Твоя кожа — моя кожа, в буквальном смысле этого слова, подумал Пью. Какие чувства испытываешь, когда на свете есть кто-то, столь близкий тебе? Если ты спрашиваешь, тебе всегда ответят, если тебе больно, кто-то рядом разделит твою боль. Возлюби своего ближнего, как самого себя… древняя неразрешимая проблема разрешена. Сосед твой — ты сам. Любовь достигла совершенства.
А вот и шахта, Адская Пасть.
Пью был космогеологом Службы, Мартин — техником и картографом при нем. Но когда в ходе разведки Мартин обнаружил месторождение урана, Пью полностью признал его заслуги, а заодно возложил на него обязанности по разведке залежей и планированию работы для исследовательской команды. Этих ребят отправили с Земли задолго до того, как там был получен доклад Мартина, и они не подозревали, чем будут заниматься, пока не прилетели на Либру. Служба исследований попросту регулярно отправляла исследовательские команды, подобно одуванчику, разбрасывающему семена, зная наверняка, что им найдется работа если не на Либре, то на соседней планете или еще на какой-то, о которой они и не слышали. Правительству был слишком нужен уран, чтобы ждать, когда до Земли за несколько световых лет дойдут сообщения. Уран был, как золото, старомоден, но необходим, он стоил того, чтобы добывать его на других планетах и привозить домой. «Он стоит того, чтобы менять его на людские жизни», — невесело думал Пью, наблюдая за тем, как высокие юноши и девушки, облитые светом звезд, друг за другом входили в черную дыру, которую Мартин назвал Адской Пастью.
Когда они вошли в шахту, рефлекторы на их шлемах загорелись ярче. Двенадцать качающихся кругов света плыли по влажным, морщинистым стенам. Пью слышал, как впереди потрескивая счетчик радиации Мартина.
— Здесь обрыв, — раздался голос Мартина по внутренней связи, заглушив треск и окружавшую их мертвую тишину. — Мы прошли по боковому туннелю, впереди — вертикальный ход. — Черная пропасть простиралась в бесконечность, лучи фонарей не достигали противоположной стены. — Вулканическая деятельность прекратилась здесь примерно две тысячи лет назад. Ближайший сброс находится в двадцати восьми километрах к востоку, в траншее. Эта область сейсмически не более опасна, чем любая другая в нашем районе. Могучий слой базальта, перекрывающий субструктуру, стабилизирует ее, по крайней мере пока он сам стабилен. Ваша основная жила находится в тридцати шести метрах отсюда внизу и тянется через пять пустот к северо-востоку. Руда в жиле очень высокого качества. Надеюсь, вы знакомы с данными разведки? Добыча урана не представляет трудности. От вас требуется только одно — вытащить руду на поверхность.
— Поднимите крышу и выньте уран.
Смешок. Зазвучали голоса, но все они были одним голосом.
— Может, ее сразу вскрыть? Так безопаснее. Открытая разработка.
— Но это же сплошной базальт! Какой толщины? Десять метров?
— От трех до двадцати, если верить докладу.
— Используем этот туннель, расширим, выпрямим и уложим рельсы для роботачек.
— Ослов бы сюда завезти.
— А хватит ли у нас стоек?
— Мартин, каковы, по вашему мнению, запасы месторождения?
— Пожалуй, от пяти до восьми миллионов килограммов.
— Транспорт прибудет через десять земных месяцев.
— Будем грузить чистый уран.
— Нет, проблема транспортировки грузов теперь разрешена, ты забыл, что мы уже шестнадцать лет как улетели с Земли.
— В прошлый вторник исполнилось шестнадцать лет.
— Правильно, они погрузят руду и очистят ее на земной орбите.
— Мы спустимся ниже, Мартин?
— Спускайтесь. Я там уже был.
Первый из них — кажется, Алеф — скользнул по лестнице вниз. Остальные последовали за ним. Пью и Мартин остались на краю пропасти. Пью настроил рацию на избирательную связь с Мартином и заметил, что Мартин сделал то же самое. Было чуть утомительно слушать, как один человек рассуждает вслух десятью голосами. А может, это был один голос, выражавший мысли десятерых?
— Ну и утроба, — сказал Пью, глядя в черную пропасть, чьи изрезанные жилами, морщинистые стены отражали лучи фонарей где-то далеко внизу. — Коровий желудок, набитый окаменевшим дерьмом.
Счетчик Мартина попискивал, как потерявшийся цыпленок. Они стояли на умиравшей планете-эпилептике, дыша кислородом из баллонов, одетые в нержавеющие, антирадиационные скафандры, способные выдержать перепады температур в двести градусов, неподвластные ударам и разрывам, созданные для того, чтобы любой ценой сберечь мягкую плоть, заключенную внутри.
— Хотел бы я когда-нибудь попасть на планету, где нечего было бы исследовать.
— А тебе такая досталась.
— Тогда в следующий раз лучше не выпускай меня из дома.
Пью был рад. Он надеялся, что Мартин согласится и дальше работать вместе с ним, но оба они не привыкли говорить о своих чувствах, и потому он не решался спросить об этом.
— Я постараюсь, — сказал он.
— Ненавижу это место. Ты знаешь, я люблю пещеры. Потому я сюда и залез. Страсть к спелеологии. Но эта пещера — сволочь. Серьезно. Здесь ни на секунду нельзя расслабиться. Хотя, надеюсь, эти ребята с ней справятся. Они свое дело знают.
— За ними будущее, каким бы оно ни было, — сказал Пью.
«Будущее» карабкалось по лестнице, увлекло Мартина к выходу из пещеры и засыпало его вопросами.
— У нас хватит материала для крепления?
— Если мы переоборудуем один из сервоэкстракторов, то да.
— Микровзрывов будет достаточно?
— Каф может рассчитать нагрузки.
Пью переключил рацию на прием их голосов. Он наблюдал за ними, смотрел на Мартина, молча стоявшего среди них, на Адскую Пасть и морщинистую равнину.
— Все в порядке? Мартин, ты согласен с предварительным планом?
— Это уж твое дело, — ответил Мартин.
За пять дней Джоны разгрузили и подготовили оборудование и начали работу в шахте. Они работали с максимальной производительностью. Пью был зачарован и даже напуган этой производительностью, их уверенностью и независимостью. Они в нем совершенно не нуждались. Клон и в самом деле можно считать первым полностью стабильным, самостоятельным человеческим Существом, думал он. Выросши, они уже не нуждаются ни в чьей помощи. Они будут сами себя удовлетворять и в физическом, и интеллектуальном, и эмоциональном отношении. Что бы ни делал член этой группы, он всегда будет пользоваться полной поддержкой и одобрением остальных близнецов. Никто больше им не нужен.
Двое из клона остались в куполе, занимаясь вычислениями и всякой писаниной, часто выбираясь на шахту для измерений и испытаний. Это были математики клона, Зайин и Каф. Как объяснила сама Зайин, все десятеро получили достаточную математическую подготовку в возрасте от трех до двадцати одного года. Но с двадцати одного до двадцати трех они с Кафом специализировались в математике, тогда как другие занимались больше геологией, горным делом, электроникой, роботикой, прикладной атомикой и так далее.
— Мы с Кафом считаем, что мы в клоне ближе всего к обстоящему Джону Чоу, — сказала Зайин. — Но, разумеются, в основном он был биоматематиком, а это уже не наша специальность.
— Мы нужнее здесь, — заявил Каф со свойственным ему самодовольством.
Пью с Мартином вскоре научились отличать эту пару от других. Зайин — по целостности характера, Кафа — лишь по обесцвеченному ногтю на безымянном пальце (Каф в шестилетнем возрасте попал себе по пальцу молотком). Без сомнения, существовали и другие различия, как физические, так и психологические. Природа может создавать идентичное, а воспитание внесет свои поправки. Но найти эти различия было нелегко. Сложность заключалась еще и в том, что клон никогда не разговаривал с Пью и Мартином всерьез. Они шутили с ними, были вежливы. Жаловаться было не на что: они были милы, но в поведении чувствовалось стандартизованное американское дружелюбие:
— Вы родом из Ирландии, Оуэн?
— Нет, я валлиец.
— Вы разговариваете с Мартином на валлийском языке?
«Вот это тебя не касается», — подумал Пью и ответил:
— Нет, это диалект Мартина. Аргентинский. Ведет происхождение от испанского языка.
— Вы изучили его для того, чтобы другие вас не понимали?
— От кого нам таиться? Просто человеку иногда приятно говорить на родном языке.
— Наш родной язык английский, — сказал Каф безучастно. Да и как он мог быть участливым? Человек проявляет участие к другим потому, что сам в нем нуждается.
— Уэллс — необычная страна? — спросила Зайин.
— Уэллс? Да, Уэллс необычен. — Пью включил камнерез и таким образом избавился от дальнейших расспросов, заглушив их визгом пилы. И пока прибор визжал. Пью отвернулся от собеседников и выругался по-валлийски.
— Еще два месяца терпеть, — сказал Мартин как-то вечером.
— Два месяца до чего? — огрызнулся Пью. Последнее время он был раздражителен, и угрюмость Мартина действовала ему на нервы.
— До смены.
Через шестьдесят дней возвратит я вся экспедиция с обследования других планет этой системы.
— Зачеркиваешь дни в своем календаре? — поддразнил он Мартина.
— Возьми себя в руки, Оуэн.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что сказал.
Они расстались, недовольные друг другом.
Проведя день в Пампе, громадной лавовой долине, до которой было два часа лета на ракете, Пью вернулся домой. Он был утомлен, но освежен одиночеством. Одному было не положено пускаться в дальние поездки, но они часто делали это в последнее время. Мартин стоял, склонившись под яркой лампой, вычерчивая одну из своих элегантных, мастерски выполненных карт; на этой было изображено отвратительное лицо Либры. Кроме Мартина, дома не было никого, и купол казался огромным и туманным, как и до приезда клона.
— Где наша золотая орда?
Мартин, продолжая штриховать, буркнул, что не знает. Затем выпрямился и обернулся к солнцу, расползшемуся по восточной равнине, словно громадная красная жаба, и взглянул на часы, которые показывали 18:45.
— Сегодня порядочные землетрясения, — сказал он, вновь наклоняясь над картой. — Чувствовал? Ящики так и сыплются. Взгляни на сейсмограф.
На ролике дергалась и дрожала игла. Она никогда не прекращала здесь свой танец. Во второй половине дня на лепте было зарегистрировано пять крупных землетрясений. Два раза игла самописца вылезала за ленту. Спаренный с сейсмографом компьютер выдал карточку с надписью: «Эпицентр 61^ норд — 4^4' ост».
— На этот раз не в траншее.
— Мне показалось, что оно отличается от обычных. Резче было.
— На первой базе я все ночи не спал, чувствуя, как трясется земля. Удивительно, как ко всему привыкаешь.
— Рехнешься, если не привыкнешь. Что на обед?
— А я думал, ты его уже приготовил.
— Я жду клона.
Чувствуя, что проиграл, Пью достал дюжину обеденных пакетов, сунул два из них в автовар и вытащил вновь.
— Вот и обед.
— Я вот думаю, — сказал Мартин, подходя к столу. — А что если какой-нибудь клон сам себя склонирует? Нелегально. Сделает тысячу дубликатов, десять тысяч, целую армию. Они смогут преспокойно захватить власть, разве не так?
— Но ты забыл, сколько миллионов стоило вырастить этот клон? Искусственная плацента и так далее. Это нелегко сделать в тайне, без собственной планеты… Когда-то давно, до создания Лиги, когда Земля была поделена между национальными правительствами, об этом был разговор: склонируйте своих лучших солдат, создайте целые полки-клоны. Но безумие кончилось раньше, чем они смогли сыграть в эту игру.
Они разговаривали дружески, совсем как раньше.
— Странно, — жуя сказал Мартин. — Они же уехали рано утром.
— Да, все, кроме Кафа и Зайин. Они надеялись доставить на поверхность первую партию руды. Что случилось?
— Они не приехали на обед.
— Не беспокойся, с голоду не помрут.
— Они уехали в семь утра.
— Ну и что? — И тут Пью понял. Воздушные баллоны были рассчитаны на восемь часов.
— Каф и Зайин взяли с собой запасные баллоны.
— А может, у них есть запас в шахте?
— Был, но они привезли все баллоны сюда на заправку.
Мартин поднялся и показал на поленницу баллонов.
— В каждом скафандре есть сигнал тревоги.
— Сигналы не автоматические.
Пью устал и хотел есть.
— Садись и поешь, старик. Они сами о себе позаботятся.
Мартин сел, но есть не стал.
— Первый толчок был очень сильным. Он меня даже испугал.
Пью помолчал, потом вздохнул и сказал:
— Ну, хорошо.
Без всякого энтузиазма они влезли в двухместный флаер, который всегда был в их распоряжении, и направились на север. Долгий рассвет окутал планету ядовито-красным туманом. Низкий свет и тени мешали разглядывать дорогу, создавали миражи — железные стены, сквозь которые свободно проникал флаер, превратили долину за Адской Пастью в Низину, заполненную кровавой водой. У входа в туннель скопилось множество машин. Краны, сервороботы, кабели и колеса, автокопатели и подъемники причудливо выступали из тьмы, охваченные красным светом. Мартин соскочил с флаера и бросился а шахту. Тут Яке выбежал обратно и крикнул Пью:
1 2 3 4 5
А вот и шахта, Адская Пасть.
Пью был космогеологом Службы, Мартин — техником и картографом при нем. Но когда в ходе разведки Мартин обнаружил месторождение урана, Пью полностью признал его заслуги, а заодно возложил на него обязанности по разведке залежей и планированию работы для исследовательской команды. Этих ребят отправили с Земли задолго до того, как там был получен доклад Мартина, и они не подозревали, чем будут заниматься, пока не прилетели на Либру. Служба исследований попросту регулярно отправляла исследовательские команды, подобно одуванчику, разбрасывающему семена, зная наверняка, что им найдется работа если не на Либре, то на соседней планете или еще на какой-то, о которой они и не слышали. Правительству был слишком нужен уран, чтобы ждать, когда до Земли за несколько световых лет дойдут сообщения. Уран был, как золото, старомоден, но необходим, он стоил того, чтобы добывать его на других планетах и привозить домой. «Он стоит того, чтобы менять его на людские жизни», — невесело думал Пью, наблюдая за тем, как высокие юноши и девушки, облитые светом звезд, друг за другом входили в черную дыру, которую Мартин назвал Адской Пастью.
Когда они вошли в шахту, рефлекторы на их шлемах загорелись ярче. Двенадцать качающихся кругов света плыли по влажным, морщинистым стенам. Пью слышал, как впереди потрескивая счетчик радиации Мартина.
— Здесь обрыв, — раздался голос Мартина по внутренней связи, заглушив треск и окружавшую их мертвую тишину. — Мы прошли по боковому туннелю, впереди — вертикальный ход. — Черная пропасть простиралась в бесконечность, лучи фонарей не достигали противоположной стены. — Вулканическая деятельность прекратилась здесь примерно две тысячи лет назад. Ближайший сброс находится в двадцати восьми километрах к востоку, в траншее. Эта область сейсмически не более опасна, чем любая другая в нашем районе. Могучий слой базальта, перекрывающий субструктуру, стабилизирует ее, по крайней мере пока он сам стабилен. Ваша основная жила находится в тридцати шести метрах отсюда внизу и тянется через пять пустот к северо-востоку. Руда в жиле очень высокого качества. Надеюсь, вы знакомы с данными разведки? Добыча урана не представляет трудности. От вас требуется только одно — вытащить руду на поверхность.
— Поднимите крышу и выньте уран.
Смешок. Зазвучали голоса, но все они были одним голосом.
— Может, ее сразу вскрыть? Так безопаснее. Открытая разработка.
— Но это же сплошной базальт! Какой толщины? Десять метров?
— От трех до двадцати, если верить докладу.
— Используем этот туннель, расширим, выпрямим и уложим рельсы для роботачек.
— Ослов бы сюда завезти.
— А хватит ли у нас стоек?
— Мартин, каковы, по вашему мнению, запасы месторождения?
— Пожалуй, от пяти до восьми миллионов килограммов.
— Транспорт прибудет через десять земных месяцев.
— Будем грузить чистый уран.
— Нет, проблема транспортировки грузов теперь разрешена, ты забыл, что мы уже шестнадцать лет как улетели с Земли.
— В прошлый вторник исполнилось шестнадцать лет.
— Правильно, они погрузят руду и очистят ее на земной орбите.
— Мы спустимся ниже, Мартин?
— Спускайтесь. Я там уже был.
Первый из них — кажется, Алеф — скользнул по лестнице вниз. Остальные последовали за ним. Пью и Мартин остались на краю пропасти. Пью настроил рацию на избирательную связь с Мартином и заметил, что Мартин сделал то же самое. Было чуть утомительно слушать, как один человек рассуждает вслух десятью голосами. А может, это был один голос, выражавший мысли десятерых?
— Ну и утроба, — сказал Пью, глядя в черную пропасть, чьи изрезанные жилами, морщинистые стены отражали лучи фонарей где-то далеко внизу. — Коровий желудок, набитый окаменевшим дерьмом.
Счетчик Мартина попискивал, как потерявшийся цыпленок. Они стояли на умиравшей планете-эпилептике, дыша кислородом из баллонов, одетые в нержавеющие, антирадиационные скафандры, способные выдержать перепады температур в двести градусов, неподвластные ударам и разрывам, созданные для того, чтобы любой ценой сберечь мягкую плоть, заключенную внутри.
— Хотел бы я когда-нибудь попасть на планету, где нечего было бы исследовать.
— А тебе такая досталась.
— Тогда в следующий раз лучше не выпускай меня из дома.
Пью был рад. Он надеялся, что Мартин согласится и дальше работать вместе с ним, но оба они не привыкли говорить о своих чувствах, и потому он не решался спросить об этом.
— Я постараюсь, — сказал он.
— Ненавижу это место. Ты знаешь, я люблю пещеры. Потому я сюда и залез. Страсть к спелеологии. Но эта пещера — сволочь. Серьезно. Здесь ни на секунду нельзя расслабиться. Хотя, надеюсь, эти ребята с ней справятся. Они свое дело знают.
— За ними будущее, каким бы оно ни было, — сказал Пью.
«Будущее» карабкалось по лестнице, увлекло Мартина к выходу из пещеры и засыпало его вопросами.
— У нас хватит материала для крепления?
— Если мы переоборудуем один из сервоэкстракторов, то да.
— Микровзрывов будет достаточно?
— Каф может рассчитать нагрузки.
Пью переключил рацию на прием их голосов. Он наблюдал за ними, смотрел на Мартина, молча стоявшего среди них, на Адскую Пасть и морщинистую равнину.
— Все в порядке? Мартин, ты согласен с предварительным планом?
— Это уж твое дело, — ответил Мартин.
За пять дней Джоны разгрузили и подготовили оборудование и начали работу в шахте. Они работали с максимальной производительностью. Пью был зачарован и даже напуган этой производительностью, их уверенностью и независимостью. Они в нем совершенно не нуждались. Клон и в самом деле можно считать первым полностью стабильным, самостоятельным человеческим Существом, думал он. Выросши, они уже не нуждаются ни в чьей помощи. Они будут сами себя удовлетворять и в физическом, и интеллектуальном, и эмоциональном отношении. Что бы ни делал член этой группы, он всегда будет пользоваться полной поддержкой и одобрением остальных близнецов. Никто больше им не нужен.
Двое из клона остались в куполе, занимаясь вычислениями и всякой писаниной, часто выбираясь на шахту для измерений и испытаний. Это были математики клона, Зайин и Каф. Как объяснила сама Зайин, все десятеро получили достаточную математическую подготовку в возрасте от трех до двадцати одного года. Но с двадцати одного до двадцати трех они с Кафом специализировались в математике, тогда как другие занимались больше геологией, горным делом, электроникой, роботикой, прикладной атомикой и так далее.
— Мы с Кафом считаем, что мы в клоне ближе всего к обстоящему Джону Чоу, — сказала Зайин. — Но, разумеются, в основном он был биоматематиком, а это уже не наша специальность.
— Мы нужнее здесь, — заявил Каф со свойственным ему самодовольством.
Пью с Мартином вскоре научились отличать эту пару от других. Зайин — по целостности характера, Кафа — лишь по обесцвеченному ногтю на безымянном пальце (Каф в шестилетнем возрасте попал себе по пальцу молотком). Без сомнения, существовали и другие различия, как физические, так и психологические. Природа может создавать идентичное, а воспитание внесет свои поправки. Но найти эти различия было нелегко. Сложность заключалась еще и в том, что клон никогда не разговаривал с Пью и Мартином всерьез. Они шутили с ними, были вежливы. Жаловаться было не на что: они были милы, но в поведении чувствовалось стандартизованное американское дружелюбие:
— Вы родом из Ирландии, Оуэн?
— Нет, я валлиец.
— Вы разговариваете с Мартином на валлийском языке?
«Вот это тебя не касается», — подумал Пью и ответил:
— Нет, это диалект Мартина. Аргентинский. Ведет происхождение от испанского языка.
— Вы изучили его для того, чтобы другие вас не понимали?
— От кого нам таиться? Просто человеку иногда приятно говорить на родном языке.
— Наш родной язык английский, — сказал Каф безучастно. Да и как он мог быть участливым? Человек проявляет участие к другим потому, что сам в нем нуждается.
— Уэллс — необычная страна? — спросила Зайин.
— Уэллс? Да, Уэллс необычен. — Пью включил камнерез и таким образом избавился от дальнейших расспросов, заглушив их визгом пилы. И пока прибор визжал. Пью отвернулся от собеседников и выругался по-валлийски.
— Еще два месяца терпеть, — сказал Мартин как-то вечером.
— Два месяца до чего? — огрызнулся Пью. Последнее время он был раздражителен, и угрюмость Мартина действовала ему на нервы.
— До смены.
Через шестьдесят дней возвратит я вся экспедиция с обследования других планет этой системы.
— Зачеркиваешь дни в своем календаре? — поддразнил он Мартина.
— Возьми себя в руки, Оуэн.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что сказал.
Они расстались, недовольные друг другом.
Проведя день в Пампе, громадной лавовой долине, до которой было два часа лета на ракете, Пью вернулся домой. Он был утомлен, но освежен одиночеством. Одному было не положено пускаться в дальние поездки, но они часто делали это в последнее время. Мартин стоял, склонившись под яркой лампой, вычерчивая одну из своих элегантных, мастерски выполненных карт; на этой было изображено отвратительное лицо Либры. Кроме Мартина, дома не было никого, и купол казался огромным и туманным, как и до приезда клона.
— Где наша золотая орда?
Мартин, продолжая штриховать, буркнул, что не знает. Затем выпрямился и обернулся к солнцу, расползшемуся по восточной равнине, словно громадная красная жаба, и взглянул на часы, которые показывали 18:45.
— Сегодня порядочные землетрясения, — сказал он, вновь наклоняясь над картой. — Чувствовал? Ящики так и сыплются. Взгляни на сейсмограф.
На ролике дергалась и дрожала игла. Она никогда не прекращала здесь свой танец. Во второй половине дня на лепте было зарегистрировано пять крупных землетрясений. Два раза игла самописца вылезала за ленту. Спаренный с сейсмографом компьютер выдал карточку с надписью: «Эпицентр 61^ норд — 4^4' ост».
— На этот раз не в траншее.
— Мне показалось, что оно отличается от обычных. Резче было.
— На первой базе я все ночи не спал, чувствуя, как трясется земля. Удивительно, как ко всему привыкаешь.
— Рехнешься, если не привыкнешь. Что на обед?
— А я думал, ты его уже приготовил.
— Я жду клона.
Чувствуя, что проиграл, Пью достал дюжину обеденных пакетов, сунул два из них в автовар и вытащил вновь.
— Вот и обед.
— Я вот думаю, — сказал Мартин, подходя к столу. — А что если какой-нибудь клон сам себя склонирует? Нелегально. Сделает тысячу дубликатов, десять тысяч, целую армию. Они смогут преспокойно захватить власть, разве не так?
— Но ты забыл, сколько миллионов стоило вырастить этот клон? Искусственная плацента и так далее. Это нелегко сделать в тайне, без собственной планеты… Когда-то давно, до создания Лиги, когда Земля была поделена между национальными правительствами, об этом был разговор: склонируйте своих лучших солдат, создайте целые полки-клоны. Но безумие кончилось раньше, чем они смогли сыграть в эту игру.
Они разговаривали дружески, совсем как раньше.
— Странно, — жуя сказал Мартин. — Они же уехали рано утром.
— Да, все, кроме Кафа и Зайин. Они надеялись доставить на поверхность первую партию руды. Что случилось?
— Они не приехали на обед.
— Не беспокойся, с голоду не помрут.
— Они уехали в семь утра.
— Ну и что? — И тут Пью понял. Воздушные баллоны были рассчитаны на восемь часов.
— Каф и Зайин взяли с собой запасные баллоны.
— А может, у них есть запас в шахте?
— Был, но они привезли все баллоны сюда на заправку.
Мартин поднялся и показал на поленницу баллонов.
— В каждом скафандре есть сигнал тревоги.
— Сигналы не автоматические.
Пью устал и хотел есть.
— Садись и поешь, старик. Они сами о себе позаботятся.
Мартин сел, но есть не стал.
— Первый толчок был очень сильным. Он меня даже испугал.
Пью помолчал, потом вздохнул и сказал:
— Ну, хорошо.
Без всякого энтузиазма они влезли в двухместный флаер, который всегда был в их распоряжении, и направились на север. Долгий рассвет окутал планету ядовито-красным туманом. Низкий свет и тени мешали разглядывать дорогу, создавали миражи — железные стены, сквозь которые свободно проникал флаер, превратили долину за Адской Пастью в Низину, заполненную кровавой водой. У входа в туннель скопилось множество машин. Краны, сервороботы, кабели и колеса, автокопатели и подъемники причудливо выступали из тьмы, охваченные красным светом. Мартин соскочил с флаера и бросился а шахту. Тут Яке выбежал обратно и крикнул Пью:
1 2 3 4 5