Она просто ненавидела молодых актрис, у которых сиськи торчали вверх, крепкие и задорные, как и их курносые носы.
Если бы у Ванды не было других дел и она только бы и делала, что поддерживала в форме свою грудь, ее бюст мало чем отличался бы от их. Но Ванда — работающая женщина, и у нее нет времени на подобные глупости.
Как бы она хотела хотя бы один день не делать ничего, кроме гимнастики, помогающей держать себя в форме. И сидеть на диете. Лучше всего на белковой. Говорят, очень помогает. Тут она подумала о пирожных и решила, что, когда настанет великий день и она сможет наконец отдохнуть, сидеть на белковой диете будет в высшей степени вредно для здоровья. Организму необходимы углеводы. Без углеводов в крови не будет сахара. В результате быстро наступит маразм, а за ним и смерть.
Нет, никаких специальных диет. Она просто будет следить за калорийностью пищи. Зачем в угоду какой-то догме лишать себя всего, что ты любишь.
Диета предназначена для того, чтобы чувствовать себя лучше, а не для того, чтобы ощущать себя несчастным.
Когда она с триумфом займет место в нью-йоркской телесети, у нее наверняка найдется время заняться диетой.
И спортом. Но только не теннисом. Она просто ненавидела теннис. Скучнейшая и бессмысленнейшая игра, в которую играют скучнейшие и бессмыслеинейшие идиоты и делают это только затем, чтобы показать всем, какие у них стройные, молодые и загорелые тела. Вот, мол, какие они хорошие любовники. Как будто внешний вид имеет к этому какое-то отношение.
Когда Ванда только приехала в Голливуд, она стала любовницей одного помощника продюсера. Позже, когда она сама встала на ноги, он как-то на дружеской вечеринке заметил, что «трахаться с Вандой Рейдел — все равно что прогуливаться по неиспользующемуся железнодорожному туннелю. Тот же экстаз и примерно та же ответная реакция».
Теперь он работал помощником директора ресторана в Самторе, штат Южная Каролина, уж об этом Ванда позаботилась. Но шутка его пережила. Это был ее, Ванды, крест. Часто, занимаясь с нею любовью, мужчины — даже те, кому было что-то нужно от нее, — вдруг ни с того ни с сего останавливались на полпути и начинали ржать. Ванда прекрасно знала почему — все из-за этого проклятого «туннеля». Но ведь это неправда. Неправда, и она это знает! Она любящая и страстная, нежная и чувственная, и сегодня, когда придет Римо, она сумеет это доказать!
Она продолжала натираться маслом, когда услышала рядом легкое покашливание. Судя по тому, как тихо подошел посетитель, это вернулся мистер Гордонс.
— Не расстраивайся, — произнесла она, не поворачивая головы. — Успокойся, я как раз собиралась уходить.
Ей хотелось поскорее распрощаться с ним. Когда появится Римо, он будет здесь совершенно лишним. Ей было бы неприятно, если бы мистер Гордонс помешал тому грандиозному пиршеству плоти, которое она планировала устроить.
— Почему бы тебе не бросить все это дело? — спросила она, по-прежнему не меняя позы.
— Как тебе угодно, любовь моя. — Голос явно принадлежал не мистеру Гордонсу, но прежде чем Ванда успела обернуться — она собиралась сделать это, лениво потянувшись, чтобы казаться стройней, — как почувствовала, что ее подняли вместе с шезлонгом и бросили в самый глубокий участок бассейна.
Раздался громкий всплеск. Тяжелый каркас шезлонга тут же пошел ко дну, а Ванда принялась барахтаться в воде. Вода попала ей в нос, защипало глаза. Она отплевывалась, чувствуя, как у нее течет из носа.
Сквозь слезы она увидела на берегу бассейна Римо, который стоял и спокойно смотрел на нее.
— Ублюдок! — выкрикнула она, подплывая к лестнице. — Так и знай, теперь не видать тебе роли в фильме как своих ушей!
— Что ж, еще одной надеждой меньше, — вздохнул Римо. — Где бумаги?
— Бумаги? — переспросила Ванда, пытаясь вылезти, но эта попытка была прервана Римо, который слегка надавил ей на голову носком ботинка.
— Компьютерные распечатки. Насчет тайной организации, про которую вы собираетесь сделать фильм. Помнишь, их тебе передал Гордонс?
— Думаю, тебе будет небезынтересно узнать, любопытная свинья, что уже через час они окажутся в руках прессы.
— Да неужели? — Римо сильнее надавил ногой, и Ванда почувствовала, как руки ее скользнули вниз по перилам лестницы и голова снова оказалась под водой.
Она открыла глаза и увидела в воде черные струйки. Чертова тушь — потекла! А ведь реклама гарантировала, что она будет стойкой! Ну, Ванда им покажет!
Давление немного ослабло, и голова Ванда выскочила из воды, словно поплавок.
— Итак, где они, дорогуша? — снова спросил Римо, наклоняясь над бассейном. — Наверно, ты уже успела догадаться, что я не шучу?
Он улыбнулся. Это была та же самая улыбка, что и тогда, у нее в кабинете, но теперь она наконец распознала ее. Это была улыбка не любовника — это была улыбка убийцы. Профессиональная улыбка. На лице любовника она означала бы любовь, потому что любовь — его профессия, но на лице этого человека она означала смерть, ибо его профессией была смерть.
— Они у меня в «дипломате», сразу за дверью, — задыхаясь, выговорила она, в глубине души надеясь, что мистер Гордонс вернется.
Легким движением ноги Римо отправил ее глубоко под воду, чтобы она не могла выплыть до его возвращения. Коснувшись ногами дна, она принялась что есть сил бить руками, пытаясь вынырнуть на поверхность. Когда ей это наконец удалось, Римо уже бежал к ней из дома, на ходу просматривая какие-то бумаги.
— Это то, что нужно. Где ты делала копии?
— Это мистер Гордонс их делал.
— Сколько экземпляров?
— Не знаю. Мне он отдал восемь копий и оригинал.
Римо снова просмотрел кипу бумаг.
— Похоже на то. Здесь девять экземпляров. Еще есть? Может, в какой-нибудь папке у тебя в кабинете?
— Нет.
— Может, вы подготовили пресс-релиз? О вашем новом фильме?
Ванда отрицательно покачала головой. Ее жиденькие мокрые волосенки, лишившись лака, свисали с головы наподобие веревки.
— Я предпочитаю непосредственное общение с прессой. Так будет и на пресс-конференции, которую я собираюсь устроить сегодня.
— Небольшое уточнение, любовь моя: собиралась устроить.
Подойдя поближе, Римо снова толкнул ее под воду, а сам направился к большой печи, расположенной в углу двора, калифорнийской версии очага для барбекю. Единственной данью традиции было то, что гигантская печь была сооружена на основании, выложенном из красного кирпича. Римо включил печь и открыл дверцу — внутри зажглись газовые горелки, бросая отблески на керамическую имитацию угля. Подождав, пока пламя хорошенько разгорится, он принялся кидать в печь компьютерные распечатки, наблюдая, как они занимаются и горят голубоватым огнем.
Когда все бумаги были сожжены, Римо взял кочергу, по форме напоминавшую рапиру, и переворошил весь пепел вместе с непрогоревшими листами, отчего те запылали вновь. Снова перемешав кочергой содержимое печи, он включил газ на максимум и закрыл дверцу.
Обернувшись, он обнаружил у себя за спиной Ванду Рейдел и громко расхохотался.
Ее кожа выглядела какой-то дряблой и нездоровой, поскольку неожиданное купанье смыло весь крем. Груди обвисли, упав на живот, который тоже обвис. Свисавшие на плечи волосы напоминали сырое тесто, ненакрашенные глаза выглядели как две сморщенные изюмины. Толстые ляжки словно слиплись, хотя она расставила ноги. В руке она держала пистолет.
— Ты, ублюдок, — произнесла она.
— Я уже видел что-то похожее в кино, — снова рассмеялся Римо. — Только грудь у тебя должна быть затянута в тонкий шифон и вся ходить ходуном, пытаясь вырваться наружу.
— Да? — переспросила она. — Кажется, я видела этот фильм. Он шел довольно давно.
— Забавный. Мне он даже понравился, — сказал Римо.
— Там неудачный конец, и его следует изменить. Вот так, например. — Ванда подняла пистолет, который держала обеими руками, и, закрыв один глаз, прицелилась в Римо.
Он внимательно следил за ее ногами, ожидая, когда напряжение мускулов покажет, что она действительно приготовилась стрелять. Едва различимые мышцы на икрах напряглись.
Римо поднял глаза.
— Умри, ублюдок несчастный! — крикнула Ванда.
Внезапно Римо сделал выпад. В правой руке у него мелькнула напоминавшая рапиру кочерга. Ее конец закупорил ствол пистолета как раз в тот момент, когда Ванда спустила курок.
Боек ударил по капсюлю, и пуля, блокированная кочергой, взорвалась, изуродовав Ванде лицо. Она сделала шаг назад, поскользнулась на кафеле бассейна и рухнула в воду, в предсмертной судороге сжимая пистолет, из которого все еще торчала кочерга. Металлические предметы тут же пошли ко дну, а Ванда всплыла на поверхность, словно дохлая рыбина, глядя на Римо пустыми глазницами обезображенного лица.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — подвел итог Римо.
Глава 14
Разговор, который обещая быть очень скучным, на самом деле таковым не был, потому что старик-кореец говорил о том, что Рэд Рекс считал самым главным на свете. Кореец говорил о нем.
— Но должен признаться, — сказал вдруг Чиун, — что не все в вашем сериале мне нравится.
— Что же вас не устраивает? — с искренним интересом спросил Рэд Рекс.
— Чрезмерное насилие, — ответил Чиун. — Просто ужасно, что в столь прекрасные картины вторгается насилие.
Реке попытался сообразить, о каком же таком насилии ведет речь старикан, но не смог припомнить ни драк, ни стрельбы. У доктора Уитлоу Вьятта была самая бескровная операционная в мире, а самое большое насилие, какое он только себе позволил, — это порвать испорченный рецептурный бланк.
— Что конкретно вы имеете в виду? — наконец спросил он.
— В одной из серий вас ударила медсестра. — Чиун внимательно посмотрел на Рекса, пытаясь понять, помнит ли он этот эпизод.
— Ах, это!
— Да, именно так. Подобное насилие просто недопустимо!
— Но ведь это была всего лишь пощечина, — произнес Рэд Рекс и тут же пожалел о своих словах. По выражению лица Чиуна он понял, что тот воспринял эту пощечину по меньшей мере как третью мировую войну.
— Все верно. Но за пощечиной может последовать более серьезный удар. За ударом — нокаут. Вы и опомниться не успеете, как на вас посыплется град пуль.
Рэд Рекс кивнул. Старик говорил совершенно серьезно.
— Не волнуйтесь, если такое еще хоть раз повторится, я с ней разберусь. — Актер поднялся с места и встал в стойку карате. — Один удар в солнечное сплетение, и она уже больше никогда не поднимет руку на врача.
— Вот это верный подход, — одобрил Чиун. — Дело в том, что вы позволили ей нанести плохой удар. Неграмотный, неверно нацеленный и плохо выполненный. Такое может поощрить ее к подобному поведению и в дальнейшем.
— Нет, теперь она мне только попадись! Кья! — выкрикнул Рекс, поражая каратистским ударом невидимую цель. — Вы знаете, я умею разбивать доски, — с гордостью сообщил он.
— Та медсестра не была похожа на доску, — ответил Чиун. — Такая может и сдачи дать.
— Вряд ли у нее будет подобная возможность, — сказал Рэд Рекс и пошел на воображаемого противника. Внезапно он выбросил вперед левую руку с вытянутыми пальцами, и в этот момент, замахнувшись, опустил вниз правую, точно топор.
Тут, заметив в дальнем конце комнаты бильярдный кий, он со всех ног бросился к нему и схватил с подставки. Вернувшись на место, он расположил кии между ручкой дивана и краешком туалетного столика, посмотрел на него, сделал глубокий вдох и обрушил на кий удар, от которого тот легко раскололся надвое. Обломки упали на пол.
— А-а-а! — выкрикнул он и с улыбкой посмотрел на Чиуна. — Неплохо, а?
— Вы очень хороший актер, — произнес Чиун. — Там, откуда я родом, ваши профессиональные способности ремесленника ценили бы очень высоко.
— Да-да, конечно. Но я имею в виду мое карате. — Рэд Рекс сделал еще несколько резких движений, имитирующих удары. — Как вам?
— Внушает трепет, — отозвался Чиун.
Но прежде чем Рэд Рекс смог продемонстрировать Чиуну все свое мастерство в области боевых искусств, зазвонил телефон.
— Да, — сказал в трубку Рэд Рекс.
Голос был женский, но звучал как-то странно — холодный, как лед, и твердый, как железо. В нем не было ни малейшего акцента, даже легкого налета южного говора, столь распространенного в этой части Калифорнии среди дам, проводящих все свободное время за телефонными разговорами.
— Я от госпожи Рейдел. Съемочный павильон, куда вы должны отвести своего гостя, уже подготовлен. Можете выходить прямо сейчас. Павильон находится позади главного здания, в дальнем конце территории. И не тяните, идите прямо сейчас. — Раздался щелчок. На том конце провода повесили трубку, не дав Рексу и слова сказать.
Актер улыбнулся Чиуну жалкой улыбкой.
— То, что я так ненавижу в чужом городе. Все ходят за тобой стадом, словно ты диковинный зверь.
— Это верно, — согласился Чиун. — Поэтому никогда не стоит отправляться в чужой город, надо везде чувствовать себя как дома.
— Как же этого добиться, разрешите спросить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20