К крепости Дана шло
несметное воинство, одетой в одинаково серые, запыленные походные плащи, а
когда "черепахи" уперлись в стену, армия сдернула с плеч своих воинов плащи
и защитников крепости вдруг ослепило сияние солнца, отраженного в металле
начищенных доспехов...
О, как Дана поплатилась за убийство Снежаны! Теперь некому было сдерживать
гнев обезумевшего и упоенного битвой гоплита Гая...
За Даной Кир Младший повернул свою армию на юг - в Киликийские Ворота,
прорезавшие своим узким проходом хребет Тавра, вершины которого горели под
небесами вершинами заснеженных пиков.
Были взяты Тарс, Иссы, Мирианда, были превращены в пыль богатейшие оазисы
Аравии и Месопотамии - Тапсак, Корсота, Пилы, которые цвели на берегах над
Евфратом, и великая река Азии текла на юго-восток уже багрово-красной. Эти
воды несли Вавилону весть о страшном нашествии эллинов.
Но Вавилону так и не довелось увидеть армию Кира. Царь Персии Артаксеркс II
собрал миллион азиатов и выступил из своей столицы навстречу завоевателям.
Те ученыу мужи, которые спустя почти два с половиной десятка веков занялись
неблагородным делом разрытия древних погребений и изучения погибших городов
и стран, так и не смогли разыскать провинциальное селение Кунакс, которое
было сметено с лица планеты самумом разыгравшегося сражения.
Первыми схлестнулись две вьюги - лавины серпоносных колесниц. Воины, которые
сошлись следующими волнами, ужаснулись тому, что натворили мельницы сияющих
серпов...
Кир очень надеялся на свою конницу собранных с окраин греческих земель
варваров всех помеетов и мастей. Но коварный Артаксерс знал: если всадников
Кира испугать нелегко, то посеять безумие среди его лошадей очень просто - и
царь подал знал к атаке цепям боевых верблюдов. На каждом верблюде сидел
погонщик и лучник, но кони греков испугались не стрелков и стрел, а их
уродливых веховых животных, чей терпкий, незнакомый запах ветер принес
издалека.
А за верблюдамив бой вступили слоны. Эти бегущие крепости растоптали
дрогнувшую армию Кира. Но когда они повернули к последнему эллинскому оплоту
- всё еще державшимся наемникам - гоплитов спас Ксенофонт. Он, подменив
погибшего Клеарха, повелел зычным голосом:
- Разорвите фалангу и рубите слонам хвосты!
Когда Гай в прыжке достал своим мечом отвратительный морщинистый хвост
первого слона, животное взвилось на дыбы и с его спины посыпались
лучники-персы. Слон, обезумев от боли, перестал повиноваться погонщику,
который едва удержался на его шее, и понесся, увлекая за собой остальных и
топча уже не греков, а персов.
Когда после отбитой атаки слонов наступила передышка, было уже время заката.
Жуток был вид мертвой пустыни, покрытой трупами людей и животных...
Команду над наемниками принял Проксен и оставшиеся в живых стратеги. Ночью,
когда гоплиты вповалку уснули, так и не сойдя с поля брани, начальники,
выставив дозорных, держали совет. Ксенофонт, отличившийся в сражении, не
согласился разделить власть над остатками войска - он был еще молод, и ему
казалось, что есть еще достаточно более опытных военачальников. Совещаться
было в общем-то не о чем - оставалось лишь ждать утра. А под утро с
ультиматумом явились посланники Артаксеркса:
- Либо вы сложите оружие и за ваше мужество будете прощены и отпущены как
друзья, либо погибнете!
Совет поднял наемников - их было уже не тринадцать, а всего десять тысяч.
- Что ответим царю? - спросил у солдат Проксен.
Шеренги молчали. И вдруг с правого фланга послышался хриплый, но сильный и
уверенный голос:
- У друзей оружие не отбирают, ибо друзей всегда лучше иметь вооруженных. А
для нас сложить оружие - значит лишиться последней надежды на спасение или
на достойную смерть! Так сказал я - гоплит Гай.
Артаскрксу ответили отказом.
Пока ждали следующего шага царя, из разведки вернулись дозорные. Мы
окружены, сказали они. Мы в море персов, как крошечный отсров.
Послы еще раз принесли предложение о дружбе. И в знак этой дружбы царь
приглашал греческих военачальников разделить с ним общую трапезу. По словам
послов, царя покорила отвага тех, кто нанявшись на службу за чужое злато,
готов был сложить главу за свою честь.
И Проксен с небольшим числом телохранителей и со всеми стратегами принял
приглашение - "Мы добьемся права на возвращение в Грецию!" Увы, он уходил
навсегда - все гости царя были обезглавлены.
Десять тысяч мужчин ничего не ели уже на протяжении двух суток. На что могли
решиться десять тысяч голодных головорезов, когда им в окровавленной повозке
прислали головы их предводителей? Они решили драться. И десять тысяч глоток
рявкнули Ксенофонту - "Старшим будешь ты!"
С испуганным возчиком повозки Артаксерксу передали пергамент:"Мы ляжем
здесь. Но с каждым из нас ляжет десяток твоих подлых собак!"
Лагерь греков пришел в движение. Ксенофонт построил гоплитов в каре. Лишь
теперь он приказал маркитантам бесплатно отдать все запасы провианта
солдатам. Когда гоплиты утолили голод и жажду, новый военачальник им сказал:
- Нам нечего ждать от персов. Надо уходить. В нашем обозе много лишнего
груза, который был бы нужен победителям, но ни к чему нам. Если мы бросим
этот груз и заколем волов, то их мяса и крови нам хватит на то время, за
которое я надеюсь успеть добраться до селений, не затронутых битвой.
И наемники двинулись вперед. Путь их лежал на Север, к той стороне
горизонта, над которой никогда не появлялось солнце и над которой по ночам
горела Константа - снежанина звезда северных земель.
Потрясенные неожиданным маневром персы разомкнули кольцо окружения, а когда
спохватились, то подоспел приказ Артаксеркса сражение не затевать,
уничтожить каре догоняющими атаками лучников и пращников.
И вот с тыла и обоих флангов, как шакалы на раненого льва, на корпус стали
предпринимать набеги стрелометные конники. Они кусали и убегали, используя
свой излюбленный прием - "парфянскую стрелу", которую всадники выпускали из
лука, повернувшись в седлое к преследователям. Ксенофонт не мог отражать эти
нападения пешими контратаками, ибо их приходилось предпринимать в
направлении, противоположном выбранной цели похода. Конницы же греки не
имели. Не было у них и столь дальнобойных луков, которыми пользовались
персы.
И Ксенофонт решил для создания хотя бы небольшого отряда кавалерии взять
коней из обоза, где их набралось не более сотни. Луки, захваченные при
первом выступлении этого отряда прикрытия, у убитых персов были захвачены
луки, которые были отданы отданы отобранным из числа наемников критянам,
которые всегда славились своей стрельбой. Был также создан отдельный отряд
родосских пращников, чьи свинцовые шарики могли поспорить в дальности полета
со стрелами персов.
Как ждали они захвата первой деревни! И надежды на добычу оправдались.
Во-первых, тактика выженной земли тогда применялась лишь интуитивно, а,
во-вторых, персы просто прозевали резкий маневр Ксенофонта, которым он вышел
на селение, и не успел ни сжечь дома, ни уничтожить запасы продутов. Грекам
удалось захватить даже комарха - деревенского старосту, который впоследствие
согласился стать их проводником, разумеется - за золото.
В селении они впервые за последнюю неделю отвели душу. Время было осеннее, и
дехкхане успели запастись и вином, и зерном, и уже готовились к празднику
забоя скота. Наемники выгребли и съели все, что нашли, кроме огромного
количества лука и сыра, которые были оставлены на дорогу - это была
привычная походная еда. Угнали и весь скот. Особенно в разграбленном селении
их порадовали бездонные ямы, обмазанные известью и содержащие вино, которое
так хранили после необычайно богатых урожаев, когда не хватало амфор и
прочей посуды.
Перед тем, как после суточного отдыха тронуться в путь, по приказу
Ксенофонта был совершен обряд прощания со всеми погибшими. Поскольку не было
возможности предать убитых земле, был сооружен так называемый кенотафий -
пустая гробница - и культ был отправлен перед ним.
На марше Ксенофонт подъехал на своем жеребце к Гаю, который весело шагал,
доверив обессилевшему слуге только щит.
- Приветствую тебя, Гай! - сказал Ксенофонт и спешился. - Отчего ты так
весел и бодр? - и еще спросил шепотом: - Старина, неужели ты веришь, что мы
выберемся из этой передряги?
И Гай тихо, так, чтобы этого больше никто не услышал, рассказал молодому
полководцу:
- Одиссей однажды побывал у племени лотофагов. Эти чудаки питались плодами
очень коварного растения - кто съедал хоть один плод лотоса, навсегда
забывал свою родину, отчий дом и семью и навсегда оставался в стране
лотофагов...
Когда гоплит на этом закончил рассказ, Ксенофонт удивленно поглядел в его
насмешливые глаза:
- Что ты хотел этим сказать?
- Мы все когда-то объелись лотоса - иначе мы не бросили бы жизнь в тихой
Греции и не отправились бы в этот поход, иначе он - этот поход - не стал бы
нашим домом. И теперь нам - скитальцам-лотофагам - надо, по крайней мере,
свято верить в то, что лотос - самая вкусная пища!..
- Чтож, - согласился, подумав, Ксенофонт, - пожалуй ты прав, мудрый Гай!..
Военачальник легко вознесся в седло и стал отставать - он решил проверить
аръергард. А прыжок в седло напомнил ему долгие годы юношеских тренировок,
во время которых его заставляли в доспехах запрыгивать на спину деревянного
коня - так готовили тех, кому предстояло стать воинами лотоса...
* * *
...Они шли на северо-восток, надеясь за Тигром избавиться от докучливых
преследователей. Особенно нелегко грекам приходилось на переправах.
Междуречье - богатейшая трана. Трудом имллионов рабов здесь прорыты миллионы
каналов и на орошаемых землях - истинный праздник урожая - инжир, фиги,
пальмы. Но ка нелгко под обстрелом и атаками персов пересекать все эти
многочисленные рвы! А кроме рвов есть и реки. У переправ пять тысяч
наемников выстраивали фалангу полумесяцем, выставивляли через щитовые врезы
сариссы и садились, прячась от стрел и града пращевых снарядов за стеной
щитов, а пять тысяч остальных рыли отводные каналы и обмеляли реку, чтобы ее
можно было перейти в походном строю - в испытанном каре.
Единственной радостью, которую дарили реки, было купание, ибо тела воинов
давно забыли поцелуи губок с благовонными маслами, с которыми при помощи
специальных скребков-стленгидов можно снимать с тела грязь. Но Тигр обмелить
было невозможно.
И снова отличился гоплит Гай. Вспомнив свои прежние походы, он дал
Ксенофонту отличный совет. Греки перебилы весь скот, который гнали за собой
- волов, коз, овец. Из их шкур были сшиты мешки, которые заполнили
хворостом. Эти мешкипонтоны соединили ремнями и связали мост, который был
покрыт циновками и фашинами из хвороста. По настилу фашин и тронулись на
левый берег Тигра гоплиты. Конница до последнего прикрывала переправу, а
затем с легкоооруженными пращниками бросилась вплавь. Потерь было мало.
Намничество своим рождением убило спартанскую школу боевого воспитания, в
которой веками ковался несгибаемый дух потомственных воинов. Но новая
система организации армии на смену этому принесла тренировку, прикладную
подготовку, выработку выносливости - совершенствование не духовное, а
физическое. И этих качеств профессионализма при отступлении десяти тысяч
было достаточно - боевое воспитание тут было просто некому демонстрировать.
А эти мужчины, за плечами которых были многие походы, из которых они
возвращались с богатыми трофеями, были неплохими профессионалами - они были
выносливы и очень любили жизнь. Глядя на них, мужеством проникался даже
обоз, заключенный в центре каре - все эти маркитанты и маркитанточки,
мастера, лекари, жрецы и рабы.
Десять тысяч упрямо продвигались по левобережью Тигра на север. Они
форсировали Фуск, Большой и Малый Заб, взяли город Ларису, лежащий в устье
Заната. Здесь, на границе Мидии, в начале земель воинственных кардухов, их,
наконец, оставил конвой царских войск - их преследователь Тиссаферн
отправился в обратный путь, в Вавилон. Здесь, на этом отрезке пути греков
ждал и особый враг - незнакомый им до сих пор хмельной напиток - делил-бад,
одуряющий мёд, который пчелы несли то ли с цветов рододендрона, то ли с
азалии. Но наемники приноровились и к встреченным визжащим ордам кочевников,
и научились выгонять дурь из подлого меда - его вываривали и смешивали с
сахаром.
На восточных отрогах Антитавра, в сердце Малой Армении, греков ждало
объединенное войско кардухов, таохов, армян и скифинов. Ну что же - "Воины,
жертвы нам благоприятны, птицы предвещают удачу, предзнаменования прекрасны.
1 2 3
несметное воинство, одетой в одинаково серые, запыленные походные плащи, а
когда "черепахи" уперлись в стену, армия сдернула с плеч своих воинов плащи
и защитников крепости вдруг ослепило сияние солнца, отраженного в металле
начищенных доспехов...
О, как Дана поплатилась за убийство Снежаны! Теперь некому было сдерживать
гнев обезумевшего и упоенного битвой гоплита Гая...
За Даной Кир Младший повернул свою армию на юг - в Киликийские Ворота,
прорезавшие своим узким проходом хребет Тавра, вершины которого горели под
небесами вершинами заснеженных пиков.
Были взяты Тарс, Иссы, Мирианда, были превращены в пыль богатейшие оазисы
Аравии и Месопотамии - Тапсак, Корсота, Пилы, которые цвели на берегах над
Евфратом, и великая река Азии текла на юго-восток уже багрово-красной. Эти
воды несли Вавилону весть о страшном нашествии эллинов.
Но Вавилону так и не довелось увидеть армию Кира. Царь Персии Артаксеркс II
собрал миллион азиатов и выступил из своей столицы навстречу завоевателям.
Те ученыу мужи, которые спустя почти два с половиной десятка веков занялись
неблагородным делом разрытия древних погребений и изучения погибших городов
и стран, так и не смогли разыскать провинциальное селение Кунакс, которое
было сметено с лица планеты самумом разыгравшегося сражения.
Первыми схлестнулись две вьюги - лавины серпоносных колесниц. Воины, которые
сошлись следующими волнами, ужаснулись тому, что натворили мельницы сияющих
серпов...
Кир очень надеялся на свою конницу собранных с окраин греческих земель
варваров всех помеетов и мастей. Но коварный Артаксерс знал: если всадников
Кира испугать нелегко, то посеять безумие среди его лошадей очень просто - и
царь подал знал к атаке цепям боевых верблюдов. На каждом верблюде сидел
погонщик и лучник, но кони греков испугались не стрелков и стрел, а их
уродливых веховых животных, чей терпкий, незнакомый запах ветер принес
издалека.
А за верблюдамив бой вступили слоны. Эти бегущие крепости растоптали
дрогнувшую армию Кира. Но когда они повернули к последнему эллинскому оплоту
- всё еще державшимся наемникам - гоплитов спас Ксенофонт. Он, подменив
погибшего Клеарха, повелел зычным голосом:
- Разорвите фалангу и рубите слонам хвосты!
Когда Гай в прыжке достал своим мечом отвратительный морщинистый хвост
первого слона, животное взвилось на дыбы и с его спины посыпались
лучники-персы. Слон, обезумев от боли, перестал повиноваться погонщику,
который едва удержался на его шее, и понесся, увлекая за собой остальных и
топча уже не греков, а персов.
Когда после отбитой атаки слонов наступила передышка, было уже время заката.
Жуток был вид мертвой пустыни, покрытой трупами людей и животных...
Команду над наемниками принял Проксен и оставшиеся в живых стратеги. Ночью,
когда гоплиты вповалку уснули, так и не сойдя с поля брани, начальники,
выставив дозорных, держали совет. Ксенофонт, отличившийся в сражении, не
согласился разделить власть над остатками войска - он был еще молод, и ему
казалось, что есть еще достаточно более опытных военачальников. Совещаться
было в общем-то не о чем - оставалось лишь ждать утра. А под утро с
ультиматумом явились посланники Артаксеркса:
- Либо вы сложите оружие и за ваше мужество будете прощены и отпущены как
друзья, либо погибнете!
Совет поднял наемников - их было уже не тринадцать, а всего десять тысяч.
- Что ответим царю? - спросил у солдат Проксен.
Шеренги молчали. И вдруг с правого фланга послышался хриплый, но сильный и
уверенный голос:
- У друзей оружие не отбирают, ибо друзей всегда лучше иметь вооруженных. А
для нас сложить оружие - значит лишиться последней надежды на спасение или
на достойную смерть! Так сказал я - гоплит Гай.
Артаскрксу ответили отказом.
Пока ждали следующего шага царя, из разведки вернулись дозорные. Мы
окружены, сказали они. Мы в море персов, как крошечный отсров.
Послы еще раз принесли предложение о дружбе. И в знак этой дружбы царь
приглашал греческих военачальников разделить с ним общую трапезу. По словам
послов, царя покорила отвага тех, кто нанявшись на службу за чужое злато,
готов был сложить главу за свою честь.
И Проксен с небольшим числом телохранителей и со всеми стратегами принял
приглашение - "Мы добьемся права на возвращение в Грецию!" Увы, он уходил
навсегда - все гости царя были обезглавлены.
Десять тысяч мужчин ничего не ели уже на протяжении двух суток. На что могли
решиться десять тысяч голодных головорезов, когда им в окровавленной повозке
прислали головы их предводителей? Они решили драться. И десять тысяч глоток
рявкнули Ксенофонту - "Старшим будешь ты!"
С испуганным возчиком повозки Артаксерксу передали пергамент:"Мы ляжем
здесь. Но с каждым из нас ляжет десяток твоих подлых собак!"
Лагерь греков пришел в движение. Ксенофонт построил гоплитов в каре. Лишь
теперь он приказал маркитантам бесплатно отдать все запасы провианта
солдатам. Когда гоплиты утолили голод и жажду, новый военачальник им сказал:
- Нам нечего ждать от персов. Надо уходить. В нашем обозе много лишнего
груза, который был бы нужен победителям, но ни к чему нам. Если мы бросим
этот груз и заколем волов, то их мяса и крови нам хватит на то время, за
которое я надеюсь успеть добраться до селений, не затронутых битвой.
И наемники двинулись вперед. Путь их лежал на Север, к той стороне
горизонта, над которой никогда не появлялось солнце и над которой по ночам
горела Константа - снежанина звезда северных земель.
Потрясенные неожиданным маневром персы разомкнули кольцо окружения, а когда
спохватились, то подоспел приказ Артаксеркса сражение не затевать,
уничтожить каре догоняющими атаками лучников и пращников.
И вот с тыла и обоих флангов, как шакалы на раненого льва, на корпус стали
предпринимать набеги стрелометные конники. Они кусали и убегали, используя
свой излюбленный прием - "парфянскую стрелу", которую всадники выпускали из
лука, повернувшись в седлое к преследователям. Ксенофонт не мог отражать эти
нападения пешими контратаками, ибо их приходилось предпринимать в
направлении, противоположном выбранной цели похода. Конницы же греки не
имели. Не было у них и столь дальнобойных луков, которыми пользовались
персы.
И Ксенофонт решил для создания хотя бы небольшого отряда кавалерии взять
коней из обоза, где их набралось не более сотни. Луки, захваченные при
первом выступлении этого отряда прикрытия, у убитых персов были захвачены
луки, которые были отданы отданы отобранным из числа наемников критянам,
которые всегда славились своей стрельбой. Был также создан отдельный отряд
родосских пращников, чьи свинцовые шарики могли поспорить в дальности полета
со стрелами персов.
Как ждали они захвата первой деревни! И надежды на добычу оправдались.
Во-первых, тактика выженной земли тогда применялась лишь интуитивно, а,
во-вторых, персы просто прозевали резкий маневр Ксенофонта, которым он вышел
на селение, и не успел ни сжечь дома, ни уничтожить запасы продутов. Грекам
удалось захватить даже комарха - деревенского старосту, который впоследствие
согласился стать их проводником, разумеется - за золото.
В селении они впервые за последнюю неделю отвели душу. Время было осеннее, и
дехкхане успели запастись и вином, и зерном, и уже готовились к празднику
забоя скота. Наемники выгребли и съели все, что нашли, кроме огромного
количества лука и сыра, которые были оставлены на дорогу - это была
привычная походная еда. Угнали и весь скот. Особенно в разграбленном селении
их порадовали бездонные ямы, обмазанные известью и содержащие вино, которое
так хранили после необычайно богатых урожаев, когда не хватало амфор и
прочей посуды.
Перед тем, как после суточного отдыха тронуться в путь, по приказу
Ксенофонта был совершен обряд прощания со всеми погибшими. Поскольку не было
возможности предать убитых земле, был сооружен так называемый кенотафий -
пустая гробница - и культ был отправлен перед ним.
На марше Ксенофонт подъехал на своем жеребце к Гаю, который весело шагал,
доверив обессилевшему слуге только щит.
- Приветствую тебя, Гай! - сказал Ксенофонт и спешился. - Отчего ты так
весел и бодр? - и еще спросил шепотом: - Старина, неужели ты веришь, что мы
выберемся из этой передряги?
И Гай тихо, так, чтобы этого больше никто не услышал, рассказал молодому
полководцу:
- Одиссей однажды побывал у племени лотофагов. Эти чудаки питались плодами
очень коварного растения - кто съедал хоть один плод лотоса, навсегда
забывал свою родину, отчий дом и семью и навсегда оставался в стране
лотофагов...
Когда гоплит на этом закончил рассказ, Ксенофонт удивленно поглядел в его
насмешливые глаза:
- Что ты хотел этим сказать?
- Мы все когда-то объелись лотоса - иначе мы не бросили бы жизнь в тихой
Греции и не отправились бы в этот поход, иначе он - этот поход - не стал бы
нашим домом. И теперь нам - скитальцам-лотофагам - надо, по крайней мере,
свято верить в то, что лотос - самая вкусная пища!..
- Чтож, - согласился, подумав, Ксенофонт, - пожалуй ты прав, мудрый Гай!..
Военачальник легко вознесся в седло и стал отставать - он решил проверить
аръергард. А прыжок в седло напомнил ему долгие годы юношеских тренировок,
во время которых его заставляли в доспехах запрыгивать на спину деревянного
коня - так готовили тех, кому предстояло стать воинами лотоса...
* * *
...Они шли на северо-восток, надеясь за Тигром избавиться от докучливых
преследователей. Особенно нелегко грекам приходилось на переправах.
Междуречье - богатейшая трана. Трудом имллионов рабов здесь прорыты миллионы
каналов и на орошаемых землях - истинный праздник урожая - инжир, фиги,
пальмы. Но ка нелгко под обстрелом и атаками персов пересекать все эти
многочисленные рвы! А кроме рвов есть и реки. У переправ пять тысяч
наемников выстраивали фалангу полумесяцем, выставивляли через щитовые врезы
сариссы и садились, прячась от стрел и града пращевых снарядов за стеной
щитов, а пять тысяч остальных рыли отводные каналы и обмеляли реку, чтобы ее
можно было перейти в походном строю - в испытанном каре.
Единственной радостью, которую дарили реки, было купание, ибо тела воинов
давно забыли поцелуи губок с благовонными маслами, с которыми при помощи
специальных скребков-стленгидов можно снимать с тела грязь. Но Тигр обмелить
было невозможно.
И снова отличился гоплит Гай. Вспомнив свои прежние походы, он дал
Ксенофонту отличный совет. Греки перебилы весь скот, который гнали за собой
- волов, коз, овец. Из их шкур были сшиты мешки, которые заполнили
хворостом. Эти мешкипонтоны соединили ремнями и связали мост, который был
покрыт циновками и фашинами из хвороста. По настилу фашин и тронулись на
левый берег Тигра гоплиты. Конница до последнего прикрывала переправу, а
затем с легкоооруженными пращниками бросилась вплавь. Потерь было мало.
Намничество своим рождением убило спартанскую школу боевого воспитания, в
которой веками ковался несгибаемый дух потомственных воинов. Но новая
система организации армии на смену этому принесла тренировку, прикладную
подготовку, выработку выносливости - совершенствование не духовное, а
физическое. И этих качеств профессионализма при отступлении десяти тысяч
было достаточно - боевое воспитание тут было просто некому демонстрировать.
А эти мужчины, за плечами которых были многие походы, из которых они
возвращались с богатыми трофеями, были неплохими профессионалами - они были
выносливы и очень любили жизнь. Глядя на них, мужеством проникался даже
обоз, заключенный в центре каре - все эти маркитанты и маркитанточки,
мастера, лекари, жрецы и рабы.
Десять тысяч упрямо продвигались по левобережью Тигра на север. Они
форсировали Фуск, Большой и Малый Заб, взяли город Ларису, лежащий в устье
Заната. Здесь, на границе Мидии, в начале земель воинственных кардухов, их,
наконец, оставил конвой царских войск - их преследователь Тиссаферн
отправился в обратный путь, в Вавилон. Здесь, на этом отрезке пути греков
ждал и особый враг - незнакомый им до сих пор хмельной напиток - делил-бад,
одуряющий мёд, который пчелы несли то ли с цветов рододендрона, то ли с
азалии. Но наемники приноровились и к встреченным визжащим ордам кочевников,
и научились выгонять дурь из подлого меда - его вываривали и смешивали с
сахаром.
На восточных отрогах Антитавра, в сердце Малой Армении, греков ждало
объединенное войско кардухов, таохов, армян и скифинов. Ну что же - "Воины,
жертвы нам благоприятны, птицы предвещают удачу, предзнаменования прекрасны.
1 2 3