Первые минуты Крапивин не мог протиснуться сквозь плотный строй соратников, но вот бившийся перед ним воин повалился на землю, закрывая руками рассеченное саблей лицо, и перед Вадимом предстал разгоряченный боем стрелец. Инстинктивно Крапивин сделал выпад и воткнул свою саблю в живот атакующему. Тот охнул, скрючился и рухнул прямо на павшего под его ударом противника.
Тут же Крапивин столкнулся с еще двумя стрельцами. Отражая выпады противников, спецназовец был вынужден попятиться. Отступал и весь отряд. Количество стрельцов во дворе всё увеличивалось, и они неумолимо теснили боярских людей. Настал момент, когда Крапивин всем нутром бывалого воина почуял, что еще минута-другая — и защитники дрогнут.
И тут на атакующих обрушился резерв. Выскочив из-за амбаров, два засадных отряда бросились в самую гущу сечи. На мгновение стрельцы дрогнули, а потом их строй распался, окончательно перемешавшись с войском Романова. Отчаянное сражение захлестнуло теперь весь двор.
Мощным ударом сразив очередного стрельца, Крапивин отступил в тень амбара. То, что бой боярскими людьми проигран, он понял уже давно. «И какого черта Романов затеял всю эту кашу, — раздраженно подумал он. — Ясно же, что его силы ограничены, а к царским людям на подмогу придет столько войск, сколько надо».
Брошенный кем-то факел упал к ногам подполковника, высветив его фигуру. И тут же на притаившегося в темноте боярского человека с бердышами наперевес бросились два стрельца. Выхватив левой рукой из-за голенища нож и выставив вперед саблю, Крапивин двинулся им навстречу. На лицах стрельцов появились глумливые улыбки. Уж больно невыразительно выглядел арсенал противника против их оружия. Однако царёвы слуги обрадовались рано. Сейчас, в пиковой ситуации, подполковник решился применить один из «сюрпризов», приготовленных накануне экспедиции. Повернув нож рукояткой вперед, Крапивин выстрелил из нее прямо в сердце одному из стрельцов. Придет время, и никого из военных не будет удивлять однозарядный пистолет, вмонтированный в рукоятку десантного ножа, но здесь и сейчас второй стрелец застыл, поражённый увиденным. Сделав молниеносный бросок, Крапивин саблей перерезал ему горло и бросился бежать.
Обогнув амбар, он убрал саблю в ножны и быстро забрался на крышу распложенной тут же конюшни.
Сверху безнадежность положения войска Романова была видна еще лучше. Бой распространился уже по всему подворью. Кое-где занимались пожары.
Быстро перезарядив свой «нож», Крапивин достал из пояса спрятанное переговорное устройство и нажал на вызов.
— Четвертый, пятый, я второй, — произнес он. — Где вы? Прием.
— Вадим, уходи оттуда. Я найду тебя, — донесся до него, словно откуда-то издалека, голос Басова.
— Второй, я пятый, — услышал он Чигирева. — Я в архиве Романовых.
— Уходите оттуда, пятый, — рявкнул Крапивин. — Жду вас у реки, перед Васильевским спуском. Конец связи.
На всякий случай прикрепив переговорное устройство на шее, Крапивин бросился прочь. Перепрыгивая с крыши на крышу, он добрался до противоположного конца подворья, перемахнул через высокий забор… и оказался в метре от четырех притаившихся там стрельцов.
— Вона, держи вора, — вскрикнул один и тут же замертво свалился под мощным ударом кулака спецназовца.
Перехватив бердыш поверженного противника, Крапивин с силой воткнул его в грудь второго стрельца, ударом ноги опрокинул третьего, выстрелил из десантного ножа в четвертого и бросился по улице. С обеих сторон его сопровождал яростный собачий лай.
— Второй, я пятый, — услышал он голос Чигирева. — Уйти не могу. Постараюсь спрятаться на подворье и переждать. Прием.
Чертыхнувшись, Крапивин бросил в микрофон:
— Я второй. Вас понял. Встречаемся завтра в точке два. Конец связи.
Несколько часов, спрятавшись под одной из перевернутых лодок, подполковник ждал Басова у Москвы-реки. Лишь поняв, что ждать дольше бесполезно и опасно для него самого, он аккуратно столкнул лодку на воду и принялся выгребать на середину реки. Еще до рассвета он должен был покинуть этот негостеприимный город.
А на берегу горели факелы и лаяли собаки. Неспокойно было в городе в эту ночь, и мало кто из москвичей сомкнул глаза. Царь Борис корчевал измену, и страшились люди еще не забывшие грозные Ивановы дни. Каждый думал: «Пронесет ли меня? Не падет ли царский гнев на мою семью?»
В отличие от подполковника Чигирев прекрасно понимал, зачем Романов затеял безнадежный и, казалось, бессмысленный бой. Войдя в здание, он сразу попал в распоряжение боярского секретаря, который велел ему уничтожить секретный романовский архив. Жарко горела в ту ночь печь в палатах боярина. Многие бумаги исчезли в ее утробе. И чуть не выл историк, украдкой заглядывая в документы, которые должны были стать пеплом. Списки дворян и боевых холопов, собранных на Варварке, письма знатнейших бояр членам дома Романовых, расчетные книги… Конечно, откажись боярин от сопротивления, многие из погибших сегодня людей остались бы живы, десятки искалеченных были бы целы. Но тогда бесценный романовский архив достался бы царевым людям, а этого Федор Никитич никак не хотел допустить. Ну а что значат жизни мелких людишек, когда великие играют в свои игры?
Как ни странно, комната, в которой они работали, была проходной и примыкала к кабинету боярина. Это место Чигирев знал. В двадцать первом веке здесь была комната неопределенного назначения, уставленная лавками. Здесь же это была комната секретаря с конторкой для работы и многочисленными сундуками, содержавшими романовский архив. Впрочем, сейчас убранство помещения настолько же отличалось от того, которое историк помнил в музее «Палаты бояр Романовых», насколько окружающая обстановка осажденного подворья разнилась с обстановкой музейного комплекса. Разные люди то и дело сновали через комнату. Однажды, почти бегом, бряцая оружием, через нее проскочила странная группа. Среди восьмерых человек, в нее входивших, Чигирев узнал двоих дворян, выбранных боярином перед началом штурма, — Юрия Отрепьева и Басова. При этом фехтовальщик будто и не заметил историка.
За окном давно уже грохотал бой, но гора документов, подлежащих сожжению, словно не убывала.
— Боже! — невольно вырвалось у историка.
Чигирев не верил своим глазам. В его руках был указ царя Федора Никитича! В это невозможно было поверить, но выведенные затейливым узором славянские буквы: «Мы, божьей милостью государь всея Руси Федор Романов…»
— Чего встал? — рявкнул на него первый писец. — Жги быстрее.
Быстро кинув в огонь первую подвернувшуюся бумагу, Чигирев украдкой спрятал за пазуху поразивший его документ. Как историк он просто не имел права уничтожать такую реликвию.
На поясе завибрировало переговорное устройство. Скрючившись у печки, чтобы не показать напарнику хитроумную машину грядущих веков, Чигирев поднес ее к уху.
— Четвертый, пятый, я второй, — услышал он голос Крапивина. — Где вы? Прием.
— Вадим, уходи оттуда. Я найду тебя, — раздался тут же, словно издалека, голос Басова.
— Второй, я пятый, — громко прошептал Чигирев. — Я в архиве Романовых.
— Уходите оттуда, пятый, — приказал Крапивин. — Жду вас у реки, перед Васильевским спуском. Конец связи.
Микрофон смолк.
— Что ты там шепчешь? — надвинулся на Чигирева первый писец.
— Живот болит. Выйти бы мне, — изобразил желудочные колики историк.
— А ну, сидеть! — зло крикнул писец. — Хоть все штаны дерьмом завали, а бумаги пожечь немедля надо.
Мощным рывком сбив писца с ног, Чигирев бросился наутек. Он пробежал несколько комнат, выскочил на лестницу и тут увидел, что снизу навстречу ему спешат царские стрельцы. Чертыхнувшись, историк бросился назад. Комнатки, переходы и лестницы замелькали, словно в калейдоскопе. По звукам голосов и бряцанию оружия Чигирев понял, что дом стремительно заполняется государевыми людьми. Метнувшись к окну, он обнаружил, что даже если бы ему и удалось пролезть через это узкое отверстие, побег всё равно не увенчался бы успехом. Там, внизу, на небольшой площадке, освещенной мерцающими факелами, разгоряченные ночным боем стрельцы уже сгоняли в кучу сдавшихся защитников дома. Метнувшись в сторону, Чигирев снова бросился по переходам боярских палат.
Теперь спасти его могло только одно. Необходимо было укрыться в каком-либо из укромных уголков, дождаться, когда стрельцы уйдут из палат, и постараться незаметно выскользнуть из Москвы. Забившись в нишу одной из комнат, Чигирев снова включил переговорное устройство.
— Второй, я пятый. Уйти не могу. Постараюсь спрятаться на подворье и переждать. Прием.
— Я второй. Вас понял. Встречаемся завтра в точке два. Конец связи, — услышал он.
Чигирев быстро спрятал переговорное устройство в голенище сапога, и, толкнув ближайшую дверь, ворвался в комнату. В тусклом свете лучины он увидел, как к стене метнулась девичья фигурка.
— Ты кто? — выдохнул историк.
— Дарья. Боярыни Ксении Ивановны сенная девка.
Теперь Чигирев лучше рассмотрел девушку. Юная, почти подросток, она была одета в просторный сарафан и кокошник. Длинная толстая коса свисала до пояса. Чигирев засмотрелся на миловидное лицо девушки, показавшееся ему в этот момент безумно красивым.
— Люди царевы уж в палатах? — взволнованно спросила девушка, поняв, что перед ней один из людей боярина.
— Да, в палатах, — автоматически подтвердил Чигирев.
— Ну, тогда хоронись, — скомандовала Дарья, открывая перед историком стоящий вдоль стены длинный узкий сундук.
За стеной раздались тяжелые шаги и бряцание оружия. Быстро отстегнув для удобства саблю, Чигирев залез в сундук. Дарья закрыла крышку. В наступившей тишине историк услышал, как удаляются шаги неизвестных воинов. Потянулись минуты ожидания. Лежа на дне сундука среди какого-то тряпья, Чигирев лихорадочно думал: «Только бы пронесло! Только бы пронесло!..»
Не пронесло. Дверь с грохотом отворилась, и Чигирев услышал грубый голос:
— Бона, смотри, какая птичка.
— И впрямь хороша, — отозвался второй, чуть более высокий.
Историк услышал звук закрывающейся двери и стук о стену: видимо, к ней прислонили бердыши.
— Отпустите меня, — донеслась робкая просьба Дарьи.
— Ить, куда? — вновь послышался первый голос.
Тут же Чигирев услышал возню и сдавленный девичий стон. Очевидно, Дарье зажимали рот.
— Ты только молчи, девка, и всё путем будет, — тихо пообещал первый мужик.
Потом послышался звук рвущейся ткани, отчаянное мычание Дарьи и голос второго мужика:
— Ох, как лепо.
Повинуясь безотчетному импульсу, Чигирев вскочил, откинув крышку, выхватил саблю и вывалился из сундука. Прямо перед ним здоровенный детина, стоя позади Дарьи, одной рукой зажимал девушке рот, а другой залез в разорванный ворот сарафана и щупал ее груди. Второй, поменьше, встав спереди на одно колено, задрал ей подол до живота и увлеченно шарил своей лапой между девичьих ног.
Увидев неожиданно появившегося противника, стрельцы отпустили жертву и схватились за сабли. Дарья мышкой юркнула в угол и забилась там, прикрывая руками разорванный ворот сарафана.
— Оставьте ее! — громко приказал Чигирев.
Он уже понял, что избежать гибели или плена ему не удастся, но надеялся привлечь на звук драки других стрельцов, а возможно, и их командиров и таким образом спасти Дарью от насилия. В конце концов, время-то не Ивана Грозного, а нападающие — не опричники. Вряд ли их погладят по головке за насилие, учиненное в доме родовитого боярина.
— Да это же Романов вор, — грозно выкрикнул тот стрелец, что был побольше. — А ну, отдай саблю, а не то убью сей же час.
— Отдам, — пообещал Чигирев. — Только девку не троньте.
— А это мы поглядим, — фыркнул стрелец.
— А ну, прочь отсюда, охальники, — что есть силы заорал Чигирев, двинувшись на своих противников.
Нe то испуганные его самоуверенностью, не то ошеломленные криком, стрельцы бросились вон из комнаты. Инстинктивно Чигирев выбежал за ними, и тут дверь в противоположной стене открылась и в комнату ввалился десяток стрельцов. Первый, судя по одежде и оружию, был командиром. Увидев вошедших, Чигирев остановился. Застыли и стрельцы.
— Вон он, Романов человек! — указывая на Чигирева, заорал младший из стрельцов, только что пытавшихся изнасиловать Дарью. — Держи его!
Стрельцы двинулись на историка, но тот поднял саблю, давая понять, что будет биться до конца. Это заставило нападающих остановиться.
— Саблю положи, — грозно приказал офицер. — Иначе до смерти убьем.
— Прости, сдался бы я царевым людям, — ответил ему Чигирев. — Да стрельцы твои насилье над невинной девкой учинить удумали. Я и вступился.
Почему-то в эту секунду он был убежден, что сейчас погибнет, и твердо решил продать свою жизнь подороже. Офицер сумрачным взглядом обвел несостоявшихся насильников и вдруг зычно крикнул:
— А ну, кто там схоронился, покажись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50