Он же лично выбрал трогательную, патриотичную музыку, которая должна была негромко звучать во время его выступления.
Он лично написал тексты информационных сообщений, чтобы передавать в эфир на протяжении всего дня, готовя мир к великому моменту.
Бросив взгляд в сторону входа в студию, Гас увидел только что появившегося доктора Пола Риверза с держащей его под руку Джоан Хайаси. По перевязанным рукам доктора Риверза и его легкой хромоте Гас догадался, что с тем произошел какой-то несчастный случай. Возможно даже, как результат чрезмерных возлияний по случаю праздника. Улыбаясь своей самой лучшей улыбкой прожженного политика, Гас двинулся им навстречу, чтобы поприветствовать.
— Эй, — дружелюбно начал он, довольный тем, что увидел друзей, — не замечаете, какой здесь странный запашок? Или, может, это у меня от волнения? — Он нервно уставился на Пола Риверза, ожидая от того профессионального ответа.
— Нет, лично я ничего не заметил, — весело ответил Пол Риверз.
— Ну конечно, вам ведь никогда не приходилось управлять гостиницей, — нахмурившись, отозвался Гас. — У меня в отеле я бы ничего подобного не допустил. А то постояльцы начали бы жаловаться. — И тут его пронзило острое чувство, что Пол Риверз, возможно, просто потешается над ним. Он подозрительно взглянул на доктора. Но нет, на лице Пола не было и тени усмешки. «Похоже, — подумал Гас, — это у меня от волнения перед выступлением». Он вытер пот со лба — как всегда, в сложные моменты жизни его дряблая плоть начала обильно источать влагу.
— Вам начинать через пять минут, — сообщил очкастый техник. — Имейте в виду, мистер Свенесгард — через пять минут. — С этими словами техник умчался прочь.
— Может, примете успокоительное? — предложил Пол.
— Нет-нет, я в порядке, — пробормотал Гас. Он нервно развернулся и отправился в гримерную, выделенную ему телевизионщиками, где с облегчением приложился к бутылке любимого бурбона «Эрли Таймс». «Вот это и есть, — с облегчением подумал он, — единственное успокоительное, которое требуется Гасу Свенесгарду».
Дверь открылась. Гас поспешно спрятал бутылку за спину.
— Четыре минуты, мистер Свенесгард! — объявил очкарик-техник.
— Вали отсюда, — проворчал Гас. — Ты меня нервируешь.
Техник исчез, но Гас с мрачной уверенностью понял, что вскоре парнишка появится снова, чтобы возвестить «Три минуты, мистер Свенесгард!» Поэтому он покинул гримерку и уселся за широким современным столом, установленным перед телекамерами.
У него за спиной висел старый, еще довоенный флаг Объединенных наций. Впервые с начала оккупации Земли ганимедянами этот флаг выставлялся на всеобщее обозрение. «Неплохая задумка», — сказал себе Гас.
— Три минуты, мистер Свенесгард.
В этот момент Гаса охватило мрачное чувство, что за ним наблюдают. «Кто-то, — подумал он, — пялится на меня». Он обвел студию взглядом. Ну, точно, в студии полно народу, в том числе Пол Риверз и девка-япошка, и все они уставились на него. Не говоря уже о проклятых камерах. Но дело было не в этом.
«А, кажется, я знаю, в чем дело, — сказал он себе. — Да, это на меня сейчас смотрят все люди мира. Все население этой чертовой планеты — вот кто сейчас на меня пялится».
Разум его удовлетворился таким объяснением, но вот душа — нет. Противное чувство не покидало Гаса, вселяя в душу едва ли не страх, которому рационального объяснения не было.
— Две минуты, мистер Свенесгард, — снова объявил очкарик.
Тут Гасу, наконец, удалось локализовать источник необъяснимого страха. Он исходил оттуда, где на специальной подставке были закреплены его шпаргалки. Но возле них в радиусе десяти футов не было ни единой живой души.
— Одна минута, мистер Свенесгард.
Гасу вдруг больше всего на свете захотелось вскочить и броситься вон из студии. Интуиция буквально вопила, что продолжение приведет к настоящей катастрофе. Однако было уже слишком поздно: камеры уже наведены на него, засветилась надпись «ВНИМАНИЕ, ИДЕТ ПЕРЕДАЧА», и в студии воцарилась мертвая тишина.
«В этой студии, — в панике подумал Гас, — находится кто-то или что-то, нацелившееся прикончить меня».
Ведущий тем временем начал представлять Свенесгарда. Рядом со шпаргалками стоял техник-очкарик, готовый переворачивать их одну за другой…А, может, это был вовсе и не он? Вокруг подставки со шпаргалками собиралась какая-то странная разновидность темноты. Еще мгновение назад Гас с легкостью мог различить человека в очках, а теперь не мог.
Гас потряс головой, пытаясь стряхнуть с глаз пелену, но все было бесполезно. «А вдруг, — с трепетом подумал он, — я не смогу разобрать, что написано на шпаргалках?» Но, к счастью, тексты на карточках оставались ясно различимыми. Что же до периодически то исчезающего, то появляющегося техника, то в принципе, в студии было довольно темно, а большинство ламп направлено прямо на Гаса. Яркий свет слепил его, заставляя моргать и щуриться. Вполне возможно, эта загадочная тьма — просто следствие такого освещения.
Оператор одной из трех камер поднял палец. Он в эфире!
Как загипнотизированный, Гас вперился взглядом в шпаргалки и начал:
— Леди и джентльмены, добрый вам вечер или доброе утро! А, может, и день! Это зависит от того, где, будь оно неладно, вы проживаете на этой нашей великой, чудесной планете, в свое время дарованной нам Господом, а теперь снова возвращенной нам Божественным Провидением. Я — ваш сосед и управляю скромной тихой территорией, находящейся в южной части США, про которую вы, может, слыхали. Там, коли помните, были все эти беспорядки с ниг-партами. А зовется эта территория очень просто — Теннесси. Ну, я и решил переговорить с вами по телику запросто, так сказать, неформально, как сосед с добрыми соседями насчет мирового положения, в котором, отчасти благодаря предпринятым мной усилиям, мы с вами очутились.
Режиссер в аппаратной взглянул на управляющего студией, и оба улыбнулись. Гасу с того места, где он сидел, было их видно. «Интересно, что же, черт побери, тут такого смешного?» — со злостью подумал он.
— И теперь, — решительно продолжал он, — когда этих самых долбаных червяков наконец-то выперли, а ниг-парты убрались с гор, нам предстоит здорово попотеть, чтобы подчистить весь мусор, что накопился за время оккупации. Может, глядя сейчас на меня, вы и не думаете…
В Париже бородатый владелец кафе уже протянул руку, чтобы выключить телевизор, из которого доносилась заранее переведенная речь Гаса.
— Ну и дерьмо, — пробурчал француз.
В Риме Папа принялся переключать каналы в надежде найти какой-нибудь добрый старый вестерн.
В Киото пожилого японца, мастера дзена, разобрал такой смех, что он буквально зашелся в икоте.
В Детройте, штат Мичиган, сборщик ионокрафтов просто швырнул в экран банку из-под пива.
Однако не подозревавший обо всем этом Гас продолжал…
— …может, конечно, вы и думаете, что для такого дела лучше бы подошел какой-нибудь крутой вояка. Так ведь наши вояки не справились и, более того…
Что-то пошло неправильно. Речь вроде бы звучала не совсем так, как он ее сочинил. Или так? «А, может, кто-то ее подправил? — спросил он себя. — Или, может, я перепутал шпаргалки?»
— Нет, единственно пригодный для такой работы человек — это парень, вроде меня, настоящий клоун.
Гас запнулся на полуслове, и еще раз пробежал глазами карточку. Да, там так и было написано. «Клоун».
Карточка стала переворачиваться, но теперь Гас не смог разглядеть переворачивающую ее руку.
На обратной стороне красовалось: «Деревенщина, напыщенный, посредственный демагог». Карточка снова перевернулась. «Лицемер, эгоманьяк, напыщенный расистский ублюдок» — значилось там.
«Боже мой! — подумал Гас. — Ведь именно так обзывал меня голос по видофону».
И, не отдавая себе отчета в том, что делает, он вскочил и закричал:
— Эй, ты, там, возле шпаргалок, ты кто такой? Ты что такое творишь?
Тьма стала надвигаться, устремилась в его сторону подобно ледяному ветру, и голос, тот же самый голос, который он слышал по видофону, сказал:
— Я — твое внутреннее я, высвобожденное моим презрением к тебе и ко всему тому, что ты отстаиваешь, вызванное к жизни великой тьмой. Я нахожусь вне пространства-времени, и я — твой судья. — Тут тьма поглотила Гаса, и он снова очутился в загадочном и ужасном положении, в котором пребывал еще совсем недавно: бестелесный, в абсолютной тишине, в кромешной темноте, наедине с собственным меркнущим отражением в треснувшем, потускневшем зеркале. В комнате собственного отеля.
Он закричал, но не услышал собственного крика.
Зато его услышал Пол Риверз.
И персонал телестудии услышал его тоже.
Равно как и весь остальной мир, или, скорее, та ничтожная его часть, которая все еще слушала Гаса и стала свидетелем его фиаско.
Режиссер отключил Гаса от эфира и запустил единственное, что оказалось под рукой — рекламу популярного сорта сигарет с марихуаной под названием «Беркли-Бу» со слоганом «Крошечный лучик калифорнийского солнца».
Пол вскочил со своего места и, прихрамывая, ринулся к Гасу, готовый оказать любую посильную помощь. Он видел, как Гаса затягивает смутный водоворот, поглотил, а потом исчез так же внезапно, как и появился.
«Черт возьми, — подумал Пол, вспоминая эффекты при использовании проектора иллюзий Балкани, — этот феномен, возможно, является каким-то последствием воздействия дьявольского оружия».
— В чем дело? — спросил он Гаса, обхватывая коротышку за плечи.
— Вы врач? — пробормотал Гас, ошалело моргая.
— Точно, — ответил Пол, понимая, что Гас едва его видит. — Не беспокойтесь, я займусь вами, — продолжал он, уводя Гаса из освещенного лампами пространства перед камерами и из столь вожделенной Свенесгардом политической и военной власти.
В комнате отдыха их дожидались доктор Чоит и Эд Ньюком. Увидев их, Гас неуверенно промямлил:
— Н-ну и к-как я вам?
«Скорее всего, — подумал Пол, — правда не пойдет тебе на пользу. Но и откровенной лести ты не поверишь».
— Это было ужасно, — сказал Пол Гасу Свенесгарду. — По подсчетам рейтинга передачи, к ее концу вас во всем мире смотрела всего горстка людей, в основном, из вашего родного Теннесси. Зато в самом начале выступления у вас была самая большая аудитория за всю историю телевидения».
— Вы ведь разбираетесь в психологии, — спросил Гас, — не так ли, сэр?
— Если в ней кто и разбирается, — вмешался Эд Ньюком, — так это Пол.
— Вы могли бы мне помочь? — спросил Гас, с тревогой глядя на Пола. — Не могли бы писать для меня речи, которые заставили бы людей изменить свое мнение обо мне? А еще посоветовать, что делать, чтобы завоевать их симпатии?
— Да, кстати, — вмешался доктор Чоит, — мы как раз собирались предложить вам наши коллективные услуги именно в этом качестве.
Пол тоже с восхищением уставился на Гаса. «Ты провалился, — подумал он, — но уже через какое-то мгновение снова встал на ноги, готовый попробовать что-нибудь другое, готовый ощутить всю горечь собственных ошибок. Ты никогда не сдаешься. И Всемирная психиатрическая ассоциация будет только рада захватить контроль над твоей кампанией… Держа тебя лишь в качестве номинальной фигуры, хотя ты, конечно, всегда должен будешь воображать, будто именно ты заправляешь всем и вся. Мы достаточно мудры, чтобы позволить тебе это. И таким образом станем самой влиятельной политической силой на весь период этого беспорядочного возрождения — возможно, достаточно влиятельной даже для того, чтобы сделать тебя королем, по крайней мере, до тех пор, пока снова не заработают нормальные демократические институты».
К этому времени Гас Свенесгард уже успел взять себя в руки. Он начал что-то возбужденно втолковывать доктору Чоиту. Очевидно, это были новые планы, наметки, задумки, прикидки на будущее. Доктор Чоит и Эд Ньюком только кивали с профессиональными улыбками, отлично зная, где на самом деле находится реальная власть.
Пол, наконец, почувствовал, что буквально восхищается Гасом, но тут он в первый раз повнимательнее пригляделся к доктору Чоиту. То ли ему показалось, то ли во взгляде доктора Чоита действительно читался некий холодный расчет?
Пол отогнал эти мысли и заставил себя навесить на лицо такую же профессиональную улыбку, какие красовались на лицах коллег. И подумал: «Если мы не можем доверять самим себе, то кому же можно доверять?»
Это показалось ему достойным вопросом. Но к несчастью, он пока что не мог найти на него столь же достойного ответа.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25