Саша сам нашел нужную дверь и, не мешкая, толкнул ее.
– Я уже соскучился! – ликующе проорал кто-то из комнаты, и вместе с воплем оттуда вырвалась страшная вонь, как из прохудившейся канализационной трубы. Забить ее были не в состоянии даже ладанные курения. По-видимому, и в склепе не могло быть такого тошнотворного смрада.
Тем не менее, Саша вошел и не поморщился. Игорю показалось, что вокруг приятеля образовалось что-то вроде поля, источающего запах мяты, имбиря, хвойного дымка и еще чего-то, чуть терпкого и очень южного. Это поле забило вонь.
– Стрелки-то сошлись, Ал! – невероятно грубым, лающим голосом прокричал связанный и примотанный к спинкам кровати подросток лет шестнадцати, худой, как скелет, с черным лицом. – Ребус разгадан!
– Глотку порвешь, – негромко ответил Саша, и чудовище в человеческом облике осклабилось.
Телохранитель подошел к кровати, встал одним коленом на матрас и наклонился над лежащим полутрупом:
– Уйди! – приказал он ему и приложил руку к груди больного, густо покрытой рвотной массой. Гаррик скривился от омерзения, но жуткая маска с лошадиными зубами и ненавидящими, но необычайно умными глазами действительно куда-то убралась. – Как давно ты разбил ту вазу, тезка?
Теперь он смотрел в глаза заморенного мальчишки, больше соответствовавшего видом своему возрасту, чем до этого. В глазах подростка был отчаянный страх, и, тихо постанывая, Шурик плакал.
– Ну, и зачем было баловаться, Саш? С реликвиями надо осторожнее: не ты делал – не тебе и бить… Тем более, если ты носишь такое имя…
– Я… случайно… – проскулил Шурик нормальным, человеческим голосом.
Тут рожа вернулась, и вонь заклубилась по комнате с новой силой:
– Неужели ты не рад братцу-Тессетену, Ал?! Кстати, братишка, а ты не в курсе, почему все-таки людская молва приписывает нам кровные узы? А где сестричка-Танрэй?! Где моя маленькая обезьянка-Танрэй с её круглой попкой и соблазнительными персями?! Ты не находишь, что все это уже попахивает инцестом?!
– Ты снова выбрал человека, у которого отсутствует «валентность», Сетен… Это с твоей стороны очень глупое решение… Ты напоминаешь маньяка, ты еще не понял это за полторы тысячи лет?
– Ну, у меня слишком много дел, чтобы предусмотреть все…
Вот, с вами, например, пообщаться, дорогие мои соотечественники… Вспомнить кое-что… Ведь нам есть, что вспомнить, правда, братишка?!
Саша повернул голову в сторону Гарика и не ответил. Рожа продолжала:
– Пропади вы пропадом с вашими реликвиями и регалиями, ничтожные языческие божки! Охо-хо! – подросток улегся поудобнее и пошевелил задранными кверху руками. – Хоть развяжи меня, что ли? Для разнообразия… Да, братишка Ал, а как тебе удалось выпутаться? Я недооценил тебя в свое время… Ну, самую малость, конечно… Промахнулся – и пропустил столько интересного! А уж как соскучился! Позови скорее пухленькую мартышечку Танрэй, Ал! Она ведь здесь? Ей тоже не терпится увидеть дражайшего дружка-Тессетена? А как мне не терпится чмокнуть ее в похотливые губки! А что, у нее по-прежнему такой же бархатистый животик, как и раньше? А, кудесник? – и вдруг он затараторил на каком-то тарабарском наречии, Игорь и не слышал такого – может, на суахили каком-нибудь? В любом случае, вычленить какое-то одно слово из этого потока было невозможно, даже уже услышанные имена сливались с общим фоном и терялись.
– Саш! – шепотом прервал его болтовню Гарик (он слышал подобную чушь уже несколько дней кряду и чрезвычайно утомился).
Телохранитель сказал что-то Шурику на ТОМ ЖЕ ЯЗЫКЕ (!!!) и повернулся. Игорь растерянно кивнул на больного:
– Ты знаешь, что с этим делать? Может… эт самое… врача – того?..
– Слушай, чародей! – теперь уже раздраженно прорычала рожа.
– Турни-ка ты этого горе-чертогона к такой-то матери! Он со своей тупостью мне уже вот где сидит!
– Выйди, Гарик, – кивнул Саша. – Внизу, в сумке… И будь наготове…
– А что там у вас в сумке, ребятишки? – встрял Шурик.
– Сюрприз для тебя. Танрэй собственной персоной…
– Да неужели?! Сама сестренка-Танрэй не побоялась прийти к любящему маленькие пальчики на ее ножках Тессетену?!
– Ну да. «Не могу, – говорит, – без брата-Тессетена»…
– М-моя – м-моя! – иронично, но в то же время не без некоторого – показного, впрочем – умиления проблеял подросток голосом простуженного крокодила.
– Гарик, иди! – настойчиво и тихо повторил Саша.
Игорь выкатился за дверь.
– Зайдем? – спросил Гроссман, указывая на вывеску «Казино».
– Может, они уже работают?
– Саша ведь сказал…
– Да что мне твой Саша? Он просто не доверяет тебе, ревнует, вот и выпендривается. А ты и поверила? Сама же говорила, что он актер еще тот!
Рената и бровью не повела:
– Даже если и так – мне, во всяком случае, это нравится. В отличие от некоторых, он хотя бы беспокоится обо мне. А в казино я никогда не была, ты же знаешь…
– Наперво всегда везет.
– Мне никогда не везет. Самый лучший вариант разориться – дать мне все свое состояние и отправить с ним в казино, – Рената поправила сколотые на затылке волосы.
– Достаточно уже просто отдать тебе состояние, – проворчал Гроссман, и она пренебрежительно хмыкнула. – В конце концов, надо же чуть-чуть выиграть! Денег-то у нас – всего ничего.
– А сколько их у нас осталось?
– У-у-у! – Ник воздел черные глаза к небу. – Как он с тобой носится, твой новый фаворит!.. Даже сейчас ты, как и раньше, избавлена от финансовых проблем!
– Да, с ним – избавлена, а с тобой бы уже, наверное, удавилась с тоски! – огрызнулась Рената.
– Бедняга не знает, что мягкотелость его и погубит! Милая девочка-Рената пошлет его подальше, как и всех остальных…
Рената, которая шла впереди, резко развернулась:
– Во всяком случае, тебя, Гроссман, я послала туда не за мягкотелость, а за бл… за то, что ты полностью игнорировал меня, как личность, черт возьми!
– Да ладно, могла бы и выразиться, я же не твой актерчик с нежными ушками…
– А я не хочу! Тебя бесит, что я ушла от тебя, а не ты меня бросил, то-то ты никак не успокоишься! Третий – лишний, Гроссман! Мне надоело повторять, чтобы ты оставил нас в покое!
Он усмехнулся:
– Только, по-моему, ты сама еще не определила, кто третий…
– Определила. И я не обязана отчитываться, тем более, перед тобой!
– Да, конечно. Теперь еще скажи, что ты его любишь! – от переизбытка чувств Гроссман пристал к какому-то прохожему, и тот шарахнулся от него в сторону:
– Вы слышали?! Она любит своего телохранителя! Вы в это верите?! Я тоже нет! Шайтан! Да никого ты не любишь! – Николай снова метнулся к бывшей жене. – Никого! Перепихнуться на заднем сидении автомобиля – это еще не значит доказать свою любовь. Упертая фригидная инфантилка!..
Озлобленная донельзя, вспомнив сашины уроки, Рената с выдохом всадила кулак в живот Нику. От неожиданности тот согнулся пополам.
– Мы никогда, – поучительно постучав ему пальцем по плечу, сказала девушка, – не делали того, о чем ты сказал, на заднем сидении автомобиля! В отличие от тебя, мачо!
И она, прибавив шагу, пошла вперед. Переводя дух, Гроссман повернул голову ей вслед:
– Ну и очень зря! Между прочим, весьма занимательно.
Ренату он догнал только на набережной. Охватив себя руками, девушка внимательно смотрела на Дон. Гроссман покружил возле нее, затем все-таки приблизился и попросил прощения. Она молчала.
– Ладно, согласен: я – дурак. Можешь стукнуть меня еще раз,
– нагнувшись к ней, Ник подставил щеку и зажмурился. С трудом сдержав серьезность, Рената отвернулась, но потом не выдержала и засмеялась. Он распрямился и смелее прикоснулся к ее руке. – Ты же совсем посинела от холода. Где твоя кофточка?
– В общежитии забыла… – она приложила ладонь к ноющей щеке.
– Ну так держи мою куртку!
– Не дури. В одной маечке ты заработаешь воспаление легких в два счета. Лучше сходим за кофтой, вот и все дела…
– А как же наставления твоего высоконравственного телохранителя, который в машине не… всё-всё, молчу! Ну так как же Шуркины предупреждения?
– Ты на минутку поднимешься в комнату и заберешь…
– Нет уж! Одна ты не останешься даже на минутку! Хватит мне сегодняшнего утра, ладонька!
– Тогда поднимемся вместе! Ничего страшного, – и Рената уверенно тронулась с места. – Снова этот проклятый зуб… Боже, скоро я сойду от него с ума!
В это время алкоголик дядя Гена сгребал в одну кучу все тряпье в своей конуре и при этом, поглядывая на скулящую от нехороших предчувствий привязанную к батарее дворнягу, приговаривал:
– Я вам покажу, в натуре, кузькину мать!
Пес начал тихо подвывать, и алкаш, вылив что-то вонючее на дверь и на тюфяк, запустил в него бутылкой.
– Ты тоже заткнись! И вы пошли вон, японский бог! Быстро разошлись по углам, щ-щ-щас-с греться, в натуре, будем!..
Зуб болел уже так, что дергало всю правую сторону головы и в глазах то и дело темнело. Держась одной рукой за щеку, другой – за бывшего мужа и сглатывая противный кисловато-медный привкус, все отчетливее заполонявший рот, Рената мечтала только об одном: о гильотине.
Они поднялись на нужный этаж. Гроссману, казалось, не было дела до ее мучений. Он считал, что, как обычно, бывшая жена больше притворяется, чем страдает на самом деле. И потому он весьма удивился, когда увидел, что она как-то расслабленно вывернулась у него из-под локтя и стала проседать на пол.
Гроссман машинально подхватил ее и только тут увидел, что лицо Ренаты бледнее полотна. Так захочешь – не притворишься. С этим ее зубом надо срочно что-то делать…
Подкинув девушку на руках, Ник носком «казачка» постучался в комнату Гарика.
Саша вздрогнул, и подросток тут же оскалился лошадиной ухмылкой:
– Что, Ал, испугался? Да вижу, вижу, будешь мне тут рассказывать… Уж чего-чего, а узнавать, о чем ты думаешь, я научился! Чему быть, того не миновать… Продолжим нашу милую беседу, братишка. Мне не терпится услышать преинтереснейший рассказ о том, как же ты все-таки выпутался тогда из той ситуации? Ведь мы хорошо постарались и с ладьей, и с футляром… Скажи на милость, тебя что-нибудь может удержать, кудесник? Мне, к примеру, и амфоры хватило…
Телохранитель не слушал его, прохаживаясь по комнате взад-вперед беззвучными шагами. Рожа продолжала болтать:
– Поражаюсь тебе, брат-звездочет, тебе и твоему терпению…
Я бы уже давно заскучал среди этих приматов, повально больных амнезией… А у ВАС ТАМ твои похождения еще никому не надоели? Впрочем, «звездный странник» – звучит вполне в ВАШЕМ духе… Расскажи-ка мне, Ал, что там про меня еще придумали за это время твои нематоды… то есть, извиняюсь, твои приматы? Снова увлекаешься коллекционированием, добрая ты душа? – в какое-то мгновение на место рожи заступило лицо необыкновенной красоты, но холодное и бездушное, как лед. – Подумал бы лучше о себе. С твоим упорством можно любую гору опрокинуть, а ты, дурачок, иной раз семейную идиллию боишься нарушить или детишек напугать! Мелочный ты, кудесник! Мелочный и нерешительный. Не такого я тебя знал… Помнишь, как мы с тобой реки вспять поворачивали? Ты только приюти – повернем и сейчас, братишка! А еще лучше, пусть меня приютит твоя Танрэй! Ну, не терпится мне от ее имени чмокнуть тебя в твой точно подогнанный зад! Такой уж я сентиментальный, Ал!
– Долго ты будешь тянуть резину? – поморщился Саша.
– О-о-о-о! Ал – значит «постоянство»… Ты постоянен в своей глупости, звездочет… Поцелуй меня, и я потороплюсь…
– Если ты сейчас не начнешь, я уйду, Тессетен…
– Ой, боюсь, боюсь! Слушай, а ты гораздо интереснее в своем мире… А сестричка-обезьянка – в своем, потому что только здесь она такая тепленькая, пухленькая, душистая – и ни хрена не помнит!
Саша повернулся к двери.
– Не торопись, чародей! Просто я давно ни с кем не разговаривал. Наболело, надо полагать. Тебе ли не знать, после нашей-то ладьи, братец!.. Ладно, лови!
Телохранитель сделал три шага до кровати, склонился над кривлявшимся уродом и прикрыл глаза. Чудовище прогнулось и зарычало…
…Игорь и родственники Шурика услышали сверху рев, перешедший в мальчишеский крик. Супруга Хозяина торопливо перекрестилась и схватилась за сердце.
– Шурочка! Да что же с тобой такое?! – прошептала она.
– Пойду взгляну, – решил Хозяин, но Супруга и Гарик повисли на нем, как елочные игрушки.
– Не надо, Митенька! – уговаривала она.
На ступеньках послышались шаги. Тяжелые, спотыкающиеся. Пошатываясь, прижимая к губам носовой платок, точно его сильно мутило, Саша спустился вниз по лестнице. Глаза его были пусты, как никогда, в полутьме коридора было заметно, что под кожей скул катаются желваки. Он указал на сумку.
– Но тут… эт самое…только она… – Игорь вытащил оттуда большую куклу дочери Иванченко.
– Танрэй! – прохрипел Саша не своим голосом и грубо выхватил игрушку из его рук.
Едва он отнял платок ото рта, по коридору разлился невыносимый смрад. Вцепившись в куклу, телохранитель вылетел на веранду. Гарик – за ним.
– Эй, Сань!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36