А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Из какого племени?
— Черная Рука. Наша резервация в Аризоне. — Она посмотрела на потолок, как будто ее воспоминания были написаны на пропитанном жиром селотексе. — Ты понимаешь, что это значит для людей... ну, для слабых. Даже для детей. Ведь они когда-то были воинами. А теперь живут тем, что продают одеяла, сделанные из тряпья, и пляшут, имитируя «танец дождя», для туристов. Я ничего не могу изменить, но, может быть, смогу дать им возможность снова испытать чувство гордости. — Она посмотрела на Римо отчаянно сверкнувшими глазами. — Мне нужна золотая медаль. Для моего народа.
Римо почувствовал что-то близкое к стыду. Перед ним сидела женщина — уже не девочка, как большинство гимнасток, а именно женщина, — которая потратила Бог знает сколько лет на то, чтобы попасть на отборочные предолимпийские соревнования, а для него это было раз плюнуть. И медаль золотую завоевать для него было не труднее, чем перейти пустую улицу.
И он в ту же секунду принял решение помочь Джози Литтлфизер завоевать золотую медаль для ее народа. И для нее самой.
— А тебе зачем золотая медаль, Римо? — спросила она.
Римо покачал головой.
— Это не имеет значения, Джози. Моя задача далеко не так важна и благородна, как твоя.
Лицо девушки озарила веселая улыбка.
— Так вот, значит, я какая. Благородная!
— Благородная и красивая. И я помогу тебе завоевать эту медаль, — сказал Римо и, взяв ее руки в свои, крепко сжал.
Он не мог припомнить, чтобы когда-либо испытывал подобные чувства, разве что много лет назад, но сейчас ему не хотелось думать о тех женщинах, которые у него эти чувства вызывали, потому что никого из них не осталось в живых. Все они жили только в его памяти в связи с определенными моментами в его жизни и работе.
— А в других видах ты выступаешь? — поинтересовался Римо.
— Да. Во всех видах многоборья. Но бревно — мой коронный снаряд. А ты когда-нибудь стоял на бревне. Римо?
— Шутишь, что ли, — ответил Римо. — Да я на нем родился. И после того, как я с тобой поработаю, — имей в виду, даю слово, — десять баллов тебе обеспечено.
В ответ она сжала его руки.
— Много обещаешь, бледнолицый.
— Если обману, можешь повесить меня на своем поясе. Слушай, в спортзале сейчас никого не должно быть. Кроме того, ты не переставая жуешь уже полдня. Давай-ка туда вернемся и займемся твоим бревном.
Она согласно кивнула.
— После того, что ты мне тут наобещал, ты меня очень разочаруешь, если свалишься с этой чертовой штуки.
Если бы Джози Литтлфизер судила упражнения, которые Римо выполнял на бревне, то пожаловаться она могла лишь на то, что ему нельзя поставить более высокой оценки, чем десять баллов.
Скинув свои итальянские туфли, Римо вспрыгнул на снаряд и проделал такое, чего она сроду не видывала даже во сне. Сальто вперед и сальто назад, двойное сальто вперед и двойное сальто назад. Он двигался так уверенно и с такой быстротой, что временами ей казалось, будто на бревне два Римо. А завершил он комбинацию соскоком, какою на ее памяти еще никто даже не пытался делать: пируэтом в два с половиной оборота. И сделал это Римо из стойки на одной руке. Идеально приземлившись на обе ноги, он поднял вверх руки, слегка разведя их в стороны, как это делали гимнасты, которых он видел по телевизору.
Он взглянул на нее, ожидая оценки, и она зааплодировала.
— Черт, да за это даже десятки мало! — воскликнула она. — Это на все тринадцать, даже двадцать! Такое совершенство стоит двадцати баллов!
И она бросилась ему на шею, но уже совсем не так, как в первый раз, неслучайно. Теперь и он обнял ее. И поцеловал в мягкие податливые губы. Но она неожиданно напряглась и отшатнулась от него. Однако он не выпустил ее, а лишь позволил отступить на расстояние вытянутой руки.
— Прости, — неуверенно произнесла она, — просто, наверное, у меня нет опыта в этих делах.
— Это я виноват, — сказал он, уронив руки. — Мне не следовало этого делать. — Ему стало не по себе. Он вел себя как влюбленный мальчишка. Чтобы скрыть смущение, Римо снова повернулся к бревну. — А почему бы и тебе не показать мне, что ты умеешь?
— После того, что сделал ты? Да я буду чувствовать себя как мокрая курица.
— Урок первый, — сказал Римо. — Не думай ни о чем, кроме того, что ты делаешь в данный момент. О чем ты думала сегодня во время своего последнего упражнения?
Она смутилась.
— Я думала о том, что мне нужно получить девять и три для зачета.
— Правильно. Поэтому ты чуть было не пролетела. Теперь ты всегда будешь думать только о том, что ты делаешь в данный момент. Не смей думать даже на две секунды вперед, когда будешь на бревне.
Говоря это, он заранее знал, что дает ей пустой невыполнимый совет. Он пытался преподать ей искусство Синанджу, которое требовало такого совершенного владения техникой, что следование этой технике происходило уже на подсознательном уровне. Когда о ней уже не думаешь. Двигательные функции тела лучше всего осуществляются тогда, когда это происходит инстинктивно, а не вслед за мыслью. В этом была суть Синанджу, и Чиун сумел передать ее Римо, однако на это ушло более десяти лет упорного труда. Римо мог сделать из Джози Литтлфизер лучшую в мире гимнастку, но он не мог передать ей суть Синанджу, во всяком случае за время, оставшееся до начала Олимпийских игр. Но он дал себе клятву попытаться.
Только она двинулась к бревну, как в пустом зале раздался голос, эхом отразившийся от стен гофрированного металлического потолка.
— Так, так, — произнес голос, и Римо обернулся к двери.
Это был тот самый белобрысый бегун, который обещал накормить Римо пылью, а закончил тем, что Римо перетащил его за собой через финишную линию. Похоже было, что к нему вернулись его пыл и нахальство.
— Ты что же это, папаша? — обратился он к Римо, — решил заняться женскими видами спорта? Или просто заняться этой девочкой?
— А я ведь так и не узнал, как тебя зовут, — сказал Римо.
— Меня? Я Чак Мастерс. Тот самый, которого ты уделал и который хочет дать тебе пинка под зад, чтобы ты оказался там, откуда явился.
— И что тебе это даст? — спросил Римо.
— После того, как я тебе что-нибудь сломаю, тебе придется выйти из игры. А я, поскольку пришел следом за тобой, займу твое место и поеду в Москву. Так что решай: или ты добровольно отвалишь, или я сделаю с тобой то, что сказал.
Он смотрел на Римо, выжидательно разведя согнутые руки, на губах его застыла гаденькая улыбочка.
— Пойди, возьми копье и воткни его себе в ухо, — сказал Римо и снова повернулся к Джози.
— Не отворачивайся, — сказал Мастерс. — А ты, Литтлфизер, чего ты тут с ним околачиваешься?
— Не твое дело, — ответила она.
У Римо тотчас же возник вопрос: откуда они друг друга знают и насколько хорошо? Теперь Чак Мастерс нравился ему еще меньше. Он обернулся именно в тот самый момент, когда Мастерс поднял на грудь штангу весом в 67,5 килограмма.
— Здоровый, но дурак, — заметил Римо, обращаясь к Джози.
Та рассмеялась.
Мастерс толкнул штангу на Римо.
Джози судорожно втянула открытым ртом воздух, и этот звук эхом отозвался в тишине спортзала. Римо слегка наклонился вперед и легким движением кисти перебросил штангу через голову. Штанга со звоном и грохотом обрушилась на пол позади него.
— Бросать не умеешь, трепач, — сказал Римо.
Мастерс побагровел, рванул на грудь другую штангу, на которой было навешано 90 килограммов, и двинулся к Римо.
— Прекрати, Чак! — крикнула Джози. — Прекрати!
— А ну-ка, примерь эту! — сказал Мастерс.
— Совсем дурак, — обращаясь к Джози, сказал Римо. — Он и говорит, как персонаж из комикса.
Затем повернулся к Мастерсу — и снова именно в тот момент, когда штанга, оторвавшись от рук Мастерса, уже летела в него.
Слегка улыбнувшись, Римо вытянул правую руку и, поймав ею штангу, так и остался держать ее на вытянутой руке.
У Мастерса глаза полезли на лоб.
— Что за...
— Теперь моя очередь, трепач. Я кидаю — ты ловишь.
— Эй, послушай... — начал было Мастерс, но было уже поздно.
Казалось, что Римо просто разжал руку, тем не менее штанга полетела в Мастерса, причем очень быстро. Мастерс вскинул руки к груди и неловко поймал ее. Но сила, с какой Римо ее толкнул, была столь велика, что штанга опрокинула Мастерса на спину и, выскользнув у него из рук, скатилась по груди и остановилась над горлом, слегка придавив кадык.
— Убери ее с меня! — взмолился Мастерс.
Но Римо вместо этого стал на гриф ногами, так, что подбородок Мастерса оказался точно между ними. Под его тяжестью гриф слегка прогнулся и еще сильнее надавил Мастерсу на горло. Блондин закричал.
— Сделай одолжение, — сухо проговорил Римо, — никогда не попадайся нам больше на глаза.
Его едва не трясло от ярости, и он быстро обернулся к Джози.
— Нам пора идти. Режим.
— А как же он? — спросила Джози.
Когда она взглянула на Римо, в глазах ее мелькнул испуг, как будто она видела его впервые.
— Пусть остается. Сам освободится, когда перестанет паниковать. Не беспокойся за него.
Когда они подошли к двери спортзала, Джози оглянулась на Мастерса, но Римо потащил ее за собой на улицу. До ее отеля на Коплей-сквер они дошли не проронив ни слова. Римо понимал, что произошло. В эти мгновения с Чаком Мастерсом он вел себя совсем по-иному, и Джози, уловив эту перемену, смутилась и, вероятно, испугалась. Заговорить с ней Римо даже не пытался. Он не знал, как сказать ей, что только благодаря ее присутствию Мастерс остался жив, чтобы через какое-то время снова начать пакостить людям. Римо расстался с девушкой у входа в гостиницу, сказав только, что они увидятся в Москве и там продолжат тренироваться на бревне.
Когда Римо вошел в свой номер, Чиун ждал его, меряя шагами комнату.
— Где ты был? — строго спросил он.
— У меня перерыв между тренировками, — ответил Римо.
— Ну да. Вот так оно и начинается. Сегодня опоздал на пять минут, завтра на десять... А потом начнешь шататься до утра, как какой-нибудь блудливый кот, — и прощай, моя золотая медаль!
— Твоя золотая медаль?
— Да, — сказал Чиун, не реагируя на сарказм Римо. — Моя золотая медаль. Моя реклама. Моя слава. Моя обеспеченная старость.
— Отстань от меня, — сказал Римо. — Ко мне опять этот зануда привязался, тот белобрысый, с которым я бежал.
— И что ты с ним сделал?
— Да, так, побаловался с ним чуть-чуть.
— Это хорошо. Я сам вряд ли смог бы обойтись с ним столь же снисходительно. Раньше ты тоже не был таким снисходительным.
Римо понял, что Чиун видит его насквозь.
— Больше ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Чиун.
— Нет, папочка. Единственное, чего я хочу, это спать.
— Как хочешь. Император Смит доволен. Дела с поездкой в Москву улаживаются. Иди спать. Спортсменам, даже тем, которым посчастливилось иметь блистательного тренера, необходим отдых.
— Спокойной ночи, — сказал Римо.
Он лег спать, думая о том, что в Москве расскажет Чиуну о Джози Литтлфизер, из-за которой это задание стало для Римо таким важным и таким глубоко личным делом.
Глава седьмая
В вырытых на песчаном берегу больших ямах пылали костры. С жарящихся на вертелах свиных туш капал в ямы жир и взметывался в ночную тьму яркими языками пламени.
Барабаны и бамбуковые флейты наполняли ночной воздух сладострастными звуками, и дюжина молодых женщин в одних набедренных повязках танцевала, образовав широкий круг, в центре которого на стеганых ковриках сидели трое мужчин и одобрительно следили за танцовщицами.
Среди них особенно могучим телосложением выделялся Самми Уоненко, который вместе с двумя другими атлетами должен был представлять свое островное государство Баруба, расположенное в Тихом океане, на Олимпийских играх в Москве.
Время близилось к полуночи, и король Барубы должен был выбрать из танцующих трех лучших. И эти три женщины должны были провести ночь с тремя посланцами на Олимпиаду.
По обычаю этого островного государства все женщины, достигшие половой зрелости, независимо от того, замужем они или нет, должны были участвовать в этом танцевальном состязании, и из нескольких сотен до заключительного этапа дошли только двенадцать. Обычай этот был изобретен совсем недавно, так как Баруба впервые принимала участие в Олимпийских играх, поскольку была принята в Организацию Объединенных Наций совсем незадолго до этого.
Событие это произошло после дебатов, продолжавшиеся целую неделю. Входящие в ООН нейтральные государства потребовали, чтобы Баруба изменила свое название и стала называться Народно-демократической Республикой Баруба, с чем король согласился только после того, как его убедили, что это название не имеет ничего общего с демократией, а является лишь своего рода ярлыком, по которому коммунистические диктатуры распознают друг друга.
Следующим условием для принятия в члены ООН было требование, чтобы король Барубы сделал заявление, которое будет специально для него написано и в котором будут осуждаться Соединенные Штаты за их империалистическую, колониальную, милитаристскую политику по отношению к народу Барубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов