- Что, хотели соблюсти приличия?
- Конечно, - кивнул Спирин и стал прощаться. В этот момент за спиной у Кулика открылась дверь, на крыльцо вышел плотный, озабоченного вида мужчина и обратился к врачу.
- Мы закончили. Не угостите ли сигареткой, коллега?
Заместитель мэра машинально бросил взгляд в открытую дверь и тут же пожалел об этом. На большом столе, обитом нержавейкой, лежало то, что еще три часа назад было его непосредственным начальником. Уже ехали обратно, а перед глазами Виктора все стояла изуродованная жестоким свинцом голова Гринева. И поневоле ему вспомнилась их последняя встреча.
Спирин знал, что должно было произойти, и работать не мог. Бумаги с утра лежали нетронутыми, на телефонные звонки он отвечал нехотя, чаще просил перезвонить на днях, отменил запланированную встречу. Просто сидел и ждал. Наконец открылась дверь, Виктор как раз смотрел на часы, ровно одиннадцать, на пороге стоял мэр. Гриневу этой весной стукнуло пятьдесят шесть, высокого роста, широкоплечий, с абсолютно седой, белоснежной шевелюрой, Анатолий Петрович был, как говорят, мужик еще в силе, заядлый рыбак и охотник. За десятилетия руководящей деятельности он выработал, нарочито простоватую манеру держаться. Ходил неторопливо, чуть враскачку, любил держать одну руку в кармане брюк, вот как теперь, на людей поглядывал исподлобья, но с доброжелательной улыбкой. Единственное, что ему не удалось сохранить, так это лицо. В молодости он был красавцем, Спирин видел его фотографии: курносый парень с широким, чисто русским лицом. Но затем Анатолий Петрович сразу резко постарел. Уже при первой встрече Спирин подумал, что Гриневу скоро на пенсию, а это было семь лет назад. Изрезанное морщинами, с большими мешками под глазами, с мелкими красными прожилками, это лицо словно состояло из кусков скверно сложенной мозаики. Такова была расплата за вечную нервотрепку начальственной деятельности, за три пачки сигарет, выкуриваемых Гриневым за день, и за неумеренное потребление сорокоградусного чисто русского средства для снятия стресса.
- Витенька, - ласковым голосом начал мэр, - я поеду на обед, буду после двух. Я попросил Ангелину переводить все звонки на тебя.
- Хорошо, Анатолий Петрович, - бодро ответил Спирин и внезапно почувствовал, как спина покрылась холодным потом. Между тем Гринев чуть подмигнул ему и, сделав на прощание "ручкой", закрыл за собой дверь.
Виктор знал, куда едет мэр. Строительство "охотничьего" домика курировал он сам. Да и саму идею Гриневу подсказал он же. Хотя тот с ним никогда этим не делился, но Виктор знал о маленькой "слабости" господина мэра. Особую радость тому почему-то доставляли связи с молодыми, замужними женщинами. Об этом Анатолий Петрович проговорился ему сам, на свадьбе сына. Глядя на танцующую молодежь, уже изрядно поддатый Гринев обернулся к подсевшему на минутку Спирину и сказал с ухмылкой:
- Молодежь, пляшут. Они ведь нас, стариков, уже и за людей не считают, - потом наклонился поближе и закончил уже смеясь. - А я им в ответ - рога!
И он даже попробовал изобразить на своей голове подобие лосиных украшений.
А приговор себе господин мэр, сам не зная того, подписал недели за две до рокового дня.
ГЛАВА 7
Тот понедельник с утра грозил стать тем самым "тяжелым днем". Еще бы!
В воскресенье Спирин отметил свой тридцатилетний юбилей. К девяти часам утра у него еще что-то слегка дрожало внутри, слава Богу, что прошла головная боль, заглушенная таблетками. Виктор сидел в кабинете Гринева, дожидаясь мэра и исподтишка разглядывал двух других заместителей главы администрации. Рядом с ним разместился невысокий, щуплый Коля Макеев, сорокалетний мужчина с седыми висками и беспокойными глазами. На нем висело все коммунальное хозяйство
города, с чем он прекрасно справлялся, а Колей его звали не из пренебрежения, а скорее наоборот, из любви и уважения. Более простого, безотказного и обязательного человека Спирин еще не встречал. Напротив них, по другую сторону стола сидел Сергей Южаков, высокий мощный шатен с нелепыми бакенбардами в стиле битлов конца шестидесятых. Он занимался в основном финансами, социальной сферой. И тот, и другой были у него вчера в гостях, но выглядели оба лучше юбиляра, и Виктор в который раз подумал, что пьянство, это не его стихия.
Ровно в девять на пороге появился хозяин кабинета, с улыбкой глянул на всех, поздоровался. Уже усаживаясь на место, Гринев пристально посмотрел на Спирина. Тот сразу понял, что сейчас последует какая- нибудь шуточка по поводу вчерашних именин. Юмор старого чиновника носил наигранно-грубоватый характер и нравился так называемому "простому народу".
- Вить, а почему ты не выполняешь моих указаний? вкрадчиво-бархатистым тоном начал допрос мэр.
- Каких? - не понял Виктор.
- Как каких? Я тебе что вчера сказал? У тебя сегодня выходной. Я же тебя знаю, из тебя сегодня работник никакой. Ты вон, хотя бы с нашего Матвеевича пример бери: каждый день пьет, а с утра как штык на посту.
Все засмеялись, кроме Спирина. Указанный Матвеич исправно мел тротуар
перед мэрией, поскольку служил дворником.
- Вот это я понимаю, русский человек, - продолжал импровизировать Гринев. - А то, что это, две рюмки опрокинул, а без слез на тебя не взглянешь. Вот я и советовал тебе во вторник прийти.
Виктор принужденно улыбнулся. Может быть, Гринев и говорил вчера нечто подобное, но он этого не помнил. Как, впрочем, еще и многого другого.
Между тем Ангелина Васильевна, секретарша Гринева, женщина уже бальзаковского возраста, но с прекрасной фигурой, принесла на небольшом подносе стакан чая. Кофе мэр не признавал, а чай пил, смешивая несколько сортов индийского и цейлонского листового, с минимальным содержанием сахара и непременно из тонкого стакана в серебряном массивном подстаканнике. Серебряная же ложечка завершала всю эту чайную композицию. Гринев придавал особое значение первому глотку чая. Нарушить тишину в этот священный момент значило испортить ему настроение на весь день и вызвать его гнев. Совершая первый глоток, Анатолий Петрович даже прикрывал глаза и потихоньку втягивал в себя дымящуюся, рубинового цвета жидкость. Убедившись, что чай соответствует ожиданиям, Гринев
с улыбкой поворачивал крупную голову и благосклонным кивком благодарил
замершую секретаршу, отчего та сразу преображалась и на цыпочках выходила из кабинета, унося на губах отражение улыбки мэра. Глядя ей вслед, Виктор не раз вспоминал доходившие до него слухи о многолетнем романе Гринева и секретарши. Вроде бы Ангелина от него даже имела сына. Но чего только не болтают о начальниках и их секретаршах.
Порой Виктор завидовал Гриневу, у шефа с этим утренним чаем выработался свой особый ритуал. Приходя на работу почти на час раньше, заместители тоже пили кофе втроем, но при этом интенсивно обсуждали накопившиеся дела, так что это больше походило на обычную пятиминутку.
Сделав еще пару глотков, мэр глянул на них просветлевшими глазами и начал совещание со своей обычной фразы:
- Ну, и чем вы меня огорчите сегодня?
Первым докладывал Спирин.
- Два трупа со следами насилия, один у озера, явный бомж, другой в квартире по улице Ленина. Там убийца уже найден, алкаш сын убил собственную мать. Наркоман один повесился по Короленко. Молодежь порезвилась после дискотеки, побили витражи в дворце культуры. Пять человек задержано...
Виктор говорил долго, но особых эмоций эти события у мэра не вызвали,
он все также не торопясь пил чай да иногда кивал головой, словно говоря: "ну что ж, это как всегда". Первое слово Гринев произнес во время доклада Макеева об очередном прорыве водопровода в Соцгороде. Поморщившись, он буркнул:
- Снести бы к чертям весь этот Соцгород вместе с его жителями.
Все засмеялись. Жители этого района, построенного в большой спешке
первых пятилеток, доставляли наибольшие хлопоты мэрии своими жалобами
на трескающиеся стены и сгнивший водопровод. Высказался Анатолий Петрович и по поводу доклада Южакова о нехватке средств на пособия матерям-одиночкам.
- Красиво как обозвали-то. Раньше просто блядь была, а теперь мать одиночка, - с ухмылкой заметил он, но со вздохом согласился выделить деньги из резервного фонда города.
Когда все вопросы были решены, Южаков и Макеев поднялись и пошли к
выходу, а Спирин остался. Все восприняли это как должное. Виктор был не только первым заместителем, но считался любимцем, и даже учеником Гринева. Еще семь лет назад тот почувствовал в парне незаурядный сплав ума, честолюбия и деловой хватки, поэтому Гринев тащил Виктора за собой по всем ступеням служебной карьеры.
- Анатолий Петрович, - начал разговор Спирин. - Вы прочитали мою докладную?
- А как же, Витенька, - бодрым тоном ответил мэр. - В субботу, с утра, на свежую голову. Интересно, конечно, но реально ли все это? Кое-что интересное там есть, но больше все-таки чистая утопия.
- В чем например? - спросил Виктор, пристально глядя в глаза Гриневу.
Взгляд этот господин мэр не очень любил. Несмотря на кажущееся благополучие в их отношениях, они были слишком разными людьми. Гринев вырос как руководитель в эпоху господства плана, со всеми издержками той своеобразной системы. При нужде он мог работать по шестнадцать часов в сутки на фронте ежемесячного или квартального штурма госзаказа, но и разряжался Анатолий Петрович на всю катушку от всей широты русской души.
Чем привлек его в свое время Спирин, так это умением заглянуть вперед, увидеть перспективу, предугадать и предусмотреть почти все. Прагматик до мозга костей, Виктор строил свою работу так, что в ней не приходилось тратить время на сверхурочные и другие незапланированные виды труда. Гринев ценил его, более того, он привык к нему, но понимал, что со временем Виктор перерастет его, а уходить с дороги стареющему мэру отнюдь не хотелось. Анатолий Петрович поднялся со своего кресла, и, мягко ступая по паркету за спиной Спирина, начал говорить.
- В нашей области, Витя, такие заводы-монстры стоят, и с космосом связанные, и с той же оборонкой. А ты думаешь, что мы сможем заинтересовать корейцев наши задрипанным механическим...
Говорил он долго, не торопясь, разбивал одну идею Спирина за другой. Каждому его доводу Виктор мог противопоставить два своих, но он молчал. За аргументами мэра сквозило явное нежелание Гринева заниматься всем этим. Спирин, конечно, мог все продумать, разработать план, но далее дело зависело от заинтересованности Гринева. К концу монолога мэра Виктор убедился в том, о чем догадывался уже давно: Анатолий Петрович Гринев как руководитель выдохся, умер. И возраст не был главной причиной. Удачно подобрав кадры, он, подобно английской королеве, был огражден от суетных, каждодневных проблем. Макеев, как заводная юла, день и ночь крутился со своим коммунальным хозяйством, беспощадно тираня начальников жэков, водоканал и прочие ремонтные службы. С крупных аварий он уходил последним, только после окончательного их устранения. Южаков, своеобразный человек, но очень хороший экономист, тащил на себе весь спектр социальных вопросов: выплата пенсий и зарплата бюджетникам, школы и больницы, детсады и служба трудоустройств. Ну, а Спирин как бы подменял самого мэра: находил приемлемые решения текущих проблем, но при этом не забывал и перспективах. Так что до Гринева все доходило в "разжеванном" виде, готовым постановлением или распоряжением, ему оставалось лишь поставить свою подпись.
Около месяца назад Анатолий Петрович спросил, что означает какой-то новомодный экономический термин, что-то вроде консалтинга. Виктор коротко ответил, и вдруг по глазам Гринева понял, что тот не понимает о чем идет речь. Виктору пришлось ответить поподробней, углубиться в суть вопроса и попутно объяснить еще пару терминов.
Тем же вечером, размышляя над этой ситуацией, Виктор подумал, что во
многом виновата еще и водка. Привыкнув в свое время снимать стресс после окончания трудового дня "русским лекарством", Гринев и теперь засиживался в своем кабинете часов до восьми вечера, когда с Южаковым, чаще с Макеевым и непременно с Юриком Кудашовым, юрисконсультом мэрии. Более бестолкового правоведа Виктор не встречал. Тот не был в курсе законов, принятых еще Верховным Советом, не только что нынешней властью. Спирину, скрипя зубами, приходилось самому рыться в юридических талмудах, а по более сложным вопросам обращаться к знакомым юристам. Но зато Юрочка дружил с мэром чуть ли не со школьной
скамьи и был абсолютно незаменим как собутыльник и неисчерпаемый источник
острот и анекдотов.
Пил Гринев много, но всегда крепко держался на ногах, глаза оставались ясными, и только то, что он не мог говорить, а лишь улыбался, подсказывало знающим людям, что мэр смертельно пьян. Так было пять дней на рабочем месте, и продолжалось в выходные дома, или на рыбалке или охоте, в зависимости от сезона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38