Подожди, пока они сами не предложат".
Я положил записку перед Скарлом, надеясь, что чтение написанного мной удержит его от передачи той мысли. Я ждал, что последует.
Они предложили.
Скарл повернулся ко мне.
— Скажи им, что мы должны посовещаться, — ответил я. — Спроси, где их хозяева, как они выглядят, почему сами не пришли. И спроси, не предлагали ли они, чтобы мы послали тебя.
— Меня?
— Тебя.
Он спросил, и они ответили, что им придется посовещаться.
Да, в конце концов они поставили нас в известность, что и в самом деле их правители (которые живут в вечной ночи) упомянули, что мы можем послать нашего единственного паралинга, если возникнет необходимость пояснить что-нибудь. Хотим ли мы?
— Скажи им "да", — велел я, — но не сегодня. Нам нужно еще немного посовещаться.
В тот день мы вчерне проанализировали Форму.
Полетев на крыльях смелого воображения, мы пришли к выводу, что правители схожи с муравьиными царицами и не любят покидать гнездо. В нашу задачу входило доставить на Мясник форму, проанализировать ее и написать рекомендацию, а поэтому раз уж они не хотели идти к нам, то нам ничего не оставалось, как только пойти и самим навестить их. Однако нам не помешало бы принять какие-то меры предосторожности, так что Скарл всю ночь изучал депрессивные неврозы. Хейл сказал, что если дела пойдут совсем паршиво, то Скарл, чтобы не потерять рассудка, смог бы отступить, уйти в невроз.
— В нарушение всех правил мы тоже вооружились до зубов, — сказал я Хейлу, — а каждый зуб снабдили крохотным стеклянным капсюлем, ты и не слышал о таких. Я был почти обязан испробовать их.
— Да уж, конечно, догадывался, — фыркнул он. — Однако в моих неврозах нет ничего дурного. Я обеспечил его самыми лучшими, что у меня были.
— Уверен, что он оценил это по достоинству, — ответил я, наливая ему выпить. — Ты веришь в легенду о кольце царя Соломона?
— Ну-у, как в обобщенный образ…
— Образы, черт! Веришь ты в эту историю или нет?
— Да, в ней есть многоуровневый неосознанный смысл.
— Ну так перейди на минутку на мой уровень и ответь на вопрос. Забудь о психоструктурной дребедени. Может ли один интеллект управлять другим нефизическими методами?
— Харизма (Способность пророчествовать и творить чудеса; притягательная сила), — заявил он, — необычный феномен. Здесь обычно действуют многие факторы.
— Выпей-ка лучше еще, а заодно проглоти и свою харизму. Я говорю о парапсихических явлениях. Если паралинг способен посылать и принимать, то почему не нечто большее?
— Приказы? — спросил он. — Парагипноз? В особых случаях такое возможно.
— Я бы привел аналогию с ударом молнии, выплавляющей в песке свое изображение. Я стал подливать ему.
— Хватит, — сказал он. — Психологи только пьянеют, а психиатры пьянеют и крушат все подряд. К чему ты, собственно, клонишь?
— Кольцо действует двояко.
Да, Лиза, именно так. Не просто перевод, а нечто большее. В тот первый серый день в подземных пещерах Скарл закончил тридцатисекундный посыл информации, и стенографист бросил свой стенопис.
— Не могу записывать, — заявил он.
— А в чем дело? — спросил я.
— Моделятор испортился. Я не улавливаю ни голосов, ни даже понятий.
— А что ты улавливаешь?
— Очень красивый мелодичный звук — будто музыкальное произведение. Эмоциональное резюме чего-то. Только не спрашивайте чего.
Я и не спрашивал. Я спросил Скарла. Разозлившись, что меня самого охватила приятная леность, я сбросил с себя чары и закричал:
— Что происходит?
— Ш-ш!
В полной темноте я нащупал его плечо, но его шепот был обращен в никуда, и рядом с прибором он был нигде.
— Свет! — крикнул я. Но мой крик опередила моя мысль о свете.
Послышался звук, будто кто-то скреб по бетону жесткой щеткой, и наш свет взорвался пучками лучей, устремившихся по всем направлениям.
Мы, люди, были одни, и еще Скарл. Он прислонился к стене туннеля примерно в десяти футах от нашей группы и улыбался. Я повторил вопрос.
— Ничего, — ответил он. — Сейчас ничего не происходит. Жаль, что ты включил свет. Ты нарушил соглашение.
— Я отнюдь не горел желанием стать чьим-то завтраком, — заметил я. — Что ты делал?
— Я рассказывал ей, как в полете уворовал Лунный камень.
— Так это ты стащил его!
— Я.
— Но зачем ты рассказывал им об этом? — Потому что меня попросили. У меня это было в памяти, а им захотелось знать более подробное описание принципа незаконного присвоения.
Я помню, как присвистнул тогда — чтобы удержать себя и не сотворить чего-нибудь.
— Но это не совсем материал Формы, — тихо произнес я.
— Не совсем, но меня попросили…
— Почему?
— Ее заинтересовало удовольствие, связанное с мыслями.
— Ее?
— Ну да, самку. Ты был прав насчет цариц.
— Муравьиную?
— Полагаю, да.
— Почему она не позволит нам увидеть себя?
— Думаю, что свет раздражает ей глаза.
— Все это дурно пахнет. Как вернемся на корабль, жду подробного отчета по данному X. Но давай-ка вернемся побыстрее. Что-то мне здесь не нравится.
Улыбнувшись, он пожал плечами. Я проверил ампулы, но он не принимал дополнительной дозы.
Позднее я снова спросил его:
— Они хотели узнать, как ограбить звездолет?
— Нет. — Он откинулся назад в кресле, пуская колечки дыма. — Она только интересовалась воспоминаниями, связанными с удовольствиями.
— Так о чем же ты ей рассказал?
— Ни о чем, я просто разрешил ей покопаться в моем мозгу.
— И что же она сказала?
— Ничего. Но, похоже, осталась довольна.
— А что за воспоминания были там? Он слабо улыбнулся:
— Обожаю воровать. Особенно если удается сбежать с краденым.
— К несчастью, — ответил я, — из твоего рассказа я узнаю больше о тебе, чем о муравьях.
— Ты задал мне вопрос, я ответил на него.
— Что было дальше?
— На этом все. Ты включил свет.
— Немного.
— Не я включал свет.
— Ладно, — проворчал я. — Как вышло, что Браун не смог записывать?
— Мы воспользовались мысленной стенографией.
— Где ты выучился ей?
— Да я сегодня вроде как просто вошел в нее, и все. Они — прирожденные паралинги.
— Что само по себе является весьма ценным товаром. Придется нам заняться изучением этого, заодно с содержимым Формы.
— Согласен. Только в следующий раз не включайте свет.
— Хорошо, мистер. Но чтобы больше никаких советов профессионала по космическому пиратству!
— Никаких, — пообещал он.
Итак, мы снова отправились в подземные города Мясника разрабатывать пласты муравьиных умов, ведомые сонаром на поясе и пятиваттными мерцающими фонариками.
Брауну все еще не удавалось хоть что-то записать. Под гипнозом он вспоминал лишь ощущения передачи, и ничего больше. Поэтому что касается отчетов, мы были вынуждены полностью полагаться на Скарла, но недели через полторы я уже сомневался, получаем ли мы их вообще.
— Скарл, ты что, редактируешь свои отчеты?
— Нет.
— Не хочешь ли подтвердить это с препаратом?
— Ты считаешь, что я вру?
— Может быть.
— Ладно, валяй, вводи свои препараты. — Он засмеялся. Мне в голову пришла мысль (возможно, он и послал ее, когда смеялся), что с помощью препаратов ничего не докажешь. В нем выработался иммунитет к большинству гипнотиков еще во время учебы. Под их воздействием мозг просто переключался.
— Забудь об этом, — сказал я.
— Уже, — согласился он.
В чем мы действительно нуждались, так это в другом паралинге, который проверял бы нашего.
Отчеты Скарла выявили картину гигантской колонии муравьев, управляемой, как классический монолитный организм. Похоже, по своей структуре колония подразделялась на низших, средних и высших рабочих, солдат, супругов цариц и самих цариц. Это была аграрная культура, которая не создала ни единого орудия труда, но полагалась скорее на классы физически развитых индивидуумов, предназначенных для работы. В основе этой культуры лежала матриархальная идея, которая пропитала ее религию подобно (как мне кажется) представлению древних египтян о божественном происхождении фараонов.
Я разлил содержимое маленького кофейника по крошечным чашечкам, жестом попросил официанта принести нам еще один и посмотрел в окно, минуя взглядом углубленные в почву сады Селены, на болотного цвета шар с четкими очертаниями Америк поверх величественного купола: Европа откатывалась в сторону, Андалузия выклянчивала у моей памяти воспоминания, а Гольфстрим начинал сыпать соль на раны, Лиза. Между прочим, к тому времени как ты получишь это любовное послание, меня уже здесь не будет, дорогая. Я буду там — догадайся где?
— Двояко? — переспросил меня Хейл, и вокруг Эйфелевой башни заметалось недоуменное выражение. Обернувшись, я кивнул:
— Да, я заподозрил это, когда отчеты Скарла стали повторяться, — будто я вновь и вновь перечитывал один и тот же отчет. Я спросил себя, что он может скрывать или от чего отвлекать внимание. А потом я решил, что, может, это вовсе не он.
— Так ты поэтому захотел сам заняться Х-ированием?
— Верно, — подтвердил я, — вот почему я реквизировал из твоей каюты аптечку паралинга.
— Так вот почему наша игра в безик расстроилась из-за желудочных болей?
— Да, я заплатил связисту, чтобы тот заболел.
— С непаралингом безнадзорный Х подвергается опасностям.
— Это я слышал, но именно поэтому в штате полно бывших Охранников — чтобы осушать лужи напастей прежде, чем кто-либо вступит в них.
— Или превратить их в озера, — отозвался Хейл. — Так что там насчет Скарла? Что же произошло на самом деле?
— В отчете сказано, что он тронулся умом и пытался нас всех убить. Мне пришлось застрелить его, защищаясь.
— А сам ты помнишь, как стрелял?
— Вроде да… Во всяком случае, так говорится в отчете. Хейл не отставал от меня.
— Ты был в его голове. — Каждое слово равнозначно ложилось одно к другому.
— Да, все это есть в отчете.
— И ты был с ним как раз в то время, когда он сошел с ума.
— Правильно.
— И ты ушел после того, как убил его, уверенный, что ты и есть Скарл.
— И это верно. В отчете указывалось, что под сильным воздействием травмы во мне развилось невропатическое отождествление с его личностью.
— Знаю, поскольку сам писал. Но я редко довольствуюсь тем, что просто приклеиваю на что-то ярлык, а именно это я и сделал. С тех пор прошло уже два месяца, и я могу еще долго не увидеть тебя. Мне бы хотелось перепроверить свой диагноз, прежде чем мы расстанемся.
— Ладно. Мы оба в таком состоянии, что я могу рассказать тебе, что произошло на самом деле, а если тебе вздумается снова когда-либо расспрашивать меня, то свалить все на горячительные напитки.
Итак, я рассказал ему. Ты помнишь, как пару лет назад мы отправились в морское путешествие на Янсен? Мы тогда еще остановились на одном островке, где ты уговорила меня поплясать лимбо с ребятишками. Чтобы им угодить, я перегибался назад, а потом шлепнулся плашмя на спину и произвел более незабываемое впечатление, чем если бы преуспел. Я знаю, что Хейл нисколько не поверил моему рассказу — уж я-то слышал, как скрежещут его винтики, — но он был потрясен. Больше, чем я ожидал.
Я рассказал ему, как в тот день сопровождал Скарла, возвращавшегося в подземные владения, шагая под походную мелодию Охранника-маньяка, призванную обеспечить невмешательство в свой разум. Сам я бросил учебу на курсах Круга уже на втором месяце — из-за стремления смешивать понятия. Уверен, что тебе неизвестно, что я даже попробовал сделать это (вероятно, мне удалось, если судить по имени). Я так и видел, как Хейл припоминает мое личное дело и хватается за него как за объяснение моему рассказу — объяснение того, что же в действительности спасло мне жизнь. Он ошибался, но это не имело значения. Он все же поверил почти всему, что я рассказал.
Едва ли кто может добиться соотношения Х при благоприятных условиях; я же могу всегда, и оно выше среднего. На этот раз его было достаточно.
Слабое свечение наших фонариков рассеивало тьму лишь вблизи нас, а значит, Спрашиваемая (?), как всегда, оставалась в тени. Словно притаившаяся во мраке Медуза-горгона, она находилась где-то невдалеке перед нами — мы чувствовали ее присутствие и ощущали, как она обменивается информацией со Скарлом. На самом пределе слышимости шуршали голоса ветров и трав, звуки подвалов и вскрики проводов в вышине и монотонный шепот морских раковин; редкими вкраплениями прорывались разорванные многозначные слова, никак не укладывавшиеся в единый контекст. Пока я готовил укол, меня пронизало запретное и неясное чувство ненужности.
— …Не брать… les nourritures (Питание (фр.))?.. печально… и воровство, цыганский (?)… идут… все вещи — пауза — corpus meum (** Мое тело (лат.))… почему? Разбойник со звезд… возможно…
У меня закружилась голова, и я стоял в том туннеле, никем не замеченный, и осязал ночную прохладу.
Я стоял там, ощущая себя фотонегативом Скарла. Объекты внешнего мира градом сыпались на сознание, на мозг водопадом обрушивался избыток раздражителей, но я сдерживал свой разум, чтобы тот молчал.
1 2 3 4