Втроем мы вошли в небольшой дворик.
Трехэтажный дом, в котором жила Таисия Афанасьева, был типично батумским - с мансардами, балюстрадами, наружными лестницами. Старушка занимала две небольшие комнаты и веранду на третьем этаже; окна выходили во двор. Когда мы с участковым и Телецким по узкой металлической лестнице поднялись на балюстраду, хозяйка гладила белье. Увидев нас, выпрямилась. Внешне Таисия Афанасьевна была примерно такой, как ее описал Котик. Сухая, с лицом, изрезанным морщинами, с выцветшими голубыми глазами, забранными назад седыми волосами.
Участковый улыбнулся:
- Здравствуйте, Таисия Афанасьевна. Как здоровье?
- Не жалуюсь.
- Если оторвем минут на десять, ничего?
- Пожалуйста. Проходите в комнату.
В комнате, усевшись за стол, старушка внимательно изучила все показанные ей фотографии. Взяла фотографию Челидзе, кивнула головой:
- Тех не знаю. А это мой хороший знакомый - Сергей Петрович Убилава.
- Давно его знаете? - спросил я.
- Лет десять. Когда-то вместе работали в поликлинике.
Несовпадение! Сергеем Петровичем Убилавой Челидзе стал лишь три года назад.
Таисия Афанасьевна вздохнула:
- Я за него каждый день свечку должна ставить. Спаситель он мой.
- Спаситель?
- Ну да. Он же меня от смерти спас. Камни были в почках. Муки адовы, да и вообще - умирала уже. А он... Лекарство привез из-за границы. Ну и вот живу. Забыла про эти камни.
- Давно он вам помог? С камнями?
- Уж третий год пошел, как вылечилась.
- Простите, вы всегда знали этого человека как Сергея Петровича Убилаву?
Таисия Афанасьевна прищурилась:
- То есть как? А как я его еще должна знать?
- Ну мало ли...
- Что-то вы не то говорите, товарищ. - Вздохнула, разгладила руками скатерть. - Сергей Петрович. Как еще. Он мне сам сказал.
- И давно он это сказал?
- Что значит давно? Сказал и сказал. Я не помню, когда это было. Разве это важно? Ему знакомые звонят, по моему телефону. Спрашивают Сергея Петровича.
- По вашему телефону?
- Ну да. Мы с ним уговорились. Некоторым людям ему неудобно телефон давать, он меня попросил. Мне ж не трудно.
- Таисия Афанасьевна, может быть, расскажете, как вы познакомились с Сергеем Петровичем?
- Да очень просто. Я работала в поликлинике, в регистратуре. А он врачом одно время. Такой обходительный, вежливый человек. Всегда со мной здоровался, как ни увидит. Ну, а потом перешел он в плавсостав, они ж все переходят. А я на пенсию. Долго его не видела. Ну и умирать стала. От камней. И тут бог его послал. Встретились у поликлиники. Я его и не признала сначала, времени сколько прошло. Ну, а он: "Здравствуйте, Таисия Афанасьевна. Как дела, как живете?" Я все и рассказала. Он говорит: "Потерпите месяца два. Пока пройдите заново обследование. А я из рейса попробую вам привезти лекарство". И привез. Спас, можно сказать. Я уже после третьего приема облегчение почувствовала. А потом и вообще рассосало. С того света вернулась.
- Таисия Афанасьевна, давайте все-таки уточним: свое имя Сергей Петрович вам назвал после той встречи у поликлиники?
- Может, и той. Честное слово, не упомню. Да в чем дело-то? При чем тут все это?
- Таисия Афанасьевна, скажите, вы не выполняли никакой услуги для Сергея Петровича в Тбилиси? Прошлой осенью?
Таисия Афанасьевна опять стала разглаживать на столе скатерть. Выпрямилась:
- Знала. Ох знала, что спросите. Выполняла. Только уж вы ничего плохого ему не делайте. Пожалуйста. Вещь-то эту он продавал для своей родственницы. Выручить ее хотел.
- Подождите, Таисия Афанасьевна. Какую вещь? - спросил Телецкий.
- Ну, драгоценность эту продавал. Перстень.
- Кто продавал? Сергей Петрович? Или вы по его просьбе?
- Я по его просьбе. Ему самому неудобно было.
- Где это было? - вступил в разговор я.
- Вы же сами сказали - в Тбилиси. В Тбилиси я его и продала, перстень этот. Прошлой осенью как раз.
- Кому? - спросил Телецкий.
- Да этим. Этим вот двум. - Отодвинула в сторону фотографии Гогунавы и Котика. - Не хотела сначала говорить. Подведу, думаю. Ну, а теперь, куда... если милиция.
- Как зовут этих людей, знаете? - поинтересовался я.
- Этого молодого - Котик, кажется. А постарше - Малхаз Теймуразович. По фамилии Гогунава.
- А кому вы продали перстень? Котику или Гогунаве?
- Гогунаве. Котик так... Вроде помощника у него.
- И сколько вам заплатил Гогунава за перстень?
- Сто тысяч рублей. Перстень-то старинный. С бриллиантом. Не думайте, я все сто тысяч Сергею Петровичу отдала. До рубля.
Сказав это, Таисия Афанасьевна посмотрела с некоторым смущением. По всем признакам было ясно: она говорит правду. Вот уж воистину - святая простота. И тем не менее, как сообщнице Челидзе, пусть и невольной, ей придется отвечать перед судом. Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение. Что же касается Челидзе, он тонкий психолог. Эта старушка, понятия не имеющая, к каким страшным последствиям может привести ее помощь, стала идеальным "тайным коммутатором", с помощью которого он связывался со своими партнерами, успешно скрывая свое настоящее имя.
Я посмотрел на нашу собеседницу:
- Таисия Афанасьевна, то, что вы все чистосердечно рассказали, вам зачтется. И все же вы нарушили закон.
- Ой, милок, я ж ничего не знала...
- Может быть. Тем не менее, милиция вынуждена применить к вам меру пресечения - подписку о невыезде. Из Батуми вам пока выезжать нельзя. Договорились?
- Конечно, буду здесь. Здесь буду, в Батуми, куда я денусь, - согласно закивала Таисия Афанасьевна.
- Надеюсь, других совместных дел, кроме этого перстня, у вас с Сергеем Петровичем не было? Вы ничего больше не продавали по его просьбе?
- Нет, милок, что ты... Правда... - Таисия Афанасьевна замолчала, явно преследуемая сомнениями, потом махнула рукой: - Ладно, скажу, раз уж такое дело. На днях Сергей Петрович принес мне чемоданчик. Попросил подержать у себя немного. Ну, я оставила, почему же не оставить, раз человек просит.
- И где же сейчас этот чемоданчик? - спросил я.
- У меня в гардеробе, в ящике лежит.
- Может, покажете?
- Отчего не показать, вы же милиция...
- Только подождите, мы пригласим понятых. Такое есть правило.
- Зовите, раз надо.
По моему знаку участковый вышел. Вскоре он вернулся с двумя понятыми, пожилыми мужем и женой из соседнего дома. Открыв указанный Таисией Афанасьевной нижний ящик гардероба, я достал оттуда новенький черный дипломат, очень тяжелый. Положил на стол, попросил участкового взломать замок. Выполнив мое указание, участковый открыл крышку. Мы с Телецким переглянулись. Дипломат был до отказа заполнен старинными изделиями из бронзы, золота, серебра и камня. В последнее время я поневоле начал разбираться в вещах подобного рода и сразу же определил новгородские кресты-складни, вещи Фаберже, ростовскую икону-финифть, китайские изделия. Все предметы в дипломате были аккуратно переложены ватой и пергаментом.
Я посмотрел на Телецкого:
- Эдуард Алексеевич, здесь нужны ваши знания.
- Нужны... - Телецкий бережно взял лежащую сверху резную фигурку тускло-зеленого цвета. - Ого! Китайский агальматолит.
- Китайский агальматолит? А что это?
- Китайская резная скульптура из этого камня. Думаю, эта фигурка была изготовлена очень давно, веке примерно в тринадцатом. Сами понимаете, какую ценность она представляет. Впрочем, на мой взгляд, большая ценность и все остальное, что здесь лежит.
- Что ж, будем переписывать.
- Естественно.
Участковый в присутствии понятых составил протокол об изъятии ценностей. После этого, еще раз предупредив Таисию Афанасьевну, чтобы она пока никуда не уезжала из Батуми, мы покинули ее квартиру.
Уловка
Фасад дома, в котором жила Таисия Афанасьевна, выходил на узкую улочку, примыкавшую к Приморскому бульвару. Выйдя на бульвар и попрощавшись с участковым и Телецким, поехавшим в МВД, я подошел к телефону-автомату. Набрав номер Бочарова и услышав отзыв, сказал:
- Добрый день, Константин Никифорович. Квишиладзе.
- Добрый день, Георгий Ираклиевич. Есть какие-нибудь новости?
- Есть. Вам сейчас доложит о них Эдуард Алексеевич. Константин Никифорович, не скажете, что там с Джомардидзе?
- Насколько мне известно, Джомардидзе стало лучше.
Новость была настолько важной, что я несколько секунд молчал. Наконец выдавил:
- Что... серьезно?
- Серьезно. Лечащий врач сказал: если ничего не случится, завтра утром Джомардидзе можно будет допрашивать.
Попытавшись осмыслить, что из этого может следовать, я спросил:
- И много людей об этом знают?
- Не волнуйтесь, Георгий Ираклиевич. Я принял меры, чтобы об этом никто не смог узнать.
- Константин Никифорович, вы долго еще будете у себя?
- Часа три еще пробуду.
- Если через полчаса я к вам зайду, примете?
- О чем разговор. Жду через полчаса.
Повесив трубку, я вернулся на бульвар. Сел на скамейку. Отсюда хорошо были видны медленно накатывающиеся и тут же разбивающиеся о волнорез морские волны. Глядя на них, я попытался подвести итоги. Выздоровление Джомардидзе дает некий оперативный простор, но не более того. Ждать от него каких-то признаний наивно. Он отлично знает, что ему грозит, если он возьмет на себя убийства Чкония и Гогунавы. Что есть еще? Показания Вахтанга Дадиани - раз. Неожиданное откровение Ларисы Гогунавы - два. Рассказ Котика - три. Расставивший последние точки разговор с Таисией Афанасьевной - четыре. Не так уж мало. Но вряд ли под давлением этих во многом уязвимых фактов и свидетельств Челидзе начнет давать искренние показания, раскрыв свою истинную роль во всех событиях, так или иначе связанных с "Перстнем Саломеи". Не тот человек. Будет стоять намертво. И уж, во всяком случае, сделает все, чтобы отвести от себя главное обвинение - в организации убийства Гогунавы.
В конце концов в голову мне пришла новая идея. Но уловка, с ней связанная, могла помочь лишь при одном условии: если она будет выполнена на высшем уровне.
В кабинете Бочарова, коротко изложив последние события, я сказал:
- Константин Никифорович, у меня есть предложение. Надо сделать все, чтобы в ИВС, где содержится Челидзе, а для верности и в другие батумские места содержания заключенных, проник слух: Джомардидзе умер. Нужно, чтобы Челидзе был в этом твердо уверен. Если он будет убежден, что Джомардидзе мертв, тут же начнет все валить на него.
- Идея неплохая, - согласился Бочаров. - Постараемся воплотить ее в жизнь. Тем более Джомардидзе ведь и в самом деле до вчерашнего дня буквально дышал на ладан.
"Добровольное признание"
На следующий день я умышленно вызвал Челидзе на допрос не утром, а во второй половине дня, чтобы слух о смерти Джомардидзе дошел до него наверняка. Начав допрос, не торопил с ответами, стараясь подвести подследственного к решению, на которое я рассчитывал. Главный упор сделал на показания Дадиани, Ларисы Гогунавы и Таисии Афанасьевны, как бы забывая при этом задавать вопросы, касающиеся связи Челидзе с Джомардидзе.
В конце концов Челидзе, не любящий, как я успел заметить, обмена прямыми взглядами, впервые посмотрел на меня открыто. Сказал мягко:
- Георгий Ираклиевич, может, хватит?
- Хватит чего? - Я изобразил недоумение.
- Вы допрашиваете меня уже третий час. За эти два с лишним часа я услышал от вас много интересного. И все же ваши доводы слабоваты.
- Слабоваты? - Я продолжал подыгрывать Челидзе.
- Конечно. Вы можете сказать, где сейчас подлинник "Перстня Саломеи"?
- Могу. В семейном сейфе Дадиани. Но этот подлинник вы оттуда много раз брали. Практически сейф Дадиани вы давно уже используете как свой личный.
- У вас есть прямые доказательства? И прямые улики?
- Отдаю должное вашему мастерству. Прямых нет.
- Георгий Ираклиевич, давайте оставим мое мастерство. Любой более-менее приличный адвокат потребует у суда серьезных доказательств. Суд их предъявить не сможет, поскольку таковых просто нет. Или я не прав?
В ответ я лишь пожал плечами. Челидзе продолжил:
- Далее, по-моему, вы слишком большое значение придаете этой старушке, Таисии Афанасьевне. Я, в самом деле, довольно часто просил ее о различных услугах. Более того, я охотно верю, что она могла продать кому-то в Тбилиси некий бриллиантовый перстень. Она, а не я. Так что вам, да и суду, логичней спрашивать с нее. А не с меня. Что же остается?
- Остаются показания Ларисы Гогунавы. Она утверждает: некий Сергей Петрович, то есть вы, имел дело с ее мужем.
- Ну, здесь вообще не о чем говорить. Все, что вам рассказала Лариса Гогунава, она всего лишь слышала. Только слышала, Георгий Ираклиевич, от своего покойного мужа! Гогунава мог наплести жене что угодно. Я просто не понимаю, почему вы пытаетесь примазать меня к его смерти. В момент смерти Гогунавы я находился совсем в другом месте.
Изобразив долгое и напряженное раздумье, я в конце концов тяжело вздохнул:
- Что ж, у суда остается главный аргумент.
- Что же это за аргумент?
- Хищение и незаконный сбыт наркотических веществ - пронумерованные упаковки из вашей судовой аптечки, найденные у Джомардидзе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Трехэтажный дом, в котором жила Таисия Афанасьева, был типично батумским - с мансардами, балюстрадами, наружными лестницами. Старушка занимала две небольшие комнаты и веранду на третьем этаже; окна выходили во двор. Когда мы с участковым и Телецким по узкой металлической лестнице поднялись на балюстраду, хозяйка гладила белье. Увидев нас, выпрямилась. Внешне Таисия Афанасьевна была примерно такой, как ее описал Котик. Сухая, с лицом, изрезанным морщинами, с выцветшими голубыми глазами, забранными назад седыми волосами.
Участковый улыбнулся:
- Здравствуйте, Таисия Афанасьевна. Как здоровье?
- Не жалуюсь.
- Если оторвем минут на десять, ничего?
- Пожалуйста. Проходите в комнату.
В комнате, усевшись за стол, старушка внимательно изучила все показанные ей фотографии. Взяла фотографию Челидзе, кивнула головой:
- Тех не знаю. А это мой хороший знакомый - Сергей Петрович Убилава.
- Давно его знаете? - спросил я.
- Лет десять. Когда-то вместе работали в поликлинике.
Несовпадение! Сергеем Петровичем Убилавой Челидзе стал лишь три года назад.
Таисия Афанасьевна вздохнула:
- Я за него каждый день свечку должна ставить. Спаситель он мой.
- Спаситель?
- Ну да. Он же меня от смерти спас. Камни были в почках. Муки адовы, да и вообще - умирала уже. А он... Лекарство привез из-за границы. Ну и вот живу. Забыла про эти камни.
- Давно он вам помог? С камнями?
- Уж третий год пошел, как вылечилась.
- Простите, вы всегда знали этого человека как Сергея Петровича Убилаву?
Таисия Афанасьевна прищурилась:
- То есть как? А как я его еще должна знать?
- Ну мало ли...
- Что-то вы не то говорите, товарищ. - Вздохнула, разгладила руками скатерть. - Сергей Петрович. Как еще. Он мне сам сказал.
- И давно он это сказал?
- Что значит давно? Сказал и сказал. Я не помню, когда это было. Разве это важно? Ему знакомые звонят, по моему телефону. Спрашивают Сергея Петровича.
- По вашему телефону?
- Ну да. Мы с ним уговорились. Некоторым людям ему неудобно телефон давать, он меня попросил. Мне ж не трудно.
- Таисия Афанасьевна, может быть, расскажете, как вы познакомились с Сергеем Петровичем?
- Да очень просто. Я работала в поликлинике, в регистратуре. А он врачом одно время. Такой обходительный, вежливый человек. Всегда со мной здоровался, как ни увидит. Ну, а потом перешел он в плавсостав, они ж все переходят. А я на пенсию. Долго его не видела. Ну и умирать стала. От камней. И тут бог его послал. Встретились у поликлиники. Я его и не признала сначала, времени сколько прошло. Ну, а он: "Здравствуйте, Таисия Афанасьевна. Как дела, как живете?" Я все и рассказала. Он говорит: "Потерпите месяца два. Пока пройдите заново обследование. А я из рейса попробую вам привезти лекарство". И привез. Спас, можно сказать. Я уже после третьего приема облегчение почувствовала. А потом и вообще рассосало. С того света вернулась.
- Таисия Афанасьевна, давайте все-таки уточним: свое имя Сергей Петрович вам назвал после той встречи у поликлиники?
- Может, и той. Честное слово, не упомню. Да в чем дело-то? При чем тут все это?
- Таисия Афанасьевна, скажите, вы не выполняли никакой услуги для Сергея Петровича в Тбилиси? Прошлой осенью?
Таисия Афанасьевна опять стала разглаживать на столе скатерть. Выпрямилась:
- Знала. Ох знала, что спросите. Выполняла. Только уж вы ничего плохого ему не делайте. Пожалуйста. Вещь-то эту он продавал для своей родственницы. Выручить ее хотел.
- Подождите, Таисия Афанасьевна. Какую вещь? - спросил Телецкий.
- Ну, драгоценность эту продавал. Перстень.
- Кто продавал? Сергей Петрович? Или вы по его просьбе?
- Я по его просьбе. Ему самому неудобно было.
- Где это было? - вступил в разговор я.
- Вы же сами сказали - в Тбилиси. В Тбилиси я его и продала, перстень этот. Прошлой осенью как раз.
- Кому? - спросил Телецкий.
- Да этим. Этим вот двум. - Отодвинула в сторону фотографии Гогунавы и Котика. - Не хотела сначала говорить. Подведу, думаю. Ну, а теперь, куда... если милиция.
- Как зовут этих людей, знаете? - поинтересовался я.
- Этого молодого - Котик, кажется. А постарше - Малхаз Теймуразович. По фамилии Гогунава.
- А кому вы продали перстень? Котику или Гогунаве?
- Гогунаве. Котик так... Вроде помощника у него.
- И сколько вам заплатил Гогунава за перстень?
- Сто тысяч рублей. Перстень-то старинный. С бриллиантом. Не думайте, я все сто тысяч Сергею Петровичу отдала. До рубля.
Сказав это, Таисия Афанасьевна посмотрела с некоторым смущением. По всем признакам было ясно: она говорит правду. Вот уж воистину - святая простота. И тем не менее, как сообщнице Челидзе, пусть и невольной, ей придется отвечать перед судом. Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение. Что же касается Челидзе, он тонкий психолог. Эта старушка, понятия не имеющая, к каким страшным последствиям может привести ее помощь, стала идеальным "тайным коммутатором", с помощью которого он связывался со своими партнерами, успешно скрывая свое настоящее имя.
Я посмотрел на нашу собеседницу:
- Таисия Афанасьевна, то, что вы все чистосердечно рассказали, вам зачтется. И все же вы нарушили закон.
- Ой, милок, я ж ничего не знала...
- Может быть. Тем не менее, милиция вынуждена применить к вам меру пресечения - подписку о невыезде. Из Батуми вам пока выезжать нельзя. Договорились?
- Конечно, буду здесь. Здесь буду, в Батуми, куда я денусь, - согласно закивала Таисия Афанасьевна.
- Надеюсь, других совместных дел, кроме этого перстня, у вас с Сергеем Петровичем не было? Вы ничего больше не продавали по его просьбе?
- Нет, милок, что ты... Правда... - Таисия Афанасьевна замолчала, явно преследуемая сомнениями, потом махнула рукой: - Ладно, скажу, раз уж такое дело. На днях Сергей Петрович принес мне чемоданчик. Попросил подержать у себя немного. Ну, я оставила, почему же не оставить, раз человек просит.
- И где же сейчас этот чемоданчик? - спросил я.
- У меня в гардеробе, в ящике лежит.
- Может, покажете?
- Отчего не показать, вы же милиция...
- Только подождите, мы пригласим понятых. Такое есть правило.
- Зовите, раз надо.
По моему знаку участковый вышел. Вскоре он вернулся с двумя понятыми, пожилыми мужем и женой из соседнего дома. Открыв указанный Таисией Афанасьевной нижний ящик гардероба, я достал оттуда новенький черный дипломат, очень тяжелый. Положил на стол, попросил участкового взломать замок. Выполнив мое указание, участковый открыл крышку. Мы с Телецким переглянулись. Дипломат был до отказа заполнен старинными изделиями из бронзы, золота, серебра и камня. В последнее время я поневоле начал разбираться в вещах подобного рода и сразу же определил новгородские кресты-складни, вещи Фаберже, ростовскую икону-финифть, китайские изделия. Все предметы в дипломате были аккуратно переложены ватой и пергаментом.
Я посмотрел на Телецкого:
- Эдуард Алексеевич, здесь нужны ваши знания.
- Нужны... - Телецкий бережно взял лежащую сверху резную фигурку тускло-зеленого цвета. - Ого! Китайский агальматолит.
- Китайский агальматолит? А что это?
- Китайская резная скульптура из этого камня. Думаю, эта фигурка была изготовлена очень давно, веке примерно в тринадцатом. Сами понимаете, какую ценность она представляет. Впрочем, на мой взгляд, большая ценность и все остальное, что здесь лежит.
- Что ж, будем переписывать.
- Естественно.
Участковый в присутствии понятых составил протокол об изъятии ценностей. После этого, еще раз предупредив Таисию Афанасьевну, чтобы она пока никуда не уезжала из Батуми, мы покинули ее квартиру.
Уловка
Фасад дома, в котором жила Таисия Афанасьевна, выходил на узкую улочку, примыкавшую к Приморскому бульвару. Выйдя на бульвар и попрощавшись с участковым и Телецким, поехавшим в МВД, я подошел к телефону-автомату. Набрав номер Бочарова и услышав отзыв, сказал:
- Добрый день, Константин Никифорович. Квишиладзе.
- Добрый день, Георгий Ираклиевич. Есть какие-нибудь новости?
- Есть. Вам сейчас доложит о них Эдуард Алексеевич. Константин Никифорович, не скажете, что там с Джомардидзе?
- Насколько мне известно, Джомардидзе стало лучше.
Новость была настолько важной, что я несколько секунд молчал. Наконец выдавил:
- Что... серьезно?
- Серьезно. Лечащий врач сказал: если ничего не случится, завтра утром Джомардидзе можно будет допрашивать.
Попытавшись осмыслить, что из этого может следовать, я спросил:
- И много людей об этом знают?
- Не волнуйтесь, Георгий Ираклиевич. Я принял меры, чтобы об этом никто не смог узнать.
- Константин Никифорович, вы долго еще будете у себя?
- Часа три еще пробуду.
- Если через полчаса я к вам зайду, примете?
- О чем разговор. Жду через полчаса.
Повесив трубку, я вернулся на бульвар. Сел на скамейку. Отсюда хорошо были видны медленно накатывающиеся и тут же разбивающиеся о волнорез морские волны. Глядя на них, я попытался подвести итоги. Выздоровление Джомардидзе дает некий оперативный простор, но не более того. Ждать от него каких-то признаний наивно. Он отлично знает, что ему грозит, если он возьмет на себя убийства Чкония и Гогунавы. Что есть еще? Показания Вахтанга Дадиани - раз. Неожиданное откровение Ларисы Гогунавы - два. Рассказ Котика - три. Расставивший последние точки разговор с Таисией Афанасьевной - четыре. Не так уж мало. Но вряд ли под давлением этих во многом уязвимых фактов и свидетельств Челидзе начнет давать искренние показания, раскрыв свою истинную роль во всех событиях, так или иначе связанных с "Перстнем Саломеи". Не тот человек. Будет стоять намертво. И уж, во всяком случае, сделает все, чтобы отвести от себя главное обвинение - в организации убийства Гогунавы.
В конце концов в голову мне пришла новая идея. Но уловка, с ней связанная, могла помочь лишь при одном условии: если она будет выполнена на высшем уровне.
В кабинете Бочарова, коротко изложив последние события, я сказал:
- Константин Никифорович, у меня есть предложение. Надо сделать все, чтобы в ИВС, где содержится Челидзе, а для верности и в другие батумские места содержания заключенных, проник слух: Джомардидзе умер. Нужно, чтобы Челидзе был в этом твердо уверен. Если он будет убежден, что Джомардидзе мертв, тут же начнет все валить на него.
- Идея неплохая, - согласился Бочаров. - Постараемся воплотить ее в жизнь. Тем более Джомардидзе ведь и в самом деле до вчерашнего дня буквально дышал на ладан.
"Добровольное признание"
На следующий день я умышленно вызвал Челидзе на допрос не утром, а во второй половине дня, чтобы слух о смерти Джомардидзе дошел до него наверняка. Начав допрос, не торопил с ответами, стараясь подвести подследственного к решению, на которое я рассчитывал. Главный упор сделал на показания Дадиани, Ларисы Гогунавы и Таисии Афанасьевны, как бы забывая при этом задавать вопросы, касающиеся связи Челидзе с Джомардидзе.
В конце концов Челидзе, не любящий, как я успел заметить, обмена прямыми взглядами, впервые посмотрел на меня открыто. Сказал мягко:
- Георгий Ираклиевич, может, хватит?
- Хватит чего? - Я изобразил недоумение.
- Вы допрашиваете меня уже третий час. За эти два с лишним часа я услышал от вас много интересного. И все же ваши доводы слабоваты.
- Слабоваты? - Я продолжал подыгрывать Челидзе.
- Конечно. Вы можете сказать, где сейчас подлинник "Перстня Саломеи"?
- Могу. В семейном сейфе Дадиани. Но этот подлинник вы оттуда много раз брали. Практически сейф Дадиани вы давно уже используете как свой личный.
- У вас есть прямые доказательства? И прямые улики?
- Отдаю должное вашему мастерству. Прямых нет.
- Георгий Ираклиевич, давайте оставим мое мастерство. Любой более-менее приличный адвокат потребует у суда серьезных доказательств. Суд их предъявить не сможет, поскольку таковых просто нет. Или я не прав?
В ответ я лишь пожал плечами. Челидзе продолжил:
- Далее, по-моему, вы слишком большое значение придаете этой старушке, Таисии Афанасьевне. Я, в самом деле, довольно часто просил ее о различных услугах. Более того, я охотно верю, что она могла продать кому-то в Тбилиси некий бриллиантовый перстень. Она, а не я. Так что вам, да и суду, логичней спрашивать с нее. А не с меня. Что же остается?
- Остаются показания Ларисы Гогунавы. Она утверждает: некий Сергей Петрович, то есть вы, имел дело с ее мужем.
- Ну, здесь вообще не о чем говорить. Все, что вам рассказала Лариса Гогунава, она всего лишь слышала. Только слышала, Георгий Ираклиевич, от своего покойного мужа! Гогунава мог наплести жене что угодно. Я просто не понимаю, почему вы пытаетесь примазать меня к его смерти. В момент смерти Гогунавы я находился совсем в другом месте.
Изобразив долгое и напряженное раздумье, я в конце концов тяжело вздохнул:
- Что ж, у суда остается главный аргумент.
- Что же это за аргумент?
- Хищение и незаконный сбыт наркотических веществ - пронумерованные упаковки из вашей судовой аптечки, найденные у Джомардидзе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21