При попытке нападения он был готов действовать максимально жестко — ненормальных следует останавливать сразу и желательно надолго. Иначе исход непредсказуем. Больные, случается, даже не чувствуют ударов, валящих нормальных людей наповал.
Человек не отреагировал на появление Рокотова, продолжая диспут с пустотой.
Влад покачал головой и подошел ближе.
Больной поднял глаза и сжался, втянул голову в плечи.
— Спокойно, — проговорил Владислав, не делая резких движений. — Я друг. Не бойся, все будет хорошо.
Человек что-то тихо пробормотал.
— Я отведу тебя домой, — Рокотов подошел почти вплотную.
Больной посмотрел на биолога и обхватил руками плечи.
— Холодно, я понял, — Владислав снял рюкзак, вытащил свернутое шерстяное одеяло и набросил на спину ненормального. Тот быстро закутался в обновку.
«Слава Богу! — облегченно вздохнул биолог. — Что-то соображает и, судя по пижаме, в штаны не гадит. Стало быть, обслужить себя может… Пока».
— Хочешь есть?
Больной радостно забулькал.
Влад дал ему лепешку. Человек неожиданно аккуратно разломил угощение на две части и половину протянул Рокотову, просительно заглядывая тому в глаза.
Сумасшедшие живут в вакууме безразличия общества. Любое проявление доброты порой расценивается как признание их нормальности, однако окружающие люди, за исключением настоящих, искренне преданных профессии врачей, сторонятся любого контакта с пациентами клиник, не скрывают страха или брезгливости, иногда откровенно издеваются над беспомощными существами. Не понимая того, что в любой момент природа, создавшая сложнейший мозговой механизм, может отвернуться и от них самих.
Сорокасемилетний инженер, попавший в психиатрическую лечебницу после тяжелейшей травмы головы, прошел через все круги ада. Над ним потешались знакомые, его бросила жена, дети отказывались встречаться с отцом, и долгие месяцы он провел за зарешеченными окнами клиники… Пока однажды ночью в клинику не попала натовская ракета. И он побежал через обломки досок, через поле, через болото, обдирая голые ноги об острые камни и от ужаса не чувствуя боли…
Глава 7. ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ.
Кому-то может показаться глупым решение Рокотова вытащить из леса душевнобольного человека. Кто-нибудь, возможно, даже покрутит у виска пальцем — мол, совсем Влад свихнулся, раз берет с собой психа. У которого к тому же в любую секунду может случиться обострение.
Но биолог придерживался иного мнения.
Ему было безразлично, что вокруг него война. Он не собирался, как многие, подчинять себя исключительно выполнению боевой задачи, не обращая внимания на окружающих. Ибо это очень удобная позиция, которую, увы, занимают слишком многие прошедшие военные конфликты люди. Внешне они отличные бойцы, казалось бы, без остатка отдающиеся борьбе с врагом. А на деле — всего лишь эгоисты, ищущие повод увильнуть от трудностей. Мол, не до этого, не видите, что ли, война! Война войной, но ведь и о человеческих качествах нельзя забывать.
Вот и получается, что многие ветераны даже в мирной жизни продолжают подсознательно искать легкой жизни — требуют более трепетного отношения и поблажек, считают, что участие в прошедшей войне ставит их выше других.
Влад насмотрелся на таких индивидов — в его Институте Химии Ядов и Удобрений полгода арендовало помещение акционерное общество, созданное группой ветеранов «горячих точек».
Здоровые парни надменно смотрели на окружающих, на любое замечание презрительно отвечали целым монологом, неизменно заканчивавшимся словами «мы воевали, так что вам не понять», в своем офисе по вечерам пили дешевую водку и рвали гитарные струны, выкрикивая что-то задушевное и дурно зарифмованное. Некоторые молоденькие лаборанты и лаборантки клевали на военную романтику и присоединялись к вечерним посиделкам ветеранов, но результат, как правило, был один и тот же: разбитые морды и порванные платья — нагрузившиеся «вояки» вдруг начинали требовать от дам сексуальных утех, мотивируя их необходимость перенесенными на прошлой войне страданиями.
Да и финал у акционерного общества был закономерен — кто-то что-то с кем-то не поделил и выяснил отношения с помощью китайского ТТ. Ибо ветеранов и пистолетов много, а денег и квот на беспошлинную торговлю всем не хватает.
Оставшихся в живых акционеров разогнал УБЭП при поддержке РУБОПа…
Подобные личности были Владу неприятны. И играть в «крутого воина», лишенного сострадания, он не собирался. Поэтому четко сориентировал все свои знания и опыт на конкретной задаче: спасение больного.
Когда его новоиспеченный «пациент» насытился и опять принялся бормотать, Рокотов промыл ему царапины перекисью водорода и из разрезанного на полосы второго одеяла соорудил нечто вроде онучей. Идти предстояло по камням, а больной был босиком.
Издалека донеслись звуки артиллерийской канонады. Влад поднял голову и прислушался.
«Ага. Это в деревне. — Он посмотрел на часы: — Быстро они… Молодец дедок, оперативно сработал! Я был прав — косовары туда тоже приперлись. Ну-ну, террористы хреновы, не ожидали, что вас регулярная армия встретит. Думали раньше сербов успеть… Неувязочка вышла, вы меня в расчет не приняли. Оч-чень хорошо! И таких подлянок, будем надеяться, я вам еще не одну устрою. Телефоны есть почти везде, Марко мужик конкретный, так что жизнь вам предстоит веселая…»
Настроение улучшилось.
— Ну что, — биолог потрепал по плечу человека в пижаме, — идти можешь?
Больной с готовностью вскочил и сделал несколько шагов, радостно оглядываясь на Влада. Потом сел на землю, развел руки в стороны и забулькал с удвоенным рвением.
«Да уж, — Рокотов озадаченно почесал нос. — Звуковое сопровождение мне обеспечено. Рот ему затыкать нельзя — испугается. Хорошо еще, что ни одного слова не разобрать. Фенотипически он серб, албанцы бы его пристрелили на месте… Если нарвемся на косоваров, придется выдать себя за американского диверсанта. Благо они мой акцент не усекут, а по-английски я говорю лучше, чем любой из них. Этого представим как спасенного мной английского летчика. Мол, сбили две недели назад, сильно ударился головой, а сволочи сербы его в психушку засунули. Оттуда я его вытащил. Теперича идем в Македонию. Ежели поинтересуются, почему я без рации, то скажу, что сей нежный агрегат разнесла вдребезги одинокая, но очень злая сербская пуля. А почему с „калашом“? А потому, что это идиотизм — бродить с М-16 по Сербии. Слишком заметно, да и патронов не достать. Что ж, как базовая версия сойдет. А там видно будет…»
Оставалось узнать, как больной отреагирует на английскую речь. Сербский и русский исключались сразу, на французский надежд было мало, а по-немецки Владислав знал только стандартный набор фраз любого питерского мальчишки, игравшего в детстве в войну, — «Гитлер капут!», «Хенде хох!» и «Шнель, шнель, русише швайн!». Из связных предложений подкованный Рокотов мог выдать лишь «Дойче зольдатен нихт ка питулирен!». А с таким словарным запасом его разоблачил бы любой третьеклассник.
— Can you go with me? — четко произнося каждое слово, спросил Влад.
Больной на секунду примолк, по-птичьи склонил голову и скорчил рожу.
Рокотов повторил вопрос.
Человек покачался взад вперед, внимательно вглядываясь в биолога. Потом снова забормотал, но уже в другой тональности.
— We shall go to the hospital, — Владислав сделал приглашающий жест рукой. Больной замер, осмысливая сказанное, и поднялся на ноги.
«Уф! — его русский собеседник перевел дух. — Понял. Это уже легче…»
— Let's go! — Рокотов закинул рюкзак на плечо и поманил человека пальцем. Тот послушно встал рядом, не переставая тихонько булькать…
Идти оказалось не столь тяжело, как предполагал Влад.
Больной дисциплинированно шел за биологом, выбиравшим наиболее пологий маршрут, не останавливался и лишь что-то напевал. Когда Рокотов оглядывался, человек в пижаме радостно улыбался ему. Природа и свежий воздух оказывали на несчастного благотворное, успокаивающее действие.
Но из-за постоянного бормотания за спиной Владислав не расслышал хруст ветки под чужой ногой и вылетевший из-за куста широкий десантный нож заметил лишь краем глаза. Времени на раздумья не оставалось. Прыжком он оказался на пути клинка, раскручивая автомат как посох при упражнении «крыло бабочки» и надеясь, что сможет отбить несущееся в грудь больному сверкающее лезвие…
* * *
После восьми месяцев работы на дверях американского консульства в Петербурге Константин смог купить старенький «мерседес». Тачка, несмотря на более чем солидный возраст, бегала вполне прилично, не ломалась и производила неизгладимое впечатление на знакомых девушек. А при зарплате в четыреста долларов расходы на бензин казались пустяком.
Его напарник Степа, благодаря чьей протекции Константин и оказался в консульстве, тяжело плюхнулся на сиденье и заворочался, поудобнее пристраивая свою необъятную рыхлую задницу.
— Тебя до дома? — поинтересовался Костя, заводя мотор.
— Угу. Только остановишь у «Бабилона», мне надо пивка и гамбургеров прикупить, — по-хозяйски распорядился Степан. К Константину он относился покровительственно, всем своим видом напоминая, кому тот обязан непыльной и хорошо оплачиваемой работенкой.
Константин свое место знал, возил Степана до дома и по делам, поил пивом и бегал за солеными орешками. И при этом терпеливо ждал повода поймать напарника на каком-нибудь нарушении, стукнуть «бешеной Мэри» и навсегда избавиться от вечно потеющего толстяка. Наушничество в консульстве поощрялось, провинившегося, выгоняли с треском, даже не объясняя, за что именно увольняют. И доносительство цвело махровым цветом; никто не был уверен, что и сам не вылетит в два счета. Начальница службы безопасности полагала, что именно перекрестный стук избавляет ее от неуверенности в персонале. Особенно когда речь шла о русских, коих Мэри равняла с африканцами — вороватое, дескать, и льстивое быдло. Однако вслух свои мысли демократичная американка не произносила.
«Мерседес» выехал с Фурштадской, повернул налево и покатил по набережной.
— А хорошо мы этого козла приложили! — вдруг вспомнил Степан, забрасывая в пухлогубый рот горсть жареного арахиса.
— Какого козла? — не сразу понял Костя.
— Да на демонстрации… Классно я ему в торец запердонил! Сразу вырубил. Будет знать!
— Я так и не понял, за что вы его. — Константин не принимал участия в избиении демонстранта, но о происшествии слышал. Никто и не думал сохранить в тайне факт наказания какой-то «борзоты», так что уже на следующий день охранники вовсю обсуждали подробности инцидента.
— Да Мэри попросила. Тот чувак янкесам покоя не давал. Статейки да книжонки в поддержку сербов калякал. Ну и проучили… Теперь не скоро оклемается.
— Неприятностей не будет?
— Да ты что! — заржал Степан. — Какие неприятности? Америкосы своих не сдают. Если хорошо себя вести будешь, тебе и бабульки нормальные заплатят, и отдохнуть в Штаты пустят, и грин-кард через пять лет дадут. Не боись! Главное — делай, что Мэри скажет.
— А с тем чуваком по другому нельзя было?
— Ну ты тупой! Говорят же тебе — достал он янкесов! А по-человечески не понимает! Вон, Серега рассказывал: пытались с этим козлом по-нормальному договориться. Деньги давали, статьи против него проплачивали, дружить предлагали… А он, блин, ни в какую! Наши и так с ним, и сяк, — местоимение «наши» Степан распространял исключительно на своих сослуживцев и граждан США, — на работе ему неприятности устроили, с немцами договорились, чтоб ему визу не давали. В общем, все попробовали. Даже какие-то бакланы ему тачку раскурочили. Не бесплатно, разумеется.
— И что, не внял? — Константин закурил и, опустив стекло, выставил в окно локоть.
— Я ж тебе об этом и толкую! Ни в какую… А тут Мэри его у консульства засекла. Протестовать пришел, дурилка картонная. Ну, мы своим мусоркам пети-мети сунули, они его тепленьким во дворик наш и доставили.
— Опасное дело, — посочувствовал Костя. Полученные от болтливого Степы сведения в будущем могли сгодиться. — А вам-то нормально отломилось?
— По пятьсот зеленью, — небрежно буркнул напарник.
— Вау! Некисло за пять минут работы…
— А то! Кто за америкосов нормально вписывается, без бабок не сидит.
— А менты дело не заведут?
— Нам какая разница? Серега говорил, что звонила следачка, хотела, типа, список сотрудников охраны получить. Ее и послали.
— Все-таки завели дело?
— Да фигня это! Никто ментам никаких данных не дает. А без бумажки они год проковыряются. Еще раз позвонят — Мэри истерику через прессу закатит, чтоб не борзели. В «Невском времени» у нее вся редакция — на прикорме. Там же педрилы одни, вот со штатниками и тусуются. Наш то атташе по культуре из этих…
— Я и не знал, — удивился Костя, сворачивая с моста к Финляндскому вокзалу.
— Обычное дело, — наставительно заявил Степан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Человек не отреагировал на появление Рокотова, продолжая диспут с пустотой.
Влад покачал головой и подошел ближе.
Больной поднял глаза и сжался, втянул голову в плечи.
— Спокойно, — проговорил Владислав, не делая резких движений. — Я друг. Не бойся, все будет хорошо.
Человек что-то тихо пробормотал.
— Я отведу тебя домой, — Рокотов подошел почти вплотную.
Больной посмотрел на биолога и обхватил руками плечи.
— Холодно, я понял, — Владислав снял рюкзак, вытащил свернутое шерстяное одеяло и набросил на спину ненормального. Тот быстро закутался в обновку.
«Слава Богу! — облегченно вздохнул биолог. — Что-то соображает и, судя по пижаме, в штаны не гадит. Стало быть, обслужить себя может… Пока».
— Хочешь есть?
Больной радостно забулькал.
Влад дал ему лепешку. Человек неожиданно аккуратно разломил угощение на две части и половину протянул Рокотову, просительно заглядывая тому в глаза.
Сумасшедшие живут в вакууме безразличия общества. Любое проявление доброты порой расценивается как признание их нормальности, однако окружающие люди, за исключением настоящих, искренне преданных профессии врачей, сторонятся любого контакта с пациентами клиник, не скрывают страха или брезгливости, иногда откровенно издеваются над беспомощными существами. Не понимая того, что в любой момент природа, создавшая сложнейший мозговой механизм, может отвернуться и от них самих.
Сорокасемилетний инженер, попавший в психиатрическую лечебницу после тяжелейшей травмы головы, прошел через все круги ада. Над ним потешались знакомые, его бросила жена, дети отказывались встречаться с отцом, и долгие месяцы он провел за зарешеченными окнами клиники… Пока однажды ночью в клинику не попала натовская ракета. И он побежал через обломки досок, через поле, через болото, обдирая голые ноги об острые камни и от ужаса не чувствуя боли…
Глава 7. ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ.
Кому-то может показаться глупым решение Рокотова вытащить из леса душевнобольного человека. Кто-нибудь, возможно, даже покрутит у виска пальцем — мол, совсем Влад свихнулся, раз берет с собой психа. У которого к тому же в любую секунду может случиться обострение.
Но биолог придерживался иного мнения.
Ему было безразлично, что вокруг него война. Он не собирался, как многие, подчинять себя исключительно выполнению боевой задачи, не обращая внимания на окружающих. Ибо это очень удобная позиция, которую, увы, занимают слишком многие прошедшие военные конфликты люди. Внешне они отличные бойцы, казалось бы, без остатка отдающиеся борьбе с врагом. А на деле — всего лишь эгоисты, ищущие повод увильнуть от трудностей. Мол, не до этого, не видите, что ли, война! Война войной, но ведь и о человеческих качествах нельзя забывать.
Вот и получается, что многие ветераны даже в мирной жизни продолжают подсознательно искать легкой жизни — требуют более трепетного отношения и поблажек, считают, что участие в прошедшей войне ставит их выше других.
Влад насмотрелся на таких индивидов — в его Институте Химии Ядов и Удобрений полгода арендовало помещение акционерное общество, созданное группой ветеранов «горячих точек».
Здоровые парни надменно смотрели на окружающих, на любое замечание презрительно отвечали целым монологом, неизменно заканчивавшимся словами «мы воевали, так что вам не понять», в своем офисе по вечерам пили дешевую водку и рвали гитарные струны, выкрикивая что-то задушевное и дурно зарифмованное. Некоторые молоденькие лаборанты и лаборантки клевали на военную романтику и присоединялись к вечерним посиделкам ветеранов, но результат, как правило, был один и тот же: разбитые морды и порванные платья — нагрузившиеся «вояки» вдруг начинали требовать от дам сексуальных утех, мотивируя их необходимость перенесенными на прошлой войне страданиями.
Да и финал у акционерного общества был закономерен — кто-то что-то с кем-то не поделил и выяснил отношения с помощью китайского ТТ. Ибо ветеранов и пистолетов много, а денег и квот на беспошлинную торговлю всем не хватает.
Оставшихся в живых акционеров разогнал УБЭП при поддержке РУБОПа…
Подобные личности были Владу неприятны. И играть в «крутого воина», лишенного сострадания, он не собирался. Поэтому четко сориентировал все свои знания и опыт на конкретной задаче: спасение больного.
Когда его новоиспеченный «пациент» насытился и опять принялся бормотать, Рокотов промыл ему царапины перекисью водорода и из разрезанного на полосы второго одеяла соорудил нечто вроде онучей. Идти предстояло по камням, а больной был босиком.
Издалека донеслись звуки артиллерийской канонады. Влад поднял голову и прислушался.
«Ага. Это в деревне. — Он посмотрел на часы: — Быстро они… Молодец дедок, оперативно сработал! Я был прав — косовары туда тоже приперлись. Ну-ну, террористы хреновы, не ожидали, что вас регулярная армия встретит. Думали раньше сербов успеть… Неувязочка вышла, вы меня в расчет не приняли. Оч-чень хорошо! И таких подлянок, будем надеяться, я вам еще не одну устрою. Телефоны есть почти везде, Марко мужик конкретный, так что жизнь вам предстоит веселая…»
Настроение улучшилось.
— Ну что, — биолог потрепал по плечу человека в пижаме, — идти можешь?
Больной с готовностью вскочил и сделал несколько шагов, радостно оглядываясь на Влада. Потом сел на землю, развел руки в стороны и забулькал с удвоенным рвением.
«Да уж, — Рокотов озадаченно почесал нос. — Звуковое сопровождение мне обеспечено. Рот ему затыкать нельзя — испугается. Хорошо еще, что ни одного слова не разобрать. Фенотипически он серб, албанцы бы его пристрелили на месте… Если нарвемся на косоваров, придется выдать себя за американского диверсанта. Благо они мой акцент не усекут, а по-английски я говорю лучше, чем любой из них. Этого представим как спасенного мной английского летчика. Мол, сбили две недели назад, сильно ударился головой, а сволочи сербы его в психушку засунули. Оттуда я его вытащил. Теперича идем в Македонию. Ежели поинтересуются, почему я без рации, то скажу, что сей нежный агрегат разнесла вдребезги одинокая, но очень злая сербская пуля. А почему с „калашом“? А потому, что это идиотизм — бродить с М-16 по Сербии. Слишком заметно, да и патронов не достать. Что ж, как базовая версия сойдет. А там видно будет…»
Оставалось узнать, как больной отреагирует на английскую речь. Сербский и русский исключались сразу, на французский надежд было мало, а по-немецки Владислав знал только стандартный набор фраз любого питерского мальчишки, игравшего в детстве в войну, — «Гитлер капут!», «Хенде хох!» и «Шнель, шнель, русише швайн!». Из связных предложений подкованный Рокотов мог выдать лишь «Дойче зольдатен нихт ка питулирен!». А с таким словарным запасом его разоблачил бы любой третьеклассник.
— Can you go with me? — четко произнося каждое слово, спросил Влад.
Больной на секунду примолк, по-птичьи склонил голову и скорчил рожу.
Рокотов повторил вопрос.
Человек покачался взад вперед, внимательно вглядываясь в биолога. Потом снова забормотал, но уже в другой тональности.
— We shall go to the hospital, — Владислав сделал приглашающий жест рукой. Больной замер, осмысливая сказанное, и поднялся на ноги.
«Уф! — его русский собеседник перевел дух. — Понял. Это уже легче…»
— Let's go! — Рокотов закинул рюкзак на плечо и поманил человека пальцем. Тот послушно встал рядом, не переставая тихонько булькать…
Идти оказалось не столь тяжело, как предполагал Влад.
Больной дисциплинированно шел за биологом, выбиравшим наиболее пологий маршрут, не останавливался и лишь что-то напевал. Когда Рокотов оглядывался, человек в пижаме радостно улыбался ему. Природа и свежий воздух оказывали на несчастного благотворное, успокаивающее действие.
Но из-за постоянного бормотания за спиной Владислав не расслышал хруст ветки под чужой ногой и вылетевший из-за куста широкий десантный нож заметил лишь краем глаза. Времени на раздумья не оставалось. Прыжком он оказался на пути клинка, раскручивая автомат как посох при упражнении «крыло бабочки» и надеясь, что сможет отбить несущееся в грудь больному сверкающее лезвие…
* * *
После восьми месяцев работы на дверях американского консульства в Петербурге Константин смог купить старенький «мерседес». Тачка, несмотря на более чем солидный возраст, бегала вполне прилично, не ломалась и производила неизгладимое впечатление на знакомых девушек. А при зарплате в четыреста долларов расходы на бензин казались пустяком.
Его напарник Степа, благодаря чьей протекции Константин и оказался в консульстве, тяжело плюхнулся на сиденье и заворочался, поудобнее пристраивая свою необъятную рыхлую задницу.
— Тебя до дома? — поинтересовался Костя, заводя мотор.
— Угу. Только остановишь у «Бабилона», мне надо пивка и гамбургеров прикупить, — по-хозяйски распорядился Степан. К Константину он относился покровительственно, всем своим видом напоминая, кому тот обязан непыльной и хорошо оплачиваемой работенкой.
Константин свое место знал, возил Степана до дома и по делам, поил пивом и бегал за солеными орешками. И при этом терпеливо ждал повода поймать напарника на каком-нибудь нарушении, стукнуть «бешеной Мэри» и навсегда избавиться от вечно потеющего толстяка. Наушничество в консульстве поощрялось, провинившегося, выгоняли с треском, даже не объясняя, за что именно увольняют. И доносительство цвело махровым цветом; никто не был уверен, что и сам не вылетит в два счета. Начальница службы безопасности полагала, что именно перекрестный стук избавляет ее от неуверенности в персонале. Особенно когда речь шла о русских, коих Мэри равняла с африканцами — вороватое, дескать, и льстивое быдло. Однако вслух свои мысли демократичная американка не произносила.
«Мерседес» выехал с Фурштадской, повернул налево и покатил по набережной.
— А хорошо мы этого козла приложили! — вдруг вспомнил Степан, забрасывая в пухлогубый рот горсть жареного арахиса.
— Какого козла? — не сразу понял Костя.
— Да на демонстрации… Классно я ему в торец запердонил! Сразу вырубил. Будет знать!
— Я так и не понял, за что вы его. — Константин не принимал участия в избиении демонстранта, но о происшествии слышал. Никто и не думал сохранить в тайне факт наказания какой-то «борзоты», так что уже на следующий день охранники вовсю обсуждали подробности инцидента.
— Да Мэри попросила. Тот чувак янкесам покоя не давал. Статейки да книжонки в поддержку сербов калякал. Ну и проучили… Теперь не скоро оклемается.
— Неприятностей не будет?
— Да ты что! — заржал Степан. — Какие неприятности? Америкосы своих не сдают. Если хорошо себя вести будешь, тебе и бабульки нормальные заплатят, и отдохнуть в Штаты пустят, и грин-кард через пять лет дадут. Не боись! Главное — делай, что Мэри скажет.
— А с тем чуваком по другому нельзя было?
— Ну ты тупой! Говорят же тебе — достал он янкесов! А по-человечески не понимает! Вон, Серега рассказывал: пытались с этим козлом по-нормальному договориться. Деньги давали, статьи против него проплачивали, дружить предлагали… А он, блин, ни в какую! Наши и так с ним, и сяк, — местоимение «наши» Степан распространял исключительно на своих сослуживцев и граждан США, — на работе ему неприятности устроили, с немцами договорились, чтоб ему визу не давали. В общем, все попробовали. Даже какие-то бакланы ему тачку раскурочили. Не бесплатно, разумеется.
— И что, не внял? — Константин закурил и, опустив стекло, выставил в окно локоть.
— Я ж тебе об этом и толкую! Ни в какую… А тут Мэри его у консульства засекла. Протестовать пришел, дурилка картонная. Ну, мы своим мусоркам пети-мети сунули, они его тепленьким во дворик наш и доставили.
— Опасное дело, — посочувствовал Костя. Полученные от болтливого Степы сведения в будущем могли сгодиться. — А вам-то нормально отломилось?
— По пятьсот зеленью, — небрежно буркнул напарник.
— Вау! Некисло за пять минут работы…
— А то! Кто за америкосов нормально вписывается, без бабок не сидит.
— А менты дело не заведут?
— Нам какая разница? Серега говорил, что звонила следачка, хотела, типа, список сотрудников охраны получить. Ее и послали.
— Все-таки завели дело?
— Да фигня это! Никто ментам никаких данных не дает. А без бумажки они год проковыряются. Еще раз позвонят — Мэри истерику через прессу закатит, чтоб не борзели. В «Невском времени» у нее вся редакция — на прикорме. Там же педрилы одни, вот со штатниками и тусуются. Наш то атташе по культуре из этих…
— Я и не знал, — удивился Костя, сворачивая с моста к Финляндскому вокзалу.
— Обычное дело, — наставительно заявил Степан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45