Мы не тронем ни пудинга, ни печенья, а возьмем только самые необходимые жизненные продукты, чтобы показать вам, что мы опустошили кладовую не из жадности, а только от самого настоящего голода. Но мы совсем не настоящие разбойники ».
— Кончай уж скорее! — потребовали остальные. И Антея наскоро приписала:
«Наши намерения вполне честны, если бы вы только знали. И вот здесь два шиллинга, чтобы показать вам, что мы искренно благодарны. Благодарим за ваше доброе гостеприимство.
От нас четверых ».
Деньги были завернуты в записку, и на душе у детей стало совсем легко: когда пастор записку прочитает, он, конечно, все сразу поймет.
— Теперь, — сказал Кирилл, — есть некоторая опасность; лучше всего, спустимся вниз по ту сторону башни и проберемся по кустарнику. Окно выходит в сторону кустарника и все обросло плющом. Я заберусь внутрь и буду подавать из окна. Антея с Робертом пусть принимают от меня, а Джейн будет на страже: глаза у нее острые, и, если она заметит какую-нибудь опасность, то засвистит. Молчи, Роберт, для этого она достаточно хорошо свистит, и даже лучше, что не очень громко: больше будет похоже на птицу. Ну, теперь идем!
Я не могу сказать, что таскать чужие вещи хорошо. Но для детей это нападение на чужую кладовую казалось теперь совсем не воровством, а вполне добросовестным деловым предприятием. Они еще не знали, что почти целый копченый язык, полтора цыпленка, большой белый хлеб и сифон содовой волы стоят много дороже двух шиллингов. Таковы именно были те «жизненные потребности», которые Кирилл, никем не замеченный, и без всякой помехи передал из окна кладовой. Он чувствовал, что не тронуть ни варенья, ни пирога с яблоками, ни сушеных фруктов было немалым геройством с его стороны. И я с ним согласен. Немало он гордился также и тем, что оставил в покое простоквашу: но тут уж я с ним не могу согласиться, потому что простоквашу можно было взять только вместе с посудой, а ее потом трудно было бы вернуть. Таскать же чужие фарфоровые кувшины с розовыми цветочками даже и голодный не имеет права. Другое дело сифон: без питья нельзя было обойтись, а на сифоне был ярлык того аптекарского магазина, котором) он принадлежал, и дети были уверены, что где бы они ни оставили сифон, его кто-нибудь вернет хозяину. Они предполагали, что при первом же удобном случае даже сами вернут его, так как магазин был недалеко, в Рочестере.
Все продукты были унесены на крышу башни и разложены на листе оберточной бумаги, которую Кирилл нашел на верхней полке в кладовой. Когда он стал развертывать бумагу, Антея заметила:
— Мне кажется, уж это не жизненная потребность?
— Нет, это тоже необходимая вещь, — возразил Кирилл. — Надо же на чем-нибудь разложить всю провизию, чтобы разрезать ее, а я читал недавно, что люди где-то заболели, напившись дождевой воды из лужицы, потому что в этой воде живут микробии. Здесь на крышу часто льет дождик, потом вода высыхает, а микробии остаются: тут их должно быть великое множество. И если мы разложим всю еду прямо на крыше, микробии попадут и на хлеб, и на цыплят, и мы все заболеем и умрем от скарлатины.
— А что это такое — микробии?
— Такие маленькие козявки, видимые только в увеличительное стекло, — объяснял Кирилл с видом ученого, — от них всякие болезни бывают. Нет, я положительно уверен, что бумага так же необходима, как и все остальное. Ну, будем же скорее есть. Ох, и голоден же я!
Дети не могли не одобрить заботливой предусмотрительности Кирилла. Девочки даже с некоторым страхом поглядывали на свинцовые листы крыши, где водилось такое множество ужасных микробий. Но вскоре они совершенно позабыли об этой опасности и усердно принялись за еду.
Не хочу подробно описывать вам пикник на церковной башне. Вы сами можете вообразить, каково было разрезать язык и цыпленка перочинным ножичком, у которого оказался единственный клинок, да и тот обломанный. Но кое-как разрезали. Есть при помощи пальцев тоже не очень удобно: руки делаются жирные, а клочки бумаги, служащие тарелками, очень быстро покрываются пятнами и приобретают совсем не привлекательный вид. Но вот что вы, вероятно, не можете себе представить — это то, как ведет себя содовая вода, если ее пьют прямо из сифона, особенно из полного. Впрочем, если воображение вам не поможет, то вы сами можете легко произвести этот опыт, если только взрослые дадут вам сифон. Однако лучше будет производить такой опыт где-нибудь не в комнатах.
Язык, цыплята и свежий хлеб, с какими бы неудобствами их есть не приходилось, — все-таки хорошие вещи, а если в жаркий летний день вас немножко забрызгает содовая вода — это беда небольшая. Итак, обед прошел очень весело, и каждый постарался съесть как можно больше — во первых, потому, что все были очень голодны, а во-вторых, потому, что и язык, и цыплята, и хлеб оказались необыкновенно вкусными.
Вам, быть может, приходилось замечать, что, когда долго ждешь обед, сильно проголодаешься, а потому съешь больше, чем следует. Да если еще после этого посидишь под горячими лучами летнего солнца на крыше церковной башни, то вдруг как-то странно захочется спать. Антея и Джейн, Кирилл и Роберт во многих отношениях очень на вас похожи, и вот с ними случилось то же самое. Съев и выпив все, что можно, они вдруг захотели спать, особенно Антея, которая в этот день встала очень рано. Один за другим дети умолкали, потягивались, потирали глаза, и не прошло после обеда и четверти часа, как каждый из них устроился поудобнее на одном из своих мягких крыльев, прикрылся другим крылом и крепко-крепко уснул. А солнце тем временем потихоньку склонялось к закату. Тень от башни пересекла церковный двор, затем покрыла дом священника и, наконец, ушла еще дальше — в поле. Хорошо было детям спать: мягкие крылья отлично заменяли и матрасы, и одеяла… Но вот тени больше не стало… Солнце закатилось, и крылья исчезли. А дети все еще спали, но недолго: сумерки обыкновенно бывают красивы и холодны. А вы сами знаете, что, как бы крепко вам ни спалось, вы очень быстро проснетесь, если кто-нибудь из ваших братьев или сестер, встав раньше вас, вдруг сдернет одеяло.
Бескрылые дети содрогнулись от холода и проснулись. И вот было их положение: на крыше башни, в сумерках, когда на темном небе сперва по одной, а потом десятками, сотнями и тысячами стали появляться звезды, за несколько верст от дома, с тремя шиллингами во всех карманах и с сомнительным поступком по части «жизненных потребностей» на душе, за который придется дать отчет, если кто-нибудь увидит их с сифоном из-под содовой воды.
Дети переглянулись. Первым заговорил Кирилл, поднимая сифон:
— Нам надо скорее спуститься вниз и отделаться от этой противной вещи. Теперь уже настолько темно, что мы, пожалуй, можем оставить его у пастора на пороге. Идемте!..
На площадке башни, в углу, была еще одна маленькая башенка с дверью. Дети заметили ее во время обеда, но не обследовали, как, без сомнения, сделали бы и вы на их месте. Ведь когда есть крылья и вам открыта дорога по всему небу, стоит ли обращать внимание на какую-то дверь.
Теперь, однако, пришлось подойти к ней.
— Тут, конечно, есть лестница вниз, — сказал Кирилл.
Лестница-то была, но оказалось, что дверь заперта с обратной стороны.
Ночь становилась все темнее и темнее, до дому было далеко-далеко. А тут еще этот сифон из-под содовой воды!
Не скажу вам, плакал тут кто-нибудь или нет, и если да, то кто и как. Подумайте-ка лучше, как бы вы поступили на их месте…
Глава пятая
БЕЗ КРЫЛЬЕВ
Плакал ли кто-нибудь или нет, но, во всяком случае, были такие полчаса, когда никто из всей компании не сохранил присутствия духа. А когда все немножко успокоились, Антея положила платок в карман, обняла Джейн и сказала:
— Что ж! Ведь не больше чем одна ночь. Завтра утром мы станем махать платками — они к тому времени высохнут. Кто-нибудь нас увидит, придет и выпустит отсюда.
— И увидит сифон, и отправит нас в тюрьму за кражу, — продолжал Кирилл мрачно.
— А не ты говорил, что это совсем не кража? Ты в этом был уверен?
— А теперь не уверен.
— Бросим эту гадость в кусты, — предложил Роберт. — Тогда никто нам ничего не сделает.
— Да, — ответил Кирилл с горькой усмешкой, — и попадем кому-нибудь в голову и, кроме всего остального, станем еще убийцами.
— Но не можем же мы оставаться здесь всю ночь, — заныла Джейн. — Я чаю хочу.
— Не можешь ты хотеть чаю: до отвала поела и напилась за обедом, — напомнил ей Роберт.
— А я все-таки хочу, — стояла на своем Джейн. — Особенно, когда вы начинаете пугать, что мы здесь на всю ночь останемся. Пантерочка, милая, я домой хочу, домо-ой!
— Ш-ш, ш-ш! — успокаивала ее Антея. — Не надо, детка. Все как-нибудь уладится. Не надо плакать!
— Пусть себе ревет — остановил старшую сестру Роберт. — Если она будет выть погромче, так авось кто-нибудь ее услышит и выпустит нас отсюда.
— И увидит сифон, — вздохнула Антея и тронула брата рукой. — Роберт, не будь таким грубым! А ты, Джейн, постарайся быть мужественной! Ведь мы все в одинаковом положении.
Джейн постаралась «быть мужественной», перестала громко плакать и только хныкала потихоньку. Наступило молчание.
— Слушайте, — сказал Кирилл, — уж как-нибудь нам надо рискнуть с этим сифоном. Я спрячу его к себе под курточку и застегнусь на все пуговицы, может, его никто и не заметит. А вы все старайтесь заслонить меня. У пастора в доме есть огонь, значит, там еще не спят. Давайте попробуем кричать во всю мочь. Как я скажу «три», так вы все разом орите. Роберт, ты умеешь свистеть паровозом, я буду кричать по-охотничьи «ку-и», как папа кричит. Девочки пусть визжат, как умеют. Раз, два, три!
Четырехголосый крик нарушил мирную тишину летней ночи. У одного из окон в доме священника девушка, закрывавшая ставни, застыла в испуге и удивлении.
— Раз, два, три! — Новый резкий крик пронесся в воздухе и разбудил сов и ласточек, спавших внизу на колокольне. Девушка, стоявшая у окна, опрометью бросилась в кухню, объявила сторожу и кухарке, что видела привидение, и, сев на удобный стул, лишилась чувств.
— Раз, два, три!
Пастор приоткрыл дверь и вышел на порог своего дома. На этот раз у него уже не было никакого сомнения, что он действительно слышал крик.
— Ах, милая моя, — сказал он жене, — что это такое? Словно в церкви кого-то убивают. Дай мне шляпу и толстую палку да пошли за мной Эндрю. Быть может, это кричит тот сумасшедший, что стащил язык из кладовой.
Дети видели луч света, когда пастор открывал дверь, видели его фигуру на пороге и перестали кричать, чтобы перевести дух и посмотреть, что будет дальше.
Когда пастор вернулся за шляпой, Кирилл сказал встревожено:
— Он думает, что ему только показалось. Слишком тихо вы кричите. Ну, хорошенько: раз, два, три!
На этот раз крик раздался ужасный. Жена пастора обхватила руками шею мужа и тоже закричала, дополняя те дикие звуки, что доносились из тьмы.
— Ты не должен ходить туда, — говорила она в испуге. — Нет, только не один! Джесси!
Девушка, бывшая в обмороке, пришла в себя и прибежала на зов.
— Пошли скорей Эндрю, там в церковь забрался сумасшедший, его надо схватить! — Захлебывалась словами пасторша.
— Слушай, Эндрю, — сказала Джесси, входя в кухню, — Там в церкви какой-то сумасшедший орет; барыня велит, чтобы ты злел и поймал его сейчас же.
— Ну, уж один-то я не пойду! — пробормотал Эндрю. Своему же господину он сказал только:
— Слушаю, сударь.
— Ты слышал эти крики?
— Мне как будто почудилось, словно я что-то слышал.
— Так идем же скорее! — заторопил пастор. — Милая моя, но я должен идти, — сказал он жене, слегка втолкнул ее в комнату, запер дверь и бросился к церкви, таща за руку Эндрю.
Целый ураган криков понесся навстречу. Когда эти крики умолкли, закричал Эндрю:
— Эй ты, там! Ты звал: что ли?
— Да! — отвечали откуда-то издали четыре голоса разом.
— Звуки раздаются как будто в воздухе, — сказал пастор, — это замечательно!
— Где ты? — опять закричал Эндрю, На этот раз отвечал ему Кирилл медленно, четко и басом.
— Церковь, башня, крыша!
— Слезай, что ли!
— Нельзя! Дверь заперта!
— Что это такое? — воскликнул взволнованный пастор. — Эндрю, принеси фонарь из конюшни. Да, может быть, лучше позвать еще кого-нибудь из села?
— Нет, сударь уж не иначе как остальная шайка тут где-нибудь поблизости караулит. Убей меня Бог, коли это не ловушка! А вот у вас сейчас на кухне сидит кухаркин брат, он служит в лесниках, сударь, и дичь караулит, он уж знает, как с разными мазуриками обходиться. Да при нем и ружье есть.
— Слушайте! — опять крикнул Кирилл. — Поднимитесь на башню и выпустите нас отсюда!
— Сейчас идем, — отвечал Эндрю. — Только вот позову полицейского да ружье прихвачу.
— Эндрю, Эндрю, ведь, это же неправда! — остановил его пастор.
— Ничего, сударь, так-то лучше будет!
Эндрю вернулся с фонарем и привел с собою кухаркиного брата. Жена пастора просила их быть как можно осторожнее.
Теперь было уже совсем темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23