– Но... Но был уже не в себе... Вы узнали, Сол? – он повернулся к Яновски. – Вы узнали, чем таким стал его голос? Словно он становился... Что это у вас там?!
Из подпола, где Мэри-Лу колдовала в останках разгромленной фонолаборатории, раздалась стократно усиленная невнятная речь, какое-то подобие музыки. Ритмичные, мерные удары. Многоголосое пение... Нет, скорее скандирование. Словно хор обреченных пел свой приговор...
– О-О-О-О-М-М-М! О-о, КО-МО-НОММ!! О-О-О-О, РА-МА-НОМММ!!! А-А-А-АХ! О-О-О-МММ!! О, КОМОНОМММ!
– Мэри! – завопил, приоткрыв люк в полу, Яновски. – Мэри! Прекратите цирк!!
– Я просто для примера, – крикнула Мэри-Лу снизу. – Чтобы вы представили...
– Переключись на наушники! – крикнул Яновски и закрыл люк. Мгновенно наступившая тишина словно подчеркнула странную жуть прозвучавших заклинаний.
– Что вы уставились на меня? – спросил Яновски.
– Так, показалось... – невнятно ответил Айк. – У вас... Будто у вас на плече... Черная ночная бабочка, что ли?..
– Да, – подтвердил Стивен, – и мне показалось...
Но уточнять не стал.
– И потом... Там кто-то ходит снаружи...
– Хватит! Начались глюки... – резко сказал Яновски, беря бразды управления в свои руки. – Айк, выходите в эфир. Уже полночь...
– Еще сорок минут, – отозвался Айк. – Интересно, Гэррод и Пайпер тоже...
– Что, собственно, «тоже»? – спросил Яновски.
– Насчет петушиного крика. Это они что, серьезно?
– Не знаю, что тебе сказать тут...
– Ведь они были друзьями раньше, – то ли спросил, то ли просто отметил Стивен. – Пайпер и Сирил Гэррод...
– Так, Морис на связи, – доложил Айк.
В динамике раздался, сдобренный легкими помехами, встревоженный голос верного адвоката «Джей-Джей-ти»:
– Как добрались, ребята? Тут по Ти-Ви идет такая информация, что я всерьез заволновался... Телефонная связь нарушена... Дайте-ка сюда Пайпера!
– Он погиб, – глухо сказал Яновски. – Он погиб. На ранчо все разнесено. Мы блокированы в доме Гэррода.
– Так, – отозвался Морис после некоторой паузы. – Господи... Какого характера опасность?
– Чудовища, – ответил Яновски. – Чудовища. Непонятно, откуда и что это такое...
– Гэррод? Он...
– Неизвестно... Дом пуст, лаборатория разгромлена... Слушай меня внимательно. Утром будем уходить. Если пригоните вертолет, то... Но перед этим, прямо сейчас, бросим репортаж на студию. Через «Найтберд». Спутник проходит через полчаса. Пайпер арендовал канал связи...
– Выслушайте меня тоже, – скороговоркой зачастил Морис. – Пайпер у меня оставил пакет... С записями Гэррода, что ли? На случай гибели. Вы меня слушаете? Какие-то помехи... На случай гибели их обоих. Я думаю, что хотя с Гэрродом...
– Ты верно думаешь, – усиливая голос, сказал Яновски. – Открывай свой пакет!
– В банке. Я говорю, пакет в банке, в сейфе!.. Раньше утра...
– Буди директора и вскрывай пакет! Здесь дела почище, чем на фронте. А они что-то такое обо всем этом знали, что-то предвидели эти старые университетские друзья... Черт! Что там такое?!
– Это с антенной, – сказал Айк.
– Ясно, что с антенной, – зло отозвался Яновски. – Кто-то снаружи курочит антенну... Осторожнее, Стив!..
Прижавшись к стене у косяка, Стивен сбросил запор и ногой в тяжелом армейском ботинке толкнул дверь. Потом в приоткрывшийся просвет высадил струю пламени из ручного огнемета. И с карабином наперевес вышел. Вышел и Айк, сжимая гранату.
– О, господи, – сказал Стивен.
* * *
– Не понимаю, зачем его... вытащили сюда. И как им удалось взломать... – Айк поднялся с колен, не отводя взгляда от скорчившегося трупа Пайпера.
– Им это удалось изнутри. И мешок тоже... изнутри распорот. Точнее, он его, похоже, просто разорвал. Зубами. Смотри, у него во рту...
– Господи, – снова сказал Стивен. – Вас подстраховать, ребята? – окликнул их из проема двери Яновски. – Здесь у меня... – он встревоженно обернулся внутрь дома. Хриплые, каркающие звуки, лязг какой-то доносились из-за его спины. Локтем сценарист поправлял неудачно накинутый на плечо ремень винчестера, а носом, мученически морщась, столь же неудачно посаженные очки.
Стивен не вовремя подумал, что близорукость порой может быть счастьем. По крайней мере, Сол не понимал, над чем они с Айком склонились. Он повертел в руках разорванный «индивидуальный мешок» и прикрыл чудовищно изменившиеся, уже дважды сжигавшиеся останки шефа.
– Осторожнее, – успел крикнуть ему Яновски. – Там что-то с люком...
Айк вбежал первым и успел помочь Солу поднять непонятно заклинившуюся крышку люка, сотрясаемую глухими ударами, сквозь которые доносилось нечленораздельное, нечеловечески громкое завывание.
– Что там происходит? – заорал Стивен, пытаясь захлопнуть за собою дверь. – С Мэри?..
И тут крышка едва не слетела с петель, откинулась. Все на мгновение затихло. Только полузадушенный, рычащий стон-клекот медленно сочился из подпола.
– Дайте фонарь, – уверенно приказал Яновски Айку и, выставив ствол винчестера вперед, сделал шаг к лестнице...
– Мэри-Лу?
Невероятной длины, черные, голенастые какие-то руки плавно вынырнули навстречу ему из подземелья и со странной, издевательской нежностью захлестнули его плечи, слегка подняв над землей... А вслед за руками поднялся торс их хозяина – выполненная то ли из обгорелого камня, то ли из металла, смахивающая на изваяние с острова Пасхи, чудовищная, в полтора-два натуральных размера, карикатура на Мэри-Лу. Разорванные, дымящиеся остатки свитера болтались на плечах ожившего истукана. По искаженному чувственной гримасой лику исступленно молотил прикладом захваченный врасплох Сол. Винчестер, снятый с предохранителя, саданул в потолок, чудом никого не покалечив. Этот выстрел привел в чувство Стивена, и он выпустил в чудовище пол-обоймы своего карабина. Пули рикошетили от хитиновой – или какой там еще – брони, с визгом пошли крушить мебель, обивку стен, аппаратуру на столах. Но, как ни странно, какое-то действие они произвели: обугленный демон заслонился от выстрелов, словно от ударов хлыста, выпустил несчастного сценариста, как-то по-человечески всхлипнул и согнулся. Этим успел воспользоваться растерявшийся было Айк: он молниеносно захлопнул невероятно тяжелую крышку и, надо сказать, поспел с этим вовремя.
Некоторое время они молча громоздили на захлопнутый лаз все тяжелое, что только могли сдвинуть с места в комнате, затем Яновски свалился без сознания... Айк стал над ним на колени, Стивен отыскал и протянул ему аптечку.
Глухие всхлипы, стоны и проклятия неслись из-под крышки люка, придавленной пирамидой разношерстной мебели и утвари. Временами эта пирамида начинала пошатываться.
– Довольно серьезно она... оно его... – сказал Айк. – Кровь не удается толком остановить. – Внутреннее, боюсь, сильное кровотечение... Морфий я ему все-таки... Тебя, я вижу, тоже шваркнуло. Дай посмотреть руку.
– Ничего страшного, не когтем... У этой... У этого чучела не кожа, а наждак, – морщась и сжимая кровящую левую ладонь, отозвался Стивен. – Еще нет часа ночи, а нас уже только двое... И связь нарушена.
– Ты неважно выглядишь... Пару часов побудь с Солом. Я попробую восстановить связь. Потом поменяемся. А лучше – отключись на полчаса.
– Я не могу отключиться – амфетамин... Попробую разобраться с этим, – Стивен кивнул на разбросанные по полу полуобугленные бумаги.
Стенания и крики в подземелье полузатихли. Голос, их производивший, стал почти человеческим. Уже не бешеные удары – жалкое поскребывание исходило откуда-то снизу.
– О-т-к-р-о-й-т-е... О-т-к-р-о-й-т-е, р-е-б-я-т-а... – это был голос Мэри-Лу, только голос сорванный, утративший все интонации, голос с глухим отчаяньем, без всякой надежды, бесконечно, как-то по-детски тянувший:
– О-т-к-р-о-й-т-е-е-е-е...
Стивен стал укладывать пребывавшего в беспамятстве Яновски как можно дальше от страшного лаза, а Айк, наоборот, подтянул к люку ручной пулемет и стал осторожно окликать того, внизу:
– Эй! – крикнул он, – Эй! Мэри, – ты можешь ответить?.. Ты там одна?..
– Это... – голос Мэри-Лу стал приобретать слабые интонации, но оставался внутренне выгоревшим, погасшим. – Это к-какой-то припадок... приступ... Помогите мне. Хотя... Хотя не выпускайте лучше меня отсюда...
Стив не мог представить, чтобы этим голосом канючил хитиновый дьявол, притаившийся для нового броска, нет, это был голос смертельно испуганной, покалеченной женщины, скорчившейся там, внизу, в смрадной темноте на каменных ступенях...
– Слушай, – продолжал Айк, – ты уверена, что с тобой там было... Что ты там ... одна?
Всхлип.
– Я сейчас ломом приподниму крышку, а ты покажись. Но только без фокусов. Ты понимаешь? Стив будет страховать с огнеметом.
– Я, я хочу отдать вам кое-что...
Скрип петель, кряхтение двух рослых мужчин, борющихся с ими же сооруженной баррикадой. Черная щель разверзлась перед ними. И потом в эту щель высунулась обыкновенная, поцарапанная и измазанная сажей, с обломанными ногтями женская рука и выкинула к ногам мужчин магнитофонную компакт-кассету.
– Берите, – торопливо, уже совершенно своим только очень испуганным голосом, крикнула снизу Мэри-Лу. – Я... я работала с этим, когда... когда все вдруг...
Она еще что-то торопливо объясняла, но двое мужчин, уже почти не слушая ее, в ужасе смотрели, как, отталкивая эту человеческую, почти детскую руку, другая, суставчатая и когтистая, но явно тому же хозяину принадлежащая, потянулась за кассетой, а первая, человеческая, беспомощная, стала пытаться эту лапу оттолкнуть...
Выкрикивая что-то вроде: «Фу! Кыш...», Айк кованными башмаками стал загонять, заталкивать страшные руки в подземелье, а Стивен отбросил кассету в угол и выдернул из просвета лом. Щель закрылась. Крики и стоны внизу становились все неразборчивей. В крышку опять стали бить. Сильнее и сильнее. Потом все стихло...
Стивен поднял кассету и спрятал в карман. Потом сел прямо на пол и обхватил голову руками.
– Вот что, Стив, – глухо сказал Айк. – Во что бы то ни стало попробуй с этим разобраться. Я беру на себя Сола и связь. Дежурю, одним словом... В три попробуем смениться.
Почти ничего не говоря друг другу, они устроили бесчувственное тело Яновски на переоборудованной в лежанку широкой скамье и занялись каждый своим: Айк – аппаратурой, а Стивен – уцелевшими бумагами. Он стал раскладывать их, пытаясь найти хоть что-то, написанное обычным, понятным простому смертному, языком.
Осмысленный текст нашелся не сразу – посреди засаленной и исписанной непонятной наукой тетради («Книга Лукавого» – было означено на обложке фломастером, вкривь и вкось. Часть страниц обгорела).
* * *
«...Ибо человека, как и всякой другой твари земной, не что иное, как наполнение некой формы. И порождает эту форму не протоплазма, неудержимо множащаяся через поток биохимических реакций и алхимию нуклеиновых кислот, белков, липидов и других комбинаций химических элементов. Нет. То, что мы считаем основой клеток, живой плоти, да и всего бытия нашего бренного тела, – это не что иное как наполнитель, точнее, некий безвредный сожитель, наполняющий отпечатанную в пространстве-времени нишу, к которой он приспособился, от которой зависит, но изменить природу, которой не может, да и, наверное, не собирается.
Всякий, кто задумывался над тем, как неизбежно стремится живое вещество в самых разных условиях воплотиться в очень узкий набор образов, – независимо от того, миллион лет занимает это воплощение в ходе эволюции или считанные минуты в ходе индивидуального развития какой-нибудь ничтожной козявки, – кто размышлял над тем, с какой тупостью повторяет Всевышний одни и те же конструктивные решения в самых разных эпохах и царствах живого мира, должен был бы прийти к этой простой мысли. Я же пришел к ней, разглядывая отпечатки древних рыб, сохранившие на миллионы лет мельчайшие детали анатомии этих тварей. А ведь известняк, в который воплотились эти формы, не что иное есть, как продукт тупой, неразмышляющей жизни мириадов мизерных существ, никакого отношения к формируемому ими образу не имевших. Как не имеют к нашему образу отношения и миллионы примитивных биохимических фабрик, его наполняющих. Сказки о последовательностях нуклеотидных триплетов, якобы хранящих все детали прихотливой конструкции тел тварей и трав земных – только уловка. Ни на что большее, чем на приспособление ко вне ее законов существующей форме, вся эта генетическая машинерия не рассчитана – и в этом никем не понятая еще причина провала всех попыток создать теорию биологических форм...»
Стивен отложил разваливающуюся пачку обгоревших листков и потер набрякшие веки. «Платон, – сказал он себе. – Платон в изложении физика, Платона не читавшего... Физика, занявшегося вдруг биологической мистикой...» Потом стал читать дальше.
«...Но во что же впечатаны эти формы, нас порождающие, и что порождает их самих? Вот первый из вопросов, которыми я задался в те дни. И решение его представилось мне детски, элементарно простым. То, что мы почитаем за ничто, единственно и способно породить нечто!
1 2 3 4 5 6