Врач кивнул и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Он считал, что это пневмония, по многим признакам это была именно она. Да теперь это уже и не важно: когда пациент попадет в больницу, там во всем разберутся, сто раз проверят, пневмония это или что-нибудь еще. Что-то не в порядке с легкими, и больного лучше отправить в больницу, чтобы он находился под постоянным контролем.
Родственникам ни за что нельзя говорить, что причина болезни неясна. Это может вызвать ненужную панику. Лучше сообщить нечто такое, что давало бы надежду, иллюзию, что болезнь излечима и не опасна. Если дело обернется иначе – пусть за последствия отвечают специалисты стационара. Врачу на вызовах работу во время Рождества оплачивали не настолько щедро, чтобы он мог откровенно признаться, что не знает подлинной причины недуга, что заболевание может оказаться очень опасным. С другой стороны, вполне возможно, что все не так уж серьезно.
Человеческий организм – удивительная штука. По большей части он в состоянии сам справиться с болезнью. А коли так, то в больнице «спасут» пациента и будут героями. Он позвонил в больницу, где у него были связи, и добился места для мистера Уилберфорса. Нет, он не может ждать до завтра. Тяжелый больной. Пневмония. Доктор извинился, что не может дождаться приезда машины скорой помощи, и миссис Уилберфорс со слезами на глазах приняла извинения.
– Меня ждут другие пациенты. Очень много работы.
– Да, я понимаю. У врачей нелегкая жизнь, – сказала миссис Уилберфорс, глядя, как доктор надел кашемировое пальто, а затем осторожно прошел по нерасчищенной дорожке к своему черному «кадиллаку-эльдорадо» с высокой антенной.
Уже в больнице к ночи состояние больного ухудшилось, и на рассвете для спасения жизни Натана Уилберфорса была вызвана специальная бригада врачей. Они работали до полудня. Затем миссис Уилберфорс пригласили в кабинет и представили одному из врачей, приятному человеку с орлиным профилем.
– Мы сделали все, что могли, – сказал доктор.
– Возникли осложнения? – спросила миссис Уилберфорс.
– Да, осложнения, – ответил доктор Дэниел Деммет.
Римо был удивлен, увидев доктора Харолда Смита, прибывшего в Калифорнию, чтобы лично поздравить его с выполнением задания. Римо и Чиун уже два дня жили в Ла-Джоле, отеле на берегу моря, как вдруг Чиун заявил, что по телевизору ничего хорошего не показывают. Дело было так. В свое время Чиун отправил на телевидение письмо с предложениями. Ему пришел ответ с благодарностью за проявленную заинтересованность их программами. Посчитав, что теперь там ждут его советов, Чиун опять написал на студию, предложив убрать из фильмов сцены насилия и жестокости, стрельбу, трансляции кетча, где толстяки прыгают друг на друга, а остальные сидят, глазеют на них и разговаривают. Он предложил с восхода до закона показывать одни только телесериалы, дабы приобщить побольше людей к подлинной красоте. Вновь пришел ответ с выражением благодарности.
Чиун был в восторге. Он решил, что теперь всю неделю будут показывать то, что Римо называл «мыльными операми», а не пихающихся борцов-толстяков. Но время шло, ничего не менялось, и Чиун разочаровался, назвав людей с телевидения лжецами, которые не понимают, что такое настоящая красота. Римо решил сказать Чиуну, что на телевидении работают друзья императора Смита, так как лишь это могло удержать пожилого азиата от визита на студию, чтобы продемонстрировать «подлинную красоту». Со временем Чиун окончательно смирился с тем, что он называл «американским сумасшествием».
Но теперь телесериалы возобновились, и Римо осторожно провел Смита в гостиную, где они могли спокойно поговорить. Смит был с неизменным портфелем и в теплом, не по сезону, пальто. Не по сезону Ла-Джолы.
– Все было легко и просто, – сказал Римо. – Я прошел по всей цепочке до первого звена. Вы должны были получить отчет на следующее утро.
– Понятно, – сказал Смит. Он открыл портфель и достал три машинописных листка тонкой прозрачной бумаги с отрывочными буквами. Если правильно наложить листки друг на друга, то можно было прочесть весь текст. По крайней мере, Смит мог это сделать. У Римо это не получалось.
– Есть несколько моментов, которые я хотел бы прояснить. Сколько человек было в той цепочке, которую вы «проверяли»?
– Не знаю. Надо посчитать… Двое, трое, четверо, тот толстяк… три женщины. Кажется, восемь человек, – сказал Римо.
– И всех необходимо было убирать?
– Да, конечно. Это не игрушки. Я никогда не убиваю потому, что мне кто-то не понравился.
– А не вы ли разгуливали по Скрэнтону, желая всем счастливого праздника Свиньи или что-то в этом роде? До нас дошли очень странные слухи о том, что произошло той ночью. Город весь охвачен страхом, а это вовсе не входило в вашу задачу или в планы нашей организации.
– Ах, вот оно что, – произнес Римо с улыбкой. – Праздник Свиньи. Это было нечто вроде шутки, которую я придумал для себя.
– Похоже, вы здорово пошутили в ту ночь.
Римо пожал плечами.
– Я считал, что вы понимаете, какова наша роль. Если о нас станет известно, само существование КЮРЕ утратит смысл. Вы, Римо, не осознаете всей серьезности происходящего. Мы пытаемся сохранить страну.
– А если она не желает этого, Смитти?
– Вы уже стали думать, как Чиун, который считает, что все императоры одинаковы? Что важнее всего Дом Синанджу? Я знаю, именно так он и думает.
– Чиун стоит тех денег, которые ему платят. У вас не мажет быть к нему никаких претензий. Он стоит дороже. Он не предавал ни себя, ни организацию. Давайте взглянем на это иначе, Смитти. Синанджу посылала к черту державы посильнее, чем наша хреновая страна со своей всего лишь трехсотлетней историей.
– Я не жалуюсь на Чиуна. Чиун есть Чиун. Но вы? Где ваша лояльность?
– Со мной. Если вам что-то не нравится, давайте прекратим все. Вы, наверное, не знаете, что на меня в мире большой спрос. Чиун получает предложения по почте.
– Я знаю, Римо. Я читаю почту. Так вы с нами или нет?
– Я делаю свое чертово дело!
– Тогда делайте его четко. Уилберфорс мертв.
– Как мертв?!
– Когда останавливается сердце, перестает работать мозг, прекращается дыхание, то человек умирает, Римо. Даже в стране всего лишь с трехсотлетней историей это называют смертью.
– Кто убил его?
– Пневмония.
Римо встал и низко поклонился.
– Мои извинения за то, что снова подвел вас. В следующий раз я буду защищать легкие подопечного ценой своей жизни.
– Вы должны были сохранить его в живых.
– Я делаю то, что могу. Не больше. Если хотите спасти кого-то от пневмонии, наймите медсестру или врача. Я тут не помощник.
– Мы провели вскрытие Уилберфорса. Тайно, конечно. Возможно, его убили на операционном столе.
– Тогда ищите врачей получше. Что вы хотите от меня?
– Я хочу, чтобы вы, по возможности без шума и крови, выяснили, кто из врачей может быть убийцей. Это не просто совпадение. По теории вероятностей получается, что этих людей убили.
– Великая вещь – математика. Теперь мы знаем, что Уилберфорс мертв.
– Мы знаем больше, – сказал Смит. – Мы почти уверены, что существует некая медицинская структура, несущая смерть. У меня есть список врачей, которых надо проверить. Но ни при каких обстоятельствах я не хочу напрасных жертв. Мне не нужен новый Скрэнтон.
– Этого не будет, дорогой мой. Не сердитесь.
– Я не сержусь, я опечален. Мне грустно смотреть на то, что с вами происходит. Для нашей страны еще не все потеряно. Сейчас миру нужна надежда. Эта надежда существует, даже если вы или кто-нибудь другой не верит в нее. И я очень хочу, чтобы вы тоже обрели веру.
Римо молчал. Он слушал, как шумит транспорт на улице, как гудит кондиционер, и вдруг ему стало не по себе.
– Ладно, – сказал он. – Чего зря говорить об этом?
– Хорошо, – ответил Смит. – Я понимаю.
Когда наступил пятиминутный перерыв для новостей, и комнату, где Римо и Смит изучали список медиков, проскользнул Чиун. К тому времени было решено обратить особое внимание на престижную клинику в пригороде Балтимора, где часто лечились высокопоставленные правительственные чиновники.
– Почему ты не сказал мне, что приехал доктор Смит? – сердито спросил Чиун. – Когда я услышал голоса, то подумал, что вряд ли это доктор Смит, иначе Римо предупредил бы меня о приезде такого важного гостя. Я даже не допускал мысли о том, что доктор Смит приедет, а мне ничего не сообщат.
Чиун изящно поклонился. Смит ответил коротким кивком.
– Я слышал краем уха, что возникли некоторые неурядицы, – сказал Чиун и на протяжении следующих четырех с половиной минут клялся, что Дом Синанджу будет служить императору Смиту, что верная служба императору Смиту есть главная цель Дома Синанджу, намекнул, что в империи Смита есть силы зла, и Дом Синанджу заверяет его, что стоит императору только приказать, как с ними будет покончено, и ему не о чем будет больше беспокоиться. Примерно за четыре секунды до начала следующего сериала Чиун поклялся служить не на жизнь, а на смерть и вышел, прежде чем Смит успел ответить.
– Он не лишен благородства, – заметил Смит.
– Да, – сказал Римо.
Когда Смит ушел и на фоне органной музыки доктор Рэвенел выразил свое беспокойство тем, что Марсия Мейсон не пришла на коктейль к Дороти Дансмор, поточу что ее незамужняя дочь забеременела от лечившегося от проказы сына Рэда Декстера, Римо обратился к Чиуну:
– Папочка, зачем ты молол перед Смитом эту чепуху?
– Императоры любят чепуху. До этого ты говорил ему правду, верно?
– Да, откуда ты знаешь?
– Я заметил его раздражение. Ни один император не любит правды, так как сам факт, что он является императором, есть сам по себе ложь. Что бы ты сказал хану, царю или принцу? Что он правит потому, что удачно выбрал себе родителей? Ха! Они рождаются с ложью в крови и всю жизнь добиваются подтверждения этой лжи. А факт, подтверждающий ложь, сам должен быть ложью. Поэтому, имея дело с императором, ты должен, прежде всего, избегать даже упоминания о правде. Вот почему нервничал Смит.
– Здесь, в Америке, нет никаких императоров. Людей избирают голосованием, учитывая заслуги и программы претендентов.
– Голосуют миллионы, так?
– Да, миллионы.
– И каждый из них беседует с глазу на глаз с тем, за кого голосует?
– Нет, конечно. Но все слушают, что говорит кандидат.
– А есть ли у них возможность спросить: что ты имеешь в виду, говоря то-то и то-то, и почему сегодня ты говорить не то, что вчера?
– Ему задают вопросы репортеры.
– Тогда только они должны голосовать.
– А заслуги? – спросил Римо, скрестив руки.
– Самая большая ложь та, для подтверждения которой требуются самые большие фальшивые факты. Если человека выбирают по заслугам, тогда все, что он потом делает, должно заслуживать награды. Так не бывает, особенно если человек рожден не в Синанджу, и необходима ложь, чтобы создать впечатление, что он всегда поступает мудро. Ты поступишь мудро, если впредь будешь лгать Смиту всякий раз, когда ему будет необходимо услышать ложь.
– А в чем должна заключаться эта ложь, папочка?
– Говори, что ты любишь Америку и что одно правительство лучше другого.
Наступила пауза. Римо обдумывал сказанное Чиуном. С последним утверждением он согласен – это явная ложь. Но любовь к Америке? Все-таки он любил ее. Чиун этого не поймет.
Чиун прервал молчание, пробормотав что-то. Это была уже знакомая фраза о том, что даже Мастер Синанджу не может превратить грязь в бриллианты.
Глава седьмая
Мисс Кэтлин Хал пришлось выкроить в своем рабочем распорядке время для приема неприятной посетительницы, которая вовсе не хотела с ней встречаться.
– Я хочу видеть директора клиники Роблера, а не какого-то заместителя. Как вас зовут, молодая леди? И не водите меня за нос. За последние два дня я уже получила достаточно абсолютно бессмысленной информации, – сказала миссис Уилберфорс.
– Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, я постою. Я не собираюсь тут задерживаться.
– Если вы сядете, мы сможем спокойно поговорить, – заявила нахальная девица с каштаново-рыжеватыми волосами, в свободной белой блузке, еле прикрывавшей непристойное подобие лифчика, а не приличное удобное белье, каковым сам Бог велел быть бюстгальтеру. Если и было что-то утешительное во всей этой трагедии, так лишь то, что подобные девицы уже не совратят Натана Давида.
Когда миссис Уилберфорс думала о Натане Дэвиде, ее охватывала глубокая скорбь, а вместе с этим гнев и ярость.
– Меня зовут мисс Хал. Присядьте, пожалуйста. Я хочу помочь вам.
– Хорошо. Я желаю видеть всех врачей, которые лечили Натана Дэвида Уилберфорса. Я знаю, что они из этой клиники. У меня записаны их фамилии.
– Мистер Уилберфорс – наш пациент, не так ли?
– Нет, он мертв. Я отдала вашим врачам здорового мальчика, а они вернули мне труп. Вы убили его. Это убийство!
И, видя, что это почему-то смутило молодую женщину, миссис Уилберфорс еще раз выкрикнула во весь голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19