йорку горах.
— Кто может поручиться, что там он будет в безопасности?
— В ближайших диких горах, — уточнил Хьюзинга, — где никто не живет.
— Я ни о ком и не беспокоюсь, я думаю только о тигре. Как он там будет жить? Нарвется на охотника — и конец ему.
— Но все-таки там у него будет надежда уцелеть.
— Это если все пойдет так, как вам с Трейси хотелось бы. А что мы будем делать, если тигр не появится?
Младший поднял глаза на старшего:
— Тогда вам придется меня уволить, и поэтому я сам подам в отставку — не дожидаясь увольнения.
— Никто, кроме нас, ни о чем не знает — правильно?
— Никто, кроме нас с вами, но если все провалится, я обязательно подам в отставку.
— А что будет с Трейси и девушкой, если все провалится?
— Я дал доктору Скаттеру слово, что привезу их назад в “Бельвю”.
— Доктор Скаттер обо всем знает?
— Нет, для него я сочинил другую историю, а вот Пингицер знает. То есть знает, что Лора Люти должна встретиться с Томасом Трейси в половине первого дня у входа к “Отто Зейфангу”. Больше он ничего не знает.
— Где он сейчас?
— Трейси попросил, чтобы доктор Пингицер тоже сидел в отделе дегустации. Я видел, как доктор вошел туда за несколько минут до вашего прибытия.
— Что он там делает?
— Трейси хочет, чтобы он просто там был.
— Известно ли Трейси, что, если все провалится, они с девушкой должны будут вернуться в “Бельвю”?
— Нет, — ответил Хьюзинга, — и это меня мучает. Это я от него утаил. Я думал, что так лучше, но все равно на душе у меня кошки скребут.
В половине девятого им опять сообщили по радио, что все спокойно. Шеф позвонил секретарю:
— Мы уже два раза слышали, что все спокойно. Я хочу знать, что произошло, что бы это ни было. Перезвоните мне.
Секретарь перезвонил и сказал:
— Все участки сообщают, что никаких происшествий нет.
— Вы уверены?
— Так точно.
— Бывало когда-нибудь, чтобы в Нью-Йорке в течение целого часа не было ни одного происшествия?
— Никогда, насколько мне известно, — ответил секретарь.
— Нет, — сказал Блай Хьюзинге, — что-то случилось. Никаких происшествий — ни одного пьяницы, ни одного семейного скандала, ни одной мелкой кражи, ни одного нарушения общественного порядка — в Нью-Йорке в течение целого часа!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Томас Трейси приступил к прежней своей работе. Он взвалил мешок с кофе на плечо, пронес его пятьдесят ярдов и сбросил на пол — только проделать все это оказалось нелегко.
Том Трейси перенес другой мешок из дальнего конца склада к отделу дегустации, а за ним третий. Каждый раз, когда он сбрасывал мешок, ему хотелось зайти в отдел дегустации и подегустировать кофе вместе с Пиберди, Рингертом, Шайвли и Пингицером, потому что он слышал, как они разговаривают, хотя разобрать, о чем они говорят, не мог. Однако он чувствовал, что ему не стоит заходить к ним, пока он снова не научился справляться с работой так же легко, как прежде, пока не начал получать от нее удовольствие.
После каждого мешка он чувствовал себя очень усталым. Вес, давивший на плечо, казался огромным. Несколько раз ноги подкашивались, и ему казалось, что он вот-вот упадет. Он не мог понять почему: ведь каких-нибудь шесть лет назад он так легко справлялся с этой работой! Он дышал прерывисто, и каждый раз, когда он поднимал мешок, сердце начинало бешено колотиться.
Наконец он остановился у заднего окна — отдохнуть, подумать о теперешнем своем состоянии, посмотреть, что там, во дворе.
А там все было прежним: асфальт, кирпичи и камни, потемневшие доски, мусорные баки, хлам и отбросы повсюду, упрямое старое дерево, кое-где сорняки, низкая арка ворот в кирпиче здания на противоположной стороне двора. Несколько кирпичей выпало, два до сих пор валялись на асфальте.
Отдыхать пришлось долго, и он глядел и глядел на эту щемящую сердце картину. Когда-то все здесь было новое, вселяющее надежду, светлое, чистое, но теперь все это выглядело жалким.
И однако, неся следующий мешок, он почувствовал страстное желание увидеть все снова — так любящий испытывает страстное желание видеть возлюбленную, когда она, больная, лежит в постели.
1 2 3 4 5 6 7