Но они снова находят меня и говорят: "Оно работает, Рэлсон. И как вы только догадались?" Я не в состоянии им это объяснить, доктор - вы же не станете рассказывать кому-нибудь, что вода мокрая. Я так ничего и не смог растолковать тому историку. Да и вам тоже. Пустая трата времени.
– Вы хотите вернуться в свою комнату?
– Да.
После того как Рэлсона увели, Блуштейн долго сидел в своем кабинете и размышлял. Его пальцы сами нашли дорогу в верхний правый ящик письменного стола и достали нож для открывания писем. Психиатр начал нетерпеливо вертеть его в руках. Наконец поднял телефонную трубку и набрал нигде не зарегистрированный номер, который ему дал Грант.
– Говорит Блуштейн, - без всяких предисловий начал он. Существует некий историк, который около года назад консультировал доктора Рэлсона. К, сожалению, мне неизвестна его фамилия. Я даже не знаю, работает ли он в каком-нибудь университете. Если возможно его найти, мне бы хотелось с ним побеседовать.
Тадеуш Милтон, профессор истории, задумчиво посмотрел на Блуштейна и провел рукой по седым волосам.
– Ко мне пришли какие-то правительственные агенты, которым я сообщил, что действительно встречался с Рэлсоном, - сказал историк. Однако меня практически ничто с этим человеком не связывает. Если уж быть до конца точным, я разговаривал с ним всего несколько раз, и мы обсуждали ряд профессиональных вопросов, вот и все.
– А как он на вас вышел?
– Рэлсон написал письмо; почему именно мне, а не кому-нибудь другому, я не знаю. Примерно тогда же в одном научно-популярном журнале вышла серия моих статей. Возможно, он их прочитал и поэтому захотел со мной встретиться.
– Понятно. А на какую тему были статьи?
– Размышления о целесообразности циклического подхода к истории. Можно ли утверждать, что каждая цивилизация должна следовать определенным законам развития и упадка точно так же, как и отдельная личность.
– Я читал Тойнби(1), доктор Милтон.
– Ну, тогда вы понимаете, что я имею в виду.
– Когда доктор Рэлсон консультировался с вами, - спросил Блуштейн, - касалось ли это циклического подхода к истории?
– Хм-м, в некотором смысле. Конечно, он не профессиональный историк и некоторые его представления об исторических и культурных тенденциях звучат весьма драматично... я бы даже сказал вульгарно. Простите меня, доктор, если я задам вопрос, не имеющий отношения к нашему разговору. Рэлсон является одним из ваших пациентов?
– Доктор Рэлсон неважно себя чувствует и находится в моем санатории. Надеюсь, вы понимаете: все, о чем мы тут с вами говорим, строго конфиденциально.
– Естественно. Прекрасно понимаю. Однако ваш ответ многое разъясняет. Некоторые идеи Рэлсона носят иррациональный характер. По-моему, он считал, что существует некая связь между так называемыми культурными скачками и разного рода катастрофами. Действительно, проследить подобные связи удается довольно часто. Величайший национальный подъем иногда совпадает с великими трагедиями. В качестве примера можно привести Нидерланды. В начале семнадцатого столетия там жили великие художники, государственные деятели и исследователи - а ведь именно в это время Нидерланды вели смертельную борьбу с самой могущественной европейской державой того времени. Когда над самими Нидерландами нависла страшная угроза, эта удивительная страна создавала империю на Дальнем Востоке, строила крепости на северном побережье Южной Америки, на юге Африки и в Северной Америке. Нидерланды сумели отразить все атаки Англии с моря. А потом, когда внешние враги были отброшены и установилась политическая стабильность, наступил упадок.
Да, конечно, такие случаи известны. Сообщества, как и отдельные личности, могут достигать расцвета в периоды жесточайших кризисов, после чего, когда все проблемы разрешены, начинается разложение. Однако доктор Рэлсон - подобное часто происходит со слишком увлекающимися людьми - начал путать причину и следствие, именно здесь ему изменило чувство реальности. Он заявил, что не война и опасности стимулируют "культурные скачки", а как раз наоборот. Утверждал, что всякий раз, когда некое сообщество людей выказывало слишком большие способности и жизненную силу, неизбежно начиналась война, которая исключала возможность дальнейшего процветания.
– Понимаю, - пробормотал Блуштейн.
– Боюсь, я посмеялся над его теориями. Может быть, именно поэтому он так и не пришел на встречу, о которой мы с ним условились. А чуть раньше он с ужасно важным видом спросил меня, не считаю ли я странным, что такая слабая раса, как люди, сумела стать доминирующей на земле, тогда как в ее пользу говорил лишь избыточный разум. Вот тут-то я и расхохотался. Возможно, этого делать не следовало.
– Ваша реакция была совершенно естественной, - успокоил историка Блуштейн. - Не буду больше отнимать у вас время. Вы мне очень помогли.
Они пожали друг другу руки, и Тадеуш Милтон ушел.
– Вот, - сказал Дэррити, - то, что вы просили: число самоубийств среди ученых за последнее время. Эта информация вам что-нибудь говорит?
– Скорее мне следовало бы задать вам такой вопрос, - мягко возразил Блуштейн. - ФБР не производило тщательное расследование?
– Тут можно поставить на кон весь национальный долг - они действительно самоубийцы. Ошибка исключена. Расследование проводилось людьми из другого департамента. Количество самоубийств в четыре раза превышает обычный уровень, учитывая возраст, социальный статус, экономическое положение и все такое прочее.
– А как насчет британских ученых?
– Примерно то же самое.
– В Советском Союзе?
– Кто же может ответить на этот вопрос? - Инспектор наклонился вперед. - Док, надеюсь, вы не думаете, что Советы изобрели лучи, которые заставляют людей совершать самоубийство? Вот что подозрительно - в наш список попали только те ученые, которые занимаются ядерными разработками.
– В самом деле? Может быть, тут нет ничего странного. Ядерные физики, вне всякого сомнения, страдают от чрезмерных нервных перегрузок. Впрочем, трудно говорить об этом с уверенностью, не исследовав данный вопрос самым тщательным образом.
– Вы хотите сказать, что они жертвы собственных комплексов? устало спросил Дэррити.
Блуштейн состроил гримасу:
– Психиатрия в последнее время стала слишком популярной. Все говорят о комплексах, неврозах, психозах, маниях и тому подобном. То, что у одного человека вызывает комплекс вины, на другого действует как снотворное. Если бы я мог поговорить с человеком, который находится на грани самоубийства, возможно, мне удалось бы разобраться в причинах его критического состояния.
– Вы же разговариваете с Рэлсоном.
– Разговариваю.
– А у него есть комплекс вины?
– Не слишком ярко выраженный. Не удивлюсь, если окажется, что его стремление к смерти уходит корнями в прошлое. Когда Рэлсону было двенадцать лет, у него на глазах под колесами автомобиля погибла мать. Отец медленно умирал от рака. Однако я не берусь утверждать, что перенесенные травмы оказали непосредственное влияние на его нынешнее состояние.
– Хочу верить, вы предпримете конкретные шаги, док, - взяв шляпу, сказал Дэррити. - Грядут важные события, куда важнее атомной бомбы. И хотя я не понимаю, как такое может быть...
Рэлсон отказался присесть.
– Я плохо спал прошлой ночью, доктор.
– Надеюсь, - сказал Блуштейн, - причина не в наших с вами разговорах.
– Я в этом не уверен. Они заставляют меня возвращаться все к той же проблеме, которая кажется совершенно неразрешимой. Как вы думаете, приятно ощущать себя частью культуры микробов?
– Мне не приходилось размышлять на эту тему... по-моему, микроб должен чувствовать себя совершенно нормально.
Рэлсон его будто не слышал.
– Культура, чей разум является предметом изучения... - медленно проговорил он. - Мы рассматриваем все виды жизни с точки зрения генетики. Берем дрозофилу и скрещиваем особь с красными глазами с особью с белыми глазами, а потом ждем, что получится. Нам абсолютно наплевать на красные глаза и белые глаза, мы просто пытаемся установить, как действуют базовые генетические принципы. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Конечно.
– Даже у людей нам удается выявить определенные физические характеристики. Существуют губы Габсбургов, гемофилия, которая началась с королевы Виктории и была унаследована ее потомками из испанской и русской королевских семей. Мы даже можем проследить развитие слабоумия в Джуксах и Калликаках(2). О них вы узнали из курса биологии в колледже. Но людей нельзя выводить, как мушек. Человек живет слишком долго. Пройдут столетия, прежде чем можно будет сделать какие-то определенные выводы. Как жаль, что нет такой человеческой расы, которая воспроизводилась бы с недельными интервалами, не правда ли?
Он подождал ответа, но Блуштейн только улыбнулся.
– Однако именно так относились бы к нам существа, продолжительность жизни которых исчисляется тысячелетиями. Для них мы размножаемся достаточно быстро. Они станут изучать, как генетически передаются музыкальные способности, интеллект и тому подобное. Причем все эти качества интересовали бы их не более, чем нас - белые и красные глаза дрозофилы.
– Весьма интересная идея, - вставил Блуштейн.
– Это не идея. Это правда. Для меня она очевидна, а как расцениваете ее вы... мне наплевать. Оглянитесь по сторонам! Взгляните на планету Земля. Кто мы такие, чтобы хозяйничать здесь после того, как даже динозавров постигла неудача? Конечно, мы обладаем интеллектом, но что такое интеллект? Мы считаем разум очень важной штукой только потому, что им обладаем. Если бы тираннозавру пришлось выбирать качества, необходимые для того, чтобы его племя заняло доминирующее положение на Земле, он бы, несомненно, остановился на силе и размерах. И ему есть что предоставить в качестве доказательства своей правоты - тираннозавры продержались куда дольше, чем сможем протянуть мы.
Разум не имеет решающего значения, когда речь идет о выживании. Слон с этой точки зрения выглядит весьма неубедительно рядом с ласточкой, хотя он гораздо умнее птицы. Собака добилась многого под защитой человека, но ей далеко до обычных мух, покончить с которыми мечтают все люди. Или взять в качестве примера приматов. Маленькие дрожат от страха перед своими врагами; что же до больших, то им едва удается выжить. Павианы добились наилучших результатов, да и то благодаря клыкам, а не уму.
На лбу Рэлсона выступили мелкие капельки пота.
– Совсем нетрудно догадаться, что человек менялся в соответствии с желаниями существ, нас изучающих. В целом, приматы живут недолго. Естественно, продолжительность жизни более крупных особей больше таков общий принцип. Однако человек живет в два раза дольше других крупных обезьян; существенно больше, чем горилла, хотя масса человека куда меньше. Мы позднее достигаем зрелости. Возникает очевидное предположение, что нас самым тщательным образом селектировали, чтобы для каких-то неизвестных нам целей увеличить продолжительность нашей жизни.
Рэлсон неожиданно вскочил на ноги и потряс кулаком над головой:
– Тысячу лет назад, как и вчера...
Блуштейн быстро нажал на кнопку.
Несколько секунд Рэлсон боролся с вбежавшим в кабинет санитаром в белом халате, а потом позволил себя увести. Блуштейн посмотрел вслед пациенту, грустно покачал головой и поднял телефонную трубку. Ему довольно быстро удалось связаться с Дэррити.
– Инспектор, вы должны быть готовы к тому, что процесс выздоровления может занять длительное время.
Он немного послушал, а потом со вздохом ответил:
– Да, мне известно, что положение критическое.
Голос в трубке звучал напряженно:
– Доктор, вы не понимаете, насколько серьезна нынешняя ситуация. Доктор Грант приедет и все вам объяснит.
Доктор Грант осведомился о самочувствии Рэлсона, а потом попросил разрешения с ним переговорить. Блуштейн только покачал головой.
– Мне поручено ознакомить вас с положением, которое в настоящий момент создалось в ядерных исследованиях, - заявил Грант.
– Чтобы я понял важность того, что мы здесь делаем?
– Именно. Ситуация отчаянная. Я вынужден напомнить вам...
– О необходимости хранить строжайшую секретность. Да, знаю. Вы уже достаточно мне рассказали, так что я нисколько не сомневалось в том, что мы все оказались в чрезвычайно сложном положении. Однако вам, вне всякого сомнения, должно быть известно, что подобные вещи долго скрывать не удается.
– И тем не менее в некоторых случаях хранить тайну просто необходимо.
– Безусловно. Так в чем же заключается очередной секрет?
– Существует... или, по меньшей мере, есть надежда создать защиту от атомной бомбы.
– Это и есть ваш секрет? Да ведь такую новость следует немедленно сообщить всем людям!
– Послушайте, доктор Блуштейн. В данный момент эта возможность существует только на бумаге.
1 2 3 4 5 6 7