Вспыхнул экран фона, и вплотную с креслом в воздухе повисло взволнованное лицо Ронга. Рент услышал тяжелое дыхание совершенно растерявшегося человека.
— Мы установили это, Рент. Мы узнали, куда девался танк.
Рент весь напрягся, словно приготовился к прыжку.
— Снизу из-под стометрового слоя песка на него был направлен мощный ультразвуковой луч. Он превратил машину в вибратор, и она почти мгновеино погрузилась в песок. Погрузилась до самого дна к источнику ультразвуковых колебаний…
Пройдя сквозь метровые броневые плиты текстонита, ультразвуковые колебания внутри машины смещались в звуковой диапазон. Глебу казалось, что машина превратилась в огромный разноголосый орган. Она пела, визжала, рыдала. Боковые переборки рычали на низких басовых нотах. Внутри чехлов генераторов что-то бренчало и лязгало. От звуковой какофонии в голове Глеба все смешалось. Исчезло ощущение верха и низа. Ему казалось, что банда взбесившихся обезьян колотит по машине десятками острых звенящих предметов. Потом словно гигантская рука приподняла машину. Что-то лязгнуло в последний раз отчетливо и звонко, словно камень ударил в нижние броневые плиты, и все стихло. Тишина била слишком контрастна, в ушах у Глеба еще бушевал вихрь разноголосых и уже не существующих звуков. Наверно, в какой-то момент он полностью потерял контроль над своим сознанием, потому что вдруг ощутил себя лежащим на полу моторного отсека. Он хорошо помнил, что до этого стоял, вцепившись в дверцы шкафчика, из которого успел достать и надеть скафандр. И вот теперь неподвижно лежал на полу. Тишина стояла ватная, беззвучная, совершенно мертвая. Такой не бывает даже в рубке корабля, разве что в открытом космосе…
Генераторы молчали, и это означало, что никакого защитного поля снаружи нет, а раз так, раз он до сих пор жив, значит, энтропийное поле либо не проникает в зону, где находится машина, либо почему-то исчезло вовсе. В любом случае ему надо выйти наружу, чтобы перестать наконец играть роль запаянной в консервную банку беспомощной сардины. Скафандр защитит его от любых излучений, снабдит кислородом, в нем не страшен и открытый космос. Только против энтропийного поля он бессилен, но от него не спасет и танковая броня. А раз так, надо выходить. Люк поддался легко, словно хотел вознаградить его за те усилия, когда он лежал под машиной и боролся за каждую лишнюю секунду. Едва крышка вывалилась наружу, как в образовавшееся отверстие хлынул свет. Странный рассеянный свет, непохожий на естественное освещение поверхности планеты.
Корабельный совет собрался через два часа после того, как научный отдел установил причину исчезновения танка. В центральной кают-компании было слишком просторно и оттого неуютно. Помещение, рассчитанное на всю команду, оказалось чрезмерно большим. Люди чувствовали себя потерянно и чересчур официально среди рядов пустых кресел. Но, может быть, координатор рассчитывал именно на это. В конце концов, не каждый день приходится собирать чрезвычайный совет. На нем присутствовали руководители отделов и основных служб корабля. Не было лишь главного кибернетика. Координатор недовольно покосился на часы.
— Давайте начинать. Кирилин подойдет позже. Нам надо рассмотреть один-единственный вопрос. — Координатор кивнул Крамскову.
Начальник геофизической лаборатории встал и развернул на магнитной доске за спиной Рента большую цветную схему. Чертеж напоминал глубокую тарелку, в центре которой лежала половинка яблока.
— Так это будет выглядеть, если мы удалим песок, — обернувшись на схему, коротко бросил координатор.
— Позвольте, а что там, собственно, такое? — Вопрос принадлежал начальнику метеослужбы. Очевидно, он один не был в курсе событий. Собравшиеся все как один повернулись к нему. — Да нет, я не о том… Я понимаю, что это чертеж купола, за которым исчез наш танк, но что он собой представляет? Это что, искусственное сооружение или ядро какого-то естественного образования?
Словно не слыша вопроса, координатор продолжил:
— Данные сняты с помощью ультразвукового эхолота и тектонического каротажа, диаметр купола два километра, глубина залегания около двухсот метров в ближайшей к поверхности точке. Скальные породы лишают нас возможности высветить его нижнюю часть. Но и того, что есть, вполне достаточно. Математически правильные купола не растут под землей сами по себе. Его кто-то построил, и теперь почти не остается сомнений в том, что энтропийное поле — результат деятельности неизвестных нам механизмов, заключенных внутри купола.
— Я бы так не спешил с категорическими выводами, — поморщился Ронг.
— Мы здесь собрались не для научных дискуссий. Нам нужна рабочая гипотеза, наиболее близкая к истине, и только. Будем считать, что это искусственное сооружение, снабженное определенными механизмами достаточно высокого класса.
— Но для чего могло понадобиться подобное сооружение на пустынной, необитаемой планете, лишенной даже атмосферы?! Кому и для чего?! — взорвался Ронг.
— Этого я не знаю, — сказал координатор. — И сейчас меня интересует совсем другое. У нас пропала машина. На ней находился член экипажа. Мне бы хотелось ее вернуть. Давайте обсудим, какими средствами мы для этого располагаем.
— Что значит «вернуть»? Поясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду под словом «вернуть»? — вмешался Ронг. На этот раз он встал с места и стоял теперь напротив стола координатора.
— Только то, что сказал.
— По меньшей мере, это означает конфликт с непредсказуемыми последствиями. Ну, допустим, мы найдем способ добраться до этого купола, хотя я и не представляю, как ты пробьешься сквозь энтропийное поле. Что дальше? Что ты собираешься делать дальше? Взламывать этот купол, стучаться в него?
— Сначала мы используем все доступные нам средства, чтобы вступить в контакт. Если это не удастся…
— А это наверняка не удастся! — перебил координатора Ронг. И тот, переждав его реплику, продолжил, не повышая голоса:
— Я повторяю, в том случае, если это не удастся, мы вскроем купол.
— Так… Это похоже на начало военных действий… Да от нас мокрого места не останется, если этот купол и в самом деле какая-то станция, построенная сверхцивилизацией, Мы до сих пор считали энтропийное поле мировой константой, если они научились им управлять… Если оно здесь всего лишь защитная зона, то наверняка есть и другие, более мощные механизмы. Они ответят на наше нападение и будут правы.
— Не мы начинаем этот конфликт. Я всего лишь хочу вернуть принадлежавшую нам машину. И спасти жизнь члену нашего экипажа, если это еще возможно!
VI
Глеба поразило непривычно мягкое освещение, ворвавшееся в приоткрытую крышку люка. Но еще больше его насторожило то, что воздух не выходил наружу из переходного тамбура. Это могло означать лишь одно. Снаружи и изнутри давление примерно равно… Прежде всего, он подумал, что машина выполнила задание и вернулась в ангар, пока он был без сознания. Но эта мысль ничуть его не успокоила, потому что он ощутил, как в уши постепенно проникает тишина, царившая вокруг. Такая полная, какая никогда не бывает в помещениях, созданных людьми с их шумными земными механизмами… Волнение сдавило горло. Ноги плохо слушались и никак не могли сделать последнего шага вниз, к полураспахнутому люку…
Ужом выскользнув из-под танка, Глеб встал во весь рост и только после этого позволил себе взглянуть на то, что его окружало. В первую минуту, пока глаза не привыкли к свету, он рассмотрел лишь цепочки бегущих во все стороны разноцветных огней. Их было много. Гораздо больше, чем звезд на небе. От них шел мягкий рассеянный свет, заполнивший собой все пространство словно туманом.
Через секунду он рассмотрел, что огни передвигались не беспорядочно. Они словно бежали по заранее проложенным невидимым дорожкам, как железнодорожные игрушечные составы. Когда глаза немного привыкли к радужному мерцанию, он увидел и самые дороги, по которым проходили огни, и понял, что они-то и есть самое главное в том, что его окружало, во всяком случае самое вещественное.
Больше всего это походило на стеклянный лес. Толстые прозрачные жгуты разной толщины перекрещивались, разветвлялись, сходились в толстые узлы и разбегались бесчисленными каскадами, словно струи замерзших водопадов. Здесь были длинные и толстые ветви, похожие на свернувшихся удавов, извилистые колонны и тоненькие прозрачные нити. Лианы, жгуты, веревки — невообразимая путаница застывших стеклянных зарослей… Они простирались перед ним далеко. Метров на сто. Несмотря на бесчисленные переплетения, свободного пространства между отдельными ветвями и стволами оказывалось достаточно, чтобы видеть далеко вглубь. Глеб назвал их про себя ветвями и деревьями, но даже формой они походили на них весьма приближенно, хотя бы потому, что большинство этих стеклянных образований книзу становилось тоньше. А когда Глеб запрокинул голову, то в высоте не смог рассмотреть ничего, кроме все тех же терявшихся в рассеянном туманном свете прозрачных колонн.
Больше всего поражала тишина, стоявшая в этом стеклянном мире. И беспрерывное движение огней. Отдельные ветви и стволы жили напряженной световой жизнью, через них то и дело пробегали целые каскады светящихся шаров, а в узловых переплетениях, где то и дело встречались световые импульсы, идущие с разных направлений, нарастало свечение, словно накапливалась некая светящаяся жидкость, которая вдруг, после прибытия очередного светового всплеска, полностью меркла, и тогда эта ветвь надолго гасла, в ней как бы замирала всякая световая жизнь.
В некоторых узловых переплетениях ровным светом горели неподвижные огненные шары, словно ждали здесь что— то…
Наконец Глеб опустил глаза вниз и рассмотрел гладкую прозрачную плиту, показавшуюся ему вначале ледяным полем. В нее, как в землю, уходили бесчисленные корни и ровные стволы отдельных деревьев. Насколько он мог всмотреться в ее бездонную прозрачность, плита была огромной толщины, если только это обманчивое впечатление не создавалось внутренним зеркальным отражением.
Глеб обернулся и увидел у себя за спиной такую же стену, только гладкую. Сквозь нее не проходил ни один корень, ни одна ветвь.
Эта гладкая стена под прямым углом смыкалась с полом и уходила вправо и влево, насколько позволяли рассмотреть ветви деревьев. Казалось, линия стыка слегка изгибалась огромной дугой, охватившей целые километры пространства, заполненного этим фантастическим миром… Единственным реальным предметом, напоминавшим о том, что все окружающее не бред и не галлюцинация, оставалась земная, сработанная руками людей машина. Ее шершавые, испещренные вмятинами и отеками плиты казались грубыми в этом стерильном, почти эфемерном мире, но именно ее привычные обыденные контуры помогли Глебу взять себя в руки и справиться с невольным страхом, который рождает в человеке все непостижимо чужое.
— Так вот как это выглядит… — тихо проговорил Глеб, хотя не знал, что именно представляет собой все огромное «это». Звук его голоса прозвучал в окружающем безмолвии кощунственно резко. Потом унесся куда— то далеко в глубь и в даль этого колоссального сооружения и через несколько минут вернулся к нему раздробленным эхом.
Прямо перед ним всего в нескольких шагах в пол уходила толстая стеклянная лиана почти полуметровой толщины. В отличие от остальных через эту ветвь не проходили бегущие огни. Зато она вся целиком, через равные промежутки времени то вспыхивала, то гасла. Глебу захотелось потрогать ее безупречно гладкую прозрачную поверхность. Может быть, для того, чтобы лишний раз убедиться в реальности окружающего. Не задумываясь над тем, что это может быть опасно, он отстегнул перчатку скафандра и приложил руку к лиане. Ничего не случилось. Поверхность была несокрушимо прочной, твердой и холодной на ощупь. Маслянисто-гладкой, как змеиная кожа. Глеб сделал несколько шагов в глубь стеклянного леса и обернулся: свободное пространство сразу же уменьшилось, исчезла перспектива. Вокруг него вплотную тянулись толстые стеклянные трубы, метались, бежали огни. От непрестанного мелькания начинала кружиться голова. Машину теперь закрывали переплетения стеклянных стволов; временами радужные сполохи световых вспышек закрывали стену, у которой стояла машина, сплошной световой завесой.
Глеб чувствовал легкое разочарование, может быть, потому, что, выходя из танка, ждал чего-то совсем другого.
«Скорее всего, это искусственное сооружение, хотя сам лес вполне может быть частью какого-то огромного неведомого организма…» Это была его первая четко оформленная мысль, и он понял, что потрясение от встречи, с неведомым постепенно проходит. «К тому же здесь есть атмосфера, а это должно означать, что я нахожусь в закрытом помещении, которое не общается с безвоздушным пространством планеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14