Так вот всегда и получается. А чего ты так расстраиваешься из-за Танка? Он, брат, только глаза мозолит… Торчит, как шишка на ровном месте.
Алек промолчал. Даже дед не поймет про Танк…
Дед между тем продолжал:
— Лучше бы они вычистили канал и устроили там лодочную станцию и все такое прочее. Убрали бы заборы, чтобы люди могли видеть, что творится по ту сторону железной дороги…
Алек слушал, слушал, а потом, поразмыслив, сказал:
— Мама и Ким накинулись на папу из-за мисс Моррис. Почему бы ему не помочь ей, а, дед? Что ни стрясется, он все сидит и молчит. Почитает газету и идет в свой клуб.
Дед засмеялся:
— Ты не слишком высокого мнения о своем папе, а?
Алек покраснел.
— Я ничего такого не говорил.
— А я вот что тебе скажу, малыш: он ведь тоже был не слишком высокого мнения о своем папаше.
Алек уставился на деда:
— О своем папаше?.. Ты это о чем?
— Вот по-твоему выходит, что у твоего папы никогда нет своего мнения. А его отец был совсем другой — это когда твой папа был еще маленьким… Он все говорил, кричал… Ему казалось — он все на свете знает да понимает, хотя на самом деле это было совсем не так! Думаю, твоему папе это во как надоело, — дед провел рукой под подбородком. — Папаша его все говорил, говорил, говорил… Вот твой папа теперь и молчит все время.
Алек посмотрел на деда:
— Папа моего папы. Но ведь это…
Дед улыбнулся:
— Точно. Твой отец иногда ой как от меня уставал!
Он снова взялся за мотыгу. А Алек пошел дальше. Чем старше становишься, думал он, тем сложнее оказывается жизнь.
Интересно, размышлял Алек, когда папа был мальчишкой, дед был папой, а когда… Алек запутался.
Глава 11. ПОЯВЛЕНИЕ АБУ
В понедельник утром по дороге в школу Алек все продолжал размышлять. Он был так погружен в свои мысли, что и не заметил, что в школе нет Рыжего Уоллеса. Кое-как он протянул этот день; хорошо еще, не произошло очередного несчастья, и, когда он возвращался домой, голова у него опять работала на полную катушку.
Как в полусне, он шел по Бонер-стрит. Как же так? Он позабыл о своем решении ходить домой только через Стейшн-роуд. Теперь было уже поздно поворачивать назад. Алек прибавил шагу и все время озирался по сторонам, пока не добрался до забора, огораживавшего виадук.
У самого забора он остановился, и тут в памяти у него всплыли слова деда: «Надо бы снести забор — пусть люди видят, что творится на другой стороне».
Ура! Теперь он знает, что ему делать. Надо попросить Абу Салема о самом последнем чуде, а потом он разрешит Абу спрятаться в банке и спать хоть миллион лет. Так они с ним и договорятся — дело того стоит.
Алек бросил на землю портфель, вытащил банку и со смешанным чувством восторга и сожаления потер крышку и прошептал:
— Салам алейкум, о Абу Салем.
— Алейкум салам, о Алек. Киф хаалак?
— Илхамдулила.
— Что тебе угодно? — осторожно спросил Абу.
— Мне нужно от тебя последнее, грандиозное, сверхволшебное чудо, Абу, а потом я тебя освобожу, и ты будешь спать в своей банке сколько душе угодно.
— Клянусь бородой пророка! — сказал Абу. — Это, должно быть, очень трудное чудо. Никогда не слыхал я о том, чтобы хозяин освобождал своего раба. Будь на то моя воля, такое случалось бы куда чаще. Говори же, о Алек!
Алек все рассказал, и Абу выслушал его в молчании.
— Это прекрасное желание, о Алек! Ты желаешь чуда не для себя, а для других, и потому я сделаю все, что в моих силах!
Алек стоял на Бонер-стрит, держа в руках банку. Прошла минута. Потом земля вздыбилась, как во время землетрясения. На его глазах виадук задрожал и начал расплываться; казалось, что по воздуху, как по телеэкрану, пошли помехи. Один за другим открывались пролеты виадука, а за ними — синее небо и его дом на пригорке. Танк со всем его ржавым железом, кирпичными стенами, кустарником, болотными зарослями крапивы и илистым каналом исчез, как дым.
На месте Танка возник длинный одноэтажный спортзал с большими сверкающими окнами, футбольное поле, теннисные корты и тир. Рядом заблестела чистая гладь канала, и лодки поплыли там, где раньше нависал над каналом подъемный кран. На месте бесконечного деревянного забора поднялись деревья, а между ними запестрели цветочные клумбы. Краешком глаза Алек увидел Бонер-стрит и ахнул. Многоэтажные дома были заново выкрашены, крутые каменные ступеньки сияли свежей белой краской, в окнах отражалось солнце. Исчезли горы мусора и рухляди. Теперь в конце улицы была площадка — с качелями, горками, шведскими лестницами… Фантастика! Кто бы поверил, что такое можно сделать с Бонер-стрит и с Танком!
И Алек побежал к каналу. Да, он имел право первым прокатиться в лодке. Но пока он бежал, Танк заволокло туманом. И сквозь туман кто-то позвал его:
— На помощь, о Алек, на помощь!
Алек резко остановился и чуть не упал. Туман рассеивался. Точнее сказать, он весь сгустился в одном месте — рядом с Алеком. Когда туман отступил, Алек, к великому своему отчаянию, увидел прежние очертания Бонер-стрит и виадука: черные, мрачные, захламленные, отвратительные силуэты.
Ничегошеньки не изменилось.
Совсем ничего?
Из сгустившегося облачка появился кто-то. Человек? Да, высокий, широкоплечий… Теперь Алек мог ясно его разглядеть.
На человеке был длинный белый в красную полоску халат и просторный бурнус. Точь-в-точь один из сорока разбойников Али-Бабы! На ногах у него были сандалии, а вокруг пояса — широкий кожаный ремень, за который был заткнут короткий кривой меч.
Лицо у него было угольно-черное. В голову Алеку пришла дурацкая мысль: «Я-то думал, он араб или что-то в этом роде, а он, выходит, обычный чернокожий невольник. ..»
Потом Алек взорвался:
— Абу! В чем дело?!
— Увы мне, о Алек! Случилось самое худшее. Я надорвался, пытаясь выполнить твое желание, и волшебство оказалось мне не по силам. Пытаясь сотворить чудо, я сбился с пути, и вот… э… ма-те-ри-а-ли-зо-вал-ся.
Алек в смятении оглянулся по сторонам. Мысль о том, что посреди Бонер-стрит торчит чернокожий раб в старинном бурнусе, сперва показалась даже забавной. Но, с другой стороны, это может плохо кончиться…
— Давай-ка, Абу, опять исчезни и закончи чудо.
— Увы, если я опять исчезну, на это уйдут все мои силы, и я не смогу сотворить чуда. А сейчас я до того ослаб, что не могу ни того, ни другого. Боюсь, придется мне остаться с тобой. К тому же ты ведь так хотел меня увидеть! — бодро закончил джинн.
— Ну и ну! — пробормотал Алек. — Что же делать? Ну и удружил ты мне, Абу!
Чернокожий обиженно посмотрел на Алека, и мальчику стало стыдно.
— Извини, Абу. Пойми, пожалуйста: я просто не знаю, как теперь быть. Ты ведь не сможешь влезть в банку, а я, значит, не смогу отнести тебя домой. А оставаться тут, на Бонер-стрит, тоже нельзя. Тебя каждую минуту могут увидеть.
Абу пожал плечами:
— Воистину, о Алек, я сожалею, но ничем не могу помочь. Великая Книга Черной и Белой Магии учит джиннов, что силы каждого из них не беспредельны. Раньше мне везло. Я знавал джиннов, которые хватались за невыполнимые дела — и лопались, как пузыри! Никто их после этого уже не видел.
— Хорошо, что с тобой этого не случилось! Что же делать? Я могу тайно провести тебя в дом и попросить дедушку, чтобы он пустил тебя в фургон… Нет, из этого ничего хорошего не выйдет.
Внезапно Алека осенило:
— Я спрячу тебя в моем тайнике! Абу, пошли!
Он взял портфель и двинулся через дорогу, к виадуку. Под табличкой
БАГЛТАУНСКИЕ АРТИЛЛЕРИЙСКИЕ МАСТЕРСКИЕ.
ВХОД ПОСТОРОННИМ ВОСПРЕЩЕН
Алек отыскал четырнадцатую доску и попытался отогнуть ее, но она не шелохнулась. Алек вспомнил, что в тот день, когда Рыжий и его дружки гнались за ним, он забаррикадировал вход с другой стороны. В двух словах он объяснил Абу, в чем дело. Абу закатал рукава халата, из-под которых показались его крепкие, мускулистые коричневые руки, одним ударом выбил доску и отшвырнул кусок кирпичной кладки, который ее удерживал.
Алек собрался лезть внутрь. А как же Абу? Он в жизни не пролезет — лаз слишком узкий! Надо бы расшатать еще одну доску. Но Абу уже сам все сообразил: он подцепил конец доски пальцами, резко толкнул ее от себя, а потом дернул. Доска со скрипом отошла от забора вместе с гвоздями — путь открыт.
— Что вы там делаете, хулиганы!
Это была мисс Моррис. Алек услышал ее шаги: она быстро шла через дорогу.
— Живей, Абу, полезай!
Не тратя времени даром, они пролезли в отверстие, и Абу поставил доски на прежнее место, закрыв проход.
— Куда же они подевались? Честное слово, своими глазами видела, как они ломали забор. Здоровый такой черномазый, а с ним еще кто-то.
Мисс Моррис остановилась по ту сторону забора и разговаривала сама с собой.
Алек поманил Абу, и они пошли к главному заводскому корпусу, вскарабкались по шатким ступеням и влезли в кабину крана. Абу огляделся.
— Что это за место? Древний дворец?
Алек был озадачен: ну как объяснить Абу, что такое фабрика?
— Это просто место, где когда-то работали люди. Теперь здесь никого не бывает. Не слишком, правда, удобно, но зато безопасно. Скажи, а твоя волшебная сила насовсем исчезла или еще вернется? — спросил Алек Абу.
— Не знаю. Быть может, вернется.
Абу был мрачен, и Алек поспешил переменить тему разговора:
— Ну, теперь надо раздобыть тебе чего-нибудь поесть, потом соорудим тебе постель. Хотя откуда ее взять, понятия не имею!
— Не волнуйся, о Алек. Ты сделаешь что можешь. В этом я уверен.
— Никуда не уходи, Абу, а я сбегаю домой — попробую чем-нибудь разжиться. Маасалаама.
— Маасалаама, — ответил Абу, и Алек сбежал вниз по лестнице.
Перебираясь через канал, Алек подумал, что давно уже не подводил итогов матча между удачами и несчастьями. Впрочем, какой там итог, когда несчастьям так везет! И он снова стал думать об Абу.
Алек разработал простой план. Он проникает в фургон и вытаскивает из шкафа два одеяла. У деда их полно, а достает он их только зимой, в морозы, когда все в доме укрываются теплее. Вытащив одеяла, Алек отправится в погреб и позаимствует что-нибудь оттуда.
План был великолепен, но не сработал. Правда, деда не было и вытащить одеяла ничего не стоило, но, пока Алек рыскал в погребе, его застукала мама. Тут же выплыли и одеяла.
Алек не смог объяснить ей назначение одеял и пролепетал, что ночью отправляется в поход. Это, конечно, была чушь, и мама ему не поверила. Она ничего не сказала — только велела ему отправляться к себе готовить уроки и еще добавила, что больше он сегодня вечером никуда не пойдет, пусть даже не мечтает.
В комнате Алек пересчитал наличные. Вышло двадцать пять пенсов — если не считать те семьдесят пять, которые он задолжал Ким, — а на это, прикинул он, можно купить только полпорции кебаба в кафе Ника на Стейшн-роуд, и то, если там согласятся продать полпорции. Может, можно купить целый кебаб, но в рассрочку?
«Ничего это не даст, Боуден», — сказал он сам себе и понял, что прав.
Но как же быть? Он не мог оставить старину Абу в беде, даже если Абу и не самый счастливый из джиннов, знакомых с тайнами четвертого измерения. Теперь Алек понял, что имеют в виду, когда говорят «чертовски не везет».
Он сел на кровать — и думал, думал полчаса подряд. Но и от этого дурацкая ситуация не стала лучше. Небось Аладдину не приходилось возиться с рабом его лампы… Забавно: Абу — раб… Да ведь это сущая ерунда! Абу — друг, старый приятель. И совсем неплохо им было вместе. Вот теперь все пошло вверх тормашками. И Алеку самому придется творить чудеса.
— Такова жизнь! — изрек он, обращаясь к пустой банке, которую держал в руках.
К совсем пустой банке…
Сперва у тебя в руках — покорный джинн, а потом на шее — нелегальный иммигрант!
Да, в конечном счете, олдермен Блеггетт прав: в районе Бонер-стрит действительно прячется нелегальный иммигрант, а попал он туда его, Алека Боудена, стараниями.
Но раз Абу «нелегальный», ему надо скрываться. Нельзя же взять да и бросить его в Танке. В кабине крана Абу замерзнет и изголодается. Алеку нужна помощь. Но кто ему поможет?
Дома? Исключено. Алек не сомневался, что дед бы ему помог, но вмешивать в эти дела старика не годится. Ким тоже не подходит: она водится с сыном Блеггетта.
Алек вскочил с кровати и зашагал по комнате, и тут ему в голову пришла отличная мысль. Только одного человека во всем Баглтауне — нет, двоих — можно просить о помощи для Абу. Эта мысль его просто огорошила.
Надо идти, надо идти прямо к…
Надо идти к Евлалии и Рыжему Уоллесу.
Глава 12. БЕДНЕНЬКИЙ РЫЖЕНЬКИЙ
По телеку показывали детектив, когда Алек тихо спустился вниз и шмыгнул на кухню. Все спокойно. Он осторожно приоткрыл дверцу шкафа.
— Это ты, Алек? — окликнула его из большой комнаты мама.
Вот это да, не мама, а радар!
— Я бутерброд возьму, ладно, ма?
— Ладно, ладно. И сразу к себе.
Алек промолчал. Возвращаться наверх он не собирался, а соврать не мог. Он отрезал два ломтя хлеба, один намазал рыбной пастой, другой — ореховым маслом, и завернул их в полиэтилен. Пакет он сунул в задний карман джинсов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Алек промолчал. Даже дед не поймет про Танк…
Дед между тем продолжал:
— Лучше бы они вычистили канал и устроили там лодочную станцию и все такое прочее. Убрали бы заборы, чтобы люди могли видеть, что творится по ту сторону железной дороги…
Алек слушал, слушал, а потом, поразмыслив, сказал:
— Мама и Ким накинулись на папу из-за мисс Моррис. Почему бы ему не помочь ей, а, дед? Что ни стрясется, он все сидит и молчит. Почитает газету и идет в свой клуб.
Дед засмеялся:
— Ты не слишком высокого мнения о своем папе, а?
Алек покраснел.
— Я ничего такого не говорил.
— А я вот что тебе скажу, малыш: он ведь тоже был не слишком высокого мнения о своем папаше.
Алек уставился на деда:
— О своем папаше?.. Ты это о чем?
— Вот по-твоему выходит, что у твоего папы никогда нет своего мнения. А его отец был совсем другой — это когда твой папа был еще маленьким… Он все говорил, кричал… Ему казалось — он все на свете знает да понимает, хотя на самом деле это было совсем не так! Думаю, твоему папе это во как надоело, — дед провел рукой под подбородком. — Папаша его все говорил, говорил, говорил… Вот твой папа теперь и молчит все время.
Алек посмотрел на деда:
— Папа моего папы. Но ведь это…
Дед улыбнулся:
— Точно. Твой отец иногда ой как от меня уставал!
Он снова взялся за мотыгу. А Алек пошел дальше. Чем старше становишься, думал он, тем сложнее оказывается жизнь.
Интересно, размышлял Алек, когда папа был мальчишкой, дед был папой, а когда… Алек запутался.
Глава 11. ПОЯВЛЕНИЕ АБУ
В понедельник утром по дороге в школу Алек все продолжал размышлять. Он был так погружен в свои мысли, что и не заметил, что в школе нет Рыжего Уоллеса. Кое-как он протянул этот день; хорошо еще, не произошло очередного несчастья, и, когда он возвращался домой, голова у него опять работала на полную катушку.
Как в полусне, он шел по Бонер-стрит. Как же так? Он позабыл о своем решении ходить домой только через Стейшн-роуд. Теперь было уже поздно поворачивать назад. Алек прибавил шагу и все время озирался по сторонам, пока не добрался до забора, огораживавшего виадук.
У самого забора он остановился, и тут в памяти у него всплыли слова деда: «Надо бы снести забор — пусть люди видят, что творится на другой стороне».
Ура! Теперь он знает, что ему делать. Надо попросить Абу Салема о самом последнем чуде, а потом он разрешит Абу спрятаться в банке и спать хоть миллион лет. Так они с ним и договорятся — дело того стоит.
Алек бросил на землю портфель, вытащил банку и со смешанным чувством восторга и сожаления потер крышку и прошептал:
— Салам алейкум, о Абу Салем.
— Алейкум салам, о Алек. Киф хаалак?
— Илхамдулила.
— Что тебе угодно? — осторожно спросил Абу.
— Мне нужно от тебя последнее, грандиозное, сверхволшебное чудо, Абу, а потом я тебя освобожу, и ты будешь спать в своей банке сколько душе угодно.
— Клянусь бородой пророка! — сказал Абу. — Это, должно быть, очень трудное чудо. Никогда не слыхал я о том, чтобы хозяин освобождал своего раба. Будь на то моя воля, такое случалось бы куда чаще. Говори же, о Алек!
Алек все рассказал, и Абу выслушал его в молчании.
— Это прекрасное желание, о Алек! Ты желаешь чуда не для себя, а для других, и потому я сделаю все, что в моих силах!
Алек стоял на Бонер-стрит, держа в руках банку. Прошла минута. Потом земля вздыбилась, как во время землетрясения. На его глазах виадук задрожал и начал расплываться; казалось, что по воздуху, как по телеэкрану, пошли помехи. Один за другим открывались пролеты виадука, а за ними — синее небо и его дом на пригорке. Танк со всем его ржавым железом, кирпичными стенами, кустарником, болотными зарослями крапивы и илистым каналом исчез, как дым.
На месте Танка возник длинный одноэтажный спортзал с большими сверкающими окнами, футбольное поле, теннисные корты и тир. Рядом заблестела чистая гладь канала, и лодки поплыли там, где раньше нависал над каналом подъемный кран. На месте бесконечного деревянного забора поднялись деревья, а между ними запестрели цветочные клумбы. Краешком глаза Алек увидел Бонер-стрит и ахнул. Многоэтажные дома были заново выкрашены, крутые каменные ступеньки сияли свежей белой краской, в окнах отражалось солнце. Исчезли горы мусора и рухляди. Теперь в конце улицы была площадка — с качелями, горками, шведскими лестницами… Фантастика! Кто бы поверил, что такое можно сделать с Бонер-стрит и с Танком!
И Алек побежал к каналу. Да, он имел право первым прокатиться в лодке. Но пока он бежал, Танк заволокло туманом. И сквозь туман кто-то позвал его:
— На помощь, о Алек, на помощь!
Алек резко остановился и чуть не упал. Туман рассеивался. Точнее сказать, он весь сгустился в одном месте — рядом с Алеком. Когда туман отступил, Алек, к великому своему отчаянию, увидел прежние очертания Бонер-стрит и виадука: черные, мрачные, захламленные, отвратительные силуэты.
Ничегошеньки не изменилось.
Совсем ничего?
Из сгустившегося облачка появился кто-то. Человек? Да, высокий, широкоплечий… Теперь Алек мог ясно его разглядеть.
На человеке был длинный белый в красную полоску халат и просторный бурнус. Точь-в-точь один из сорока разбойников Али-Бабы! На ногах у него были сандалии, а вокруг пояса — широкий кожаный ремень, за который был заткнут короткий кривой меч.
Лицо у него было угольно-черное. В голову Алеку пришла дурацкая мысль: «Я-то думал, он араб или что-то в этом роде, а он, выходит, обычный чернокожий невольник. ..»
Потом Алек взорвался:
— Абу! В чем дело?!
— Увы мне, о Алек! Случилось самое худшее. Я надорвался, пытаясь выполнить твое желание, и волшебство оказалось мне не по силам. Пытаясь сотворить чудо, я сбился с пути, и вот… э… ма-те-ри-а-ли-зо-вал-ся.
Алек в смятении оглянулся по сторонам. Мысль о том, что посреди Бонер-стрит торчит чернокожий раб в старинном бурнусе, сперва показалась даже забавной. Но, с другой стороны, это может плохо кончиться…
— Давай-ка, Абу, опять исчезни и закончи чудо.
— Увы, если я опять исчезну, на это уйдут все мои силы, и я не смогу сотворить чуда. А сейчас я до того ослаб, что не могу ни того, ни другого. Боюсь, придется мне остаться с тобой. К тому же ты ведь так хотел меня увидеть! — бодро закончил джинн.
— Ну и ну! — пробормотал Алек. — Что же делать? Ну и удружил ты мне, Абу!
Чернокожий обиженно посмотрел на Алека, и мальчику стало стыдно.
— Извини, Абу. Пойми, пожалуйста: я просто не знаю, как теперь быть. Ты ведь не сможешь влезть в банку, а я, значит, не смогу отнести тебя домой. А оставаться тут, на Бонер-стрит, тоже нельзя. Тебя каждую минуту могут увидеть.
Абу пожал плечами:
— Воистину, о Алек, я сожалею, но ничем не могу помочь. Великая Книга Черной и Белой Магии учит джиннов, что силы каждого из них не беспредельны. Раньше мне везло. Я знавал джиннов, которые хватались за невыполнимые дела — и лопались, как пузыри! Никто их после этого уже не видел.
— Хорошо, что с тобой этого не случилось! Что же делать? Я могу тайно провести тебя в дом и попросить дедушку, чтобы он пустил тебя в фургон… Нет, из этого ничего хорошего не выйдет.
Внезапно Алека осенило:
— Я спрячу тебя в моем тайнике! Абу, пошли!
Он взял портфель и двинулся через дорогу, к виадуку. Под табличкой
БАГЛТАУНСКИЕ АРТИЛЛЕРИЙСКИЕ МАСТЕРСКИЕ.
ВХОД ПОСТОРОННИМ ВОСПРЕЩЕН
Алек отыскал четырнадцатую доску и попытался отогнуть ее, но она не шелохнулась. Алек вспомнил, что в тот день, когда Рыжий и его дружки гнались за ним, он забаррикадировал вход с другой стороны. В двух словах он объяснил Абу, в чем дело. Абу закатал рукава халата, из-под которых показались его крепкие, мускулистые коричневые руки, одним ударом выбил доску и отшвырнул кусок кирпичной кладки, который ее удерживал.
Алек собрался лезть внутрь. А как же Абу? Он в жизни не пролезет — лаз слишком узкий! Надо бы расшатать еще одну доску. Но Абу уже сам все сообразил: он подцепил конец доски пальцами, резко толкнул ее от себя, а потом дернул. Доска со скрипом отошла от забора вместе с гвоздями — путь открыт.
— Что вы там делаете, хулиганы!
Это была мисс Моррис. Алек услышал ее шаги: она быстро шла через дорогу.
— Живей, Абу, полезай!
Не тратя времени даром, они пролезли в отверстие, и Абу поставил доски на прежнее место, закрыв проход.
— Куда же они подевались? Честное слово, своими глазами видела, как они ломали забор. Здоровый такой черномазый, а с ним еще кто-то.
Мисс Моррис остановилась по ту сторону забора и разговаривала сама с собой.
Алек поманил Абу, и они пошли к главному заводскому корпусу, вскарабкались по шатким ступеням и влезли в кабину крана. Абу огляделся.
— Что это за место? Древний дворец?
Алек был озадачен: ну как объяснить Абу, что такое фабрика?
— Это просто место, где когда-то работали люди. Теперь здесь никого не бывает. Не слишком, правда, удобно, но зато безопасно. Скажи, а твоя волшебная сила насовсем исчезла или еще вернется? — спросил Алек Абу.
— Не знаю. Быть может, вернется.
Абу был мрачен, и Алек поспешил переменить тему разговора:
— Ну, теперь надо раздобыть тебе чего-нибудь поесть, потом соорудим тебе постель. Хотя откуда ее взять, понятия не имею!
— Не волнуйся, о Алек. Ты сделаешь что можешь. В этом я уверен.
— Никуда не уходи, Абу, а я сбегаю домой — попробую чем-нибудь разжиться. Маасалаама.
— Маасалаама, — ответил Абу, и Алек сбежал вниз по лестнице.
Перебираясь через канал, Алек подумал, что давно уже не подводил итогов матча между удачами и несчастьями. Впрочем, какой там итог, когда несчастьям так везет! И он снова стал думать об Абу.
Алек разработал простой план. Он проникает в фургон и вытаскивает из шкафа два одеяла. У деда их полно, а достает он их только зимой, в морозы, когда все в доме укрываются теплее. Вытащив одеяла, Алек отправится в погреб и позаимствует что-нибудь оттуда.
План был великолепен, но не сработал. Правда, деда не было и вытащить одеяла ничего не стоило, но, пока Алек рыскал в погребе, его застукала мама. Тут же выплыли и одеяла.
Алек не смог объяснить ей назначение одеял и пролепетал, что ночью отправляется в поход. Это, конечно, была чушь, и мама ему не поверила. Она ничего не сказала — только велела ему отправляться к себе готовить уроки и еще добавила, что больше он сегодня вечером никуда не пойдет, пусть даже не мечтает.
В комнате Алек пересчитал наличные. Вышло двадцать пять пенсов — если не считать те семьдесят пять, которые он задолжал Ким, — а на это, прикинул он, можно купить только полпорции кебаба в кафе Ника на Стейшн-роуд, и то, если там согласятся продать полпорции. Может, можно купить целый кебаб, но в рассрочку?
«Ничего это не даст, Боуден», — сказал он сам себе и понял, что прав.
Но как же быть? Он не мог оставить старину Абу в беде, даже если Абу и не самый счастливый из джиннов, знакомых с тайнами четвертого измерения. Теперь Алек понял, что имеют в виду, когда говорят «чертовски не везет».
Он сел на кровать — и думал, думал полчаса подряд. Но и от этого дурацкая ситуация не стала лучше. Небось Аладдину не приходилось возиться с рабом его лампы… Забавно: Абу — раб… Да ведь это сущая ерунда! Абу — друг, старый приятель. И совсем неплохо им было вместе. Вот теперь все пошло вверх тормашками. И Алеку самому придется творить чудеса.
— Такова жизнь! — изрек он, обращаясь к пустой банке, которую держал в руках.
К совсем пустой банке…
Сперва у тебя в руках — покорный джинн, а потом на шее — нелегальный иммигрант!
Да, в конечном счете, олдермен Блеггетт прав: в районе Бонер-стрит действительно прячется нелегальный иммигрант, а попал он туда его, Алека Боудена, стараниями.
Но раз Абу «нелегальный», ему надо скрываться. Нельзя же взять да и бросить его в Танке. В кабине крана Абу замерзнет и изголодается. Алеку нужна помощь. Но кто ему поможет?
Дома? Исключено. Алек не сомневался, что дед бы ему помог, но вмешивать в эти дела старика не годится. Ким тоже не подходит: она водится с сыном Блеггетта.
Алек вскочил с кровати и зашагал по комнате, и тут ему в голову пришла отличная мысль. Только одного человека во всем Баглтауне — нет, двоих — можно просить о помощи для Абу. Эта мысль его просто огорошила.
Надо идти, надо идти прямо к…
Надо идти к Евлалии и Рыжему Уоллесу.
Глава 12. БЕДНЕНЬКИЙ РЫЖЕНЬКИЙ
По телеку показывали детектив, когда Алек тихо спустился вниз и шмыгнул на кухню. Все спокойно. Он осторожно приоткрыл дверцу шкафа.
— Это ты, Алек? — окликнула его из большой комнаты мама.
Вот это да, не мама, а радар!
— Я бутерброд возьму, ладно, ма?
— Ладно, ладно. И сразу к себе.
Алек промолчал. Возвращаться наверх он не собирался, а соврать не мог. Он отрезал два ломтя хлеба, один намазал рыбной пастой, другой — ореховым маслом, и завернул их в полиэтилен. Пакет он сунул в задний карман джинсов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15