Ждан обрадовался, сказал, что будет вылазка.
- Ворота откроют?
- Нет, ворота открывать опасно - ударят картечью. Вылаз откроют, через подземные ходы пойдут.
Нас окликнули, велели бежать к пушкарям: каждый человек в крепости был на счету.
В башне после ночи было холодно, полутемно, лишь из бойниц били снопы яркого света. Пушкари перекладывали ядра, перетаскивали кадки с порохом. На лафетах тлели крученые льняные фитили.
Мы со Жданом оказались на самом верху под тесовой крышей. Из бойниц было видно далеко кругом. Шведские позиции лежали внизу, совсем рядом. На башню смотрели жерла пушек, то одна то другая пушка оглушительно грохала, с резким свистом в крепость летели ядра. Когда ядро попадало в стену, башня резко вздрагивала... Я видел окопы шведов, парусиновые шатры, фигуры пушкарей, пороховые бочки, горы ядер. Пушки у шведов были тяжелые, с двухобхватными страшными стволами.
Башенные орудия молчали, пушкари негромко переговаривались
- Слыхали, шведу подкрепление прибыло?
- Без того шведа видимо-невидимо.
- А вчера приступ был: ворота петардой разбили. Ворвались, а наши - из пушки, жеребьем!
Где-то поблизости коротко бухнул колокол. Пушкари бросились к пушкам, замерли, приготовились к бою. Когда колокол бухнул в третий раз, ударили все пушки Гремячей башни. И началось... Мы со Жданом едва успевали подкатывать ядра, подтаскивать бочонки пороха.
И вдруг пушки замолчали, а пушкари бросились к бойницам...
От еловой гривы к окопам шведов бежали псковские воины, стреляли из ружей, размахивали клинками. Пошла жестокая рукопашная. Пушки шведов замолчали, пушкари отчаянно отбивались от наседавших русских воинов. Я видел все. Огромный швед ударил псковитянина банником, сбил с ног. Сбитый лежа выпалил из мушкета, и швед тяжело осел возле пушки. Падали убитые, раненые, их добивали, топтали сапогами. Кто-то бросил горящую головню в окоп с пороховыми бочками. Загррхотало, поднялся столб огня; бочки взлетали, взрывались, поле, словно туманом, затянуло сизым дымом. В дыму шведы и русские налетали друг на друга, сшибались, дрались изо всех сил...
Ударил большой колокол, и псковитяне двинулись к крепостным воротам, которые вдруг распахнулись. В дыму показались стрелковые цепи: к шведам шла подмога. И снова загрохотали пушки в Гремячей башне и во всех соседних...
Когда бой затих, мы со Жданом спустились к Пскове, долго, сложив ладони корцом, пили холодную воду. От пушечного грохота мы совсем оглохли, но на реке слух вернулся. На берегу около стены и башни толпились возвращавшиеся после вылазки воины. Женщины перевязывали раненых, разносили брагу. Воины были без того веселы...
- А я его ядром. Ядро тяжеленное.
- Храбро швед дрался, а не устоял!
- Пушки, жаль, бросили... Мировые пушки!
- Были бы кони, и пушки нам бы достались.
- Коней под землей не проведешь, тесновато.
6
Я сидел над раскрытой летописью и наяву видел давнее, ушедшее, казалось бы, навсегда... Летопись рассказала: у древнего Пскова были многочисленные подземные ходы.
Не будь этих ходов и "слухов", воины Густава-Адольфа легко подкопались бы под стену, подорвали ее, ворвались бы в город... Не бог помог Пскову, а подземные ходы!
Я задумался: не все ведь ходы были земляными, ведь их крепили и деревом и камнем. И потомки наверняка нашли эти ходы, побывали в них, описали...
Выслушав мою просьбу, научный сотрудник музея протянул мне тоненькую книжечку. На титульном листе я с восторгом прочел: "Об археологической экспедиции для исследования псковских подземелий, члена-секретаря Псковской археологической комиссии К, Евлентьеза. Летучия заметки.
Псков. 1873 г.".
Начало показалось мне скучным и затянутым. Подземные ходы автор называл галереями, а народные предания считал "выходящими за пределы возможного"... Вскоре, однако, рассказ стал живым, строгим. Члены экспедиции оказались людьми решительными и смелыми.
"Между Великолуцкими воротами и историческою Свинорскою башнею отыскали каменный дугообразный выход, ведущий... к Алексеевской слободе... Ревнители отечественной древности и старины очутились в подземной, темной, как осенняя ночь, галерее, зажгли огни... Высота галереи - косая сажень, так что два человека в ряд могли свободно следовать по ней, не касаясь головного свода подземелья. Галерея сооружена из дикого камня: стены, свод и пол - все плитяное... Необычайно прочной постройки... На десятисаженном расстоянии от выхода... экспедиция открыла другую галерею, пересекающую главный коридор под прямым углом..."
От волнения у меня пересохло во рту, я видел все, о чем писал историк прошлого века.
"Подземный коридор... все больше и больше углублялся в землю... все поворачивал влево - под площадь, занимаемую городом... На тридцатисаженном расстоянии от выхода из подземелья оказалась вода и затем - топкая, по колено, грязь... Двое перебрались в ботфортах через топкое место... Дальше пошла опять грязь..."
Первая экспедиция прошла не более ста метров, и участники ее вернулись назад. Однако они многое успели узнать.
"Подземный ход из Псковской башни к реке Великой, сооруженный, по всей вероятности, для добывания воды во время осадного положения города, оказался... засыпанным землей. Народная фантазия ведет этот ход под самую реку Великую...
Подземные ходы служили псковитянам путем для внезапных вылазок на осаждающего неприятеля, который почти ежечасно угрожал Пскову в прежнее время..." Записки писал истинный патриот суровой псковской земли. "Псковская область, начиная с 1116 года и кончая 1709 годом, имела... 123 войны с врагами внешними!.. Не многим городам Древней Руси выпало на долю такое горе-злосчастие, как Пскову! Недаром же он так измельчал, выродилсявылился в форму незначительного губернского города!" С автором статьи тут я не был согласен. Псков "выродился" по желанию царизма, и лишь Советская наша власть вернула величие древнему городу...
"1-го июля в 6 с половиной часов вечера экспедиция снова спустилась в подземелье... Перебравшись через... топкое место, где вода была до колен и ботфорты вязли в тине до половины, экспедиция попала, как говорится, из огня да в полымя, - в густую, вроде мучного теста, грязь... Через несколько минут передовой дал знать, что подземелье оканчивается обвалом свода..."
Я невольно вздохнул, переживая неудачу и второй экспедиции, читать стало скучно, неинтересно.
"Всего пути по подземелью... пройдено до 80 сажен. Назад тому 12 лет любопытные проходили эту галерею дальше и слышали над своей головой гром от экипажей, разъезжающих по мостовой..." Заинтересовало меня лишь подробное описание выхода, свода и подклети с двумя косыми амбразурами. Весь остальной материал книжечки был посвящен наземной экспедиции на Запсковье... Неожиданно я прочел: "Там... находился прежде тайник, которого теперь больше не видно". Речь шла о Гремячей башне. "Гремячая башня стоит на правом берегу р. Псковы, она построена из плиты лучшего качества, чем сами стены, пятиярусная, со склепом и тринадцатью амбразурами. В прежнее время каждый ярус ее, как и прочих псковских башен, отделялся деревянным помостом, на котором становились пушки, направленные в амбразуры..." Кроме тоненькой книжечки, никакого материала про подземные ходы не было...
Мне оставалось додумать концовку к воспоминанию о походе двух древних мальчиков, но воображение вдруг иссякло... Все было ясно: Густав-Адольф отступил, а юные герои вернулись в Порхов.
Пора и мне было возвращаться на родину...
Автобус быстро довез меня до нужного места. Я снова увидел холмы, лес, озера, и сердце замерло, словно вернулся после вековой разлуки. Поднимаясь в гору, увидел, что навстречу бежит Проса.
- Вспомнила, вспомнила, - издали закричала хозяйка.
Я растерялся, не понимая старую Просу.
- Вспомнила... Кто... про подземный ход... рассказывал... - Хозяйка задыхалась после быстрого бега. Выдохнула радостно: - Костя Цвигузовский... Он в плену был... через подземный ход бежал.
Я не удивился: про всевозможные подкопы читал сотни раз.
Коетю я нашел на берегу Черного озера, где он вырезал ивовые прутья для сенной корзины. Я уже знал, что Константин - один из лучших кролиководов в районе... Корзин Косте всегда не хватало, хотя Костя искусно их плел.
Проса говаривала:
- Костя плетун мировой, что хочешь сплетет: зыбку, кошель, корзину, сарафан и тот может сплести... - И добавляла : - А языком он еще лучше плетет. Кружева вывязывает.
Костя был не один. Рядом с ним вертелся маленький белобрысый мальчуган, имени которого я не знал.
Костя выбирал вязкие хлысты, срезал острым ножом, складывал в пук. Работая, он рассказывал про партизанскую войну:
- Под Дубковскими горами было. Лежу за пулеметом, стреляю. Вдруг рядом девушка с карабином залегла. Из нашего полка, а ни разу ее не видывал... Красивая. Так и смотрел бы, да воевать надо. II вдруг вижу: лицом в мох, карабин выронила. Целили, видно, по мне, по пулемету, а попали в нее... Сердце закипело... А тут они в атаку пошли - рослые, шинели зеленые, будто лес двинулся,,. Остановил. Вся поляна от их шинелей зеленой стала...
- Еще расскажите, - голосом маленького попросил мальчуган.
- После боя, раненного, домой меня отпустили. В плечо ранили, плечо и распухло, будто пчелы жиганули... Остался без пулемета с одной РГ-42... Граната такая, с банку сгущенного молока. Ночевал дома, дневал в лесу. Время было как раз ягодное. Рожь будет - голубица спеет... Набрал ягод корзину, матери решил отнести. Подхожу к дому - немцы. Идут цепью, оружие на изготовку. Меня увидели. Хеа, хеа, кричат, никуда не денешься, сто стволов навели, иду потихоньку навстречу. А солдаты спешат, двое с карабинами вышли из цепи и ко мне... Они меня и заслонили. Подходят, шагов пять осталось...
Костя положил каземь тяжелый пук, сложил старенький нож.
- Когда идешь с оружием, влево стрелять удобнее, вправо - хуже, разворачиваться надо. Тут я и станцевал, да еще и корзину бросил... В упор выпалили, а промахнулись... Недолго затвор передернуть, три-четыре секунды... За четыре секунды сорок метров пробежать можно. Рядом хлев глинобитный стоял, я - к хлеву, за него под горку, и в клевера... Бьют из автоматов по клеверу, как косой косят, еще раз ранило, а уполз, не поймали...
Костя весело тряхнул головой, взвесил на плечо тяжеленный пук.
- Постой, - я тронул Костю за рукав. - Проса говорила, что ты про подземный ход знаешь...
- Знаю. Только рассказ этот долгий... Придется идти со мной, расскажу дома...
Деревня, где жил Костя, лежала в разрыве леса. Рядом с домами стояли хмурые елки, еловая грива перерезала деревню надвое. Возле этой гривы и стоял покосившийся Костин домик. Шумела в огороде столетняя ель, прыгала по мохнатым ветвям белка, грелся на солнцепеке муругий пес... Костя усадил нас с Саней за тесовый стол, врытый под окнами дома, принес полное решето спелой лесной малины...
Костя начал рассказ, и лицо его стало хмурым.
- В плен меня взяли полуживого... Повезли в Славковичи, потом в Порхов - в страшный порховский лагерь. Тысячи людей в нем фашист замучил. Теперь там поле, памятник стоит, а тогда - бараки, бараки, одни бараки... Кормили плохо, какая-то баланда, бурда-мурда. Встретил одного нашего, раньше толстенный был, буктерь, вижу, тоненький стал, тоньше тогнины... Утром, чуть заря, - на работу. Гонят конвойные, а мы еле бредем, шатаемся, что тростник на ветру... Работа тяжелая: на дороге, в каменном карьере, в лесу... Бурелом прошел, весь обрелок свалило. Распиливали эти лесины на шпалы... Коневая в общем работа. Парень-то я был кремяный, камни катал, а после болезни да на лагерных харчах совсем кащеем стал, еле ворочаюсь... Одна радость - живой. В плен-то попал без оружия, по подозрению, не то расстреляли бы на месте...
Костя заметил, что мы с мальчиком не взяли ни Ягодины.
- Вы что? Ягоды-то только из бора... Свежие, духмяные... Угощайтесь!
Взяв горсть малины, Костя продолжал:
- Выпала и хорошая работа: на кладбище фашистов хоронить. Потом я узнал: наш полк поработал, угробили добрую половину карательного отряда... Немцы народ аккуратный: лежат убитые на земле, под каждым солома расстелена. Грузовик гробов привезли - гробы дубовые, крепкие... Сгрузили мы гробы, ямы копаем. Лопата хорошая, что коса отточена. Лопата - оружие надежное. В рукопашном бою - особенно. Отошли конвойные, на чью-то могильную плиту пулемет поставили. Кладбище каменной стекой огорожено. За стеной - часовые, каски видно. Все равно кто-то попробовал уползти... Крики вдруг, стрельба... И тут я мальчонку увидел, лежит в траве, худенький такой... - Костя пристально посмотрел на меня. - Помню тебя в войну мальчишкой... Похож на тебя был тот пацан, просто вылитый... Лежит и ручонкой вот так показывает мне и моему сотоварищу: ложитесь, мол, ползите. Бросили лопаты, поползли... Трава высокая, будто в воду канули. Подползаем к каменному склепу... Мальчонка вниз, что-то повернул, открылась железная дверь. Малец в дверь, мы - за ним.
1 2 3 4 5 6
- Ворота откроют?
- Нет, ворота открывать опасно - ударят картечью. Вылаз откроют, через подземные ходы пойдут.
Нас окликнули, велели бежать к пушкарям: каждый человек в крепости был на счету.
В башне после ночи было холодно, полутемно, лишь из бойниц били снопы яркого света. Пушкари перекладывали ядра, перетаскивали кадки с порохом. На лафетах тлели крученые льняные фитили.
Мы со Жданом оказались на самом верху под тесовой крышей. Из бойниц было видно далеко кругом. Шведские позиции лежали внизу, совсем рядом. На башню смотрели жерла пушек, то одна то другая пушка оглушительно грохала, с резким свистом в крепость летели ядра. Когда ядро попадало в стену, башня резко вздрагивала... Я видел окопы шведов, парусиновые шатры, фигуры пушкарей, пороховые бочки, горы ядер. Пушки у шведов были тяжелые, с двухобхватными страшными стволами.
Башенные орудия молчали, пушкари негромко переговаривались
- Слыхали, шведу подкрепление прибыло?
- Без того шведа видимо-невидимо.
- А вчера приступ был: ворота петардой разбили. Ворвались, а наши - из пушки, жеребьем!
Где-то поблизости коротко бухнул колокол. Пушкари бросились к пушкам, замерли, приготовились к бою. Когда колокол бухнул в третий раз, ударили все пушки Гремячей башни. И началось... Мы со Жданом едва успевали подкатывать ядра, подтаскивать бочонки пороха.
И вдруг пушки замолчали, а пушкари бросились к бойницам...
От еловой гривы к окопам шведов бежали псковские воины, стреляли из ружей, размахивали клинками. Пошла жестокая рукопашная. Пушки шведов замолчали, пушкари отчаянно отбивались от наседавших русских воинов. Я видел все. Огромный швед ударил псковитянина банником, сбил с ног. Сбитый лежа выпалил из мушкета, и швед тяжело осел возле пушки. Падали убитые, раненые, их добивали, топтали сапогами. Кто-то бросил горящую головню в окоп с пороховыми бочками. Загррхотало, поднялся столб огня; бочки взлетали, взрывались, поле, словно туманом, затянуло сизым дымом. В дыму шведы и русские налетали друг на друга, сшибались, дрались изо всех сил...
Ударил большой колокол, и псковитяне двинулись к крепостным воротам, которые вдруг распахнулись. В дыму показались стрелковые цепи: к шведам шла подмога. И снова загрохотали пушки в Гремячей башне и во всех соседних...
Когда бой затих, мы со Жданом спустились к Пскове, долго, сложив ладони корцом, пили холодную воду. От пушечного грохота мы совсем оглохли, но на реке слух вернулся. На берегу около стены и башни толпились возвращавшиеся после вылазки воины. Женщины перевязывали раненых, разносили брагу. Воины были без того веселы...
- А я его ядром. Ядро тяжеленное.
- Храбро швед дрался, а не устоял!
- Пушки, жаль, бросили... Мировые пушки!
- Были бы кони, и пушки нам бы достались.
- Коней под землей не проведешь, тесновато.
6
Я сидел над раскрытой летописью и наяву видел давнее, ушедшее, казалось бы, навсегда... Летопись рассказала: у древнего Пскова были многочисленные подземные ходы.
Не будь этих ходов и "слухов", воины Густава-Адольфа легко подкопались бы под стену, подорвали ее, ворвались бы в город... Не бог помог Пскову, а подземные ходы!
Я задумался: не все ведь ходы были земляными, ведь их крепили и деревом и камнем. И потомки наверняка нашли эти ходы, побывали в них, описали...
Выслушав мою просьбу, научный сотрудник музея протянул мне тоненькую книжечку. На титульном листе я с восторгом прочел: "Об археологической экспедиции для исследования псковских подземелий, члена-секретаря Псковской археологической комиссии К, Евлентьеза. Летучия заметки.
Псков. 1873 г.".
Начало показалось мне скучным и затянутым. Подземные ходы автор называл галереями, а народные предания считал "выходящими за пределы возможного"... Вскоре, однако, рассказ стал живым, строгим. Члены экспедиции оказались людьми решительными и смелыми.
"Между Великолуцкими воротами и историческою Свинорскою башнею отыскали каменный дугообразный выход, ведущий... к Алексеевской слободе... Ревнители отечественной древности и старины очутились в подземной, темной, как осенняя ночь, галерее, зажгли огни... Высота галереи - косая сажень, так что два человека в ряд могли свободно следовать по ней, не касаясь головного свода подземелья. Галерея сооружена из дикого камня: стены, свод и пол - все плитяное... Необычайно прочной постройки... На десятисаженном расстоянии от выхода... экспедиция открыла другую галерею, пересекающую главный коридор под прямым углом..."
От волнения у меня пересохло во рту, я видел все, о чем писал историк прошлого века.
"Подземный коридор... все больше и больше углублялся в землю... все поворачивал влево - под площадь, занимаемую городом... На тридцатисаженном расстоянии от выхода из подземелья оказалась вода и затем - топкая, по колено, грязь... Двое перебрались в ботфортах через топкое место... Дальше пошла опять грязь..."
Первая экспедиция прошла не более ста метров, и участники ее вернулись назад. Однако они многое успели узнать.
"Подземный ход из Псковской башни к реке Великой, сооруженный, по всей вероятности, для добывания воды во время осадного положения города, оказался... засыпанным землей. Народная фантазия ведет этот ход под самую реку Великую...
Подземные ходы служили псковитянам путем для внезапных вылазок на осаждающего неприятеля, который почти ежечасно угрожал Пскову в прежнее время..." Записки писал истинный патриот суровой псковской земли. "Псковская область, начиная с 1116 года и кончая 1709 годом, имела... 123 войны с врагами внешними!.. Не многим городам Древней Руси выпало на долю такое горе-злосчастие, как Пскову! Недаром же он так измельчал, выродилсявылился в форму незначительного губернского города!" С автором статьи тут я не был согласен. Псков "выродился" по желанию царизма, и лишь Советская наша власть вернула величие древнему городу...
"1-го июля в 6 с половиной часов вечера экспедиция снова спустилась в подземелье... Перебравшись через... топкое место, где вода была до колен и ботфорты вязли в тине до половины, экспедиция попала, как говорится, из огня да в полымя, - в густую, вроде мучного теста, грязь... Через несколько минут передовой дал знать, что подземелье оканчивается обвалом свода..."
Я невольно вздохнул, переживая неудачу и второй экспедиции, читать стало скучно, неинтересно.
"Всего пути по подземелью... пройдено до 80 сажен. Назад тому 12 лет любопытные проходили эту галерею дальше и слышали над своей головой гром от экипажей, разъезжающих по мостовой..." Заинтересовало меня лишь подробное описание выхода, свода и подклети с двумя косыми амбразурами. Весь остальной материал книжечки был посвящен наземной экспедиции на Запсковье... Неожиданно я прочел: "Там... находился прежде тайник, которого теперь больше не видно". Речь шла о Гремячей башне. "Гремячая башня стоит на правом берегу р. Псковы, она построена из плиты лучшего качества, чем сами стены, пятиярусная, со склепом и тринадцатью амбразурами. В прежнее время каждый ярус ее, как и прочих псковских башен, отделялся деревянным помостом, на котором становились пушки, направленные в амбразуры..." Кроме тоненькой книжечки, никакого материала про подземные ходы не было...
Мне оставалось додумать концовку к воспоминанию о походе двух древних мальчиков, но воображение вдруг иссякло... Все было ясно: Густав-Адольф отступил, а юные герои вернулись в Порхов.
Пора и мне было возвращаться на родину...
Автобус быстро довез меня до нужного места. Я снова увидел холмы, лес, озера, и сердце замерло, словно вернулся после вековой разлуки. Поднимаясь в гору, увидел, что навстречу бежит Проса.
- Вспомнила, вспомнила, - издали закричала хозяйка.
Я растерялся, не понимая старую Просу.
- Вспомнила... Кто... про подземный ход... рассказывал... - Хозяйка задыхалась после быстрого бега. Выдохнула радостно: - Костя Цвигузовский... Он в плену был... через подземный ход бежал.
Я не удивился: про всевозможные подкопы читал сотни раз.
Коетю я нашел на берегу Черного озера, где он вырезал ивовые прутья для сенной корзины. Я уже знал, что Константин - один из лучших кролиководов в районе... Корзин Косте всегда не хватало, хотя Костя искусно их плел.
Проса говаривала:
- Костя плетун мировой, что хочешь сплетет: зыбку, кошель, корзину, сарафан и тот может сплести... - И добавляла : - А языком он еще лучше плетет. Кружева вывязывает.
Костя был не один. Рядом с ним вертелся маленький белобрысый мальчуган, имени которого я не знал.
Костя выбирал вязкие хлысты, срезал острым ножом, складывал в пук. Работая, он рассказывал про партизанскую войну:
- Под Дубковскими горами было. Лежу за пулеметом, стреляю. Вдруг рядом девушка с карабином залегла. Из нашего полка, а ни разу ее не видывал... Красивая. Так и смотрел бы, да воевать надо. II вдруг вижу: лицом в мох, карабин выронила. Целили, видно, по мне, по пулемету, а попали в нее... Сердце закипело... А тут они в атаку пошли - рослые, шинели зеленые, будто лес двинулся,,. Остановил. Вся поляна от их шинелей зеленой стала...
- Еще расскажите, - голосом маленького попросил мальчуган.
- После боя, раненного, домой меня отпустили. В плечо ранили, плечо и распухло, будто пчелы жиганули... Остался без пулемета с одной РГ-42... Граната такая, с банку сгущенного молока. Ночевал дома, дневал в лесу. Время было как раз ягодное. Рожь будет - голубица спеет... Набрал ягод корзину, матери решил отнести. Подхожу к дому - немцы. Идут цепью, оружие на изготовку. Меня увидели. Хеа, хеа, кричат, никуда не денешься, сто стволов навели, иду потихоньку навстречу. А солдаты спешат, двое с карабинами вышли из цепи и ко мне... Они меня и заслонили. Подходят, шагов пять осталось...
Костя положил каземь тяжелый пук, сложил старенький нож.
- Когда идешь с оружием, влево стрелять удобнее, вправо - хуже, разворачиваться надо. Тут я и станцевал, да еще и корзину бросил... В упор выпалили, а промахнулись... Недолго затвор передернуть, три-четыре секунды... За четыре секунды сорок метров пробежать можно. Рядом хлев глинобитный стоял, я - к хлеву, за него под горку, и в клевера... Бьют из автоматов по клеверу, как косой косят, еще раз ранило, а уполз, не поймали...
Костя весело тряхнул головой, взвесил на плечо тяжеленный пук.
- Постой, - я тронул Костю за рукав. - Проса говорила, что ты про подземный ход знаешь...
- Знаю. Только рассказ этот долгий... Придется идти со мной, расскажу дома...
Деревня, где жил Костя, лежала в разрыве леса. Рядом с домами стояли хмурые елки, еловая грива перерезала деревню надвое. Возле этой гривы и стоял покосившийся Костин домик. Шумела в огороде столетняя ель, прыгала по мохнатым ветвям белка, грелся на солнцепеке муругий пес... Костя усадил нас с Саней за тесовый стол, врытый под окнами дома, принес полное решето спелой лесной малины...
Костя начал рассказ, и лицо его стало хмурым.
- В плен меня взяли полуживого... Повезли в Славковичи, потом в Порхов - в страшный порховский лагерь. Тысячи людей в нем фашист замучил. Теперь там поле, памятник стоит, а тогда - бараки, бараки, одни бараки... Кормили плохо, какая-то баланда, бурда-мурда. Встретил одного нашего, раньше толстенный был, буктерь, вижу, тоненький стал, тоньше тогнины... Утром, чуть заря, - на работу. Гонят конвойные, а мы еле бредем, шатаемся, что тростник на ветру... Работа тяжелая: на дороге, в каменном карьере, в лесу... Бурелом прошел, весь обрелок свалило. Распиливали эти лесины на шпалы... Коневая в общем работа. Парень-то я был кремяный, камни катал, а после болезни да на лагерных харчах совсем кащеем стал, еле ворочаюсь... Одна радость - живой. В плен-то попал без оружия, по подозрению, не то расстреляли бы на месте...
Костя заметил, что мы с мальчиком не взяли ни Ягодины.
- Вы что? Ягоды-то только из бора... Свежие, духмяные... Угощайтесь!
Взяв горсть малины, Костя продолжал:
- Выпала и хорошая работа: на кладбище фашистов хоронить. Потом я узнал: наш полк поработал, угробили добрую половину карательного отряда... Немцы народ аккуратный: лежат убитые на земле, под каждым солома расстелена. Грузовик гробов привезли - гробы дубовые, крепкие... Сгрузили мы гробы, ямы копаем. Лопата хорошая, что коса отточена. Лопата - оружие надежное. В рукопашном бою - особенно. Отошли конвойные, на чью-то могильную плиту пулемет поставили. Кладбище каменной стекой огорожено. За стеной - часовые, каски видно. Все равно кто-то попробовал уползти... Крики вдруг, стрельба... И тут я мальчонку увидел, лежит в траве, худенький такой... - Костя пристально посмотрел на меня. - Помню тебя в войну мальчишкой... Похож на тебя был тот пацан, просто вылитый... Лежит и ручонкой вот так показывает мне и моему сотоварищу: ложитесь, мол, ползите. Бросили лопаты, поползли... Трава высокая, будто в воду канули. Подползаем к каменному склепу... Мальчонка вниз, что-то повернул, открылась железная дверь. Малец в дверь, мы - за ним.
1 2 3 4 5 6