Изредка встречаются женские лица, невольно заставляющие нас посмотреть па свою жизнь со стороны. У нее было именно такое лицо. Я представил, как минут через десять — двадцать она встанет, поблагодарит за небольшую услугу безликого для нее водителя и, плотно закрыв за собой дверцу, навсегда уйдет из моей жизни. А я останусь, развернусь, подъеду к дому номер семнадцать. Стоянка во дворе, как всегда, окажется занятой, придется приткнуть машину у самого тротуара на улице и потом весь вечер беспокоиться, что ее борт обдерет проезжающий грузовик, так уже было однажды.
На ужин мне предложат все тот же опостылевший салат: от макарон полнеют, котлеты на ночь вредно… Разговоров особых не будет — все уже переговорено за пятнадцать лет супружеской жизни. Может быть, я закончу статью о биоценозе. Хотя вряд ли, настроение сегодня не то. Возможно, вместе с женой мы посмотрим телевизор или почитаем. Наш единственный ребенок так и не родился на свет, других не будет, и вообще ничего не будет. Ничего неожиданного, волнующего, вредного для здоровья. Нас считают очень удачной и вполне благополучной парой. У моей жены золотой характер. Мои друзья завидуют мне и говорят, что в семейной лотерее я вытянул счастливый билет. Наверно, все это так и есть.
Мы въехали в город. Уже включили освещение. Желтые пронзительные огни ртутных ламп словно бросали вызов дождю своим химическим светом.
— Теперь направо, пожалуйста. Мне нужна… — Она на секунду замялась, словно не сразу решилась назвать адрес. — Улица Ганона. Мой дом напротив газетного киоска сразу за углом.
Я удивленно посмотрел на нее. Эту улицу я хорошо знал и киоск тоже. Я не раз останавливался около него, чтобы купить газеты. Но месяца три назад его снесли, и теперь на всей улице не было газетных киосков. Ни одного.
Однако я сразу нашел это место. Мы завернули во двор и остановились у подъезда. Кажется, мое приключение окончилось. Я чувствовал легкое разочарование и, возможно, сожаление. «Чего она медлит? Все равно ведь сейчас откроет дверцу и уйдет…» Спросить у нее номер телефона и разрешения позвонить почему-то казалось мне в тот момент почти неприличным.
Моя спутница явно не спешила. Она внимательно осматривала двор, мокрый подъезд соседнего дома, и вдруг вновь я заметил на ее лице выражение совершенно непонятного страха, которое мелькнуло в ее глазах впервые еще там, в балке…
— Может быть, вы проводите меня?.. Через минуту мы уже стояли у двери ее квартиры. Она не стала звонить. Провела рукой по притолоке, достала маленький плоский ключ, с видимым усилием повернула его и молча посторонилась, пропуская меня вперед. Из прихожей хлынула волна затхлого воздуха. Пахло какой-то плесенью, гнилью, черт знает чем. Так не пахнут жилые помещения. Я невольно попятился, за моей спиной клацнул замок. На секунду мне показалось, что я попал в западню. В прихожей было совершенно темно, я весь сжался, ожидая неведомой опасности. В квартире было абсолютно тихо, не доносилось ни единого звука, только с улицы приглушенно ворчали проходившие мимо машины. Секунды исчезали в темноте, и ничего не происходило. Потом вдруг щелкнул выключатель, и в прихожей вспыхнул свет. Она стояла, прижавшись спиной к двери, и в глазах ее стоял ледяной ужас, только поэтому она, наверно, не заметила моего страха. Я услышал, как она прошептала:
— Что же это… Боже мой… Я проследил за ее взглядом. Прихожая выглядела странно, не спорю. И все же я не понимал, чего она так испугалась. На всем лежал толстый слой пыли. Из приоткрытого стенного шкафа выпала какая-то одежда и теперь валялась на полу. На шкафу, под самым бра, висел большой перекидной календарь со своей картинкой на каждый месяц. На той, что сейчас тускло поблескивала из-под слоя пыли, летали бабочки, цвели цветы…
Она уже взяла себя в руки, подошла к календарю и провела пальцем по названию месяца, слово «май» вспыхнуло на глянцевой странице ярким бликом.
— Похоже, вы давно здесь не были…
— Да… Целую вечность. — Она как-то странно посмотрела на меня. — Вы промокли из-за меня. Если хотите, я сварю кофе.
Кажется, она полностью пришла в себя. Мне не хотелось кофе, но, конечно, я не стал отказываться. Хотя обилие загадок начинало меня немного раздражать.
— Тогда пройдите на кухню и подождите минуту. Мне надо переодеться. Она вернулась минуты через три. Одежда всегда очень сильно меняет женщину. Под строгим серым костюмом у нее теперь был тонкий черный свитер. Больше она не походила на заблудившуюся школьницу. Достав из шкафа чашки и с сомнением оглядев их, она отвернула кран, который не сразу поддался ее усилиям, но наконец фыркнул и выплюнул в чашку порцию ржавой коричневой жижи. Несколько секунд она молча рассматривала чашку, потом выплеснула ее содержимое в раковину, повернулась и внимательно посмотрела мне в глава.
— Из моей жизни кто-то украл несколько месяцев. Мне бы очень хотелось знать, какое вы имеете к этому отношение? Я так растерялся, что в ответ на ее вопрос лишь пролепетал:
— Я? Почему я?
— Вчера был май, понимаете, вчера! А сегодня вы подбираете меня на пустынной дороге. И сегодня уже не май, ведь правда?
— Октябрь.
— Октябрь… Находите меня почему-то именно вы — а вчера был май… Как ни странно, в ее вопросах была некая, недоступная моему пониманию, логика. Ведь почему-то же случилось так, что именно я встретил ее, и теперь я уже не был полностью уверен в своей непричастности к тому факту, что сегодня был именно октябрь.
— Действительно… — Я потер лоб. — Здесь что-то не так. Но я плохо соображаю, наверно, от холода, может быть, после кофе?
Шутки не получилось. Она неодобрительно посмотрела на меня, потом механически заглянула в шкафчик.
— Боюсь, что кофе не будет. Нет продуктов. Она открыла хлебницу и с отвращением, словно это была огромная живая гусеница, вынула из нее батон, покрытый длинной бахромой плесени. Мне невольно захотелось на свежий воздух.
— Я схожу в магазин. Здесь недалеко. Она выронила батон и загородила мне дорогу.
— Нет! Вы никуда не уйдете! Не уйдете, пока не объясните мне, что произошло!
— Но я понимаю в этом меньше вас! Я встретил вас совершенно случайно, подвез, и вот теперь вы еще предъявляете какие-то претензии!
— А вчера… Где вы были вчера?
— В институте, на лекции! Потом у меня был коллоквиум, потом семинар! — Я сам не понимал, почему оправдывался с таким раздражением, почему вообще оправдывался.
— И вчера… — она собралась с духом, прежде чем задать следующий вопрос,
— вчера тоже был октябрь?
— И вчера, и позавчера! Вот уже двадцать дней.
— Да… Это странно… Вы можете уйти, если хотите. — Она отошла в сторону, села на стул и уставилась в противоположную стену.
Я не помнил, как оказался в лифте. И только когда начал открывать дверцу машины, заметил, что у меня дрожали руки.
— Итак, ты попросту решил сбежать? — спросил я себя в упор. И тут же понял, что никуда не сбегу и, в какую запутанную, нелепую историю я бы ни попал, голос здравого смысла уже был надо мной не властен.
Когда я вернулся с покупками, она сидела за тем же столиком в кухне. Кажется, она не сразу заметила мое возвращение. И только когда я молча стал возиться у плиты, вдруг тяжело вздохнула, словно просыпаясь, и с отвращением посмотрела на пакеты с едой.
— Вы не могли бы обойтись без кофе?
— Конечно… Собственно, я для вас стараюсь.
— Меня мутит от одного вида пищи: какой-то странный привкус во рту.
— Так бывает, если человек наглотался морской воды. — Я внимательно посмотрел на нее. — Ваше платье было совершенно мокрым… Может быть…
— Не старайтесь понять то, что непонятно мне самой. Я очень устала. Извините, но сегодня я неважный собеседник.
Я медленно складывал в холодильник пакеты с едой, раздумывая, как мне поступить и можно ли оставить ее одну. В ее настроении, пока я ходил в магазин, произошла какая-то перемена. Теперь она выглядела раздраженной, нетерпеливой, казалось, она жалеет о том, что пригласила меня, и хочет только одного: как можно скорей остаться одной.
— У вас, наверно, есть какие-то свои планы на сегодняшний вечер?
— В общем, ничего особенного. Я хотел заехать в лабораторию, но это не спешно. Если я могу быть вам чем-то полезным…
— Нет, нет. Не хочу вам мешать. Вы и так провозились со мной целый вечер. Она встала, всем своим видом выражая нетерпеливое ожидание, и мне ничего не осталось, как шагнуть в прихожую. Уже натягивая плащ, я все еще искал какие-то слова ободрения, но нужных слов не находилось, и я нес чушь о том, что провалы в памяти не такое уж редкое явление и каждый человек хоть раз в жизни теряет несколько месяцев, а иногда и лет. И вдруг она улыбнулась. Улыбка, словно вспышка света, на секунду озарила ее угрюмое, замкнутое лицо.
— Вы можете прийти завтра, если захотите. Возможно, к тому времени я разберусь в этом сама. И вот еще что… — Конец фразы она сказала мимоходом, уже отпирая дверь. Я не то чтобы не расслышал ее последних слов, просто они скользнули мимо сознания.
Я чувствовал себя почти оглушенным событиями этого вечера. И то, что она пригласила меня завтра, казалось сейчас самым важным. Я не стал уточнять время. Ничего не хотелось уточнять. Я торопливо простился, и машина понесла меня сквозь вечерний, залитый дождем город. Пустые, мокрые улицы казались странно чужими, словно я видел их в первый раз.
* * *
Старинные часы у нас на кухне пробили шесть раз. Удары гонга следовали с большими перерывами. Интервалы отрегулировали специально из-за красивого звука. Но сейчас каждая пауза казалась неоправданно долгой, и я напряженно ждал следующего удара. Шесть часов… Час назад я поставил во дворе машину, открыл дверь своей квартиры, перебросился с женой обычными, ничего не значащими фразами и сел ужинать. Впечатление было такое, словно я вернулся из какого-то иного времени, и сейчас часы напомнили мне об этом… Жена заметила мое состояние, Она уже несколько раз искоса и тревожно поглядывала на меня и теперь наконец спросила:
— Что с тобой?
— Да вот промок… Немного лихорадит. Ты не обращай внимания. Я сейчас приму аспирин, лягу, и все пройдет.
В этом была доля правды, но главное, мне хотелось поскорей остаться одному, наедине со своими мыслями. Сославшись на возможный грипп, я лег на кухне. Здесь у нас стоял топчан для приезжих гостей. Прямо над ним, под потолком, раскинул свои длинные зеленые лапы ореандум сфангиника. Отросток этого редкого растения мне подарили на каком-то симпозиуме, и вот теперь он постепенно захватывал всю кухню, каждый месяц отвоевывая себе новое жизненное пространство.
Казалось, дождь за окном усилился. Это был какой-то вселенский потоп. Струя воды из проржавевшей водосточной трубы била прямо в окно, и, когда сквозь мутную желтоватую толщу, залившую стекло, пробивались фары проезжавших по улице машин, создавалось полное впечатление, что я нахожусь в воздушном аквариуме, а весь наружный мир давно и безвозвратно погрузился на морское дно.
Этот дождь… С него началось… Именно с него. Она села в машину, потом дорога, ее квартира… Я даже имени у нее не спросил… Интересно — почему?
Холод пробрался под одеяло, казалось, ледяные брызги, проникая сквозь стекло, наполняют комнату своим мокрым, пронизывающим дыханием. Заснуть все равно не удастся. Я встал и, чтобы хоть немного согреться, поставил на плиту чайник.
Кофе она пить не стала… И уже на пороге, когда я уходил, она сказала мимоходом что-то важное…
Что же это было? Не вспомнить теперь, хоть убей. Мысли назойливо возвращались к батону, покрытому бахромой плесени, к запыленному календарю. Вспоминались отдельные слова и целые, ничего не значащие фразы из нашего не такого уж длинного разговора, но ту последнюю, сказанную на пороге фразу я начисто забыл. Она сказала… «Вы можете приехать завтра, если захотите…» Это оказалось настолько важным, что заслонило собой конец фразы. Сейчас я подумал, что она специально произнесла эти слова в таком сочетании, чтобы я не сразу их понял. Возможно, в них таился какой-то скрытый важный смысл, но она не хотела вопросов, не хотела ничего объяснять и вполне достигла своей цели. И тут я вспомнил… «Лаборатория! Она просила меня не ходить сегодня в лабораторию…» Сейчас, отделенные от всего остального, эти слова показались мне самым странным из всей нашей встречи. Какое ей дело до моей лаборатории? С чего вообще она взяла, что лаборатория имеет ко мне какое-то отношение? Кажется, я что-то такое упомянул про свою лабораторию… Или нет? Но я готов был поклясться, что никакого серьезного разговора о моей работе не было, и вдруг эта просьба… Для человека, не помнящего, где он был в течение нескольких месяцев, это, пожалуй, слишком… Почему я не должен быть в лаборатории именно сегодня? Теперь наша встреча не казалась мне такой уж случайной. В то же время я понимал, что подстроить все так детально и запутанно, на грани шизофренического бреда, не смог бы, наверно, ни один злоумышленник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16