Муромцев напрягся, подался вперед, вперился в экран.
— Последние фотографии Ленина... — звучал за кадром голос журналиста. — Как известно, они хранились в партийном архиве за семью печатями. Вглядываясь в безумные глаза этого полуребенка-полустарца, сегодня в день его смерти мы спрашиваем: кто ты? почему ты? зачем ты?
— Это Шишкин! — воскликнул вдруг Муромцев.
Соседи слева и справа обратили к нему удивленные и вопрошающие взоры.
— Это же Шишкин! — объяснил им Муромцев. — Он в Мавзолее лежит.
— Шишкин, — согласились одни.
— Шишкин! — воскликнули другие.
— Шишкин! Шишкин! Шишкин! — закричали, застонали, завизжали все.
Испуганная молоденькая медсестра вбежала в холл. Здесь уже кто бился головой о стену, кто бил о стену чужой головой, кто-то кинулся к телеэкрану и плевал в лицо телеведущей, кто-то снимал перед медсестрой штаны.
Один Муромцев не участвовал в этом коллективном безобразии.
— Господи, как вы мне все надоели, — тихо и устало прошептал он.
— Павел Петрович! — закричала медсестра в панике.
В полуночной ординаторской умиротворяюще тикали большие настенные часы. Павел Петрович, дежурный врач, отхлебывая чай из стакана в подстаканнике, делал короткие записи в историях болезней и краем глаза поглядывал в телевизор, где шли ночные новости Би-би-си с переводом. Павел Петрович взял из стопки толстую историю болезни, на которой было написано крупно “Муромцев Александр Викторович”, раскрыл ее на чистой странице, вздохнул, потер лоб, подумал, снял телефонную трубку и не торопясь набрал номер.
— Верунчик, — заговорил он голосом, каким мужья разговаривают с женами, когда делать нечего и не с кем, а поговорить хочется, — ребят уложила?.. Телевизор смотришь?.. Я тоже. Устал что-то сегодня. Да тут у нас один сегодня такое устроил... Муромцев, помнишь, я тебе о нем рассказывал? Случай редкий, но от этого не легче... Да нет, все живы. Погоди, тут интересно...
Внимание Павла Петровича переключилось на экран. Английский журналист говорил быстро, и наш переводчик с трудом поспевал за ним:
— Наша вдоль и поперек исхоженная маленькая планета все еще умудряется преподносить нам сюрпризы. Американская этнографическая экспедиция под руководством профессора Джима Смита обнаружила в Индии, в Южных Гималаях, мифическое племя хетти, живущее в каменном веке.
На экране появился профессор Джим Смит, белобрысый очкарик, похожий на Муромцева в молодости.
— В их жизни практически все для нас представляет загадку. Например, фольклор. Вот один из их ритуальных танцев...
Профессора сменили дикари. В большой пещере, в свете костров, на фоне стены, расписанной сценами охоты, положив друг другу руки на плечи, они танцевали и гортанно пели песню, очень похожую на “Хава нагелу”...
— Смотришь, Верунчик? — спросил Павел Петрович. — Чего только не бывает... Ну ладно, спи...
Павел Петрович устало вздохнул и положил трубку.
Три степени защиты предохраняли Шурку Муромцева от опасностей и неправды этого мира, не считая крепких больничных стен, решеток на окнах и особого юридического статуса.
Первая степень — высокая железная кровать с толстыми ремнями из мягкой кожи, полностью исключающими внезапное падение и, соответственно, ушибы.
Вторая степень — длинная, до пят, полотняная рубаха с длинными же боярскими рукавами, связанными впереди крепчайшим узлом; в этой одежде Шурка напоминал ребенка-грудничка, первенца молодой заботливой мамаши, которая глаз с дитяти не спускает и пеленает крепко-крепко, чтобы были у маленького, когда вырастет, прямые ножки и стройный стан.
И третья степень защиты, наконец, это лекарственные препараты, следы от их применения остались на рукаве рубахи — маленькие пятнышки засохшей крови с крохотными дырочками посреди.
Шурка спал. Его дыхание было ровным и глубоким, а на лице блуждала едва заметная безмятежная улыбка. Шурка был счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Последние фотографии Ленина... — звучал за кадром голос журналиста. — Как известно, они хранились в партийном архиве за семью печатями. Вглядываясь в безумные глаза этого полуребенка-полустарца, сегодня в день его смерти мы спрашиваем: кто ты? почему ты? зачем ты?
— Это Шишкин! — воскликнул вдруг Муромцев.
Соседи слева и справа обратили к нему удивленные и вопрошающие взоры.
— Это же Шишкин! — объяснил им Муромцев. — Он в Мавзолее лежит.
— Шишкин, — согласились одни.
— Шишкин! — воскликнули другие.
— Шишкин! Шишкин! Шишкин! — закричали, застонали, завизжали все.
Испуганная молоденькая медсестра вбежала в холл. Здесь уже кто бился головой о стену, кто бил о стену чужой головой, кто-то кинулся к телеэкрану и плевал в лицо телеведущей, кто-то снимал перед медсестрой штаны.
Один Муромцев не участвовал в этом коллективном безобразии.
— Господи, как вы мне все надоели, — тихо и устало прошептал он.
— Павел Петрович! — закричала медсестра в панике.
В полуночной ординаторской умиротворяюще тикали большие настенные часы. Павел Петрович, дежурный врач, отхлебывая чай из стакана в подстаканнике, делал короткие записи в историях болезней и краем глаза поглядывал в телевизор, где шли ночные новости Би-би-си с переводом. Павел Петрович взял из стопки толстую историю болезни, на которой было написано крупно “Муромцев Александр Викторович”, раскрыл ее на чистой странице, вздохнул, потер лоб, подумал, снял телефонную трубку и не торопясь набрал номер.
— Верунчик, — заговорил он голосом, каким мужья разговаривают с женами, когда делать нечего и не с кем, а поговорить хочется, — ребят уложила?.. Телевизор смотришь?.. Я тоже. Устал что-то сегодня. Да тут у нас один сегодня такое устроил... Муромцев, помнишь, я тебе о нем рассказывал? Случай редкий, но от этого не легче... Да нет, все живы. Погоди, тут интересно...
Внимание Павла Петровича переключилось на экран. Английский журналист говорил быстро, и наш переводчик с трудом поспевал за ним:
— Наша вдоль и поперек исхоженная маленькая планета все еще умудряется преподносить нам сюрпризы. Американская этнографическая экспедиция под руководством профессора Джима Смита обнаружила в Индии, в Южных Гималаях, мифическое племя хетти, живущее в каменном веке.
На экране появился профессор Джим Смит, белобрысый очкарик, похожий на Муромцева в молодости.
— В их жизни практически все для нас представляет загадку. Например, фольклор. Вот один из их ритуальных танцев...
Профессора сменили дикари. В большой пещере, в свете костров, на фоне стены, расписанной сценами охоты, положив друг другу руки на плечи, они танцевали и гортанно пели песню, очень похожую на “Хава нагелу”...
— Смотришь, Верунчик? — спросил Павел Петрович. — Чего только не бывает... Ну ладно, спи...
Павел Петрович устало вздохнул и положил трубку.
Три степени защиты предохраняли Шурку Муромцева от опасностей и неправды этого мира, не считая крепких больничных стен, решеток на окнах и особого юридического статуса.
Первая степень — высокая железная кровать с толстыми ремнями из мягкой кожи, полностью исключающими внезапное падение и, соответственно, ушибы.
Вторая степень — длинная, до пят, полотняная рубаха с длинными же боярскими рукавами, связанными впереди крепчайшим узлом; в этой одежде Шурка напоминал ребенка-грудничка, первенца молодой заботливой мамаши, которая глаз с дитяти не спускает и пеленает крепко-крепко, чтобы были у маленького, когда вырастет, прямые ножки и стройный стан.
И третья степень защиты, наконец, это лекарственные препараты, следы от их применения остались на рукаве рубахи — маленькие пятнышки засохшей крови с крохотными дырочками посреди.
Шурка спал. Его дыхание было ровным и глубоким, а на лице блуждала едва заметная безмятежная улыбка. Шурка был счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20