– Несмотря на все мои старания защитить вас, нашлась горстка людей, которые своей ложью сделали нашу жизнь невозможной, – заявил он. – Их предательство – это преступление века!
Старый испытанный прием снова сработал. Кто-то из джонсовской паствы зашелся в «религиозном» экстазе. Другие приплясывали вокруг трона. Многие пели.
– А знаете ли вы, что произойдет через несколько минут? Один из тех людей в самолете убьет пилота. Я не просил его об этом. Это произойдет само собой, как возмездие. Они спустятс сюда на парашюте.
Он еще долго говорил о том, как тяжко пришлось ему из-за предательства, какое давление на него оказывали и как он сопротивлялся… Потом он велел всем выпить яд:
– Пусть каждый возьмет свою чашу, как это делали древние греки, и тихо отойдет. – Он называл это «революционным» шагом.
– Они возвращаются к себе, чтобы порождать новую ложь, новых конгрессменов…
И снова начал поторапливать людей, они должны умереть побыстрее: «Сначала – дети»…
Джонс все больше и больше взвинчивал себя. Он сделался почти безумным. Знаменательное событие, так многократно и с успехом отрепетированное, наконец-то должно было свершиться. В медицинской палатке рядом с верандой доктор Шахт готовил напиток в большом корыте с красной надписью по краю: «Ароматизировано». Он выливал туда содержимое из больших аптекарских склянок.
Джонс тем временем продолжал:
– Если кто-то не согласен со мной, пусть говорит.
Как ни странно, такой человек нашелся, он спросил, почему дети должны умирать первыми.
– Если дети останутся жить после нас, их всех перережут, – ответил на это Джонс.
Другой человек спросил, нельзя ли переселиться из джунглей куда-нибудь еще дальше и зажить там новым домом? На что Джонс ответил, что жребий брошен.
– Слишком поздно. Мои люди взяли с собой оружие. Райан и все остальные мертвы! Враги подбираются к лагерю со всех сторон, чтобы уничтожить Джонстаун и отомстить за своих!
Молодая мать вышла вперед, к самому алтарю, и сказала:
– Я смотрю на этих детишек и думаю, что они заслуживают того, чтобы жить.
Джонс остановил магнитофонную запись и уставился на нее.
– Я хочу видеть, как ты умрешь, – прошипел он.
Затем доктор Шахт с медсестрой принесли корыто с цианидом и поставили на стол. Разложили вокруг шприцы и расставили бумажные стаканчики. Охранники выкрикивали команды. Привыкшие подчиняться, прихожане встали в очередь.
– Пожалуйста, дайте нам этого лекарства, – попросил Джонс врача как бы от имени всех. И стал объяснять людям, что «это очень просто. Никаких конвульсий, ничего такого».
Джонс передал микрофон взволнованному добровольцу, который протолкался к алтарю сквозь густую толпу.
– Я готов уйти, – послышался его надрывно-ликующий голос. – И если вы скажете нам: умрите прямо сейчас, то мы готовы. И все наши братья и сестры с нами!
На самом деле это было не совсем так. Не все хотели умирать. Из толпы донесся ропот. Но как всегда, недовольных быстро засекли и увели с веранды. Кое-кого охранники оттащили подальше, избили, а потом втолкнули на прежнее место в очереди. Стратеги быстрого реагирования принесла свои плоды. Возгласы недовольства сами собой стихли.
– Быстрее! – в каком-то умоисступлении орал в микрофон Джонс. – Быстрее, дети мои! Это лекарство принесет вам долгожданный покой… Вам не будет больно!
Он стоял, с красным лицом и безумными глазами, залитый ярким светом прожектора, а сотни людей перед ним – мужчины, женщины, дети, ушедшие вслед за ним в джунгли, – один за другим шли к своему последнему, смертоносному причастию.
– Я делал все, чтобы этого не случилось, – стонал он со сцены. – А сейчас я думаю, что нельзя сидеть здесь и ждать, когда опасность грозит нашим детям…
Первой подошла выпить яд молодая женщина с маленькой девочкой на руках. Она поднесла стаканчик с подслащенным ядом к губам ребенка, и та отпила немного. Остальное допила мать. Она отошла на площадку, где царил полумрак, и молча опустилась на землю. Через несколько минут у обеих начались судороги, на губах выступила кровавая пена. Женщина дико кричала от боли, потом затихла. Девочка теснее прижалась к матери, похныкала и умерла.
Обреченные равнодушно переставляли ноги в очереди за смертью, заученным жестом они зачерпывали свою порцию яда и отходили в сторону. А потом в сгущающемся мраке звучало крещендо душераздирающих криков.
Темнота принесла с собой избавление некоторым обитателям Джонстауна, сумевшим добраться до джунглей. Прячась за деревьями, они наблюдали всю эту жуткую картину. Но спаслась только кучка людей. Большинство слепо последовало за Джонсом туда, куда он их направил, – на смерть. Некоторые, умирая, благодарили Джонса за избавление, другие напоследок спокойно обнимались и прощались друг с другом. Мало кого приходилось заставлять принять яд. Оружие шло в ход редко. Плачущим малышам медсестры впрыскивали яд прямо в открытый рот.
Выпив отраву, обреченные на смерть уходили с веранды и устраивались на ближайшей площадке. Здесь им давали последнее указание – лечь лицом вниз, всем в один ряд. После непродолжительной агонии все по очереди затихали. Охранники проходили вдоль рядов и носком ботинка подвигали трупы, выравнивая линию.
Джонс осип от крика, пересохшие губы едва шевелились, от амфетамина с него градом катился пот, и вся одежда на нем промокла. Он бесновался на ярко освещенном помосте, а лица умирающих проплывали мимо него и растворялись во мраке.
– Я не знаю, что еще сказать этим людям, – хрипел он, как будто сам себя убеждал. – Меня лично смерть не страшит.
Стоны умирающих раздражали его, особенно не нравился ему детский плач.
– Хоть бы все это скорее кончилось! Поторапливайтесь! – подгонял он людей. – Мы пытались дать новое начало, но теперь поздно. Разве мы не черные? не гордые? не социалисты? – спрашивал сам себя этот белый проповедник, и глаза его загорались. – Так кто же мы?
Долгая ночь укрыла своим пологом лагерь смерти. А когда рассвело, единственными звуками здесь были крики птиц в зарослях да перебранка обезьян на деревьях. Джонстаун вымер.
Днем в джунглях вокруг Джонстауна появились гайанские войска, продвигавшиеся незаметно, в камуфляже из листьев. Они были готовы к бою и двигались осторожно, рассчитывая в любую минуту получить отпор. Но никто не сопротивлялся. Тела колонистов были сложены в штабеля, как дрова, на жаре они начали уже раздуватьс и попахивать. Всего на земле было 914 трупов, из них 276 – детских.
Только несколько человек были избавлены от позорной и жалкой участи и не отравились – в том числе Джим Джонс и его жена. Они скончались от огнестрельных ран. Солдаты нашли Джонса на алтаре, лежащего вверх лицом с открытыми глазами. Он покончил с собой выстрелом в правый висок.
Со временем забылись пугающие газетные заголовки. Джунгли вернули себе отданную было под Джонстаун территорию. Но где-то в зарослях молодого кустарника сохранилась дощечка, прибитая Джонсом над алтарем. На ней записаны слова философа Джорджа Сантаяны: «Кто не помнит прошлого, тому придется повторять его ошибки».

1 2 3 4 5 6 7 8 9