Но если бы путешествующий японец отстаивал тезис, что наши школы учат религиозным предрассудкам, столь же неблагоприятным для развития умственных способностей, как вера в божественность Микадо, я полагаю, что он бы был способен предоставить очень убедительные аргументы.
В настоящий момент я не в силах найти лекарство от болезни, но могу постараться поставить диагноз. Мы сталкиваемся с тем парадоксальным фактом, что образование стало одним из основных препятствий к развитию интеллекта и свободе мысли. Такое положение обусловлено, в первую очередь, тем, что государство присвоило себе монополию в этом вопросе, но это далеко не единственная причина.
(2) Пропаганда. Наша система образования выпускает из школ молодых людей, способных читать, но по большей части не способных самостоятельно оценивать происходящее или формировать независимое мнение. Затем на протяжении всей оставшейся жизни их «пичкают» утверждениями, имеющими своей целью убедить их поверить во всяческие абсурдные заявления о том, что пилюли Бланка лечат все болезни, что Шпицберген – теплый и плодородный остров и что немцы едят трупы. Искусство пропаганды, практикуемое современными политиками и правительствами, имеет своим источником искусство рекламы. Психологическая наука во многом обязана рекламодателям. В прежние дни большинство психологов думали, что человек не мог бы убедить многих людей в высоком качестве его собственных товаров, просто настойчиво утверждая, что они превосходны. Опыт, тем не менее, показывает, что они ошибались. Если бы я однажды встал бы в людном месте и стал бы утверждать, что я самый скромный из живущих на этом свете, надо мной бы посмеялись; но если бы у меня было достаточно денег, чтобы поместить такое же заявление на бортах автобусов и на рекламных щитах вдоль основных линий железных дорог, люди бы вскоре поверили, что я болезненно скромен. Если бы я пришел к хозяину небольшого магазина и сказал: «Посмотри на своего конкурента через дорогу, он собирается заполучить твой бизнес; не думаешь ли ты, что было бы неплохой идеей оставить свое дело и, встав посреди дороги, попытаться застрелить его, пока он не застрелил тебя?» – если бы я сказал такое, любой мелкий владелец магазина посчитал бы меня сумасшедшим. Но когда государство вовсю трубит об этом, мелкие владельцы заражаются энтузиазмом и приходят в совершенное удивление, когда обнаруживают впоследствии, что бизнес потерпел убытки. Пропаганда, осуществляемая средствами, успешно зарекомендовавшими себя в рекламе, стала одним из признанных методов правительств всех развитых стран, и особенно тем методом, с помощью которого создается общественное мнение.
Практикуемая сейчас пропаганда приносит два совершенно разных вида вреда. С одной стороны, тем, что в основном обращается скорее к иррациональным причинам убеждений, чем к серьезным аргументам; с другой стороны, тем, что дает несправедливое преимущество тому, кто может получить больше гласности либо из-за своего богатства, либо из-за власти. Со своей стороны, я склонен думать, что вокруг того факта, что пропаганда обращается больше к эмоциям, чем к разумным доводам, поднимается слишком большая суета. Грань между эмоциями и разумом не столь четкая, как думают некоторые. Более того, умный человек сможет предоставить достаточно рациональный аргумент в пользу любой позиции, у которой есть хоть один шанс быть принятой. По любому реальному вопросу всегда существуют достаточные аргументы с обеих сторон. Определенные искажения фактов могут быть запрещены юридически, но это ни к чему не обязывает. Простые слова «персиковое мыло», которые ничего не означают, побуждают людей покупать этот товар. Если где-нибудь они будут заменены на слова «лейбористская партия», миллионы людей будут голосовать за лейбористскую партию, хотя реклама не говорит ни о каких ее достоинствах. Но даже если обе стороны в споре были бы ограничены соответствующим законом в отношении используемых ими высказываний, которые бы оценивались на соответствие и обоснованность комиссией выдающихся логиков, основное зло, приносимое современной пропагандой, осталось бы. Предположим, что по такому закону имеются две партии, с одинаково хорошими шансами, одна из которых имеет возможность потратить миллион фунтов на пропаганду, тогда как другая только сто тысяч. Очевидно, что аргументы в пользу более богатой партии стали бы гораздо более широко известны, чем аргументы в пользу более бедной партии, и, следовательно, более богатая партия победила бы. Эта ситуация усугубляется, когда одна из партий правящая. В России правительство обладает почти полной монополией на пропаганду, но в этом даже нет необходимости. Преимущества, которыми оно обладает перед его оппонентами, будут по большей части достаточными для победы, если только не сложится исключительно неблагоприятная ситуация.
Возражения против пропаганды вызывают не только ее обращение к безрассудству, но в еще большей степени то преимущество, которое дается ею богатым и власть имущим. Равенство возможностей – необходимое условие, если речь идет о свободе мысли; а равенство возможностей может быть гарантировано только законами, разработанными для этой цели, хотя нет оснований ожидать увидеть их принятыми. Впрочем, панацею следует искать преимущественно не в таких законах, а в улучшении образования и в выработке скептического общественного мнения. В настоящий момент я, тем не менее, не буду заниматься обсуждением лекарств.
(3) Экономическое давление. Я уже упоминал о некоторых аспектах этого препятствия для свободы мысли, но теперь хотел бы обсудить это с более общих позиций, так как наблюдается тенденция к его усилению, если не будут сделаны определенные шаги по его нейтрализации. Самый яркий пример экономического давления, применяемого против свободы мысли, мы наблюдаем в Советской России, где до НЭПа правительство могло заставить и заставляло голодать людей, чье мнение его не устраивало, например Кропоткина. Но в этом отношении Россия лишь в чём-то впереди других стран. Во Франции во время дела Дрейфуса любой учитель мог бы потерять свою должность, если он был за Дрейфуса вначале и против него в конце. Я сомневаюсь, что и в Америке в настоящее время университетский профессор, даже выдающийся ученый, сможет получить место, если он будет критиковать «Стандарт Ойл Компани», так как все президенты колледжей получают или надеются получить пожертвования от мистера Рокфеллера. Американские социалисты – во всех отношениях заметные люди, и им чрезвычайно трудно получить работу, если только они не обладают исключительными способностями. Стремление трестов и монополий, существующее везде, где индустриализм хорошо развит, контролировать всю промышленность, ведет к сокращению числа возможных работодателей, так что становится все легче и легче делать секретные черные списки средством, заставляющим голодать любого, не подчиняющегося большим корпорациям. Рост монополий в Америке приносит не меньше зла, чем государственный социализм в России. С точки зрения свободы, для человека нет разницы, государство или трест являются его единственным возможным работодателем.
В Америке, наиболее промышленно развитой стране, и в меньшей степени в других странах, которые примерно близки к американским условиям, среднему гражданину, если он желает зарабатывать себе на жизнь, следует избегать проявлений враждебности по отношению к определенным высокопоставленным людям. И эти высокопоставленные люди считают себя вправе требовать поддержки собственных взглядов на религию, мораль и политику от своих служащих, по крайней мере внешне. Человек, открыто отрицающий христианское учение, или стремящийся к либерализации законов о браке, или возражающий против власти больших корпораций, чувствует себя очень неуютно в Америке, если только ему не посчастливилось быть известным писателем. Такого рода ограничения на свободу мысли неизбежно появляются в каждой стране, где экономическая организация достигла уровня практической монополии. Поэтому обеспечение свободы в стремительно развивающемся мире стало сейчас гораздо более сложным делом, чем в XIX в., когда свободная конкуренция все еще была реальностью. Тот, кого волнует свобода разума, должен воспринимать эту ситуацию целиком и полностью, осознавая, что те методы, которые хорошо работали, когда капитализм был еще в младенчестве, теперь исчерпали себя.
Существуют два простых принципа, которые если они были бы приняты на вооружение, могли бы решить практически все социальные проблемы. Первый – это то, что образование должно научить людей принимать утверждения только в том случае, когда существуют некоторые основания думать, что они истинны. Второй принцип состоит в том, что работу следует давать, руководствуясь лишь тем, способен ли человек выполнять ее.
Рассмотрим сначала второй пункт. Привычка рассматривать религиозные, моральные и политические взгляды человека прежде, чем назначить его на определенный пост или предоставить ему работу – это современная форма преследования, и она, похоже, становится так же эффективна, как в свое время инквизиция. Старые свободы могут быть узаконены, но это мало что значит на практике. Если на практике определенная точка зрения заставляет человека голодать, то для него небольшим утешением будет знать, что его взгляды не наказуемы по закону. Существует некое общественное настроение против голодающих людей, не принадлежащих к англиканской церкви или придерживающихся довольно неортодоксальных взглядов на политику. Но едва ли кто-то настроен против неприятия атеистов или мормонов, крайних коммунистов или людей, выступающих в защиту свободной любви. Таких людей относят в разряд безнравственных, и считается даже естественным отказывать им в приеме на работу. Люди почти еще не осознают тот факт, что это неприятие в высокоразвитом промышленном государстве равносильно самой суровой форме преследования.
Если такая опасность будет должным образом понята, то станет возможным пробудить общественное мнение и добиться того, что убеждения человека не будут учитываться при назначении его на пост. Жизненно важна защита меньшинств. Поскольку даже самые ортодоксальные из нас сами могут в один прекрасный день оказаться в меньшинстве, мы все заинтересованы в ограничении тирании большинства. Лишь общественное мнение может разрешить эту проблему. Социализм лишь в некоторой мере обострил ее, поскольку он искоренил возможности, которые сегодня появляются с помощью независимых работодателей. Каждое увеличение в размерах промышленного предпринимательства усугубляет ее все сильнее и сильнее, поскольку сокращает число независимых работодателей. Борьба должна вестись точно так же, как она велась за религиозную терпимость. И как в том, так и в другом случае ослабление силы веры, похоже, является решающим фактором. Когда люди были убеждены в абсолютной правоте католицизма или протестантизма, то они были согласны подвергаться преследованиям на основании догм этих учений. Думается, здесь имеется в виду следующее: когда люди абсолютно убеждены в истинности каких-либо положений, например, религиозных, то отступая, даже случайно, от них или начав сомневаться в истинности этих положений, они сами склонны рассматривать себя как еретиков, т. е. склонны к бессмысленному самобичеванию. Когда люди практически не сомневаются в своих современных воззрениях, они будут преследоваться от имени этих же взглядов. Некоторый элемент сомнения необходим для практики, но не для теории терпимости. И это приводит меня к другому пункту, касающемуся целей образования.
Если бы в мире существовала терпимость, то в школе должны были бы прививать привычку анализировать факты и не принимать утверждения, считать которые истинными нет оснований. Например, необходимо учить искусству чтения газет. Школьный преподаватель должен отбирать некоторые случаи, которые произошли много лет назад и в свое время породили много политических страстей. Затем он должен показать школьникам, как по-разному освещали газеты тот или иной вопрос, и дать беспристрастный отчет того, что произошло на самом деле. Он должен показать, как из тенденциозных оценок разных сторон опытный читатель может понять, что произошло на самом деле, и он должен помочь понять им, что все, что пишут в газетах, более или менее ложно. Циничный скептицизм, который стал бы результатом такого обучения, сделал бы детей в их последующей жизни защищенными от тех призывов к идеализму, с помощью которых приличных людей склоняют содействовать планам негодяев и подлецов.
Таким же образом должна преподаваться и история. История наполеоновских кампаний 1813 и 1814 годов, например, может изучаться по газете «Монитор» (Moniteur).
1 2 3 4
В настоящий момент я не в силах найти лекарство от болезни, но могу постараться поставить диагноз. Мы сталкиваемся с тем парадоксальным фактом, что образование стало одним из основных препятствий к развитию интеллекта и свободе мысли. Такое положение обусловлено, в первую очередь, тем, что государство присвоило себе монополию в этом вопросе, но это далеко не единственная причина.
(2) Пропаганда. Наша система образования выпускает из школ молодых людей, способных читать, но по большей части не способных самостоятельно оценивать происходящее или формировать независимое мнение. Затем на протяжении всей оставшейся жизни их «пичкают» утверждениями, имеющими своей целью убедить их поверить во всяческие абсурдные заявления о том, что пилюли Бланка лечат все болезни, что Шпицберген – теплый и плодородный остров и что немцы едят трупы. Искусство пропаганды, практикуемое современными политиками и правительствами, имеет своим источником искусство рекламы. Психологическая наука во многом обязана рекламодателям. В прежние дни большинство психологов думали, что человек не мог бы убедить многих людей в высоком качестве его собственных товаров, просто настойчиво утверждая, что они превосходны. Опыт, тем не менее, показывает, что они ошибались. Если бы я однажды встал бы в людном месте и стал бы утверждать, что я самый скромный из живущих на этом свете, надо мной бы посмеялись; но если бы у меня было достаточно денег, чтобы поместить такое же заявление на бортах автобусов и на рекламных щитах вдоль основных линий железных дорог, люди бы вскоре поверили, что я болезненно скромен. Если бы я пришел к хозяину небольшого магазина и сказал: «Посмотри на своего конкурента через дорогу, он собирается заполучить твой бизнес; не думаешь ли ты, что было бы неплохой идеей оставить свое дело и, встав посреди дороги, попытаться застрелить его, пока он не застрелил тебя?» – если бы я сказал такое, любой мелкий владелец магазина посчитал бы меня сумасшедшим. Но когда государство вовсю трубит об этом, мелкие владельцы заражаются энтузиазмом и приходят в совершенное удивление, когда обнаруживают впоследствии, что бизнес потерпел убытки. Пропаганда, осуществляемая средствами, успешно зарекомендовавшими себя в рекламе, стала одним из признанных методов правительств всех развитых стран, и особенно тем методом, с помощью которого создается общественное мнение.
Практикуемая сейчас пропаганда приносит два совершенно разных вида вреда. С одной стороны, тем, что в основном обращается скорее к иррациональным причинам убеждений, чем к серьезным аргументам; с другой стороны, тем, что дает несправедливое преимущество тому, кто может получить больше гласности либо из-за своего богатства, либо из-за власти. Со своей стороны, я склонен думать, что вокруг того факта, что пропаганда обращается больше к эмоциям, чем к разумным доводам, поднимается слишком большая суета. Грань между эмоциями и разумом не столь четкая, как думают некоторые. Более того, умный человек сможет предоставить достаточно рациональный аргумент в пользу любой позиции, у которой есть хоть один шанс быть принятой. По любому реальному вопросу всегда существуют достаточные аргументы с обеих сторон. Определенные искажения фактов могут быть запрещены юридически, но это ни к чему не обязывает. Простые слова «персиковое мыло», которые ничего не означают, побуждают людей покупать этот товар. Если где-нибудь они будут заменены на слова «лейбористская партия», миллионы людей будут голосовать за лейбористскую партию, хотя реклама не говорит ни о каких ее достоинствах. Но даже если обе стороны в споре были бы ограничены соответствующим законом в отношении используемых ими высказываний, которые бы оценивались на соответствие и обоснованность комиссией выдающихся логиков, основное зло, приносимое современной пропагандой, осталось бы. Предположим, что по такому закону имеются две партии, с одинаково хорошими шансами, одна из которых имеет возможность потратить миллион фунтов на пропаганду, тогда как другая только сто тысяч. Очевидно, что аргументы в пользу более богатой партии стали бы гораздо более широко известны, чем аргументы в пользу более бедной партии, и, следовательно, более богатая партия победила бы. Эта ситуация усугубляется, когда одна из партий правящая. В России правительство обладает почти полной монополией на пропаганду, но в этом даже нет необходимости. Преимущества, которыми оно обладает перед его оппонентами, будут по большей части достаточными для победы, если только не сложится исключительно неблагоприятная ситуация.
Возражения против пропаганды вызывают не только ее обращение к безрассудству, но в еще большей степени то преимущество, которое дается ею богатым и власть имущим. Равенство возможностей – необходимое условие, если речь идет о свободе мысли; а равенство возможностей может быть гарантировано только законами, разработанными для этой цели, хотя нет оснований ожидать увидеть их принятыми. Впрочем, панацею следует искать преимущественно не в таких законах, а в улучшении образования и в выработке скептического общественного мнения. В настоящий момент я, тем не менее, не буду заниматься обсуждением лекарств.
(3) Экономическое давление. Я уже упоминал о некоторых аспектах этого препятствия для свободы мысли, но теперь хотел бы обсудить это с более общих позиций, так как наблюдается тенденция к его усилению, если не будут сделаны определенные шаги по его нейтрализации. Самый яркий пример экономического давления, применяемого против свободы мысли, мы наблюдаем в Советской России, где до НЭПа правительство могло заставить и заставляло голодать людей, чье мнение его не устраивало, например Кропоткина. Но в этом отношении Россия лишь в чём-то впереди других стран. Во Франции во время дела Дрейфуса любой учитель мог бы потерять свою должность, если он был за Дрейфуса вначале и против него в конце. Я сомневаюсь, что и в Америке в настоящее время университетский профессор, даже выдающийся ученый, сможет получить место, если он будет критиковать «Стандарт Ойл Компани», так как все президенты колледжей получают или надеются получить пожертвования от мистера Рокфеллера. Американские социалисты – во всех отношениях заметные люди, и им чрезвычайно трудно получить работу, если только они не обладают исключительными способностями. Стремление трестов и монополий, существующее везде, где индустриализм хорошо развит, контролировать всю промышленность, ведет к сокращению числа возможных работодателей, так что становится все легче и легче делать секретные черные списки средством, заставляющим голодать любого, не подчиняющегося большим корпорациям. Рост монополий в Америке приносит не меньше зла, чем государственный социализм в России. С точки зрения свободы, для человека нет разницы, государство или трест являются его единственным возможным работодателем.
В Америке, наиболее промышленно развитой стране, и в меньшей степени в других странах, которые примерно близки к американским условиям, среднему гражданину, если он желает зарабатывать себе на жизнь, следует избегать проявлений враждебности по отношению к определенным высокопоставленным людям. И эти высокопоставленные люди считают себя вправе требовать поддержки собственных взглядов на религию, мораль и политику от своих служащих, по крайней мере внешне. Человек, открыто отрицающий христианское учение, или стремящийся к либерализации законов о браке, или возражающий против власти больших корпораций, чувствует себя очень неуютно в Америке, если только ему не посчастливилось быть известным писателем. Такого рода ограничения на свободу мысли неизбежно появляются в каждой стране, где экономическая организация достигла уровня практической монополии. Поэтому обеспечение свободы в стремительно развивающемся мире стало сейчас гораздо более сложным делом, чем в XIX в., когда свободная конкуренция все еще была реальностью. Тот, кого волнует свобода разума, должен воспринимать эту ситуацию целиком и полностью, осознавая, что те методы, которые хорошо работали, когда капитализм был еще в младенчестве, теперь исчерпали себя.
Существуют два простых принципа, которые если они были бы приняты на вооружение, могли бы решить практически все социальные проблемы. Первый – это то, что образование должно научить людей принимать утверждения только в том случае, когда существуют некоторые основания думать, что они истинны. Второй принцип состоит в том, что работу следует давать, руководствуясь лишь тем, способен ли человек выполнять ее.
Рассмотрим сначала второй пункт. Привычка рассматривать религиозные, моральные и политические взгляды человека прежде, чем назначить его на определенный пост или предоставить ему работу – это современная форма преследования, и она, похоже, становится так же эффективна, как в свое время инквизиция. Старые свободы могут быть узаконены, но это мало что значит на практике. Если на практике определенная точка зрения заставляет человека голодать, то для него небольшим утешением будет знать, что его взгляды не наказуемы по закону. Существует некое общественное настроение против голодающих людей, не принадлежащих к англиканской церкви или придерживающихся довольно неортодоксальных взглядов на политику. Но едва ли кто-то настроен против неприятия атеистов или мормонов, крайних коммунистов или людей, выступающих в защиту свободной любви. Таких людей относят в разряд безнравственных, и считается даже естественным отказывать им в приеме на работу. Люди почти еще не осознают тот факт, что это неприятие в высокоразвитом промышленном государстве равносильно самой суровой форме преследования.
Если такая опасность будет должным образом понята, то станет возможным пробудить общественное мнение и добиться того, что убеждения человека не будут учитываться при назначении его на пост. Жизненно важна защита меньшинств. Поскольку даже самые ортодоксальные из нас сами могут в один прекрасный день оказаться в меньшинстве, мы все заинтересованы в ограничении тирании большинства. Лишь общественное мнение может разрешить эту проблему. Социализм лишь в некоторой мере обострил ее, поскольку он искоренил возможности, которые сегодня появляются с помощью независимых работодателей. Каждое увеличение в размерах промышленного предпринимательства усугубляет ее все сильнее и сильнее, поскольку сокращает число независимых работодателей. Борьба должна вестись точно так же, как она велась за религиозную терпимость. И как в том, так и в другом случае ослабление силы веры, похоже, является решающим фактором. Когда люди были убеждены в абсолютной правоте католицизма или протестантизма, то они были согласны подвергаться преследованиям на основании догм этих учений. Думается, здесь имеется в виду следующее: когда люди абсолютно убеждены в истинности каких-либо положений, например, религиозных, то отступая, даже случайно, от них или начав сомневаться в истинности этих положений, они сами склонны рассматривать себя как еретиков, т. е. склонны к бессмысленному самобичеванию. Когда люди практически не сомневаются в своих современных воззрениях, они будут преследоваться от имени этих же взглядов. Некоторый элемент сомнения необходим для практики, но не для теории терпимости. И это приводит меня к другому пункту, касающемуся целей образования.
Если бы в мире существовала терпимость, то в школе должны были бы прививать привычку анализировать факты и не принимать утверждения, считать которые истинными нет оснований. Например, необходимо учить искусству чтения газет. Школьный преподаватель должен отбирать некоторые случаи, которые произошли много лет назад и в свое время породили много политических страстей. Затем он должен показать школьникам, как по-разному освещали газеты тот или иной вопрос, и дать беспристрастный отчет того, что произошло на самом деле. Он должен показать, как из тенденциозных оценок разных сторон опытный читатель может понять, что произошло на самом деле, и он должен помочь понять им, что все, что пишут в газетах, более или менее ложно. Циничный скептицизм, который стал бы результатом такого обучения, сделал бы детей в их последующей жизни защищенными от тех призывов к идеализму, с помощью которых приличных людей склоняют содействовать планам негодяев и подлецов.
Таким же образом должна преподаваться и история. История наполеоновских кампаний 1813 и 1814 годов, например, может изучаться по газете «Монитор» (Moniteur).
1 2 3 4