Посмотрим, как станет ее уговаривать самонадеянный Морис.
Вечером, когда тетя ушла спать, я снова поспешила в дом доктора Ренара, превратившийся в нашу постоянную ночную штаб-квартиру. И всех сыщиков я, конечно, нашла за работой. Жакоб с инженером возились с аппаратурой в своей передвижной лаборатории, а обер-лейтенант и доктор Ренар наблюдали за ними, заглядывая в распахнутую дверь фургона.
— Ну, скоро она ляжет? — потирая руки, спросил меня Жакоб.
— Она только что ушла к себе.
— Чудно! — сказал Жакоб, придвигаясь к магнитофону. — Подождем еще минут пять, когда в спальне погаснет свет, и начнем.
Эти минуты показались мне очень длинными. Недоуменные вопросы так и вертелись у меня на языке, но я не решалась нарушить напряженную тишину.
— Включаю, — сказал Жакоб, посмотрев на Вилли.
Диски магнитофона закрутились, и вдруг из динамика раздался знакомый голос проповедника:
— Спите… Спите… По всему вашему телу разливается чувство приятного успокоения и дремоты…
Что это Морис задумал?
Жакоб погрозил мне пальцем, чтобы я молчала и слушала.
— Теперь я буду говорить другим голосом… Слушайте его внимательно, слушайте его внимательно… Так надо… так надо, чтобы обмануть наших врагов… Спите спокойно и слушайте его внимательно.
Небольшая пауза с убаюкивающим стуком метронома — и я услышала голос Жакоба! Он говорил так же властно, убежденно, негромко:
— Вам становится все лучше и лучше… Сонливость сильней и сильней… Вы больше ни о чем не тревожитесь, вы больше ничего не чувствуете… Вы слышите только мой голос…
Вытаращив глаза, я уставилась на Мориса. Он приложил палец к губам, показывая взглядом на магнитофон.
— Завтра утром у вас снова заболит зуб… Но это не страшно, это не страшно… Вы поедете к дантисту, и он вам поможет… Это очень опытный дантист, гораздо лучше, чем прежний… Он вам поможет, он вам поможет…
Теперь вы будете крепко спать до утра и забудете, что слышали меня… Но утром у вас заболит зуб, и вы поедете к дантисту… Спите крепко, спите спокойно…
Едва дождавшись, когда Жакоб выключит магнитофон, я спросила:
— Как это вам удалось? Откуда вначале взялся голос проповедника?
— Смонтировали, — весело ответил Жакоб. — Вилли у нас маг и волшебник.
Склеили по словечку, выбрав их из подлинных записей «гласа небесного».
Пришлось-таки повозиться.
И вдруг из динамика донесся голос проповедника:
— Спокойно… Утром вы проснетесь бодрой и полной свежих сил… Спите крепко… спите крепко… спите крепко…
Он умолк. А мы переглядывались в полной растерянности.
— Я включил на всякий случай приемник и вот… — виновато сказал Вилли. — Как толкнуло меня что-то.
— Он вел передачу одновременно с нами? — спросил у него Жакоб.
— Она слышала и вас и его? — догадалась я. — Что же теперь будет?
Вилли пожал плечами и начал копаться в инструментах.
— Посмотрим, — неуверенно ответил Жакоб. — Попробуем для верности повторить внушение снова, попозже. Может быть, как раз угодим в тот момент, когда у нее начнутся сновидения. Это тоже подходящее время для гипнопедии.
Он помолчал, посмотрел на ошеломленные лица комиссара и доктора Ренара, заглядывавших в распахнутую дверь фургона, и пробормотал задумчиво:
— Хотел бы я знать, что же он внушал ей сегодня одновременно с нами?..
Проснулась я с тревожными мыслями, но сразу успокоилась, когда, поднявшись в спальню тети, увидела, что она сидит на кровати и со стонами раскачивается, держась за левую щеку.
— Ужасно болит зуб! — с трудом выговорила она. — Думала, обойдется, а он так разболелся… Ой! Еще ночью начал зудеть. Поедем скорее к дантисту.
Я побежала к себе в комнату и позвонила Жакобу.
— Отлично! — обрадовался он. — Все идет как надо. Мы сейчас же выезжаем в Сен-Морис, а вы следуйте за нами.
Я нарочно немножко потянула сборы, чтобы дать им время уехать, как ни жалко мне было тетю. Боль ее донимала, видно, нешуточная.
Всю дорогу она молчала, прикорнув на заднем сиденье, только жалобно постанывала время от времени.
Я остановилась перед лавчонкой возле моста, заметив неподалеку знакомый зеленый фургон. Значит, они успели, но зачем прикатили в своей лаборатории на колесах, — думают, она понадобится?
Не веря своим глазам, я посмотрела на белую эмалированную дощечку на двери: «Опытный дантист. Принимает в любое время», — и нерешительно нажала кнопку звонка.
Дверь тут же открылась. Я чуть не ахнула, увидев перед собою Вилли в белом халате, едва сходившемся на широкой груди.
— Что вы хотели? — невозмутимо спросил Вилли.
— Простите, дантист здесь? — пролепетала я. — У моей тети очень болят зубы.
— Прошу вас, — Вилли склонил голову, приглашая нас войти. Он исчез за дверью второй комнатки.
Тетя ничего не замечала вокруг. Или, может, видела под влиянием внушения настоящую приемную с белыми стенами и удобными креслами?
Тут, к счастью, на пороге появился приветливо улыбающийся доктор Калафидис и пригласил, потирая руки:
— Заходите, заходите, прошу. А вы, мадемуазель, будьте так любезны обождать здесь. Это займет совсем немного времени.
Халат на нем был слишком короток, — тоже с плеча доктора Ренара, но тетю ничего не смущало.
А рядом со мной очутился вдруг Морис, неслышно появившийся из-за портьеры.
— Не волнуйтесь так, — шепнул он, придерживая меня за локоть. — Все пройдет хорошо. Она сейчас видит лишь то, что мы ей внушили.
— И комиссар с вами?
— Нет, — тихонько засмеялся он. — Комиссар не решился прийти, потому что, как ему кажется, это похоже на незаконный обыск без необходимого ордера, а он не смеет нарушать закон.
Прислушиваясь, мы с Морисом на цыпочках подкрались поближе к двери. Но за ней было тихо, только изредка доносилось легкое позвякивание инструментов.
Потом послышался голос доктора Калафидиса:
— Этот зуб придется, к сожалению, удалить.. Очень запущен. Один момент, вы не почувствуете никакой боли, мадам.
Тетя приглушенно вскрикнула…
— Вот и все, вот и все, — бодро проговорил доктор Калафидис.
Жакоб поспешно юркнул за портьеру.
Через несколько минут в дверях появилась тетя, прижимая к губам окровавленный платочек.
— Хороший дантист, но тот был лучше, — глухо сказала она. Улыбающийся доктор Калафидис проводил нас до машины, и мы поехали домой.
Я так и не знала, чем же кончился «незаконный обыск» во рту у тети. Дома она захотела немного полежать и ушла к себе.
Вскоре к воротам подкатил зеленый фургон. Жакоб махал рукой.
Когда я подбежала к машине, он протянул мне ладонь. На ней лежал какой-то крошечный темный кусочек неправильной формы.
— Полюбуйтесь, — торжествующе сказал Морис. — Он теперь у нас в руках, этот «голос».
— Что это? — спросила я.
— Да приемник! — с непривычным для него оживлением воскликнул Вилли. — Уникальный миниатюрный приемник. Отличная штука! Сидел у нее в зубе вместо пломбы. Ловко придумано!
17. И ВЫРВАННОЕ ЖАЛО ТАИТ… ЯД
Потом мы сидели за столом на веранде, пили ледяное лигерцкое вино, а удивительный приемник покоился перед нами на блюдечке, и я никак не могла оторвать от него глаз.
— Невероятно! — качал головой доктор Ренар. — Невероятно!
— Здесь дело в том, что мошенники ловко воспользовались тем, что природа провела в зубы человека свободные нервные окончания, связанные со слуховыми центрами мозга… — объяснил Жакоб.
— Бетховен, — перебил его немножко захмелевший Ренар, — великий Бетховен, когда оглох, слушал музыку, касаясь рояля тростью, зажатой в зубах.
Помните?
— Верно, — кивнул Жакоб. — А теперь техника шагнула так далеко, что стало возможно поместить в дупле зуба целую радиостанцию.
— Достоинство часов не в том, что они бегут, а в том, что идут верно… — торжественно произнес Ренар.
Их больше восхищала выдумка ловких жуликов, а я радовалась тому, что «небесный голос» теперь навсегда оставит тетю и меня в покое. Он обезврежен.
Но я ошибалась…
— Комиссар помчался в Берн, — сказал весело Жакоб, — захватил с собой наши пленки. Уверен, что теперь удастся получить ордер на арест Горана. Скоро мы увидим «космического проповедника» на скамье подсудимых.
Но Жакоб тоже ошибался.
Поздно вечером Лантье позвонил из Берна и сообщил, что Мишель Горан и его помощница Луиза Альтенберг еще вчера улетели в Париж…
— Странно, — задумался Жакоб. — Кто же вел ночью передачу? Ведь мы слышали его голос. Хотя, впрочем, записали заранее на пленку, а прокрутил кто-то из его подручных. Но зачем это все сделано?
— Может, они просто напугались, поняв, что мы напали на след? — сказала я.
— Вряд ли. Ведь он ничего еще не знал о том, что мы догадались насчет зуба и поехали искать дантиста. Приемник у них был спрятан надежно. И если бы мы не начали в ту ночь глушить его передачу, ненароком вызвав боль у тетки в зубе, то и сейчас не догадались бы, где он спрятан. Нет, похоже, Горан снова готовит себе алиби, но зачем, для чего?
Через день было тихое, солнечнее утро. И тетя захотела поехать в Сен-Морис, чтобы купить кое-что в магазинах. Я охотно согласилась отвезти ее, радуясь от души, что у нее снова пробуждается интерес к жизни.
О разоблачении «голоса» мы ей пока ничего не говорили. Жакоб только через комиссара Лантье передал нотариусу некоторые материалы, уличающие «космических жуликов», и введение дарственной в силу было пока приостановлено.
Всю дорогу я старалась развлекать тетю разговорами. Она весело отвечала мне, но когда впереди показалась дымящая труба цементного завода и белая церковка на горе над зажатым в теснине ущелья Сен-Морисом, я вдруг с тревогой заметила, что тетя как будто снова начала задумываться, словно вспоминать что-то…
Так у нее всегда бывало перед «видениями». Но ведь «голоса» уже нет, и «космический проповедник» далеко, в Париже?
Я резко сбавила скорость, краем глаза косясь на тетю и все еще пытаясь поддерживать беззаботную беседу.
У самого въезда на мост пришлось затормозить, потому что впереди натужно гудел огромный автопоезд. Ему трудно было разворачиваться, и он еле полз через мост, а мы плелись за ним…
Это нас и спасло.
На середине моста тетя вдруг со страшной силой оттолкнула меня плечом, вцепилась в баранку руля и круто повернула ее влево. Каким-то чудом я успела совсем сбросить газ и нажать тормоз. Если бы скорость была чуть-чуть больше, наша машина, сломав перила, уже летела бы со страшной высоты вниз в кипящую воду стремительной Роны.
Наш «оппель-капитан» уткнулся радиатором в перила и замер. Со всех сторон с испуганными криками сбегались люди. А я пыталась вырвать руль из окаменевших рук тети, не замечая, как по лицу у меня течет кровь из рассеченной при толчке брови…
Тетя так и не могла никогда потом объяснить, почему она это сделала:
— Что-то меня заставило… Какая-то сила, не подвластная мне…
Но мы с Жакобом знали, что это «голос» напоследок внушил ей попытку самоубийства — заранее, за несколько дней — наверное, именно в той передаче, которую мы прозевали, увлеченные заманиванием тети к дантисту, Тетя, конечно, не понимала, что делает. Мы неминуемо погибли бы обе, а у него было превосходное алиби, он ведь находился в это время далеко от моста, в Париже. Это мог подтвердить даже комиссар Лантье, специально наводивший справки…
Последний смертельный удар издалека, когда уже все ликовали и успокоились, — да, было задумано ловко!
Он все предусмотрел, этот хитрый «голос» не учел лишь одного: что может измениться обстановка и нас заставит затормозить неповоротливый автопоезд.
«Космический проповедник» все-таки попал под суд, когда вернулся из Парижа. Процесс был громкий, о нем много писали в газетах. Пускали пленку, и в зале суда негромко звучал настойчивый, властный «голос»…
Но все кончилось лишь двумя годами тюрьмы — за «мошенничество с недозволенным применением гипнотического внушения и некоторых технических средств».
Хорошо хоть секта «Внемлющих Голосам» прекратила свое существование. Но когда главарь выйдет на свободу, она наверняка возродится под каким-нибудь новым названием.
Как бывает в жизни, а не в романах, многое в этой удивительной истории оставалось незавершенным и непонятным.
Так и осталось, например, загадкой для всех, как же удалось «космическим»
проходимцам в первый раз заманить тетю к мнимому дантисту, чтобы поставить ей в зуб радиопломбу. Тетя ничего не помнила об этом — вероятно, ей было сделано соответствующее внушение все забыть. Морис пытался уговорить тетю дать согласие подвергнуться гипнозу, чтобы попробовать во сне пробудить дремлющие где-то в глубине ее мозга воспоминания. Но она категорически отказалась.
Я ее хорошо понимала. Судебный процесс открыл ей глаза на то, как она стала жертвой хитрых мошенников. Дарственная, конечно, была ликвидирована.
Но пережитое оставило глубокий след в ее душе.
Мы с Морисом подозреваем, что она не одна в округе побывала в свое время у таинственного дантиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Вечером, когда тетя ушла спать, я снова поспешила в дом доктора Ренара, превратившийся в нашу постоянную ночную штаб-квартиру. И всех сыщиков я, конечно, нашла за работой. Жакоб с инженером возились с аппаратурой в своей передвижной лаборатории, а обер-лейтенант и доктор Ренар наблюдали за ними, заглядывая в распахнутую дверь фургона.
— Ну, скоро она ляжет? — потирая руки, спросил меня Жакоб.
— Она только что ушла к себе.
— Чудно! — сказал Жакоб, придвигаясь к магнитофону. — Подождем еще минут пять, когда в спальне погаснет свет, и начнем.
Эти минуты показались мне очень длинными. Недоуменные вопросы так и вертелись у меня на языке, но я не решалась нарушить напряженную тишину.
— Включаю, — сказал Жакоб, посмотрев на Вилли.
Диски магнитофона закрутились, и вдруг из динамика раздался знакомый голос проповедника:
— Спите… Спите… По всему вашему телу разливается чувство приятного успокоения и дремоты…
Что это Морис задумал?
Жакоб погрозил мне пальцем, чтобы я молчала и слушала.
— Теперь я буду говорить другим голосом… Слушайте его внимательно, слушайте его внимательно… Так надо… так надо, чтобы обмануть наших врагов… Спите спокойно и слушайте его внимательно.
Небольшая пауза с убаюкивающим стуком метронома — и я услышала голос Жакоба! Он говорил так же властно, убежденно, негромко:
— Вам становится все лучше и лучше… Сонливость сильней и сильней… Вы больше ни о чем не тревожитесь, вы больше ничего не чувствуете… Вы слышите только мой голос…
Вытаращив глаза, я уставилась на Мориса. Он приложил палец к губам, показывая взглядом на магнитофон.
— Завтра утром у вас снова заболит зуб… Но это не страшно, это не страшно… Вы поедете к дантисту, и он вам поможет… Это очень опытный дантист, гораздо лучше, чем прежний… Он вам поможет, он вам поможет…
Теперь вы будете крепко спать до утра и забудете, что слышали меня… Но утром у вас заболит зуб, и вы поедете к дантисту… Спите крепко, спите спокойно…
Едва дождавшись, когда Жакоб выключит магнитофон, я спросила:
— Как это вам удалось? Откуда вначале взялся голос проповедника?
— Смонтировали, — весело ответил Жакоб. — Вилли у нас маг и волшебник.
Склеили по словечку, выбрав их из подлинных записей «гласа небесного».
Пришлось-таки повозиться.
И вдруг из динамика донесся голос проповедника:
— Спокойно… Утром вы проснетесь бодрой и полной свежих сил… Спите крепко… спите крепко… спите крепко…
Он умолк. А мы переглядывались в полной растерянности.
— Я включил на всякий случай приемник и вот… — виновато сказал Вилли. — Как толкнуло меня что-то.
— Он вел передачу одновременно с нами? — спросил у него Жакоб.
— Она слышала и вас и его? — догадалась я. — Что же теперь будет?
Вилли пожал плечами и начал копаться в инструментах.
— Посмотрим, — неуверенно ответил Жакоб. — Попробуем для верности повторить внушение снова, попозже. Может быть, как раз угодим в тот момент, когда у нее начнутся сновидения. Это тоже подходящее время для гипнопедии.
Он помолчал, посмотрел на ошеломленные лица комиссара и доктора Ренара, заглядывавших в распахнутую дверь фургона, и пробормотал задумчиво:
— Хотел бы я знать, что же он внушал ей сегодня одновременно с нами?..
Проснулась я с тревожными мыслями, но сразу успокоилась, когда, поднявшись в спальню тети, увидела, что она сидит на кровати и со стонами раскачивается, держась за левую щеку.
— Ужасно болит зуб! — с трудом выговорила она. — Думала, обойдется, а он так разболелся… Ой! Еще ночью начал зудеть. Поедем скорее к дантисту.
Я побежала к себе в комнату и позвонила Жакобу.
— Отлично! — обрадовался он. — Все идет как надо. Мы сейчас же выезжаем в Сен-Морис, а вы следуйте за нами.
Я нарочно немножко потянула сборы, чтобы дать им время уехать, как ни жалко мне было тетю. Боль ее донимала, видно, нешуточная.
Всю дорогу она молчала, прикорнув на заднем сиденье, только жалобно постанывала время от времени.
Я остановилась перед лавчонкой возле моста, заметив неподалеку знакомый зеленый фургон. Значит, они успели, но зачем прикатили в своей лаборатории на колесах, — думают, она понадобится?
Не веря своим глазам, я посмотрела на белую эмалированную дощечку на двери: «Опытный дантист. Принимает в любое время», — и нерешительно нажала кнопку звонка.
Дверь тут же открылась. Я чуть не ахнула, увидев перед собою Вилли в белом халате, едва сходившемся на широкой груди.
— Что вы хотели? — невозмутимо спросил Вилли.
— Простите, дантист здесь? — пролепетала я. — У моей тети очень болят зубы.
— Прошу вас, — Вилли склонил голову, приглашая нас войти. Он исчез за дверью второй комнатки.
Тетя ничего не замечала вокруг. Или, может, видела под влиянием внушения настоящую приемную с белыми стенами и удобными креслами?
Тут, к счастью, на пороге появился приветливо улыбающийся доктор Калафидис и пригласил, потирая руки:
— Заходите, заходите, прошу. А вы, мадемуазель, будьте так любезны обождать здесь. Это займет совсем немного времени.
Халат на нем был слишком короток, — тоже с плеча доктора Ренара, но тетю ничего не смущало.
А рядом со мной очутился вдруг Морис, неслышно появившийся из-за портьеры.
— Не волнуйтесь так, — шепнул он, придерживая меня за локоть. — Все пройдет хорошо. Она сейчас видит лишь то, что мы ей внушили.
— И комиссар с вами?
— Нет, — тихонько засмеялся он. — Комиссар не решился прийти, потому что, как ему кажется, это похоже на незаконный обыск без необходимого ордера, а он не смеет нарушать закон.
Прислушиваясь, мы с Морисом на цыпочках подкрались поближе к двери. Но за ней было тихо, только изредка доносилось легкое позвякивание инструментов.
Потом послышался голос доктора Калафидиса:
— Этот зуб придется, к сожалению, удалить.. Очень запущен. Один момент, вы не почувствуете никакой боли, мадам.
Тетя приглушенно вскрикнула…
— Вот и все, вот и все, — бодро проговорил доктор Калафидис.
Жакоб поспешно юркнул за портьеру.
Через несколько минут в дверях появилась тетя, прижимая к губам окровавленный платочек.
— Хороший дантист, но тот был лучше, — глухо сказала она. Улыбающийся доктор Калафидис проводил нас до машины, и мы поехали домой.
Я так и не знала, чем же кончился «незаконный обыск» во рту у тети. Дома она захотела немного полежать и ушла к себе.
Вскоре к воротам подкатил зеленый фургон. Жакоб махал рукой.
Когда я подбежала к машине, он протянул мне ладонь. На ней лежал какой-то крошечный темный кусочек неправильной формы.
— Полюбуйтесь, — торжествующе сказал Морис. — Он теперь у нас в руках, этот «голос».
— Что это? — спросила я.
— Да приемник! — с непривычным для него оживлением воскликнул Вилли. — Уникальный миниатюрный приемник. Отличная штука! Сидел у нее в зубе вместо пломбы. Ловко придумано!
17. И ВЫРВАННОЕ ЖАЛО ТАИТ… ЯД
Потом мы сидели за столом на веранде, пили ледяное лигерцкое вино, а удивительный приемник покоился перед нами на блюдечке, и я никак не могла оторвать от него глаз.
— Невероятно! — качал головой доктор Ренар. — Невероятно!
— Здесь дело в том, что мошенники ловко воспользовались тем, что природа провела в зубы человека свободные нервные окончания, связанные со слуховыми центрами мозга… — объяснил Жакоб.
— Бетховен, — перебил его немножко захмелевший Ренар, — великий Бетховен, когда оглох, слушал музыку, касаясь рояля тростью, зажатой в зубах.
Помните?
— Верно, — кивнул Жакоб. — А теперь техника шагнула так далеко, что стало возможно поместить в дупле зуба целую радиостанцию.
— Достоинство часов не в том, что они бегут, а в том, что идут верно… — торжественно произнес Ренар.
Их больше восхищала выдумка ловких жуликов, а я радовалась тому, что «небесный голос» теперь навсегда оставит тетю и меня в покое. Он обезврежен.
Но я ошибалась…
— Комиссар помчался в Берн, — сказал весело Жакоб, — захватил с собой наши пленки. Уверен, что теперь удастся получить ордер на арест Горана. Скоро мы увидим «космического проповедника» на скамье подсудимых.
Но Жакоб тоже ошибался.
Поздно вечером Лантье позвонил из Берна и сообщил, что Мишель Горан и его помощница Луиза Альтенберг еще вчера улетели в Париж…
— Странно, — задумался Жакоб. — Кто же вел ночью передачу? Ведь мы слышали его голос. Хотя, впрочем, записали заранее на пленку, а прокрутил кто-то из его подручных. Но зачем это все сделано?
— Может, они просто напугались, поняв, что мы напали на след? — сказала я.
— Вряд ли. Ведь он ничего еще не знал о том, что мы догадались насчет зуба и поехали искать дантиста. Приемник у них был спрятан надежно. И если бы мы не начали в ту ночь глушить его передачу, ненароком вызвав боль у тетки в зубе, то и сейчас не догадались бы, где он спрятан. Нет, похоже, Горан снова готовит себе алиби, но зачем, для чего?
Через день было тихое, солнечнее утро. И тетя захотела поехать в Сен-Морис, чтобы купить кое-что в магазинах. Я охотно согласилась отвезти ее, радуясь от души, что у нее снова пробуждается интерес к жизни.
О разоблачении «голоса» мы ей пока ничего не говорили. Жакоб только через комиссара Лантье передал нотариусу некоторые материалы, уличающие «космических жуликов», и введение дарственной в силу было пока приостановлено.
Всю дорогу я старалась развлекать тетю разговорами. Она весело отвечала мне, но когда впереди показалась дымящая труба цементного завода и белая церковка на горе над зажатым в теснине ущелья Сен-Морисом, я вдруг с тревогой заметила, что тетя как будто снова начала задумываться, словно вспоминать что-то…
Так у нее всегда бывало перед «видениями». Но ведь «голоса» уже нет, и «космический проповедник» далеко, в Париже?
Я резко сбавила скорость, краем глаза косясь на тетю и все еще пытаясь поддерживать беззаботную беседу.
У самого въезда на мост пришлось затормозить, потому что впереди натужно гудел огромный автопоезд. Ему трудно было разворачиваться, и он еле полз через мост, а мы плелись за ним…
Это нас и спасло.
На середине моста тетя вдруг со страшной силой оттолкнула меня плечом, вцепилась в баранку руля и круто повернула ее влево. Каким-то чудом я успела совсем сбросить газ и нажать тормоз. Если бы скорость была чуть-чуть больше, наша машина, сломав перила, уже летела бы со страшной высоты вниз в кипящую воду стремительной Роны.
Наш «оппель-капитан» уткнулся радиатором в перила и замер. Со всех сторон с испуганными криками сбегались люди. А я пыталась вырвать руль из окаменевших рук тети, не замечая, как по лицу у меня течет кровь из рассеченной при толчке брови…
Тетя так и не могла никогда потом объяснить, почему она это сделала:
— Что-то меня заставило… Какая-то сила, не подвластная мне…
Но мы с Жакобом знали, что это «голос» напоследок внушил ей попытку самоубийства — заранее, за несколько дней — наверное, именно в той передаче, которую мы прозевали, увлеченные заманиванием тети к дантисту, Тетя, конечно, не понимала, что делает. Мы неминуемо погибли бы обе, а у него было превосходное алиби, он ведь находился в это время далеко от моста, в Париже. Это мог подтвердить даже комиссар Лантье, специально наводивший справки…
Последний смертельный удар издалека, когда уже все ликовали и успокоились, — да, было задумано ловко!
Он все предусмотрел, этот хитрый «голос» не учел лишь одного: что может измениться обстановка и нас заставит затормозить неповоротливый автопоезд.
«Космический проповедник» все-таки попал под суд, когда вернулся из Парижа. Процесс был громкий, о нем много писали в газетах. Пускали пленку, и в зале суда негромко звучал настойчивый, властный «голос»…
Но все кончилось лишь двумя годами тюрьмы — за «мошенничество с недозволенным применением гипнотического внушения и некоторых технических средств».
Хорошо хоть секта «Внемлющих Голосам» прекратила свое существование. Но когда главарь выйдет на свободу, она наверняка возродится под каким-нибудь новым названием.
Как бывает в жизни, а не в романах, многое в этой удивительной истории оставалось незавершенным и непонятным.
Так и осталось, например, загадкой для всех, как же удалось «космическим»
проходимцам в первый раз заманить тетю к мнимому дантисту, чтобы поставить ей в зуб радиопломбу. Тетя ничего не помнила об этом — вероятно, ей было сделано соответствующее внушение все забыть. Морис пытался уговорить тетю дать согласие подвергнуться гипнозу, чтобы попробовать во сне пробудить дремлющие где-то в глубине ее мозга воспоминания. Но она категорически отказалась.
Я ее хорошо понимала. Судебный процесс открыл ей глаза на то, как она стала жертвой хитрых мошенников. Дарственная, конечно, была ликвидирована.
Но пережитое оставило глубокий след в ее душе.
Мы с Морисом подозреваем, что она не одна в округе побывала в свое время у таинственного дантиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14