Ведь это не смерть», – мелькнула мысль.
Он решил думать только о Нойс.
Минус пятнадцать секунд.
Нойс!
Левая рука потянулась к контакту.
Минус двенадцать секунд.
Контакт!
Начала подниматься правая рука.
Минус пять секунд.
Нойс!
Правая рука… НОЛЬ… рывком рванула рычаг на себя.
Тяжело дыша, Харлан отскочил в сторону.
Твиссел стремительно бросился к прибору и нагнулся над шкалой.
– Двадцатое Столетие, – сказал он, – точнее, девятнадцать целых, тридцать восемь сотых.
– Не знаю, – сдавленным голосом выговорил Харлан, – я старался как можно точнее воспроизвести свои ощущения, но все было немного иначе. Я знал, что я делаю, и в этом вся разница.
– Понимаю, – ответил Твиссел. – Возможно, что ты ошибся. Будем считать наш опыт первым приближением.
Он замолчал, мысленно произведя какие-то расчеты, начал было вытаскивать карманный анализатор, но передумал и засунул его обратно.
– Разрази Время все эти десятичные знаки! Примем вероятность того, что ты заслал его во вторую четверть двадцатого Столетия, равной 0,99. Ну, скажем, куда-нибудь между 19,25 и 19,50. Хорошо?
– Не знаю.
– Ладно, теперь слушай меня внимательно. Я принимаю решение вести поиски только в этом отрезке Времени, исключив все остальные. Если я ошибусь, мы потеряем последнюю возможность замкнуть круг во Времени, и Вечность исчезнет. Само по себе это решение уже является Минимальным необходимым воздействием, МНВ, которого достаточно, чтобы вызвать Изменение. Теперь я принимаю решение. Я решаю твердо и бесповоротно…
Харлан осторожно огляделся вокруг, словно Реальность вдруг сделалась такой зыбкой, что могла рухнуть от резкого поворота головы.
– Я абсолютно уверен в существовании Вечности, – сказал он.
Своим спокойствием Твиссел настолько заразил Харлана, что он произнес эти слова твердым голосом (во всяком случае, так ему показалось).
– Значит, Вечность еще существует, – сухо и деловито сказал Твиссел, – и, следовательно, мое решение верно. Здесь нам больше нечего делать. Я предлагаю перейти в мой кабинет, а сюда пустим членов Комитета. Пусть себе болтаются по залу, если им это доставляет удовольствие. Им незачем что-либо знать. Они думают, что проект благополучно завершен. Если мы потерпим неудачу, они никогда об этом не узнают. И мы тоже.
Твиссел внимательно осмотрел со всех сторон свою сигарету и начал:
– Вопрос вот в чем: что предпримет Купер, когда обнаружит, что попал не в то Столетие?
– Понятия не имею!
– Ясно одно: он смышленый парнишка, неглупый и с воображением. Как ты считаешь?
– Ясное дело, ведь он Маллансон.
– Вот именно. И он уже задумывался над возможностью ошибки. Помнишь, один из последних его вопросов: а вдруг он попадет не в то Время?
– Ну и что же? – Харлан не имел ни малейшего представления, куда клонит Твиссел.
– Следовательно, внутренне он подготовлен к такой возможности. Он попытается что-то предпринять, связаться с нами, облегчить нам поиски. Помни, что часть своей жизни он был Вечным. Это очень существенно.
Твиссел выпустил колечко дыма и, разбив его пальцем, внимательно следил, как синие струйки свивались маленькие клубочки.
– Для Купера нет ничего необычного в идее послать сообщение через сотни Столетий. Он вряд ли без борьбы примирится с тем, что безвозвратно затерян во Времени. Он ведь знает, что мы будем искать его.
– Но, не имея капсулы, за семь веков до создания Вечности, как он может хоть что-то сообщить нам? – спросил Харлан.
– Множественное число здесь ни к чему, Техник. Не нам, а тебе. Ты наш специалист по Первобытной Эпохе. Ты обучал Купера. Естественно, он придет к выводу, что только ты сможешь разыскать его следы.
– Какие следы?
Твиссел взглянул на Харлана, его проницательное старческое личико лучилось морщинами.
– С самого начала мы собирались оставить Купера в Первобытной Эпохе. У него нет защитной оболочки в виде поля биовремени, Вся его жизнь как бы вплетена в ткань Времени, и точно так же вплетены в эту ткань любые предметы, знаки или сообщения, которые он мог оставить для нас. Я не сомневаюсь, что, когда вы изучали 20-е Столетие, вы пользовались какими-нибудь специальными источниками. Документы, архивные материалы, пленки, справочники, любые подлинные материалы, датированные той Эпохой.
– Разумеется.
– Он изучал их вместе с тобой?
– Да.
– Не было ли среди этих материалов таких, которые пользовались особым твоим расположением; материалов, в отношении которых Купер мог бы рассчитывать, что ты очень хорошо с ними знаком и легко обнаружишь в них малейшее упоминание о нем.
– Теперь я понимаю, к чему вы клоните, – сказал Харлан и задумался.
– Так что же? – нетерпеливо спросил Твиссел.
– Почти наверняка – это мой еженедельник. Еженедельные журналы пользовались большой популярностью в 20-м Столетии. У меня есть почти все выпуски одного из них, начиная с начала 20-го Столетия и почти до конца 22-го.
– Отлично, Как ты думаешь, каким способом Купер мог бы поместить свое сообщение в этот еженедельник? Помни, ему известно, что ты читаешь этот журнал и хорошо знаком с ним.
– Не знаю, – Харлан покачал головой. – Эти журналы отличались крикливым и манерным стилем. Их содержание никогда не блистало полнотой и объективностью и, как правило, носило случайный характер. Полагаться на то, что они напечатают определенное сообщение и к тому же в нужном виде, почти невозможно. Любое событие могло быть искажено до неузнаваемости. Даже если Куперу удалось получить работу в редакции, а это маловероятно, нельзя поручиться, что его заметка минует многочисленных редакторов без купюр и изменений. Я не вижу такого способа, Вычислитель.
– Заклинаю тебя Вечностью, подумай как следует! Сосредоточься на проблеме еженедельника. Представь, что ты – Купер и что ты в 20-м Столетии. Ты обучал его, Харлан. Ты формировал его мышление. Так что лее он предпримет? Как он заставит журнал напечатать его сообщение, не изменив в нем ни единого слова?
Харлан широко раскрыл глаза:
– Реклама!
– Что? Что?
– Реклама. Платное объявление, которое печатается в точности так, как этого хочет заказчик. Мы с Купером несколько раз обсуждали вопросы, связанные с рекламой.
– Ах да, да! Что-то в таком духе было в 186-м.
– Ни одно Столетие не может сравниться в этом отношении с 20-м. Это было время наивысшего расцвета рекламы. Уровень культуры…
– Возвратимся к этому рекламному объявлению, – торопливо прервал его Твиссел. – Каким оно может быть?
– Хотел бы я знать…
Твиссел уставился на горящий кончик своей сигареты, словно ища в нем искорку вдохновения.
– Он не может действовать открыто. Он не может написать: Купер из 78-го Столетия заброшен в 20-е и вызывает Вечность…
– Почему вы так уверены?
– Совершенно невозможно. Подобное сообщение, опубликованное в 20-м Столетии, еще вернее разорвало бы Маллансоновский круг, чем ошибочное действие с нашей стороны. Но мы еще здесь – следовательно, за всю свою жизнь в текущей Реальности 20-го Столетия Купер не сделал ни одного ложного шага.
– А кроме того, – сказал Харлан, уводя разговор в сторону от всей этой круговой казуистики, которая, казалось, совершенно не смущала Твиссела, – кроме того, ни одна редакция не согласилась бы на публикацию объявления, которое показалось бы ей безумным или бессмысленным. Они заподозрили бы мошенничество или еще что-нибудь столь же незаконное и побоялись бы связываться. Кстати, поэтому же Купер не мог написать свое объявление на Межвременном языке.
– Да, идея должна быть тонкой и хитроумной, – задумчиво проговорил Твиссел. – Ему, вероятно, пришлось прибегнуть к иносказаниям. Это объявление должно казаться современникам вполне обычным. Без сучка и задоринки. И в то же время в нем должно содержаться нечто совершенно очевидное для нас. Какая-нибудь деталь, которую мы заметим с первого взгляда, потому что искать это объявление придется среди тысяч ему подобных. Харлан, как по-твоему, они дорого стоили?
– Крайне дорого.
– А у Купера наверняка не густо с деньгами. И кроме того, оно все равно должно быть небольшим во избежание излишних подозрений. Подумай, Харлан. Как велико оно может быть?
– Полколонки, – показал руками Харлан.
– Колонки?
– Видите ли, эти журналы печатались на бумаге. Текст располагался колонками.
– Да, да. У меня книги всегда ассоциируются только с пленками… Ну вот, мы получили еще одно приближение. Нам следует искать рекламное объявление на полколонки, которое с первого взгляда покажет нам, что его поместил человек из более позднего Столетия, но в котором люди 20-го Столетия не увидели ничего странного или подозрительного.
– А что если я не найду его? – спросил Харлан.
– Обязательно найдешь. Вечность ведь существует, не так ли? Пока она существует, мы на верном пути. Кстати, скажи мне, когда ты занимался с Купером, тебе не попадалось похожего объявления? Не было чего-нибудь хоть на секунду остановившего твой взгляд каким-то внутренним несоответствием?
– Нет.
– Мне не нужны мгновенные ответы. Подумай минут пять, потом отвечай.
– Что толку думать? Когда я просматривал эти журналы вместе с Купером, его еще не было в 20-м Столетии.
– Мой мальчик, для чего у тебя голова? Послав Купера в 20-е, ты произвел вариацию. Это еще не Изменение, вариация не является необратимой. Но существуют изменения с малой буквы, микроизменения, как их называют при Вычислениях. В то же самое мгновенье, в которое Купер был послан в 20-е, в соответствующем выпуске журнала появилось это объявление. Твоя собственная Реальность претерпела микроизменение в том смысле, что ты с большей вероятностью остановил бы свой взгляд на странице с объявлением, чем на странице без объявления. Ты понял?
И снова у Харлана голова пошла кругом от той легкости, с которой Твиссел пробирался сквозь джунгли «парадоксов» Времени. Он растерянно покачал головой.
– Не припоминаю ничего похожего, сэр.
– Ну что ж, оставим это. Где ты хранишь свою коллекцию?
– Я воспользовался особым положением Купера и построил специальную библиотеку в Секции Два.
– Чудесно, – ответил Твиссел, – пошли туда немедленно.
Войдя в библиотеку Харлана, Твиссел долго и изумленно рассматривал старинные переплетенные тома и затем снял один из них с полки. Книги были так стары, что непрочную бумагу пришлось пропитать специальным составом; в неловких руках Вычислителя хрупкие страницы разламывались с легким треском.
Харлан поморщился как от боли. В другое время он велел бы Твисселу держаться подальше от полок, будь он хоть трижды Старшим Вычислителем.
Твиссел напряженно разглядывал хрустящие страницы, медленно и беззвучно шевеля губами.
– Так это и есть тот самый английский язык, о котором столько толкуют лингвисты? – спросил он, постучав пальцем по странице.
– Да, английский, – пробормотал Харлан.
– Громоздкая и неудобная штука.
Харлан пожал плечами. Конечно, в большинстве Столетий, охватываемых Вечностью, в ходу были фильмокниги; там, где технический прогресс шагнул еще дальше, применяли запись на молекулярном уровне. Все же книги и печать не были чем-то неслыханным.
– Печатать книги было проще и дешевле, чем изготавливать пленки, – ответил он.
Твиссел потер рукой подбородок.
– Возможно. Приступим к поискам?
Он снял с полки другой том и, открыв его на первой попавшейся странице, принялся настойчиво ее разглядывать.
«Что это он делает? – подумал Харлан. – Неужели он рассчитывает, что ему сразу же повезет?»
Очевидно, догадка Харлана была верной, потому что Твиссел, встретив его удивленный взгляд, смущенно покраснел и торопливо поставил книгу на место.
Харлан взял первый том, относящийся к 25-му сантистолетию 20-го Столетия, и начал методично его перелистывать. Все его тело застыло в напряженной сосредоточенности, двигались только глаза, да изредка правая рука переворачивала страницу.
Через долгие, казавшиеся ему бесконечными промежутки биовремени Харлан вставал и, что-то бормоча себе под нос, тянулся за новым томом. В эти коротенькие перерывы рядом с ним обычно оказывалась чашка кофе или бутерброд.
Харлан глубоко вздохнул:
– Ваше присутствие здесь бесполезно.
– Я тебе мешаю?
– Нет.
– Тогда я лучше останусь, – пробормотал Твиссел.
Он вставал, садился, снова вставал и принимался бродить по комнате, беспомощно разглядывая корешки переплетов. Одна за другой догорали его бесчисленные сигареты, обжигая порой пальцы или губы, но он не замечал этого.
Биодень подошел к концу.
Харлан спал мало и плохо. Утром в перерыве между двумя томами Твиссел, помедлив над последним глотком кофе, задумчиво проговорил:
– Порой мне кажется странным, почему я не отказался от звания Вычислителя после того, как я… ты знаешь, о чем я говорю.
Харлан кивнул.
– Мне очень хотелось так поступить. Долгие биомесяцы я страстно надеялся, что мне больше не придется иметь дела ни с одним Изменением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Он решил думать только о Нойс.
Минус пятнадцать секунд.
Нойс!
Левая рука потянулась к контакту.
Минус двенадцать секунд.
Контакт!
Начала подниматься правая рука.
Минус пять секунд.
Нойс!
Правая рука… НОЛЬ… рывком рванула рычаг на себя.
Тяжело дыша, Харлан отскочил в сторону.
Твиссел стремительно бросился к прибору и нагнулся над шкалой.
– Двадцатое Столетие, – сказал он, – точнее, девятнадцать целых, тридцать восемь сотых.
– Не знаю, – сдавленным голосом выговорил Харлан, – я старался как можно точнее воспроизвести свои ощущения, но все было немного иначе. Я знал, что я делаю, и в этом вся разница.
– Понимаю, – ответил Твиссел. – Возможно, что ты ошибся. Будем считать наш опыт первым приближением.
Он замолчал, мысленно произведя какие-то расчеты, начал было вытаскивать карманный анализатор, но передумал и засунул его обратно.
– Разрази Время все эти десятичные знаки! Примем вероятность того, что ты заслал его во вторую четверть двадцатого Столетия, равной 0,99. Ну, скажем, куда-нибудь между 19,25 и 19,50. Хорошо?
– Не знаю.
– Ладно, теперь слушай меня внимательно. Я принимаю решение вести поиски только в этом отрезке Времени, исключив все остальные. Если я ошибусь, мы потеряем последнюю возможность замкнуть круг во Времени, и Вечность исчезнет. Само по себе это решение уже является Минимальным необходимым воздействием, МНВ, которого достаточно, чтобы вызвать Изменение. Теперь я принимаю решение. Я решаю твердо и бесповоротно…
Харлан осторожно огляделся вокруг, словно Реальность вдруг сделалась такой зыбкой, что могла рухнуть от резкого поворота головы.
– Я абсолютно уверен в существовании Вечности, – сказал он.
Своим спокойствием Твиссел настолько заразил Харлана, что он произнес эти слова твердым голосом (во всяком случае, так ему показалось).
– Значит, Вечность еще существует, – сухо и деловито сказал Твиссел, – и, следовательно, мое решение верно. Здесь нам больше нечего делать. Я предлагаю перейти в мой кабинет, а сюда пустим членов Комитета. Пусть себе болтаются по залу, если им это доставляет удовольствие. Им незачем что-либо знать. Они думают, что проект благополучно завершен. Если мы потерпим неудачу, они никогда об этом не узнают. И мы тоже.
Твиссел внимательно осмотрел со всех сторон свою сигарету и начал:
– Вопрос вот в чем: что предпримет Купер, когда обнаружит, что попал не в то Столетие?
– Понятия не имею!
– Ясно одно: он смышленый парнишка, неглупый и с воображением. Как ты считаешь?
– Ясное дело, ведь он Маллансон.
– Вот именно. И он уже задумывался над возможностью ошибки. Помнишь, один из последних его вопросов: а вдруг он попадет не в то Время?
– Ну и что же? – Харлан не имел ни малейшего представления, куда клонит Твиссел.
– Следовательно, внутренне он подготовлен к такой возможности. Он попытается что-то предпринять, связаться с нами, облегчить нам поиски. Помни, что часть своей жизни он был Вечным. Это очень существенно.
Твиссел выпустил колечко дыма и, разбив его пальцем, внимательно следил, как синие струйки свивались маленькие клубочки.
– Для Купера нет ничего необычного в идее послать сообщение через сотни Столетий. Он вряд ли без борьбы примирится с тем, что безвозвратно затерян во Времени. Он ведь знает, что мы будем искать его.
– Но, не имея капсулы, за семь веков до создания Вечности, как он может хоть что-то сообщить нам? – спросил Харлан.
– Множественное число здесь ни к чему, Техник. Не нам, а тебе. Ты наш специалист по Первобытной Эпохе. Ты обучал Купера. Естественно, он придет к выводу, что только ты сможешь разыскать его следы.
– Какие следы?
Твиссел взглянул на Харлана, его проницательное старческое личико лучилось морщинами.
– С самого начала мы собирались оставить Купера в Первобытной Эпохе. У него нет защитной оболочки в виде поля биовремени, Вся его жизнь как бы вплетена в ткань Времени, и точно так же вплетены в эту ткань любые предметы, знаки или сообщения, которые он мог оставить для нас. Я не сомневаюсь, что, когда вы изучали 20-е Столетие, вы пользовались какими-нибудь специальными источниками. Документы, архивные материалы, пленки, справочники, любые подлинные материалы, датированные той Эпохой.
– Разумеется.
– Он изучал их вместе с тобой?
– Да.
– Не было ли среди этих материалов таких, которые пользовались особым твоим расположением; материалов, в отношении которых Купер мог бы рассчитывать, что ты очень хорошо с ними знаком и легко обнаружишь в них малейшее упоминание о нем.
– Теперь я понимаю, к чему вы клоните, – сказал Харлан и задумался.
– Так что же? – нетерпеливо спросил Твиссел.
– Почти наверняка – это мой еженедельник. Еженедельные журналы пользовались большой популярностью в 20-м Столетии. У меня есть почти все выпуски одного из них, начиная с начала 20-го Столетия и почти до конца 22-го.
– Отлично, Как ты думаешь, каким способом Купер мог бы поместить свое сообщение в этот еженедельник? Помни, ему известно, что ты читаешь этот журнал и хорошо знаком с ним.
– Не знаю, – Харлан покачал головой. – Эти журналы отличались крикливым и манерным стилем. Их содержание никогда не блистало полнотой и объективностью и, как правило, носило случайный характер. Полагаться на то, что они напечатают определенное сообщение и к тому же в нужном виде, почти невозможно. Любое событие могло быть искажено до неузнаваемости. Даже если Куперу удалось получить работу в редакции, а это маловероятно, нельзя поручиться, что его заметка минует многочисленных редакторов без купюр и изменений. Я не вижу такого способа, Вычислитель.
– Заклинаю тебя Вечностью, подумай как следует! Сосредоточься на проблеме еженедельника. Представь, что ты – Купер и что ты в 20-м Столетии. Ты обучал его, Харлан. Ты формировал его мышление. Так что лее он предпримет? Как он заставит журнал напечатать его сообщение, не изменив в нем ни единого слова?
Харлан широко раскрыл глаза:
– Реклама!
– Что? Что?
– Реклама. Платное объявление, которое печатается в точности так, как этого хочет заказчик. Мы с Купером несколько раз обсуждали вопросы, связанные с рекламой.
– Ах да, да! Что-то в таком духе было в 186-м.
– Ни одно Столетие не может сравниться в этом отношении с 20-м. Это было время наивысшего расцвета рекламы. Уровень культуры…
– Возвратимся к этому рекламному объявлению, – торопливо прервал его Твиссел. – Каким оно может быть?
– Хотел бы я знать…
Твиссел уставился на горящий кончик своей сигареты, словно ища в нем искорку вдохновения.
– Он не может действовать открыто. Он не может написать: Купер из 78-го Столетия заброшен в 20-е и вызывает Вечность…
– Почему вы так уверены?
– Совершенно невозможно. Подобное сообщение, опубликованное в 20-м Столетии, еще вернее разорвало бы Маллансоновский круг, чем ошибочное действие с нашей стороны. Но мы еще здесь – следовательно, за всю свою жизнь в текущей Реальности 20-го Столетия Купер не сделал ни одного ложного шага.
– А кроме того, – сказал Харлан, уводя разговор в сторону от всей этой круговой казуистики, которая, казалось, совершенно не смущала Твиссела, – кроме того, ни одна редакция не согласилась бы на публикацию объявления, которое показалось бы ей безумным или бессмысленным. Они заподозрили бы мошенничество или еще что-нибудь столь же незаконное и побоялись бы связываться. Кстати, поэтому же Купер не мог написать свое объявление на Межвременном языке.
– Да, идея должна быть тонкой и хитроумной, – задумчиво проговорил Твиссел. – Ему, вероятно, пришлось прибегнуть к иносказаниям. Это объявление должно казаться современникам вполне обычным. Без сучка и задоринки. И в то же время в нем должно содержаться нечто совершенно очевидное для нас. Какая-нибудь деталь, которую мы заметим с первого взгляда, потому что искать это объявление придется среди тысяч ему подобных. Харлан, как по-твоему, они дорого стоили?
– Крайне дорого.
– А у Купера наверняка не густо с деньгами. И кроме того, оно все равно должно быть небольшим во избежание излишних подозрений. Подумай, Харлан. Как велико оно может быть?
– Полколонки, – показал руками Харлан.
– Колонки?
– Видите ли, эти журналы печатались на бумаге. Текст располагался колонками.
– Да, да. У меня книги всегда ассоциируются только с пленками… Ну вот, мы получили еще одно приближение. Нам следует искать рекламное объявление на полколонки, которое с первого взгляда покажет нам, что его поместил человек из более позднего Столетия, но в котором люди 20-го Столетия не увидели ничего странного или подозрительного.
– А что если я не найду его? – спросил Харлан.
– Обязательно найдешь. Вечность ведь существует, не так ли? Пока она существует, мы на верном пути. Кстати, скажи мне, когда ты занимался с Купером, тебе не попадалось похожего объявления? Не было чего-нибудь хоть на секунду остановившего твой взгляд каким-то внутренним несоответствием?
– Нет.
– Мне не нужны мгновенные ответы. Подумай минут пять, потом отвечай.
– Что толку думать? Когда я просматривал эти журналы вместе с Купером, его еще не было в 20-м Столетии.
– Мой мальчик, для чего у тебя голова? Послав Купера в 20-е, ты произвел вариацию. Это еще не Изменение, вариация не является необратимой. Но существуют изменения с малой буквы, микроизменения, как их называют при Вычислениях. В то же самое мгновенье, в которое Купер был послан в 20-е, в соответствующем выпуске журнала появилось это объявление. Твоя собственная Реальность претерпела микроизменение в том смысле, что ты с большей вероятностью остановил бы свой взгляд на странице с объявлением, чем на странице без объявления. Ты понял?
И снова у Харлана голова пошла кругом от той легкости, с которой Твиссел пробирался сквозь джунгли «парадоксов» Времени. Он растерянно покачал головой.
– Не припоминаю ничего похожего, сэр.
– Ну что ж, оставим это. Где ты хранишь свою коллекцию?
– Я воспользовался особым положением Купера и построил специальную библиотеку в Секции Два.
– Чудесно, – ответил Твиссел, – пошли туда немедленно.
Войдя в библиотеку Харлана, Твиссел долго и изумленно рассматривал старинные переплетенные тома и затем снял один из них с полки. Книги были так стары, что непрочную бумагу пришлось пропитать специальным составом; в неловких руках Вычислителя хрупкие страницы разламывались с легким треском.
Харлан поморщился как от боли. В другое время он велел бы Твисселу держаться подальше от полок, будь он хоть трижды Старшим Вычислителем.
Твиссел напряженно разглядывал хрустящие страницы, медленно и беззвучно шевеля губами.
– Так это и есть тот самый английский язык, о котором столько толкуют лингвисты? – спросил он, постучав пальцем по странице.
– Да, английский, – пробормотал Харлан.
– Громоздкая и неудобная штука.
Харлан пожал плечами. Конечно, в большинстве Столетий, охватываемых Вечностью, в ходу были фильмокниги; там, где технический прогресс шагнул еще дальше, применяли запись на молекулярном уровне. Все же книги и печать не были чем-то неслыханным.
– Печатать книги было проще и дешевле, чем изготавливать пленки, – ответил он.
Твиссел потер рукой подбородок.
– Возможно. Приступим к поискам?
Он снял с полки другой том и, открыв его на первой попавшейся странице, принялся настойчиво ее разглядывать.
«Что это он делает? – подумал Харлан. – Неужели он рассчитывает, что ему сразу же повезет?»
Очевидно, догадка Харлана была верной, потому что Твиссел, встретив его удивленный взгляд, смущенно покраснел и торопливо поставил книгу на место.
Харлан взял первый том, относящийся к 25-му сантистолетию 20-го Столетия, и начал методично его перелистывать. Все его тело застыло в напряженной сосредоточенности, двигались только глаза, да изредка правая рука переворачивала страницу.
Через долгие, казавшиеся ему бесконечными промежутки биовремени Харлан вставал и, что-то бормоча себе под нос, тянулся за новым томом. В эти коротенькие перерывы рядом с ним обычно оказывалась чашка кофе или бутерброд.
Харлан глубоко вздохнул:
– Ваше присутствие здесь бесполезно.
– Я тебе мешаю?
– Нет.
– Тогда я лучше останусь, – пробормотал Твиссел.
Он вставал, садился, снова вставал и принимался бродить по комнате, беспомощно разглядывая корешки переплетов. Одна за другой догорали его бесчисленные сигареты, обжигая порой пальцы или губы, но он не замечал этого.
Биодень подошел к концу.
Харлан спал мало и плохо. Утром в перерыве между двумя томами Твиссел, помедлив над последним глотком кофе, задумчиво проговорил:
– Порой мне кажется странным, почему я не отказался от звания Вычислителя после того, как я… ты знаешь, о чем я говорю.
Харлан кивнул.
– Мне очень хотелось так поступить. Долгие биомесяцы я страстно надеялся, что мне больше не придется иметь дела ни с одним Изменением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33