..
Преподавая Большим Головам стрельбу из новых ружей, господин Массей требовал, чтобы они не забывали употребление старого национального оружия — дубины и ассагаев, кроме этого матабелы были прекрасные бегуны; Мбололо сообразил, что кифары, не имея умных руководителей, совсем отвыкли от прежних африканских орудий. А потому, изменив тактику, он громко скомандовал своим людям: «Вперед! Но увидим, чья возьмет!..»
— Оставьте ружья! Шагом марш!.. Вперед!.. Берите дубины!..
Такой способ нападения всегда имел поразительный успех. Пробежав в несколько секунд расстояние, отделявшее их от кифаров, Большие Головы налетели как ураган на своих противников, которые, растерявшись, вступили с ними в рукопашный бой. Мбололо во главе своего отряда колотил дубиной направо и налево, заряжая всех своим примером и наводя ужас на неприятеля. Кифары стали отступать, все поле битвы осталось за Большими Головами; вдруг произошло нечто совсем неожиданное.
Из ущелья показалась дюжина белолицых. Эти люди катили какую-то неизвестную машину с трубой и дулом. И вот эта машина со страшным шумом начинает изрыгать на несчастных матабелов целый град пуль.
Радостный крик кифаров слился с воплями бессильных теперь матабелов, которые падали, как снопы, убитые зарядом.
Мбололо ожидал своей смерти в мрачном молчании. Но пальба прекратилась. Начальник белых выступил вперед и сделал знак, что желает говорить.
— Я — капитан Виллис, — отчетливо произнес он, — командир английского войска Ее Величества… Я мог бы убить всех вас до единого, вы сами видите, что сопротивляться мне невозможно. Мы пришли сюда не затем, чтобы отнять у вас вашу землю и свободу, но затем, чтобы признать вашу территорию собственностью королевских владений и взять вас под покровительство наших законов. Знайте, что эти законы дадут вам счастье и мир, так как нашу власть должны признать также ваши противники. Единственно, чего мы будем требовать от вас, это верного исполнения наших законов.
По мере того, как капитан Виллис произносил речь, кафрский переводчик переводил ее на местное наречие, на котором он объяснялся совсем свободно.
«Что делать? — задавал себе вопрос бедняга Мбололо. — Сопротивляться? Немыслимо. Тут стояла страшная машина, готовая уничтожить всех до последнего воина. Распрощаться навсегда с независимостью — и это в ту минуту, когда они храбро отстояли себя? — было слишком тяжело. Но, может быть, иностранец прав. Большие Головы видели столько благодеяний от белых; весьма возможно, что и эти не станут притеснять их».
Посоветовавшись с главными представителями своего племени, Мбололо объявил англичанам, что готов оказать им гостеприимство, чтобы переговорить о постоянном мире, но с тем условием, чтобы капитан приказал кифарам немедленно удалиться. Требование Мбололо было исполнено тотчас же; затем капитан со своим войском и пушкой направились в сопровождении Мбололо в деревню матабелов.
Капитан выбрал себе королевский дворец и сейчас же водворил на нем английское знамя. Каково же было его удивление, когда, войдя в дом, он очутился во французском семействе. Еще более его удивился и обрадовался доктор Ломонд, когда из объяснений капитана он увидел возможность освобождения, а значит, и выздоровления его дорогого пациента.
Но еще один сюрприз довершил счастье доброго доктора. Разговор происходил в приемной зале с помощью англичанина и француза; и тот, и другой были прескверными переводчиками. Доктор, не понимавший и половины из сказанного, вызвал к себе на помощь Жерара, не покидавшего, так же как и Колетта, своего больного отца.
— Ради Бога, придите на минуту, будьте ненадолго нашим переводчиком… Позвольте представить: капитан Виллис… Жерар Массей…
— Массей? — повторил офицер. — Уж не родственник ли вы Генриху Массею, инженеру из Клейндорфа, изобретение которого нового способа обработки золотой руды наделало столько шума в Трансваале?
— Я брат его! — воскликнул Жерар. — Если только это тот самый молодой человек, который потерпел крушение на «Дюрансе»… Вы наверное знаете, капитан, что он в Трансваале? О! Скажите нам скорее все, что вы знаете о нем! Мы не виделись с ним уже больше года.
— Я очень счастлив объявить вам, что он живет в Клейндорфе, что я видел его не более десяти дней тому назад. Он устроился вместе со своей матерью и пользуется всеобщим уважением… Но простите! — добавил англичанин, заметив, что бедный мальчик побледнел как полотно, — может быть, вас слишком волнуют эти известия?
— О! Нет! Нет! — сказал Жерар, не помня себя от счастья. — Доктор, дорогой доктор, можно передать это папе? Это не повредит ему?
— Не только не повредит, но он тотчас же выздоровеет от такой радости! — утвердительно отвечал доктор. — Это главное лекарство, которого ему и не хватало и которого при всем желании я не мог достать для него. Бегите, бегите скорее, Жерар, к нему и к вашей сестре сообщить им эту новость. Клянусь вам, что она принесет ему только пользу!
Доктор, обладавший необыкновенно чутким сердцем, понимал, что никто посторонний, ни даже он сам, не должны были присутствовать при этой семейной радости, а потому и остался с капитаном Виллисом, которому начал рассказывать, каким образом его друзья и он сам попали в руки матабелов.
Стоит ли описывать радость отца, Колетты, счастливые слезы Мартины и удовольствие славного Ле-Гуена? Быстрое выздоровление господина Массея, согласие капитана Виллиса на их немедленный отъезд, уступка им бульлокс-вагона, собственного экипажа капитана и наконец их счастливое переселение?
Голиаф, конечно, принимал участие в общей радости и шествовал сбоку колонны.
Только матабелы оплакивали эту разлуку, так как знали, чего они лишались.
Стоит ли говорить об их торжественном въезде в Клейндорф, о благополучном окончании этого шестидневного путешествия, о соединении всей семьи, о счастье встретиться здоровыми и невредимыми после такой томительной разлуки и в то самое время, когда считали навсегда потерявшими друг друга?
Но пусть они предаются семейным восторгам; ни один посторонний взор не должен смущать святости этого вполне заслуженного счастья.
ГЛАВА XXII. Заключение. Конец бандита
На первое вознаграждение, полученное за свое важное открытие, Генрих Массей приобрел матери прелестную дачу в швейцарском стиле, которую ему продал за бесценок один из разорившихся рудокопов. В Южной Африке такие жилища весьма ценятся, так как доски в этих новых краях считаются предметом роскоши.
Дом, купленный Генрихом, оказался очень удобным и вместительным, с роскошной мебелью, хотя и несколько безвкусной. При доме находился великолепный сад.
Все соединившееся семейство поселилось на этой даче, и несколько недель все они наслаждались полным спокойствием и безоблачным счастьем. Колетта, сбросившая наконец с себя (и с какой радостью) роль ментора и начальника, висевшую так долго на ее молодых плечах, превратилась опять в любимого ребенка, беспрекословно повинующегося своей матери. По ее примеру, и Жерар, освободившийся от тяжелых обязанностей, с наслаждением предался своим прежним забавам, свойственным мальчику его возраста.
Незаменимая Мартина, или «мам Ле-Гуе», как ее прозвали готтентотские служанки, вверенные ее управлению, часто рассказывала своей госпоже о каком-нибудь эпизоде из их страшного путешествия, где Колетта выказывала столько мужества и рассуждала как взрослая особа.
Бедная мать не уставала слушать все подробности этого странствования по Экваториальной Африке; она чувствовала, каким опасностям подвергались ее дорогие дети, и теперь, когда все несчастья окончились, тихое блаженство овладело ее измученной душой.
Голиаф всегда занимал важное место в домашнем кругу семьи.
Пресмешно было смотреть на Колетту, поливающую цветы с помощью своего колоссального друга. Лишь только лейка опустошалась, он осторожно брал ее из рук своей любимицы, шел к реке, наполнял водой и приносил обратно. Каждое утро он приходил к окну Колетты и ждал, когда она откроет его; если же она медлила, он тихонько шевелил вьющимися растениями, украшавшими ее окно; он привык брать завтрак только из ее рук, и ему всегда припасали спелые фрукты и соленые пирожки, которые Мартина пекла нарочно для него.
Господин Массей наслаждался возвратом счастья среди дорогих ему существ, привязанность которых была ему столь же необходима, как воздух, и его здоровье расцветало с каждым днем.
Генрих опять погрузился в свои опыты и административные работы. Доктор Ломонд и капитан Франкер остались друзьями семьи и ежедневными посетителями дома.
В силу самих событий, не только в Клейндорфе, но и во всем Трансваале обыкновенной темой разговора были золотоносные руды и способы их эксплуатации. Это большое дело, если не сказать — единственное в этом крае. Волей-неволей подпадаешь под общее настроение и проникаешься им.
Однажды вечером, когда заговорили об этом предмете в присутствии Жерара, он позволил себе иронические замечания относительно золотых руд Клейндорфа.
— Вы все толкуете о содержании металла в руде и употребляете нечеловеческие усилия, чтобы извлечь из бочки кварца золота, на несколько сантиграммов больше соседа, — сказал он с презрением. — Значит, кварц Клейндорфа ничего не стоит! Если бы это была моя специальность, я бы не удовольствовался таким ничтожеством, а выбрал бы себе такую руду, из которой драгоценный металл получился бы тысячами килограммов с бочки, или плюнул бы на это дело!
— Ты говоришь глупости, — возразил ему брат. — Разве ты не знаешь, что извлечение пятидесяти граммов чистого золота из бочки кварца считается почти невероятной вещью.
— Только-то? — сказал Жерар. — Я не инженер и не химик, однако моя руда будет побогаче ваших.
— Твоя руда?.. Так ты обладатель руды, вот как?
— В некоторой степени… И настоящей, хорошей руды… Не такой, из которой извлекается металл потом и кровью… Моя руда нечто солидное, основательное… Вот посмотри, если ты не веришь.
Сказав это, он вытащил из кармана образчики золотых самородков и куски кварца с золотыми жилами.
Генрих, очень заинтересованный этим сообщением, попросил Жерара рассказать ему, при каких обстоятельствах произошла такая находка.
— И ты говоришь, что по всему склону горы такие же золотоносные жилы, как на твоем образчике? — спросил он брата.
— Я серьезно подтверждаю тебе это. Мне пришлось сделать не более пятисот шагов, чтобы добраться до этой горы вверх по течению. Эта рудная жила даже режет глаза, до такой степени она бела и богата.
— И ты можешь найти это место?
— Еще бы!.. Это не более как в пяти-шести днях ходьбы от Замбези, следуя вверх по течению притока, да еще около тридцати километров рядом с владением Иаты.
— Ах! Да Иата и ему подобные могут помешать разработке руды. Но нечего делать. Во всяком случае, это вещь любопытная, и ею стоит заняться. Я в первый раз встречаю такую богатую руду. Если она действительно такова, как этот образчик, значит, дорогой Жерар, ты сделал небывалую доселе находку!
Генрих сказал отцу о своем решении, и господин Массей одобрил его, так как самородки и кусок кварца служили неоспоримым доказательством, что Жерар не ошибался. Самому Массею необходимо было побывать в Претории, чтобы переговорить с корреспондентами французского банка, с которыми он прекратил всякую переписку среди своих сухопутных и морских приключений. Решили торопиться, чтобы не упустить случая завладеть такой богатой рудой. И Жерара согласились взять с собою. Они достали себе экипаж, род крытого кабриолета, на двух крепких колесах, запряженный парой лошадей.
Когда отец с сыновьями собирались выехать, явился капитан Франкер, сильно взволнованный.
— Я пришел к вам с большой просьбой, — сказал он господину Массею. — Не подвезете ли вы меня в вашем кабриолете до Претории? Мне надо там быть по очень важному делу, а так как вы туда едете, я был бы вам очень благодарен, если бы вы захватили и меня.
— Да, мы в восторге! — совершенно искренно обрадовался господин Массей, между тем как Жерар прыгал от радости, что его дорогой капитан будет их спутником.
Капитан улыбнулся, но у него был очень озабоченный вид, на что все обратили внимание. Мадам Массей не спускала с него глаз.
— Капитан, — воскликнула она, повинуясь внутреннему голосу, — позвольте напомнить вам все страдания, которые я перенесла в разлуке с моим мужем и детьми… Могу ли я отпустить их теперь спокойно?.. Дело, из-за которого вы едете в Преторию, не представляет опасности для них… и для вас?
— Неужели вы думаете, сударыня, — воскликнул капитан, — что я решился бы сопровождать их, если бы знал, что им грозит какая-либо опасность?.. Наверное нет. Все, чего я прошу, это место в экипаже, который повезет их в Преторию. Когда же мы будем там, то я распрощаюсь с моим дорогим другом, господином Массеем… и займусь тем делом, которое требует моего немедленного присутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Преподавая Большим Головам стрельбу из новых ружей, господин Массей требовал, чтобы они не забывали употребление старого национального оружия — дубины и ассагаев, кроме этого матабелы были прекрасные бегуны; Мбололо сообразил, что кифары, не имея умных руководителей, совсем отвыкли от прежних африканских орудий. А потому, изменив тактику, он громко скомандовал своим людям: «Вперед! Но увидим, чья возьмет!..»
— Оставьте ружья! Шагом марш!.. Вперед!.. Берите дубины!..
Такой способ нападения всегда имел поразительный успех. Пробежав в несколько секунд расстояние, отделявшее их от кифаров, Большие Головы налетели как ураган на своих противников, которые, растерявшись, вступили с ними в рукопашный бой. Мбололо во главе своего отряда колотил дубиной направо и налево, заряжая всех своим примером и наводя ужас на неприятеля. Кифары стали отступать, все поле битвы осталось за Большими Головами; вдруг произошло нечто совсем неожиданное.
Из ущелья показалась дюжина белолицых. Эти люди катили какую-то неизвестную машину с трубой и дулом. И вот эта машина со страшным шумом начинает изрыгать на несчастных матабелов целый град пуль.
Радостный крик кифаров слился с воплями бессильных теперь матабелов, которые падали, как снопы, убитые зарядом.
Мбололо ожидал своей смерти в мрачном молчании. Но пальба прекратилась. Начальник белых выступил вперед и сделал знак, что желает говорить.
— Я — капитан Виллис, — отчетливо произнес он, — командир английского войска Ее Величества… Я мог бы убить всех вас до единого, вы сами видите, что сопротивляться мне невозможно. Мы пришли сюда не затем, чтобы отнять у вас вашу землю и свободу, но затем, чтобы признать вашу территорию собственностью королевских владений и взять вас под покровительство наших законов. Знайте, что эти законы дадут вам счастье и мир, так как нашу власть должны признать также ваши противники. Единственно, чего мы будем требовать от вас, это верного исполнения наших законов.
По мере того, как капитан Виллис произносил речь, кафрский переводчик переводил ее на местное наречие, на котором он объяснялся совсем свободно.
«Что делать? — задавал себе вопрос бедняга Мбололо. — Сопротивляться? Немыслимо. Тут стояла страшная машина, готовая уничтожить всех до последнего воина. Распрощаться навсегда с независимостью — и это в ту минуту, когда они храбро отстояли себя? — было слишком тяжело. Но, может быть, иностранец прав. Большие Головы видели столько благодеяний от белых; весьма возможно, что и эти не станут притеснять их».
Посоветовавшись с главными представителями своего племени, Мбололо объявил англичанам, что готов оказать им гостеприимство, чтобы переговорить о постоянном мире, но с тем условием, чтобы капитан приказал кифарам немедленно удалиться. Требование Мбололо было исполнено тотчас же; затем капитан со своим войском и пушкой направились в сопровождении Мбололо в деревню матабелов.
Капитан выбрал себе королевский дворец и сейчас же водворил на нем английское знамя. Каково же было его удивление, когда, войдя в дом, он очутился во французском семействе. Еще более его удивился и обрадовался доктор Ломонд, когда из объяснений капитана он увидел возможность освобождения, а значит, и выздоровления его дорогого пациента.
Но еще один сюрприз довершил счастье доброго доктора. Разговор происходил в приемной зале с помощью англичанина и француза; и тот, и другой были прескверными переводчиками. Доктор, не понимавший и половины из сказанного, вызвал к себе на помощь Жерара, не покидавшего, так же как и Колетта, своего больного отца.
— Ради Бога, придите на минуту, будьте ненадолго нашим переводчиком… Позвольте представить: капитан Виллис… Жерар Массей…
— Массей? — повторил офицер. — Уж не родственник ли вы Генриху Массею, инженеру из Клейндорфа, изобретение которого нового способа обработки золотой руды наделало столько шума в Трансваале?
— Я брат его! — воскликнул Жерар. — Если только это тот самый молодой человек, который потерпел крушение на «Дюрансе»… Вы наверное знаете, капитан, что он в Трансваале? О! Скажите нам скорее все, что вы знаете о нем! Мы не виделись с ним уже больше года.
— Я очень счастлив объявить вам, что он живет в Клейндорфе, что я видел его не более десяти дней тому назад. Он устроился вместе со своей матерью и пользуется всеобщим уважением… Но простите! — добавил англичанин, заметив, что бедный мальчик побледнел как полотно, — может быть, вас слишком волнуют эти известия?
— О! Нет! Нет! — сказал Жерар, не помня себя от счастья. — Доктор, дорогой доктор, можно передать это папе? Это не повредит ему?
— Не только не повредит, но он тотчас же выздоровеет от такой радости! — утвердительно отвечал доктор. — Это главное лекарство, которого ему и не хватало и которого при всем желании я не мог достать для него. Бегите, бегите скорее, Жерар, к нему и к вашей сестре сообщить им эту новость. Клянусь вам, что она принесет ему только пользу!
Доктор, обладавший необыкновенно чутким сердцем, понимал, что никто посторонний, ни даже он сам, не должны были присутствовать при этой семейной радости, а потому и остался с капитаном Виллисом, которому начал рассказывать, каким образом его друзья и он сам попали в руки матабелов.
Стоит ли описывать радость отца, Колетты, счастливые слезы Мартины и удовольствие славного Ле-Гуена? Быстрое выздоровление господина Массея, согласие капитана Виллиса на их немедленный отъезд, уступка им бульлокс-вагона, собственного экипажа капитана и наконец их счастливое переселение?
Голиаф, конечно, принимал участие в общей радости и шествовал сбоку колонны.
Только матабелы оплакивали эту разлуку, так как знали, чего они лишались.
Стоит ли говорить об их торжественном въезде в Клейндорф, о благополучном окончании этого шестидневного путешествия, о соединении всей семьи, о счастье встретиться здоровыми и невредимыми после такой томительной разлуки и в то самое время, когда считали навсегда потерявшими друг друга?
Но пусть они предаются семейным восторгам; ни один посторонний взор не должен смущать святости этого вполне заслуженного счастья.
ГЛАВА XXII. Заключение. Конец бандита
На первое вознаграждение, полученное за свое важное открытие, Генрих Массей приобрел матери прелестную дачу в швейцарском стиле, которую ему продал за бесценок один из разорившихся рудокопов. В Южной Африке такие жилища весьма ценятся, так как доски в этих новых краях считаются предметом роскоши.
Дом, купленный Генрихом, оказался очень удобным и вместительным, с роскошной мебелью, хотя и несколько безвкусной. При доме находился великолепный сад.
Все соединившееся семейство поселилось на этой даче, и несколько недель все они наслаждались полным спокойствием и безоблачным счастьем. Колетта, сбросившая наконец с себя (и с какой радостью) роль ментора и начальника, висевшую так долго на ее молодых плечах, превратилась опять в любимого ребенка, беспрекословно повинующегося своей матери. По ее примеру, и Жерар, освободившийся от тяжелых обязанностей, с наслаждением предался своим прежним забавам, свойственным мальчику его возраста.
Незаменимая Мартина, или «мам Ле-Гуе», как ее прозвали готтентотские служанки, вверенные ее управлению, часто рассказывала своей госпоже о каком-нибудь эпизоде из их страшного путешествия, где Колетта выказывала столько мужества и рассуждала как взрослая особа.
Бедная мать не уставала слушать все подробности этого странствования по Экваториальной Африке; она чувствовала, каким опасностям подвергались ее дорогие дети, и теперь, когда все несчастья окончились, тихое блаженство овладело ее измученной душой.
Голиаф всегда занимал важное место в домашнем кругу семьи.
Пресмешно было смотреть на Колетту, поливающую цветы с помощью своего колоссального друга. Лишь только лейка опустошалась, он осторожно брал ее из рук своей любимицы, шел к реке, наполнял водой и приносил обратно. Каждое утро он приходил к окну Колетты и ждал, когда она откроет его; если же она медлила, он тихонько шевелил вьющимися растениями, украшавшими ее окно; он привык брать завтрак только из ее рук, и ему всегда припасали спелые фрукты и соленые пирожки, которые Мартина пекла нарочно для него.
Господин Массей наслаждался возвратом счастья среди дорогих ему существ, привязанность которых была ему столь же необходима, как воздух, и его здоровье расцветало с каждым днем.
Генрих опять погрузился в свои опыты и административные работы. Доктор Ломонд и капитан Франкер остались друзьями семьи и ежедневными посетителями дома.
В силу самих событий, не только в Клейндорфе, но и во всем Трансваале обыкновенной темой разговора были золотоносные руды и способы их эксплуатации. Это большое дело, если не сказать — единственное в этом крае. Волей-неволей подпадаешь под общее настроение и проникаешься им.
Однажды вечером, когда заговорили об этом предмете в присутствии Жерара, он позволил себе иронические замечания относительно золотых руд Клейндорфа.
— Вы все толкуете о содержании металла в руде и употребляете нечеловеческие усилия, чтобы извлечь из бочки кварца золота, на несколько сантиграммов больше соседа, — сказал он с презрением. — Значит, кварц Клейндорфа ничего не стоит! Если бы это была моя специальность, я бы не удовольствовался таким ничтожеством, а выбрал бы себе такую руду, из которой драгоценный металл получился бы тысячами килограммов с бочки, или плюнул бы на это дело!
— Ты говоришь глупости, — возразил ему брат. — Разве ты не знаешь, что извлечение пятидесяти граммов чистого золота из бочки кварца считается почти невероятной вещью.
— Только-то? — сказал Жерар. — Я не инженер и не химик, однако моя руда будет побогаче ваших.
— Твоя руда?.. Так ты обладатель руды, вот как?
— В некоторой степени… И настоящей, хорошей руды… Не такой, из которой извлекается металл потом и кровью… Моя руда нечто солидное, основательное… Вот посмотри, если ты не веришь.
Сказав это, он вытащил из кармана образчики золотых самородков и куски кварца с золотыми жилами.
Генрих, очень заинтересованный этим сообщением, попросил Жерара рассказать ему, при каких обстоятельствах произошла такая находка.
— И ты говоришь, что по всему склону горы такие же золотоносные жилы, как на твоем образчике? — спросил он брата.
— Я серьезно подтверждаю тебе это. Мне пришлось сделать не более пятисот шагов, чтобы добраться до этой горы вверх по течению. Эта рудная жила даже режет глаза, до такой степени она бела и богата.
— И ты можешь найти это место?
— Еще бы!.. Это не более как в пяти-шести днях ходьбы от Замбези, следуя вверх по течению притока, да еще около тридцати километров рядом с владением Иаты.
— Ах! Да Иата и ему подобные могут помешать разработке руды. Но нечего делать. Во всяком случае, это вещь любопытная, и ею стоит заняться. Я в первый раз встречаю такую богатую руду. Если она действительно такова, как этот образчик, значит, дорогой Жерар, ты сделал небывалую доселе находку!
Генрих сказал отцу о своем решении, и господин Массей одобрил его, так как самородки и кусок кварца служили неоспоримым доказательством, что Жерар не ошибался. Самому Массею необходимо было побывать в Претории, чтобы переговорить с корреспондентами французского банка, с которыми он прекратил всякую переписку среди своих сухопутных и морских приключений. Решили торопиться, чтобы не упустить случая завладеть такой богатой рудой. И Жерара согласились взять с собою. Они достали себе экипаж, род крытого кабриолета, на двух крепких колесах, запряженный парой лошадей.
Когда отец с сыновьями собирались выехать, явился капитан Франкер, сильно взволнованный.
— Я пришел к вам с большой просьбой, — сказал он господину Массею. — Не подвезете ли вы меня в вашем кабриолете до Претории? Мне надо там быть по очень важному делу, а так как вы туда едете, я был бы вам очень благодарен, если бы вы захватили и меня.
— Да, мы в восторге! — совершенно искренно обрадовался господин Массей, между тем как Жерар прыгал от радости, что его дорогой капитан будет их спутником.
Капитан улыбнулся, но у него был очень озабоченный вид, на что все обратили внимание. Мадам Массей не спускала с него глаз.
— Капитан, — воскликнула она, повинуясь внутреннему голосу, — позвольте напомнить вам все страдания, которые я перенесла в разлуке с моим мужем и детьми… Могу ли я отпустить их теперь спокойно?.. Дело, из-за которого вы едете в Преторию, не представляет опасности для них… и для вас?
— Неужели вы думаете, сударыня, — воскликнул капитан, — что я решился бы сопровождать их, если бы знал, что им грозит какая-либо опасность?.. Наверное нет. Все, чего я прошу, это место в экипаже, который повезет их в Преторию. Когда же мы будем там, то я распрощаюсь с моим дорогим другом, господином Массеем… и займусь тем делом, которое требует моего немедленного присутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31