Мне никогда не приходилось видеть, чтобы он увиливал от спора подобным образом.
— Он производит впечатление неплохого парня, — заметил капитан Дрейк. Маронни хмыкнул:
— Мы с ним с одной планеты. Он — типичный лактонец, ничуть не лучше меня.
Вдова сердито откашлялась:
— Ах, давайте же сменим тему разговора, умоляю. Этот тип словно тень навел на всех нас. И зачем они рядятся в эти омерзительные пурпурные одеяния? Никакого стиля!
Лоара Броос Порин поднял глаза навстречу юному священнослужителю.
— Итак?
— Меньше чем через сорок пять минут, Лоара Броос.
Бросившись в кресло, Сенат наклонился вперед и оперся подбородком о стиснутый кулак. Его нахмуренное лицо раскраснелось.
Порин поглядел на своего спутника с любящей улыбкой.
— Опять поспорил с Саммелом Маронни, Филип?
— Нет, не совсем. — Резким движением юноша выпрямился. — Но какая в этом польза, лоара Броос? Там, на верхнем этаже, сотни человеческих существ, бездумных, ярко разодетых, веселящихся — и полное равнодушие к Земле. Из всех пассажиров корабля только мы двое останавливаемся, чтобы посетить мир наших предков. — Его глаза избегали взгляда пожилого спутника, голос приобрел оттенок горечи. — А раньше тысячи людей из всех уголков Галактики ежедневно прибывали на Землю; Великие дни лоаризма прошли.
Лоара Броос рассмеялся. Никто бы не подумал, что в его длинном и тощем теле может таиться такой душевный смех.
— Я уже, наверное, в сотый раз все это от тебя выслушиваю. Глупости! Придет день, когда о Земле вспомнят все. Начнется массовое паломничество сюда.
— Нет! Все это в прошлом!
— Ха! Пророки гибели каркают, но им ещё предстоит доказать свою правоту.
— Им это удастся. — Глаза Саната неожиданно вспыхнули. — И знаете почему? Потому что Земля осквернена захватчиками-рептилиями. Женщина мерзкая, пустая женщина — только что мне заявила: «Не думаю, что Земля может быть такой уж значительной, если на ней правят ласинуки». Она произнесла то, что миллиарды говорят про себя бессознательно, и я не нашел слов, чтобы опровергнуть её.
— И какое же ты сам предлагаешь решение, Филип?
— Изгнать захватчиков с Земли! Снова сделать её планетой людей! Нам уже приходилось сражаться с ними во время Первого галактического нашествия, две тысячи лет тому назад, и мы смогли их остановить, когда уже казалось, что они приберут к рукам всю Галактику. Теперь нам самим надо начать Второе нашествие и отбросить их на Вегу.
Порин вздохнул и покачал головой:
— Ты ещё молод и горяч! Не найдется юного лоариста, который не метал бы молний по этому поводу. Ты это перерастешь. Перерастешь. Послушай, мальчик мой! — Лоара Броос поднялся и положил руку на плечо собеседнику. Люди и ласинуки равно наделены разумом, и в нашей Галактике существуют только эти две расы разумных существ.
Они — братья по разуму и духу и должны жить в мире. Постарайся понять это.
Филип Санат уставился в пол, не давая понять, слышал ли он сказанное. Его наставник с ласковым упреком поцокал языком:
— Ладно, станешь постарше, сам поймешь. А пока забудь обо всем этом, Филип. Знай, что стремления любого истинного лоариста для тебя уже близки к осуществлению. Через два дня трава Земли окажется у тебя под ногами. Разве этого не достаточно для счастья? Только подумай об этом! Когда ты вернешься, тебе присвоят титул «лоара». Ты станешь одним из тех, кто посетил Землю. Золотое солнце будет приколото к твоему плечу.
Рука Порина скользнула к яркому желтому кругу на тунике, немому свидетельству его трех предшествующих визитов на Землю.
— Лоара Филип Санат, — медленно произнес Санат, глаза его заблестели. — Лоара Филип Санат. Превосходно звучит, правда?
— Ну, вот ты и почувствовал себя лучше. Но приготовься: с минуты на минуту мы покинем гиперпространство и увидим Солнце.
И сразу же после его слов. мутная, давящая пелена гиперматерии, плотно обнимавшей со всех сторон борта «Пламени сверхновой», начала претерпевать странные изменения, которые знаменовали начало выхода в нормальное пространство. Тьма посветлела, и концентрические круги разных оттенков серого цвета понеслись друг за другом мимо иллюминатора со все возрастающей скоростью. Это была поразительная и прекрасная оптическая иллюзия, которую наука так и не смогла объяснить.
Порин выключил свет, и они вдвоем сидели в темноте, наблюдая за слабо фосфоресцирующей, бегающей рябью. Потом с ужасающей молчаливой внезапностью структура гиперпространства, казалось, взорвалась крутящимся безумием ослепительных тонов. И тут же все снова успокоилось. В иллюминаторе спокойно заискрились звезды нормального пространства.
Среди них, сверкая, выделялась самая яркая, сиявшая желтыми лучами, превратившими лица в бледные маски. Это было Солнце!
Родная звезда человечества была ещё так далека, что даже не имела выраженного диска, и тем не менее являлась уже самым ярким видимым объектом. В его мягком желтом свете двое людей предались неторопливым размышлениям, и Филип Санат почувствовал, как на него нисходит спокойствие.
Два дня спустя «Пламя сверхновой» совершило посадку на Землю.
Филип Санат мгновенно позабыл о священном трепете, охватившем его, едва сандалии впервые коснулись твердого зеленого дерна Земли, стоило ему увидеть ласинукских чиновников.
Они выглядели совсем как люди, во всяком случае как гуманоиды.
На первый взгляд человекоподобные черты преобладали над всем остальным. Строение ничем существенным не отличалось от человеческого. Двуногое тело с довольно правильными пропорциями, шея четко обозначена все это бросалось в глаза. И требовалось несколько минут, прежде чем взгляд начинал выделять отдельные нюансы, свидетельствующие о различии между расами.
Прежде всего обращали на себя внимание чешуйки, покрывавшие голову, и тусклые линии на коже, шедшие вдоль позвоночника. Лицо с плоским, широким, покрытым мельчайшей чешуей носом производило скорее отталкивающее впечатление, впрочем, ничего грубого в нем не было. Одежда отличалась простотой, а речь была довольно приятна для слуха. Но самое главное, в их темных, блестящих глазах светился подлинный разум.
Порин подметил удивление Саната, когда тот впервые взглянул на веганских рептилий.
— Вот видишь, — заметил он, — их внешность не столь чудовищна. Ну и чего ради должна существовать ненависть между людьми и ласинуками?
Санат не ответил. Конечно же, наставник был прав. Слово «ласинук» так долго ассоциировалось в его мозгу с понятиями «чужак» и «монстр», что вопреки своим знаниям и логике он подсознательно ожидал увидеть этакое сверхъестественное существо.
Однако пока властные, плохо говорящие по-английски ласинуки проводили досмотр, вызванная внешним сходством растерянность постепенно уступила место липкой, неотвязчивой неприязни, переходящей почти в ярость.
На следующий день они отправились в Нью-Йорк — крупнейший город планеты. И в стенах этого невероятно древнего мегаполиса Санат на время позабыл обо всех заботах Галактики. Для него настал великий момент: он предстал перед похожим на башню сооружением и торжественно сказал себе:
— Вот он, Мемориал!
Это был величайший монумент на Земле — символ величия человеческой расы, и как раз наступала среда, тот день недели, когда двоим избранным поручалось «охранять Вечный огонь». Двое, одни во всем Мемориале, следили за трепещущим, желтым пламенем, символизировавшим мужество человечества, и Порин уже договорился, что в этот день выбор падет на него и на Саната, поскольку они специально для этого проделали такое далёкое путешествие.
С приходом сумерек они остались одни в просторном зале Вечного огня Мемориала. В мрачной полутьме, освещаемой только судорожными вспышками танцующего желтого пламени, полное умиротворение спустилось на них.
В этом месте скапливалась некая аура, смягчавшая все душевные борения. Мягкие тени, подрагивая, покачивались за колоннами, тянувшимися по обе стороны зала, плетя свою гипнотическую сеть.
Постепенно люди погрузились в полудрему, пристально вглядываясь в пламя слипающимися глазами, пока живое биение огня не превратилось в туманную молчаливую фигуру.
Но из-за контраста с царившей вокруг глубочайшей тишиной малейшего звука оказалось достаточно, чтобы нарушить мечтательность. Санат моментально напрягся, больно ухватив Порина за локоть.
— Прислушайтесь, — прошептал он, предупреждая вопрос. Порин, насильственно вырванный из мечтательной дремы, взглянул — на своего молодого спутника тревожно и пристально, потом без слов приложил руку к уху. Тишина стала ещё более глубокой, давление её ощущалось чуть ли не материально. Потом издалека донеслось едва уловимое шарканье подошв по мраморному полу. Слабый, почти на грани восприятия, шепот — и снова тишина.
— Что это? — растерянно спросил Порин.
— Ласинуки! — бросил Санат, вскакивая. Лицо его превратилось в маску ненависти и возмущения.
— Не может быть! — Порин попытался придать своему голосу холодную уравновешенность, хотя и его внутренне трясло от злости. — Это было бы неслыханным оскорблением. Просто наши нервы обострились от тишины, ничего больше. Скорее всего это кто-то из служителей Мемориала.
— После захода солнца, в среду? — Голос Саната звучал резко. — Это так же противозаконно, как и вторжение ласинуков, и ещё более неправдоподобно. Мой долг хранителя Вечного огня все выяснить.
Он уже собрался шагнуть в темноту, но Порин схватил его за запястье.
— Не стоит, Филип. Повремени до рассвета. Что ты сможешь сделать там один, если обнаружишь ласинуков? Если ты…
Но Санат не стал слушать дальше. Резким движением он освободился.
— Оставайтесь здесь. Нельзя оставлять Вечный огонь без присмотра. Я скоро вернусь
Он быстро пересек половину просторного, вымощенного мрамором зала и осторожно приблизился к стеклянной двери, ведшей на темную винтовую лестницу, уходившую в кромешный мрак, к пустым помещениям башни.
Скинув сандалии, он стал красться по ступеням, бросив прощальный взгляд на мягкий свет Вечного огня и застывшего возле него испуганного человека.
Перед ним оказались два ласинука, стоявших в жемчужном свете атомолампы.
— Местечко древнее и унылое, — заметил Трет Бан Сола. Его наручная камера трижды щелкнула. — Скинь-ка несколько книг с полок. Они послужат дополнительным фоном.
— Думаешь, стоит? — спросил Кор Вен Хаста. — Эти земные мартышки могут всполошиться.
— Делай! — холодно приказал Трег Бан Сола. — Чем они нам помешают? Иди-ка сюда, присаживайся! — Он быстро взглянул на часы. — Ему придется выложить по пятьдесят кредиток за каждую минуту, что мы здесь пробудем. Так почему бы нам немного не отдохнуть в предвкушении кучи денег?
— Пират Фор — болван. С чего это он решил, что мы не сможем выиграть пари?
— Думаю, — сказал Бан Сола, — он слышал про того солдата, которого в прошлом году разорвали в клочья, когда он попытался ограбить земной музей. Мартышкам это не нравится, хотя лоаризм и отвратительно богат, клянусь Вегой. Людишек, конечно, призвали к порядку, но солдат-то мертв. В любом случае Пират Фор не знает, что по средам Мемориал пуст. И это незнание обойдется ему в круглую сумму.
— Пятьдесят кредиток за минуту. Семь минут уже прошло.
— Триста пятьдесят кредиток. Садись. Сыграем в картишки, а наши денежки пусть накапливаются.
Трег Бан Сола достал из подсумка потрепанную колоду карт, которые, будучи типично и несомненно ласинукскими, носили тем не менее безошибочные следы земного происхождения.
— Поставь лампу на стол, я сяду между ней и окном, — повелительно распорядился он, одновременно сдавая карты. — Ха! Ручаюсь, ни одному ласинуку ещё не приходилось играть в таком месте. Что ж, удовольствие от игры только усилится.
Кор Вен Хаста уселся, но тотчас же вскочил:
— Ты ничего не слышал?
Он вгляделся в тень по ту сторону приоткрытой двери.
— Нет. — Бан Сола нахмурился, продолжая сдавать. — Ты, случаем, не боишься, а?
— Нет, конечно. Но, знаешь, если они застукают нас в этой проклятой башне, то удовольствия будет мало. Бан Сола кончил сдавать.
— Знаешь, — заметил Вен Хаста, внимательно изучая свои карты, — будет не слишком приятно, если об этом пронюхает вице-король. Могу представить, как из политических соображений ему придется извиняться перед лоаристскими вожаками. Тогда опять на Сириус, где я служил до того, как меня перевели сюда. И все из-за этих подонков…
— Верно, подонков, — поддержал его Бан Сола. — Плодятся, как мухи, и бросаются друг на друга, словно свихнувшиеся быки. Взгляни только на этих тварей! — Он бросил карты рубашкой вверх и рассудительно заговорил: Взгляни на них по-научному и беспристрастно. Что они такое? Всего лишь млекопитающие, каким-то образом научившиеся думать. Всего-навсего млекопитающие! И ничего больше.
— Знаю. Ты уже побывал хоть на одном из человеческих миров?
1 2 3 4 5 6 7 8