Вчерашний вечер прошел не зря. Все-таки одна голова хорошо, а две, да еще с бутылкой, это сила! Я практически не сомневалась, что мы все угадали правильно, только непонятно, как это выяснить.
Сергей не брал трубку. Мы пробовали звонить со всех возможных телефонов, чтобы убедиться, что он не занес меня в «черный список». Нам упорно сообщали, что абонент недоступен. Я вспомнила, что Сергей рассказывал, что когда-то он любил устроить себе «загул». Запирался на неделю в квартире и отключал все телефоны. Он не пил, просто посылал весь мир куда подальше. Такой странный способ психологической разгрузки. Но во время тех «загулов» он не выходил из квартиры, а сейчас ходит на работу, я просто его там поймать не могу.
В конце концов мне надоело мучить телефон, и мы отправились дышать свежим воздухом, а заодно и купить пива. Заслужили!
В понедельник я была почти бодра, решила, что подожду до обеда, а потом начну методично названивать ему на работу. Когда-нибудь я его все-таки застану!
Но к обеду я довольно основательно закопалась в бумажках и совершенно перестала следить за временем. Когда у меня зазвонил телефон, даже не посмотрела на определитель. Если бы посмотрела, возможно, у меня бы была хоть секунда подготовиться.
– Привет, Коша. Как дела? – спросила трубка преувеличенно бодрым голосом.
Оказывается, очень легко ненавидеть то, что не видишь и не слышишь. А ненавидеть такой родной голос невозможно. То, как я отреагировала на этот звонок, было для меня полной неожиданностью – единственное, что я сразу поняла, это то, что говорить с ним не смогу.
– Извини, я занята. Перезвони через полчаса, – с трудом выдавила я и отключилась.
Зрелище, наверное, было не для слабонервных. Слезы ливанули сразу и потоком. Руки тряслись так, что я не сразу смогла взять стакан с водой, который мне совали добрые коллеги.
– Катька, ты чего? Что случилось? Что-то с Машей? Да ответь ты!..
Мне понадобилась примерно минута, чтобы начать говорить. Голос не слушался.
– Извините. Ничего не случилось. Это так… Бабская истерика.
Быстрее всех сориентировалась Ира. Она схватила меня и уволокла из комнаты «подышать свежим воздухом» мимо совершенно ошалевших сотрудников.
Через полчаса я была в форме. Прогулка по улице плюс уверения Иры, что я «все равно красивая и быстро найду другого», сделали свое дело. У меня отросли клыки, жало наполнилось ядом, шипы торчали во все стороны – я была готова к разговору.
Телефон зазвонил через час.
– Привет… Ты свободна? – Голос звучал уже не так бодро.
– Да.
– Э-э-э… Как дела?
– Нормально.
– Как Маша?
– Спасибо, ничего.
– Кать, ты обиделась?
– На что?
– Ну… Я не знаю. Хорошо, что не обиделась. Я тут… У меня тут… Короче, такое дело… Мне предложили работу. Такой шанс нельзя упускать, понимаешь, я не мог отказаться!
– Понимаю.
– Кать, я буду звонить. И писать. Катя, ты ко мне в гости приедешь?
– Куда?
– В Германию. Я надеюсь, я пару лет всего там поработаю, а потом вернусь.
– А! Значит, все-таки за границу, не в Мурманск…
– Что?
– А, ничего. Это я о своем.
– Катя, скажи что-нибудь!
– Что?
– Ну, как ты к этому относишься?
– Это был шанс, который упускать нельзя. Ты не мог отказаться.
– Я уезжаю через две недели.
– Хорошо.
– Я год не приеду.
– Хорошо.
***
К разговору с Катей я не готовился, памятуя о провале попыток срежиссировать беседу с директором, но к подобной краткости был не готов.
– Я занята. Перезвони через полчаса.
Ничего себе! Я ведь пропал на неделю! Мобильник отключал! А вдруг я при смерти?! Одним словом, вопиющая нечуткость. Из принципа перезвонил не через полчаса, а через час. Это было тем более удобно, что наши редакторши успели разбежаться, и я мог чувствовать себя совершенно свободно. Верстальщик Серега укрылся в глубине наушников, а директор – в недрах кабинета.
Я несколько раз подряд набрал и выдохнул полную грудь воздуха, после чего набрал номер.
– Здорово! – сказал я, делая вид, что совсем не обиделся. – Можем поговорить?
– Да, – ответили мне с экспрессией диктора в аэропорту.
– Как поживаешь? Как дочка?
– Нормально. Мы помолчали.
– Обиделась, что ли? Эй?
– На что?
– Правильно, не на что. Я тут немного закрутился. Мне предложили замечательное место работы. Правда, за границей, зато перспективы! Вот я какой у тебя везунчик!
Слова, которые внутри головы казались безупречными, на выходе являлись безупречной смесью пошлости с идиотизмом. Хоть бирочку вешай: «Состав: тупость – 100%, банальщина – 100%, интонация, идентичная натуральной, – 50 граммов».
– Поздравляю, – сказал диктор из трубки.
Это уже ни в какие ворота не лезло даже боком. Неужели я не достоин элементарного семейного скандала?
– Спасибо. Ты ведь ко мне в гости приедешь?
– Куда?
– В Германию. Или в Прагу. У них два головных офиса. В Прагу даже лучше, город красивый.
– Все-таки не Мурманск.
– А при чем здесь Мурманск?
– Ни при чем.
Мы опять замолчали. Я почувствовал, что все напряжение последних дней аккумулировалось у меня в районе речевого аппарата. Я у нее поддержки прошу, а она… Да ей просто наплевать!
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – Я еще держался.
– У тебя был хороший шанс. Ты не мог его упустить.
– Ты издеваешься? Ты понимаешь, что через две недели я уеду и целый год меня не будет? Как минимум год?!
– Да.
И я сорвался. Я выговорил все, что накопилось, упрекал ее в бездушности и безразличии к моей жизни.
И еще в эгоизме. Противно было то, что для поддержания ощущения правильности произнесенного приходилось орать. Как только я замолкал, становилось мучительно стыдно, и я снова старался заорать этот стыд.
Катя тоже что-то кричала.
Когда я брякнул трубку (обозленный тем, что Катерина брякнула ее мгновением раньше), на меня изумленно смотрели две пары глаз: я докричался и до Сереги в его супернаушниках, и до директора в его звукоизолированном кабинете.
– Квартиру продаю, – пояснил я, – с агентством ругался.
***
Когда я очнулась, в комнате было тихо. Так тихо, что я не сразу сообразила, что не одна, и громко всхлипнула. И вздрогнула от неожиданности, потому что народ вокруг зашевелился.
– Круто, – сказал Сашка, – тебе повезло, что он не на мобилу позвонил.
– Что? – Я еще плохо соображала, что происходит, перед глазами вспыхивали красные круги.
Сашка куда-то сходил, принес и положил передо мной останки телефонной трубки.
– Ты не волнуйся, я починю. Но сегодня мы, похоже, будем пользоваться только базой. На, выпей.
Я автоматически маханула прозрачную жидкость, потому что была уверена, что это вода. Оказалось, водка.
– На, запей.
На этот раз повезло. Сок.
Откашливаясь и вытирая слезящиеся глаза, я оглядела комнату. Человек пять с очень встревоженным видом стояли вокруг моего стола, остальные сотрудники столпились в дверях, не решаясь войти.
– Да-а-а… А если бы там было окно? – подал кто-то голос.
– А если бы там кто-то стоял?
– Катька, я теперь с тобой только дружить буду.
Я медленно приходила в себя. До такой степени ярости меня еще никто никогда не доводил. Когда Сергей мне заявил, что он едет за границу, я даже обрадовалась. В смысле, вот какая я умная, я это уже и без него знаю. Когда он начал обвинять меня в нечуткости, это я еще выдержала. Но когда он заявил, что я эгоистка, что я всегда думаю только о себе, а он, бедолага, все должен решать за двоих, что мне наплевать даже на то, жив он или нет, что он мог не звонить еще месяц, я бы ничего и не заметила, вот тут в моей психике произошли необратимые изменения.
Я ему все сказала. И про заграницу, и про отключенный мобильник, и про его идиотскую привычку кидать свои вещи прямо в коридоре.
Видимо, разговор происходил на повышенных тонах, потому что к нам в комнату сбежался весь офис.
Видимо, я не очень хорошо соображала, что делаю, потому что трубку положила об стенку.
***
Всю следующую неделю я провел в высшей нервной деятельности: разбирался с увольнением, соблазнял знакомых своим местом в издательстве (должностью, только должностью!), паковал вещи, непрерывно консультировался с новыми нанимателями, пытался выучить необходимый минимум немецких слов.
Самым печальным получился процесс продажи машины. Ее пришлось отдавать в нехорошие руки за небольшие деньги.
Суета дисциплинировала. Как только я приостанавливался, где-то в районе совести начинало противно чавкать и ныть. Логически рассуждая, я ничего дурного не совершал. Во-первых, я не бросал Катю, а всего лишь ехал в длительную командировку. Это же для ее пользы! Чем лучше положение будет у меня, тем больше я могу дать ей, это же дважды два! Даже дважды один! Во-вторых, мы не муж и жена, я ей обет верности не давал. Я свободный человек и имею право поступать так, как считаю нужным! В-третьих, мы ведь можем перезваниваться, переписываться, перекидываться SMS. Какая разница, в Москве я или в Праге?
Логика была безупречная, совсем не понимаю, почему она была бессильна перед этой сосущей тоской.
В довершение всего на Москву обрушились грозы. В эту пору года они вообще случались нечасто, а уж в таком количестве и с такой яростью – вообще никогда. Деревья вырывало с корнем. Возле какого-то ночного клуба машину раздавило половозрелым тополем. На МКАДе поток автомобилей останавливался, не в силах противостоять другому потоку – водяному.
Как я узнал из газет, на суверенной родине Кати тоже начались природные катаклизмы. Ураган очень странной природы – фронт всего несколько десятков метров – прокатился поперек страны с востока на запад. Если бы я додумался проложить траекторию шторма на карте, то убедился бы, что он двигался по направлению от Москвы к Праге.
Но я не додумался. О чем впоследствии неоднократно жалел.
***
– Катька, кончай хандрить! И так на улице черт-те что творится, а еще ты сырость разводишь!
– Я ме хандрю, у мемя масморк…
Насморк был не только у меня. Похоже, он был у всех. И неудивительно! Погода над людьми просто издевалась.
Если с утра было солнце и жарко, значит, к вечеру подмораживало. И те, кто вышел из дома в туфельках и плащиках, к вечеру обливались соплями.
Если с утра градусники покрывались инеем, значит, к вечеру начинало жарить солнце, и все, кто вышел из дома в сапогах и куртках, сходили с ума от жары, расстегивались и… обливались соплями.
Из-за постоянных столкновений холодных и горячих воздушных потоков в атмосфере творилось что-то невероятное. Начались смерчи и ураганы. Если бы это было возможно, наверняка случилось бы цунами и землетрясение, но, к счастью, поблизости нет ни моря, ни гор.
После нашего последнего разговора с Сергеем мне стало понятно, что наши отношения подошли к своему закономерному финалу. Глупо было надеяться, что нам удастся что-то сохранить на расстоянии 750 км. А уж 1500 да плюс три границы… Это просто невозможно. Может быть, мы еще попереписываемся по инерции пару месяцев, а может, не стоит… Зачем продлевать агонию? Уехал – и все, с глаз долой – из сердца вон! Осталось только убедить в этом сердце.
***
За три дня до отъезда все было готово – помогла моя неукротимость на нервной почве. Я успел даже организовать приличный прощальный вечер в родном издательстве. Он чем-то напоминал веселые поминки. Все рассказывали друг другу, какой я замечательный, дамы постарше рыдали на моей шее, а Катька с Ритой враждебно рассматривали мою бывшую сослуживицу Татьяну Юрьевну, которую я намедни уговорил принять бразды.
Бедняжка не знала куда спрятаться. Из речей сотрудников было понятно, что Сергей Федорович Емельянов – человек совершенно незаменимый, талантливый и на дуде игрец. Младшие редакторы считали мою преемницу причиной ухода любимого начальника и, судя по всему, собирались устроить ей сладкую до тошноты жизнь. Директор раза три заявил, что «если что, возвращайся, будем рады».
Несмотря на неловкость по отношению к Татьяне Юрьевне, к концу вечера я прослезился. Искренняя привязанность товарищей в комплекте с двумя (кажется) бутылками коньяку наполнила мое сердце светлой печалью. В довершение всего мы стали пить светлое пиво.
Зря.
Утром я очнулся с пугающей пустотой на месте обычных мыслей, как бы сачкануть работу. Сачковать было нечего. Еще полнедели я мог полностью посвятить себе.
Я сходил прогуляться, пользуясь передышкой между грозами. Совершил уточняющий звонок бывшему однокурснику, который брался присмотреть за квартирой. Вернее, я ее сдал, но за символические сто баксов, так что старый студенческий друг неприлично радовался и слишком часто уточнял, когда я наконец уеду.
Затем я набрался мужества и отправился к маме. Это был трезвый вариант прощального банкета. Мама умудрялась одновременно гордиться мной, бояться за меня, радоваться и плакать. Даже отец отложил неизменную подшивку журнала «Вокруг света» и принял посильное участие в обсуждении моих творческих планов. А еще я, как обычно, съел огромное количество пищи, которая целиком состояла из холестерина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23