Но затем Аллаху было угодно, чтобы болезнь миновала.
Мы потопили несколько жалких галер с паломниками, отправив в преисподнюю немало неверных, однако добыча оказалась мизерной. Но, визирь, посмотри – ты когда-нибудь видел кяфира, похожего на этого человека?
Визирь внимательно поглядел на незнакомца; в ответ тот простодушно вылупил на него свои большие голубые глаза.
– Я встречал таких среди франков в Иерусалиме, – решил Шавар.
Ширкух что-то проворчал и начал без особых церемоний жевать виноград, бросив гроздь своему пленнику.
– Возле одного острова мы заметили галеру, – сказал он, продолжая жевать, – напали на нее и вступили в бой с ее командой. Большинство из них оказались плохими воинами, но этому человеку удалось пробиться к борту, и он прыгнул бы в воду, если бы я его не перехватил. Аллах, он оказался силен как бык! У меня до сих пор болят ребра от его объятий.
В самой середине схватки нас окружил отряд кораблей с христианскими воинами. Они направлялись – как мы позднее узнали – в Аскалон. Просто франкские авантюристы, искавшие счастья в Палестине. Мы поспешно отступили на наши галеры. Оглянувшись, я увидел, как мой противник прыгнул за борт и поплыл к скалам. Какой-то рыцарь с назареянского корабля выпустил в него стрелу, и он, как мне показалось, утонул.
Наши бочки с водой были почти пусты. Как только франкские корабли скрылись за горизонтом, мы вернулись к острову за пресной водой. И там мы нашли на берегу лежавшего без сознания толстого рыжеволосого человека, в котором я узнал своего недавнего противника. Стрела не попала в него; он глубоко нырнул и далеко проплыл под водой. Но он потерял много крови из раны на голове – это я задел его своей саблей, – и был близок к смерти.
Поскольку он оказался хорошим бойцом, я отнес его в свою каюту и привел его в чувство, и в последующие дни он научился говорить на языке, на котором мы, последователи ислама, общаемся с проклятыми назареянами. Он рассказал мне, что он внебрачный сын короля Англии и что враги прогнали его со двора отца и теперь преследуют по всему свету. Он поклялся, что король, его отец, готов заплатить за него немалый выкуп, так что дарю его тебе. С меня хватит удовольствия от того плавания. Ты же получишь выкуп, когда малик Англии узнает о своем сыне. Он веселый собеседник, он может рассказать историю, выпить бутылочку и спеть песню не хуже любого из тех, кого я когда-либо знал.
Шавар снова с интересом взглянул на Джайлса Хобсона. В его румяной физиономии он не в силах был обнаружить каких-либо следов королевского происхождения, однако для араба краснолицые, веснушчатые и рыжеволосые люди Запада были все на одно лицо.
Он снова перевел взгляд на Ширкуха. Эмир значил для него куда больше, чем любой бродяга-франк, пусть даже королевского происхождения. Старый вояка, не соблюдая никаких приличий, напевал себе под нос курдскую военную песню, потягивая из бокала ширазское вино – шиитские правители Египта так же не придерживались строгих моральных принципов, как и их последователи-мамелюки.
Внешне казалось, что Ширкуха не интересует ничто в мире, кроме утоления жажды, но Шавар размышлял о том, какая хитрость может таиться под этим обманчивым поведением. Будь это другой человек, Шавар счел бы жизнерадостность эмира признаком низкого интеллекта. Однако курд, правая рука Нур-эд-дина, был далеко не глуп. Не ввязался ли Ширкух в эту сумасбродную гонку с корсарами эль-Гази лишь из-за того, что его неугомонная энергия не давала ему покоя, даже во время визита ко двору калифа? Или же его путешествие имело какой-то более глубокий смысл? Шавар всегда искал скрытые мотивы, даже в самых обыденных вещах. Он добился своего нынешнего положения, исключив даже саму возможность каких-либо интриг. Тем не менее этой ранней весной 1167 года от Рождества Христова суждено было произойти многим событиям.
Шавар подумал о костях Дирхама, гниющих в канаве возле часовни Ситта Нефиса, и, улыбнувшись, сказал:
– Тысяча благодарностей за твою щедрость, друг мой. В ответ на нее в твои палаты доставят яшмовый кубок, полный жемчуга. Пусть этот обмен дарами символизирует нашу вечную дружбу.
– Да наполнит Аллах золотом твои уста, о повелитель, – вставая, произнес Ширкух. – Пойду, выпью вина со своими офицерами и расскажу им сказки о моих путешествиях. Завтра я еду в Дамаск. Да пребудет с тобою Аллах!
– И с тобою, друг мой.
После того как быстрые шаги курда затихли вдали, Шавар жестом предложил Джайлсу сесть рядом с ним на подушки.
– Как насчет твоего выкупа? – спросил он на норманно-французском, который выучил, общаясь с крестоносцами.
– Король, мой отец, заполнит этот зал золотом, – быстро ответил Джайлс. – Враги сообщили ему, что я погиб. Велика будет радость старика, когда он узнает правду.
С этими словами Джайлс взял бокал с вином и начал фантазировать дальше, стараясь создать впечатление достаточно ценного экземпляра, чтобы не быть убитым. Затем... Но Джайлс жил сегодняшним днем, мало думая о том, что будет завтра.
Шавар наблюдал за ним, глядя, как содержимое бокала быстро исчезает в глотке пленника.
– Ты пьешь, словно французский барон, – заметил араб.
– Я принц всех пьяниц, – скромно ответил Джайлс, и в словах его на этот раз было больше правды, чем во всех прежних.
– Ширкух тоже любит выпить, – продолжал визирь. – Ты пил с ним?
– Немного. Он не такой пьяница, как я, но несколько фляг мы вместе с ним осушили. Вино слегка развязывает ему язык.
Шавар резко поднял голову. Это было для него новостью.
– Он говорил? О чем?
– О своих стремлениях.
– И каковы же они? – Шавар затаил дыхание.
– Стать калифом Египта, – ответил Джайлс, по привычке преувеличивая действительные слова курда. Ширкух говорил много, хотя и довольно бессвязно.
– Он что-нибудь говорил про меня? – спросил визирь.
– Он сказал, что ты у него в руках, – ответил Джайлс, и это, как ни удивительно, было правдой.
Шавар замолчал. Где-то во дворце звякнула лютня, и чернокожая девушка затянула странную тоскливую южную песню. Слышался серебристый плеск фонтанов и хлопанье голубиных крыльев.
– Если я пошлю гонцов в Иерусалим, его шпионы расскажут ему об этом, – пробормотал Шавар.
– Если я убью его или посажу за решетку, Нур-эд-дин сочтет это поводом к войне.
Он поднял голову и уставился на Джайлса Хобсона.
– Ты называешь себя королем пьяниц; сможешь превзойти в своем умении эмира Ширкуха?
– Во дворце короля, моего отца, – ответил Джайлс, – за одну ночь я перепил пятьдесят баронов, самый слабый из которых умел выпить в пять раз больше, чем Ширкух, – и все они валялись без чувств под столом.
– Хочешь получить свободу без выкупа?
– Конечно, клянусь святым Витольдом!
– Ты вряд ли хорошо разбираешься в восточной политике, будучи впервые в этих краях. Однако Египет – краеугольный камень империи. Его домогаются Амальрик, король Иерусалима, и Нур-эд-дин, султан Дамаска. Ибн-Руззик, а после него Дирхам, а после него я вели игру друг против друга. С помощью Ширкуха я победил Дирхама; с помощью Амальрика я прогнал Ширкуха. Это рискованная игра, ибо я никому не могу доверять.
Нур-эд-дин осторожен. Ширкух – человек, которого следует опасаться. Думаю, он явился ко мне с предложением дружбы, чтобы усыпить мою бдительность. Возможно, уже сейчас его армия движется на Египет.
Если он похвалялся перед тобой своим могуществом, это верный знак того, что он уверен в успехе своих планов. Мне необходимо сделать его беспомощным на несколько часов, однако я не посмею причинить ему вред, не зная наверняка, движутся ли уже сюда его войска. Поэтому это будет твоей задачей.
Джайлс все понял, и широкая улыбка озарила его румяное лицо; он многозначительно облизнул губы.
Шавар хлопнул в ладоши и отдал соответствующие распоряжения. Вскоре вошел Ширкух, неся перед собой опоясанное шелковым кушаком брюхо, словно индийский император.
– Наш высокочтимый гость, – промурлыкал Шавар, – рассказал мне о своей доблести за кубком вина. Можем ли мы позволить кяфиру вернуться домой и похваляться потом перед своим народом, что он превзошел правоверного? Кто лучше сумеет усмирить его гордыню, нежели Горный Лев?
– Состязание в пьянстве? – Ширкух шумно расхохотался. – Клянусь бородой Магомета, мне это нравится! Давай, Джайлс ибн малик, наливай!
В зал вошла процессия рабов, держащих золотые сосуды с пенящимся нектаром.
...За время своего плена на галере эль-Гази Джайлс привык к крепкому восточному вину. И все же кровь кипела у него в жилах, в голове шумело, а зал, казалось, качался и вращался, когда наконец Ширкух, голос которого затих на середине бессвязной песни, завалился набок на подушки, выронив золотой кубок.
Шавар тут же вскочил на ноги и хлопнул в ладоши. Вошли рабы-суданцы – обнаженные гиганты в шелковых набедренных повязках и с золотыми серьгами в ушах.
– Отнесите его в нишу и положите на диван, – приказал он. – Лорд Джайлс, ты в состоянии ехать верхом?
Джайлс поднялся, покачиваясь, словно корабль в бурном море.
– Буду держаться за гриву, – икнул он. – Но зачем мне ехать верхом?
– Чтобы передать мое сообщение Амальрику, – бросил Шавар. – Вот оно, запечатанное в шелковый пакет; в нем говорится, что Ширкух намеревается завоевать Египет, и предлагается плата в обмен на помощь. Мне Амальрик не доверяет, но он выслушает человека королевской крови, принадлежащего к его собственному народу. Ты расскажешь ему о хвастовстве Ширкуха.
– Ага, – пьяно пробормотал Джайлс, – королевской крови; мой дедушка служил конюхом на королевской конюшне.
– Что ты сказал? – переспросил Шавар, не поняв, затем продолжил, прежде чем Джайлс успел ответить. – Ширкух проваляется без чувств несколько часов. Пока он здесь, ты уже будешь на пути в Палестину. Он не поедет завтра в Дамаск, ибо ему будет плохо с перепоя. Я не посмел бы заключить его под стражу или даже отравить его вино. Я ничего не могу предпринять, пока не достигну соглашения с Амальриком. Пока что Ширкух безопасен, и ты доберешься до Амальрика раньше, чем он доберется до Нур-эд-дина. Поторопись!
* * *
Со двора за стеной доносился звон упряжи и нетерпеливое топтание лошадей. Послышался неясный шепот, затем удаляющиеся шаги. Оставшись один, Ширкух неожиданно сел. Он изо всех сил потряс головой, несколько раз проведя по ней рукой, словно пытался счистить налипшую паутину. Шатаясь, он поднялся, хватаясь за портьеру. На его бородатом лице сияла ликующая улыбка.
Спотыкаясь, Ширкух добрался до забранного золотой решеткой окна. Тонкие золотые стержни согнулись под его могучими руками. Он кувырком вывалился наружу, приземлившись головой вниз посреди большого розового куста. Не обращая внимания на царапины и ссадины, эмир поднялся, раскачиваясь словно корабль на волнах, и огляделся по сторонам. Он находился в большом саду; вокруг него покачивались огромные белые цветы, и ветерок шевелил листья пальм. На небе всходила луна.
Никто не остановил его, когда он перебрался через стену, когда, шатаясь, побрел по пустынным улицам, хотя притаившиеся в тени воры жадно смотрели на его богатую одежду.
Окольными путями он дошел до собственного жилища и пинками разбудил рабов.
– Коней, да проклянет вас Аллах! – Голос его срывался от с трудом скрываемого торжества.
Из тени появился Али, его главный конюх.
– Куда теперь, хозяин?
– В пустыню и дальше в Сирию! – прорычал Ширкух, с силой ударяя его по спине. – Шавар проглотил наживку! Аллах, как же я пьян! Весь мир кружится – но он принадлежит мне!
Этот ублюдок, Джайлс, скачет сейчас к Амальрику – я слышал, как Шавар давал ему распоряжения, когда я лежал, притворившись спящим. Мы направили визиря по ложному пути! Теперь Нур-эд-дин не станет колебаться, когда его шпионы принесут ему новость из Иерусалима о наступающей армии! Я превратил двор калифа в растревоженный улей, разрушил все его планы! Да, когда я отправился немного проветриться с корсарами на галере, Аллах ниспослал мне прямо в руки этого рыжего тупицу! Я наговорил ему с три короба, якобы спьяну. Я надеялся, что он перескажет все это Шавару, что Шавар испугается и пошлет к Амальрику – и вынудит чересчур осторожного султана действовать. Теперь начнется война ради удовлетворения чьего-то тщеславия. Но поедем же, дьявол вас побери!
Несколько минут спустя эмир и его небольшая свита ехали по тенистым улицам, мимо спящих садов и шестиэтажных дворцов из розового мрамора, лазурита и золота.
Стражник, стоявший возле маленьких уединенных ворот, громко крикнул и поднял пику.
– Собака! – Ширкух поднял лошадь на дыбы и навис над стражником, словно облаченное в шелк смертоносное облако. – Я Ширкух, гость твоего хозяина!
– Но мне приказано никого не пропускать без письменного распоряжения, с подписью и печатью визиря, – возразил солдат. – Что я скажу Шавару?
– Ты ничего не скажешь, – пророчески произнес Ширкух.
1 2 3 4 5 6
Мы потопили несколько жалких галер с паломниками, отправив в преисподнюю немало неверных, однако добыча оказалась мизерной. Но, визирь, посмотри – ты когда-нибудь видел кяфира, похожего на этого человека?
Визирь внимательно поглядел на незнакомца; в ответ тот простодушно вылупил на него свои большие голубые глаза.
– Я встречал таких среди франков в Иерусалиме, – решил Шавар.
Ширкух что-то проворчал и начал без особых церемоний жевать виноград, бросив гроздь своему пленнику.
– Возле одного острова мы заметили галеру, – сказал он, продолжая жевать, – напали на нее и вступили в бой с ее командой. Большинство из них оказались плохими воинами, но этому человеку удалось пробиться к борту, и он прыгнул бы в воду, если бы я его не перехватил. Аллах, он оказался силен как бык! У меня до сих пор болят ребра от его объятий.
В самой середине схватки нас окружил отряд кораблей с христианскими воинами. Они направлялись – как мы позднее узнали – в Аскалон. Просто франкские авантюристы, искавшие счастья в Палестине. Мы поспешно отступили на наши галеры. Оглянувшись, я увидел, как мой противник прыгнул за борт и поплыл к скалам. Какой-то рыцарь с назареянского корабля выпустил в него стрелу, и он, как мне показалось, утонул.
Наши бочки с водой были почти пусты. Как только франкские корабли скрылись за горизонтом, мы вернулись к острову за пресной водой. И там мы нашли на берегу лежавшего без сознания толстого рыжеволосого человека, в котором я узнал своего недавнего противника. Стрела не попала в него; он глубоко нырнул и далеко проплыл под водой. Но он потерял много крови из раны на голове – это я задел его своей саблей, – и был близок к смерти.
Поскольку он оказался хорошим бойцом, я отнес его в свою каюту и привел его в чувство, и в последующие дни он научился говорить на языке, на котором мы, последователи ислама, общаемся с проклятыми назареянами. Он рассказал мне, что он внебрачный сын короля Англии и что враги прогнали его со двора отца и теперь преследуют по всему свету. Он поклялся, что король, его отец, готов заплатить за него немалый выкуп, так что дарю его тебе. С меня хватит удовольствия от того плавания. Ты же получишь выкуп, когда малик Англии узнает о своем сыне. Он веселый собеседник, он может рассказать историю, выпить бутылочку и спеть песню не хуже любого из тех, кого я когда-либо знал.
Шавар снова с интересом взглянул на Джайлса Хобсона. В его румяной физиономии он не в силах был обнаружить каких-либо следов королевского происхождения, однако для араба краснолицые, веснушчатые и рыжеволосые люди Запада были все на одно лицо.
Он снова перевел взгляд на Ширкуха. Эмир значил для него куда больше, чем любой бродяга-франк, пусть даже королевского происхождения. Старый вояка, не соблюдая никаких приличий, напевал себе под нос курдскую военную песню, потягивая из бокала ширазское вино – шиитские правители Египта так же не придерживались строгих моральных принципов, как и их последователи-мамелюки.
Внешне казалось, что Ширкуха не интересует ничто в мире, кроме утоления жажды, но Шавар размышлял о том, какая хитрость может таиться под этим обманчивым поведением. Будь это другой человек, Шавар счел бы жизнерадостность эмира признаком низкого интеллекта. Однако курд, правая рука Нур-эд-дина, был далеко не глуп. Не ввязался ли Ширкух в эту сумасбродную гонку с корсарами эль-Гази лишь из-за того, что его неугомонная энергия не давала ему покоя, даже во время визита ко двору калифа? Или же его путешествие имело какой-то более глубокий смысл? Шавар всегда искал скрытые мотивы, даже в самых обыденных вещах. Он добился своего нынешнего положения, исключив даже саму возможность каких-либо интриг. Тем не менее этой ранней весной 1167 года от Рождества Христова суждено было произойти многим событиям.
Шавар подумал о костях Дирхама, гниющих в канаве возле часовни Ситта Нефиса, и, улыбнувшись, сказал:
– Тысяча благодарностей за твою щедрость, друг мой. В ответ на нее в твои палаты доставят яшмовый кубок, полный жемчуга. Пусть этот обмен дарами символизирует нашу вечную дружбу.
– Да наполнит Аллах золотом твои уста, о повелитель, – вставая, произнес Ширкух. – Пойду, выпью вина со своими офицерами и расскажу им сказки о моих путешествиях. Завтра я еду в Дамаск. Да пребудет с тобою Аллах!
– И с тобою, друг мой.
После того как быстрые шаги курда затихли вдали, Шавар жестом предложил Джайлсу сесть рядом с ним на подушки.
– Как насчет твоего выкупа? – спросил он на норманно-французском, который выучил, общаясь с крестоносцами.
– Король, мой отец, заполнит этот зал золотом, – быстро ответил Джайлс. – Враги сообщили ему, что я погиб. Велика будет радость старика, когда он узнает правду.
С этими словами Джайлс взял бокал с вином и начал фантазировать дальше, стараясь создать впечатление достаточно ценного экземпляра, чтобы не быть убитым. Затем... Но Джайлс жил сегодняшним днем, мало думая о том, что будет завтра.
Шавар наблюдал за ним, глядя, как содержимое бокала быстро исчезает в глотке пленника.
– Ты пьешь, словно французский барон, – заметил араб.
– Я принц всех пьяниц, – скромно ответил Джайлс, и в словах его на этот раз было больше правды, чем во всех прежних.
– Ширкух тоже любит выпить, – продолжал визирь. – Ты пил с ним?
– Немного. Он не такой пьяница, как я, но несколько фляг мы вместе с ним осушили. Вино слегка развязывает ему язык.
Шавар резко поднял голову. Это было для него новостью.
– Он говорил? О чем?
– О своих стремлениях.
– И каковы же они? – Шавар затаил дыхание.
– Стать калифом Египта, – ответил Джайлс, по привычке преувеличивая действительные слова курда. Ширкух говорил много, хотя и довольно бессвязно.
– Он что-нибудь говорил про меня? – спросил визирь.
– Он сказал, что ты у него в руках, – ответил Джайлс, и это, как ни удивительно, было правдой.
Шавар замолчал. Где-то во дворце звякнула лютня, и чернокожая девушка затянула странную тоскливую южную песню. Слышался серебристый плеск фонтанов и хлопанье голубиных крыльев.
– Если я пошлю гонцов в Иерусалим, его шпионы расскажут ему об этом, – пробормотал Шавар.
– Если я убью его или посажу за решетку, Нур-эд-дин сочтет это поводом к войне.
Он поднял голову и уставился на Джайлса Хобсона.
– Ты называешь себя королем пьяниц; сможешь превзойти в своем умении эмира Ширкуха?
– Во дворце короля, моего отца, – ответил Джайлс, – за одну ночь я перепил пятьдесят баронов, самый слабый из которых умел выпить в пять раз больше, чем Ширкух, – и все они валялись без чувств под столом.
– Хочешь получить свободу без выкупа?
– Конечно, клянусь святым Витольдом!
– Ты вряд ли хорошо разбираешься в восточной политике, будучи впервые в этих краях. Однако Египет – краеугольный камень империи. Его домогаются Амальрик, король Иерусалима, и Нур-эд-дин, султан Дамаска. Ибн-Руззик, а после него Дирхам, а после него я вели игру друг против друга. С помощью Ширкуха я победил Дирхама; с помощью Амальрика я прогнал Ширкуха. Это рискованная игра, ибо я никому не могу доверять.
Нур-эд-дин осторожен. Ширкух – человек, которого следует опасаться. Думаю, он явился ко мне с предложением дружбы, чтобы усыпить мою бдительность. Возможно, уже сейчас его армия движется на Египет.
Если он похвалялся перед тобой своим могуществом, это верный знак того, что он уверен в успехе своих планов. Мне необходимо сделать его беспомощным на несколько часов, однако я не посмею причинить ему вред, не зная наверняка, движутся ли уже сюда его войска. Поэтому это будет твоей задачей.
Джайлс все понял, и широкая улыбка озарила его румяное лицо; он многозначительно облизнул губы.
Шавар хлопнул в ладоши и отдал соответствующие распоряжения. Вскоре вошел Ширкух, неся перед собой опоясанное шелковым кушаком брюхо, словно индийский император.
– Наш высокочтимый гость, – промурлыкал Шавар, – рассказал мне о своей доблести за кубком вина. Можем ли мы позволить кяфиру вернуться домой и похваляться потом перед своим народом, что он превзошел правоверного? Кто лучше сумеет усмирить его гордыню, нежели Горный Лев?
– Состязание в пьянстве? – Ширкух шумно расхохотался. – Клянусь бородой Магомета, мне это нравится! Давай, Джайлс ибн малик, наливай!
В зал вошла процессия рабов, держащих золотые сосуды с пенящимся нектаром.
...За время своего плена на галере эль-Гази Джайлс привык к крепкому восточному вину. И все же кровь кипела у него в жилах, в голове шумело, а зал, казалось, качался и вращался, когда наконец Ширкух, голос которого затих на середине бессвязной песни, завалился набок на подушки, выронив золотой кубок.
Шавар тут же вскочил на ноги и хлопнул в ладоши. Вошли рабы-суданцы – обнаженные гиганты в шелковых набедренных повязках и с золотыми серьгами в ушах.
– Отнесите его в нишу и положите на диван, – приказал он. – Лорд Джайлс, ты в состоянии ехать верхом?
Джайлс поднялся, покачиваясь, словно корабль в бурном море.
– Буду держаться за гриву, – икнул он. – Но зачем мне ехать верхом?
– Чтобы передать мое сообщение Амальрику, – бросил Шавар. – Вот оно, запечатанное в шелковый пакет; в нем говорится, что Ширкух намеревается завоевать Египет, и предлагается плата в обмен на помощь. Мне Амальрик не доверяет, но он выслушает человека королевской крови, принадлежащего к его собственному народу. Ты расскажешь ему о хвастовстве Ширкуха.
– Ага, – пьяно пробормотал Джайлс, – королевской крови; мой дедушка служил конюхом на королевской конюшне.
– Что ты сказал? – переспросил Шавар, не поняв, затем продолжил, прежде чем Джайлс успел ответить. – Ширкух проваляется без чувств несколько часов. Пока он здесь, ты уже будешь на пути в Палестину. Он не поедет завтра в Дамаск, ибо ему будет плохо с перепоя. Я не посмел бы заключить его под стражу или даже отравить его вино. Я ничего не могу предпринять, пока не достигну соглашения с Амальриком. Пока что Ширкух безопасен, и ты доберешься до Амальрика раньше, чем он доберется до Нур-эд-дина. Поторопись!
* * *
Со двора за стеной доносился звон упряжи и нетерпеливое топтание лошадей. Послышался неясный шепот, затем удаляющиеся шаги. Оставшись один, Ширкух неожиданно сел. Он изо всех сил потряс головой, несколько раз проведя по ней рукой, словно пытался счистить налипшую паутину. Шатаясь, он поднялся, хватаясь за портьеру. На его бородатом лице сияла ликующая улыбка.
Спотыкаясь, Ширкух добрался до забранного золотой решеткой окна. Тонкие золотые стержни согнулись под его могучими руками. Он кувырком вывалился наружу, приземлившись головой вниз посреди большого розового куста. Не обращая внимания на царапины и ссадины, эмир поднялся, раскачиваясь словно корабль на волнах, и огляделся по сторонам. Он находился в большом саду; вокруг него покачивались огромные белые цветы, и ветерок шевелил листья пальм. На небе всходила луна.
Никто не остановил его, когда он перебрался через стену, когда, шатаясь, побрел по пустынным улицам, хотя притаившиеся в тени воры жадно смотрели на его богатую одежду.
Окольными путями он дошел до собственного жилища и пинками разбудил рабов.
– Коней, да проклянет вас Аллах! – Голос его срывался от с трудом скрываемого торжества.
Из тени появился Али, его главный конюх.
– Куда теперь, хозяин?
– В пустыню и дальше в Сирию! – прорычал Ширкух, с силой ударяя его по спине. – Шавар проглотил наживку! Аллах, как же я пьян! Весь мир кружится – но он принадлежит мне!
Этот ублюдок, Джайлс, скачет сейчас к Амальрику – я слышал, как Шавар давал ему распоряжения, когда я лежал, притворившись спящим. Мы направили визиря по ложному пути! Теперь Нур-эд-дин не станет колебаться, когда его шпионы принесут ему новость из Иерусалима о наступающей армии! Я превратил двор калифа в растревоженный улей, разрушил все его планы! Да, когда я отправился немного проветриться с корсарами на галере, Аллах ниспослал мне прямо в руки этого рыжего тупицу! Я наговорил ему с три короба, якобы спьяну. Я надеялся, что он перескажет все это Шавару, что Шавар испугается и пошлет к Амальрику – и вынудит чересчур осторожного султана действовать. Теперь начнется война ради удовлетворения чьего-то тщеславия. Но поедем же, дьявол вас побери!
Несколько минут спустя эмир и его небольшая свита ехали по тенистым улицам, мимо спящих садов и шестиэтажных дворцов из розового мрамора, лазурита и золота.
Стражник, стоявший возле маленьких уединенных ворот, громко крикнул и поднял пику.
– Собака! – Ширкух поднял лошадь на дыбы и навис над стражником, словно облаченное в шелк смертоносное облако. – Я Ширкух, гость твоего хозяина!
– Но мне приказано никого не пропускать без письменного распоряжения, с подписью и печатью визиря, – возразил солдат. – Что я скажу Шавару?
– Ты ничего не скажешь, – пророчески произнес Ширкух.
1 2 3 4 5 6