Это была ее нормальная реакция. Кувшин ударился о дверную перегородку и покатился по татами. К счастью, вылившаяся вода только немного забрызгала мои волосы, поэтому, вернувшись в свою комнату, мне не стоило труда их подсушить.
За окном виднелось тёмное море, вздымающиеся волны которого иногда даже внушали страх. И небо, и море выглядели одинаково монотонно-серыми, как будто находились по другую сторону огромного фильтра. В подобные дни даже Пуч тихо сидел в своей будке, наблюдая за дождём. Внизу были слышны голоса и шаги гостей, которые, не имея возможности пойти на пляж, ходили друг к другу в гости или собирались в холле, где стоял большой телевизор и старый игральный автомат.
Но, несмотря на скверное настроение, я всё-таки заставила себя продолжить чтение. Капли дождя, стекающие по стеклу, рождали в моем воображении различные образы.
«А что, если Цугуми станет ещё хуже и она умрёт?» Вечная мысль о здоровье Цугуми, которое в детские годы было ещё более слабым, не покидала её родственников, и особенно в такой дождливый день, как этот, когда прошлое и настоящее, казалось, сливались в одно целое.
Неожиданно слеза упала на страницу книги, а вслед за ней закапали вторая и третья.
«Мария, что с тобой случилось?» – подумала я и вытерла слёзы.
Попытавшись отвлечься, я продолжила чтение.
К трём часам читать уже было нечего. Цугуми всё ещё была в постели. Ёко куда-то ушла. По телевизору ничего интересного не передавали, поэтому я решила сходить в книжный магазин. Услышав звук открывающейся раздвижной двери моей комнаты, Цугуми крикнула:
– Ты куда идёшь?
– В книжный магазин. Тебе что-нибудь нужно?
– Купи мне яблочного сока. Только натурального, стопроцентного, – попросила она охрипшим голосом. Видимо, у неё была высокая температура.
– Я поняла.
– И ещё дыню, суси и… – крикнула она мне вслед, но я уже спускалась вниз по лестнице и не стала слушать.
Дождь в приморских городках идёт как-то по-особому тихо, ибо море поглощает его звук. В Токио я всегда поражаюсь, что дождь, ударяясь о землю, производит столько шума.
Когда в дождливую погоду идёшь по пляжу, он выглядит таким пустынным и тихим, что возникает ощущение, будто ты попал на кладбище, а падающие на песок капли создают тысячи разнообразных узоров.
Самый крупный книжный магазин в городе был переполнен, и в этом не было ничего удивительного, потому что в такую погоду все отдыхающие бросаются сюда. Я внимательно оглядела магазин, но, как и ожидала, нужные мне журналы были уже распроданы.
Мне ничего не оставалось, как пойти к полкам с уже не новыми книгами, и там, в самой глубине, к своему огромному удивлению, увидела Кёити, который увлеченно читал какую-то книгу. Я подошла к нему и полюбопытствовала:
– А сегодня ты без собаки?
– Да, – улыбнулся он. – Идёт дождь, и я оставил её дома.
– Если ты здесь не живёшь, то где же ты её держишь?
– Я договорился с хозяевами гостиницы, и они разрешили мне привязать её на заднем дворе. Я уже давно живу там и подружился с ними. В свободное время я даже помогаю им застилать постели. Понимаешь, я не могу назвать им своё имя, поэтому у меня иногда появляется странное ощущение, будто я здесь шпионю.
Я понимающе кивнула. Он был сыном владельца крупного отеля, строящегося у подножия гор, и все хозяева гостиниц в этом городе в большей или меньшей степени обеспокоены этим строительством. Если задуматься, то и для него это было непростое лето.
– А где сейчас Цугуми? – спросил Кёити.
Я была поражена тем, как он произнёс имя Цугуми, и интуиция мне подсказала, что увлечение Цугуми может иметь будущее. Глядя на капли дождя, стекающие одна за другой по виниловым жалюзи книжного магазина, я сказала:
– Цугуми сейчас лежит в постели. Внешность обманчива, у нее очень хрупкое здоровье… Если есть желание, можешь навестить её. Думаю, Цугуми будет очень рада.
– Если ей не станет хуже. Я готов, – согласился он.
Когда мы шли по городу под продолжающимся дождём, я решила, что отношения между Цугуми и этим мальчиком могут развиться во что-нибудь хорошее.
Живя с этой весны в Токио и учась в университете, я не могла не видеть многих пар. (Может быть, я описываю их довольно странно, так как сама являюсь страшной провинциалкой.) Во всяком случае, я могла точно определить, что притягивает этих двух людей друг к другу Они либо были похожи внешне, либо у них были близкие взгляды на жизнь. Какими бы разными ни выглядели на первый взгляд эти пары, если с ними побыть подольше, становилось ясно, что их связывает. Однако в тот день я неожиданно почувствовала, что Цугуми и Кёити может притягивать друг к другу что-то гораздо более сильное. Когда он произнёс имя Цугуми, в моём сознании его имя и её как-то по-особому заиграли, плотно наложившись одно на другое. Я поняла, что их взаимный интерес выходит далеко за пределы этого дождливого дня, и была уверена в своём предчувствии, что это знакомство можно назвать судьбой или предвестником большой любви. Я всё ещё была погружена в эти мысли, когда мы шли по дороге в гостиницу и смотрели, как на мокром асфальте отражается радуга.
– Подожди, если мы идём навестить больного человека, то нам надо что-нибудь купить. Что она любит?
Я невольно рассмеялась, услышав эти слова Кёити.
– Ей нравится всё что угодно. Яблочный сок, дыня, суси…
– Сочетание не выглядит слишком удачным, – сказал Кёити, покачав головой.
Ну и выкручивайся сама, подумала я о Цугуми, если ты заказываешь всё, что придёт тебе в голову.
Когда мы подходили к её комнате, я почувствовала волнение, представив, как скажу: «Цугуми, к тебе гость». И как она не поверит этому, широко раскрыв глаза. Но, раздвинув дверь в её комнату, я обнаружила, что Цугуми там нет.
В комнате был включён свет, и постель создавала впечатление, что её только что покинули. Я остановилась как вкопанная. Цугуми всегда сумасбродничала, но ведь сейчас у неё была температура около тридцати девяти градусов.
– … Её нет, – пробормотала я.
– Но она ведь вроде тяжело больна, – нахмурился Кёити.
– Так оно и есть. Ты подожди здесь, а я пойду, посмотрю внизу, – в растерянности сказала я.
Спустившись в вестибюль, я бросилась к ящику, в котором хранились пляжные сандалии. Цугуми обычно надевала сандалии с белым цветком, и со вздохом облегчения я обнаружила, что они оказались на месте. В этот момент в коридоре показалась тётя Масако.
– Что случилось? – спросила она.
– Цугуми нет в комнате.
Тётя Масако от удивления широко раскрыла глаза.
– Но у неё ведь очень высокая температура. Только что приходил доктор и сделал ей укол… Может, после этого температура упала и она почувствовала себя лучше.
– Наверное, так и случилось.
– Но я всё время была за стойкой регистратора, и после тебя, Мария, никто из гостиницы не выходил. Она, наверное, где-нибудь внутри… Давай попробуем её поискать, – забеспокоилась тётя.
Мы попросили Кёити осмотреть всё вокруг гостиницы, а я и тётя Масако стали искать её внутри. Заглянули всюду: в помещение, где стояли торговые автоматы, в комнату Ёко, сходили во флигель, но её нигде не было. Пока я бегала взад и вперёд по этой небольшой гостинице, вдоль коридора которой тянулись похожие друг на друга двери, у меня появилось странное ощущение, что я заблудилась в каком-то лабиринте, и нас с тётей Масакой неожиданно охватило чувство беспомощности. Как и раньше в подобных ситуациях нас переполнило не беспокойство или раздражение, а именно чувство беспомощности. Ведь, несмотря на показную дерзость и, казалось, постоянно горящий внутри нее огонь, Цугуми всегда вызывала сострадание. То она слишком долго качалась на качелях, то полдня проводила на пляже, плавая в море, то засиживалась в кино на ночном сеансе, то в холодную погоду уходила, ничего на себя не надев, – всё это приводило к тому, что её организм не выдерживал и нам потом приходилось ее выхаживать. Казалось, что в ней бурлит такая внутренняя энергия, которая постоянно сопротивляется её физической слабости.
На меня так и нахлынули воспоминания. Казалось, что я вновь, как это часто случалось в детстве, слышала слова моей матери: «Ты должна вести себя тихо, Мария. Цугуми себя очень плохо чувствует».
– Её нигде нет, – вздохнули мы, вновь собравшись у дверей её комнаты. Кёити, поднявшись по лестнице, сказал, что её нет и около дома. Он вышел без зонтика и весь вымок.
– О, извините, что вы из-за нас так промокли, – обратилась к нему тётя Масако, не зная, с кем она разговаривает. В такой ситуации это не имело значения.
– Неужели ей удалось уйти далеко? – волновалась я и, чтобы лучше осмотреть окрестности, вышла на веранду, где обычно сушилось бельё, и высунулась из большого окна в деревянной раме. Вот тут-то я её и обнаружила.
– Она здесь, – сказала я тёте негромко.
Этому трудно поверить, но Цугуми сумела пролезть и уместиться в пространстве между полом веранды и крышей второго этажа под ней. Она уставилась на меня из своего укрытия и закричала:
– Ну что, нашла всё же!
– Что нашла? Ты соображаешь, что делаешь? – закричала я, возмущённая до глубины души, не понимая, зачем она это сделала.
– Боже, да ты ещё и босиком! В таком холодном месте… Быстро иди сюда. Опять поднимется температура! – в сердцах, но уже с явным облегчением сказала тётя. Затем она вытащила промокшую Цугуми из её укрытия. – Сейчас я принесу полотенце. А ты ложись в постель. Поняла?!
После того как тётя поспешно спустилась вниз, я спросила:
– Цугуми, почему ты спряталась в таком странном месте?
Когда мы в детстве играли в прятки, это было одно из любимых мест Цугуми, и сейчас она, определённо, решила вновь воспользоваться им. Но мы не играли в прятки.
– Ведь ты же хотела меня поразить, придя вместе с Кёити, – хрипло из-за высокой температуры рассмеялась Цугуми. – Я увидела вас из окна и решила пошутить.
– Твоя мама очень добрый человек, – сказал Кёити. Опасаясь, что его присутствие неуместно, он уже собирался уходить, но тётя, Цугуми и я уговорили его остаться и выпить с нами чаю. – Она тебя за эти проделки совсем не ругала.
– Её любовь к дочери глубже, чем океан, – выдала Цугуми.
Врёшь ты всё это, подумала я. Спокойствие тёти – это просто привычка воспринимать так все твои выходки. Но я промолчала и продолжала пить чай. К тому же Кёити смотрел на Цугуми с такой жалостью, с какой смотрят на умирающего котёнка, и мне не хотелось ещё больше обострять обстановку… Думая так, я сама, глядя на Цугуми, стала испытывать беспокойство за её состояние. Под глазами у неё появились тёмные пятна, дыхание участилось, губы стали ярко-красными. Промокшие волосы свисали на лоб, глаза и щёки как-то неестественно горели.
– Ну, я пойду. Надеюсь, скоро увидимся. Прекрати эти глупые развлечения. Веди себя как взрослая, и скоро поправишься. – Кёити встал.
– Подожди, – сказала Цугуми. Затем своей страшно горячей рукой она схватила мою. – Мария, задержи его! – закричала она хриплым голосом.
– Она просит, чтобы ты подождал, – сказала я, взглянув на Кёити.
– А в чём дело? – Он вернулся к её изголовью.
– Расскажи что-нибудь, – поклянчила она. – Я с детских лет если не услышу что-нибудь новенькое, то не смогу заснуть.
Опять врёшь, подумала я. Но это выражение «что-нибудь новенькое» мило звучит.
– Значит, что-то рассказать. Хорошо. Чтобы ты заснула как взрослая, я расскажу тебе историю о полотенце.
– О полотенце? – переспросила я.
Цугуми тоже удивилась. Но Кёити продолжал:
– В детстве у меня было больное сердце, и я ждал операцию, которую можно было сделать, когда я подрасту. Естественно, сейчас, после операции, я чувствую себя великолепно и о том времени редко вспоминаю, однако когда случается что-то плохое, и я сталкиваюсь с большими трудностями, то вспоминаю про полотенце… В то время я был постоянно прикован к постели, и не было никакой гарантии, что операция пройдёт успешно. Обычно можно ждать даже то, на что не очень надеешься, но, когда начинался приступ, я впадал в депрессию, и надежда испарялась.
Казалось, что звуки дождя прекратились, настолько внимательно мы слушали неожиданный рассказ Кёити. Он говорил спокойно и чётко, и его голос, казалось, наполнял всю комнату.
– С приходом нового приступа я заставлял себя спокойно лежать и ни о чём не думать. Если я закрывал глаза, то в голову сразу лезли ненужные мысли, и я ненавидел темноту. Я старался всё время держать глаза открытыми и ждал, когда пройдёт боль. Говорят, что, когда повстречаешь медведя, надо лечь и притвориться мёртвым. В моей ситуации я знал, что это такое, и испытывал очень неприятное чувство. Но у меня была подушка с особой наволочкой, сшитая из импортного полотенца, которое моя бабушка подарила маме, когда она выходила замуж. Моя мама очень ценила это полотенце и, когда оно стало изнашиваться, сшила из него наволочку для подушки. Полотенце было тёмно-голубого цвета, и на нём были изображены яркие флаги разных стран, и, когда мне было плохо, я часами лежал и смотрел на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17