Полдень застыл в полном безмолвии. Если кто-то и скрывался в неподвижной траве, то очень ловко. Только в кольце скал мелькнул солнечный зайчик на стволе винтовки девушки. Значит, она жива. И мужчины тоже. Но ни Консидайн, ни Дэч, ни Харди нигде себя не обнаруживали.
Метис отпустил поводья и спустился по склону горы. Лошадь и человек, словно вросший в седло, казались единым целым. С темной кожей цвета застывшей в песке лавы, он как бы олицетворял собой этот суровый мир прямых линий. Его винчестер был наготове. Холодные черные глаза насторожены. От невыносимого зноя испарина покрывала шею и грудь. Сомбреро слегка сдвинулось назад. Вдруг он опять хмыкнул, подумав о том, что сейчас ему бы доставило удовольствие раскрасить себе лицо. В конце концов, он тоже индеец, вышедший на тропу войны.
Лошадь спокойно шла по пологому спуску, когда метис увидел в кустах двух прячущихся апачей. Из боязни, что они почувствуют его пристальный взгляд, он сразу отвел глаза, поднял винтовку и прицелился, но в этот момент, громко жужжа, вокруг него закружила муха. Невольно он отмахнулся, лошадь под ним переступила, о точности прицела не могло быть и речи. Пришлось подождать, пока все успокоится. Затем он снова приложил винтовку к плечу, быстро прицелился и нажал на спусковой крючок. Винтовка вздрогнула как живая, один апач испустил душераздирающий крик. Второй подпрыгнул, но прицел был уже на нем. Пуля разорвала ему горло.
Опустив винтовку, метис продолжал спускаться вниз.
Глава 11
Прижимаясь к земле, Консидайн медленно подтянул одно колено и уперся носком сапога в песок. Затем подвинул вперед правую руку с винтовкой. Стараясь не привлекать к себе внимания, попробовал оценить расстояние до кустов и камней, расположенных ближе к укрытию. Тут же сзади рявкнул выстрел. Похоже, сработала тяжелая винтовка Дэча. Откуда-то издали донесся другой выстрел, затем еще один, и Консидайн почувствовал, как внутри у него потеплело. То ли Харди, то ли метис.
Упершись посильнее, он рванулся вперед, к намеченной заранее цели. Сделал четыре стремительных шага, затем упал на землю, четыре раза перекатился и залег за камнями, счастливо избежав пуль, просвистевших мимо него.
Некоторое время Консидайн лежал неподвижно, стараясь отдышаться и собраться с силами. Впереди слева кто-то пальнул. Из-за камней, за которыми он скрывался, ему ничего не было видно. Пыль и пот покрывали его лицо. Раздраженная кожа чесалась. Солнце жгло спину. Осторожно переместив винтовку, ганфайтер попытался отыскать цель. Из своего ненадежного убежища он смог по достоинству оценить позицию, занятую Ленни и ее отцом. Единственная узенькая щель давала ему такую возможность, Попробовать сделать еще один бросок? Стоило ему пошевелиться, сзади выстрелили. Пуля ударилась о камень впереди него, он торопливо скользнул обратно и замер в ожидании. Лицо горело от гранитной крошки.
На некоторое время все стихло. В бою труднее всего переносить эти минуты вынужденного бездействия и неуверенности. Не знаешь, что происходит по соседству, закрадывается предательская мысль: может, твои соратники уже мертвы?
Его загорелая рука крепко сжимала винтовку. Это была сильная рука, ловко управляющаяся с лассо и клеймом, искусно владеющая топором, пилой и массой других инструментов. Это была рука, которая умела создавать вещи так же хорошо, как и разрушать их, и последние годы использовалась им только как мощный инструмент разрушения. Открытие неприятно поразило Консидайна. Стремление отнимать, завладевать чужим добром не принесло ни благополучия, ни выгоды. И сегодня он не имел ничего — ни собственного дома, ни акра земли, ни даже лошади. Потому что его славный черный гигант погиб.
Воспользовавшись неожиданной мгновенной перестрелкой где-то в стороне, Консидайн стремительно вскочил, как если бы выстрелили им самим. Ставка была на то, что любой индеец, знающий, где он залег, и подстерегающий его сейчас, на секунду отвлекся на звуки выстрелов. Выскочивший словно из-под земли апач пытался перерезать ему путь и получил жуткий удар винчестером снизу вверх, — дуло разворотило бедняге челюсть. Не давая опомниться нападающему, Консидайн с размаху треснул его прикладом по голове. Коренастый силач со злым лицом свалился перед ним, и в ту же секунду, ухватившись за камень, беглец мощным броском перенес свое тело через преграду и оказался в кольце скал, где оборонялись отец с дочерью. Консидайн сразу увидел Спэньера, прицелившегося ему в живот.
А ведь Дэйв предупредил, что убьет его, если еще раз увидит. Мгновение они пристально смотрели друг на друга, затем старик опустил винтовку.
— Располагайся, сынок. Боюсь, что индейцев здесь хватит на всех.
Консидайн усмехнулся:
— Я готов, Дэйв. Но нас здесь целая компания. Следующим был Дэч. В самом низком месте его лошадь взяла барьер, и он спрыгнул на землю. Рукав рубашки был разорван и в крови, на шее алела глубокая воспаленная ссадина. Спэньер почти с нежностью взглянул на него:
— Ты никогда не оставался в стороне от потасовки. Я рад тебе, дружище, твое появление как нельзя кстати.
Дэч двинулся к камням с великолепным полным патронташем, выбрал себе место и приготовился к бою.
Затем из каньона появился Харди. Они узнали коня, еще не видя всадника. Конь несся во весь опор с широко раздутыми ноздрями, а Харди, как заправский индеец, висел у него на боку, удерживаясь одной рукой и ногой, и чуть не проскочил укрытие. Один сапог Харди потерял в бешеной скачке. Посмотрев на большую дыру в носке, широко улыбнулся Ленни:
— Придется обратиться за помощью к женской половине моей родни.
Харди повернулся и захромал к барьеру из камней. За ним теперь залегли четверо мужчин, готовых отразить атаку. Но индейцы не появлялись.
Впадина на Хай-Лоунсэм — славное место. Для всякого рода изгнанников она долго служила надежным убежищем. Здесь всегда хватало воды, травы и даже дичи. В мирное время какой-нибудь скиталец мог бы и обосноваться тут — построить дом, ранчо, воспитывать детей, пустить глубокие корни на этой скудной земле. И все, что он создал бы своим трудом и силой рук, принадлежало бы ему по праву. Это не нужно было бы прятать, им можно было бы гордиться, — ведь это не было бы краденым. И он спокойно сидел бы по вечерам, видя, как пасется его скот там, где сейчас залегли воинственные индейцы. Но пока апачи не уйдут отсюда или не научатся жить в мире, столь идиллическая картина — лишь мираж. А миражи в пустыне погубили многих легковерных.
— Опять дым! — воскликнул Спэньер.
Мужчины взглянули, куда указывал Дэйв. Высокий столб дыма легко поднимался в небо, прервавшись два раза. Индейский сигнальный дым призывал сородичей на тропу войны.
Позади обороняющихся послышался треск сломанной ветки, и они обернулись все как один.
Ленни разводила костер.
— Наверное, вы хотите кофе, — сказала она. — У нас есть и немножко мяса.
Консидайн взглянул на нее и отвел глаза, почувствовав спазм в горле. Она до мозга костей — дочь переселенца! Как спокойна и выдержанна, несмотря на всю сложность их положения. Сколько мужества у этой девчушки, взявшейся сейчас за обычное мирное, женское дело, но и винтовку из рук не выпустившей.
Какой мужчина не захочет иметь подругой такую женщину? Вот с кем можно вместе работать, строить планы, делить невзгоды и радости, создавая общую жизнь.
Метис спрятал лошадь, и некоторое время полз по горному склону, обремененный мешком с золотом, флягой и винтовкой. Потом отыскал открытое место и распластался в низкой траве. Россыпь мелких ржавых камней с прожилками кварца придавала земле своеобразный цвет, и лежащий смуглый человек как бы растворился, совершенно слившись с ней. Отсюда он хорошо видел только кольцо скал вокруг убежища на Хай-Лоунсэм, но не саму площадку. Спрятавшегося вблизи апача метис заметил случайно.
День шел на убыль. Солнце склонилось к западным холмам, хотя еще жарило и слепило вовсю, но ночь уже близилась, а метис был терпелив. Умение выждать — первая заповедь индейца. Сегодня, более чем когда-либо прежде, метис принадлежал своему племени. Примеси белой крови в своих жилах он и раньше не придавал никакого значения, даже не вспоминал о ней. Человек непритязательный, метис не страдал от отсутствия пищи, виски и женщин, но и не отказывался от них, когда они были ему доступны.
Зная, что всему когда-нибудь бывает конец, метис спокойно ждал своего срока. Больше всего он любил лежать в редкой траве, вот как теперь. Скоро он примет участие в схватке… если, конечно, решит сделать это. Впрочем, решение не так уж сильно зависело от его воли, как ему представлялось. Оно предопределялось его образом жизни, представлениями о чести и достоинстве, впитанными им с молоком матери и въевшимися в его плоть и кровь. И, будучи истинным воином, метис интуитивно чувствовал, что есть время воевать и время ждать. Лежа здесь, он уже мог убить нескольких врагов, но что-то подсказывало ему: нужное время еще не пришло. Надо выждать, а когда подходящий момент наступит, он выполнит все, что наметил.
Приняв решение, метис вынул из кармана пыльный кусок вяленой говядины и принялся за него. Откусив, перекатывал во рту мясо, чтобы смочить слюной, а потом пережевывал крепкими белыми зубами. На своей открытой площадке он не был виден никому, кроме канюков, но они не интересовались им. По крайней мере, пока.
Метис наблюдал, как тени выползают из расщелин и каньонов и солнечный свет отступает вверх по горному склону, коронуя хребты и пики золотыми венцами. В пустыню пришла прохлада. Сигнальный дым, поднявшийся в небо, призывал апачей поддержать воюющий отряд, а метис жевал свою говядину и ждал.
Слабый дымок над укрытием в кольце скал сообщил ему, что девушка жива. Ни один мужчина не станет тратить время на приготовление пищи, коли вот-вот грянет бой. Только настоящая женщина в такой напряженной обстановке не забудет о своих обязанностях. Это не избалованная девчонка, а настоящая подруга воина.
Метис не знал слов любви. Его народ пел песни только о войне и не имел ни книг, ни поэзии, чтобы подготовить сердце для истинно возвышенного чувства. Индеец ценил женщину за то, как она сложена и как работает. Но иногда и в нем вдруг возникало какое-то непонятное теплое чувство, когда определенная девушка была подле него. Он испытал это чувство несколько раз: однажды к девушке из Мексики и много позже к индианке из племени навахо, в чьем вигваме жил некоторое время. Уехав, он почувствовал себя без нее непривычно одиноким, неприкаянным и вернулся, но она погибла, случайно наткнувшись в каньоне на гризли.
На месте, где его подруга нашла свою смерть, он постоял немного, выкурив самокрутку, потом сел на лошадь и поехал прочь. Возвращаться в ту часть страны ему никогда не хотелось. Он начал красть скот, потому что был голоден. Убил заплутавшую в прериях корову, когда почти умирал без пищи. Два ковбоя наткнулись на него и схватились за оружие. На свою беду они действовали слишком медленно, поэтому один из них упал с седла прежде, чем вытащил свой револьвер из кобуры, а другой, пытаясь удрать домой, на ранчо, получил сквозную дырку в груди. Потом его искал полицейский отряд, а он кружил совсем близко от ранчо. Когда никого не было, заехал туда, убил во дворе корову и сварил кусок мяса на их огне. Затем взял нужные ему вещи — новый винчестер, сто патронов и пару индейских шерстяных одеял и исчез.
Десятью годами позже он встретил Консидайна и остался с ним, потому что тот управлялся с винтовкой даже быстрее его, был хорошим следопытом и отличным всадником и, кроме того, спокойным, уверенным в себе и осторожным человеком, а метис ценил эти качества.
Сейчас он наблюдал, как впадина на Хай-Лоунсэм погружается из сумерек в темноту. Мирное и прекрасное зрелище, если забыть об индейцах, но, будучи одним из них, он не забыл.
Ожидая темноты, перебирал в уме укрытия, где заметил врагов. Большинство их теперь собралось вместе, но некоторые остались на прежних позициях.
Он дождался появления первых звезд и поднялся.
Глава 12
С наступлением ночи на впадину Хай-Лоунсэм снизошел покой. Откуда-то донесся крик перепела — одинокий молящий крик.
Консидайн оперся о камень и медленно пил обжигающий, вкусный кофе, растягивая удовольствие и наслаждаясь каждым глотком. В желудке было пусто, он даже не мог припомнить, когда ел в последний раз.
Дэч и Спэньер спали, растянувшись, бок о бок поперек площадки.
Харди подыскал себе высокое и безопасное местечко среди скал, с которого мог обозревать всю округу, насколько позволяла темнота, и где к нему не смог бы подкрасться индеец с ножом.
Ленни хлопотала над костром, заправляя бульон из вяленой говядины индейской капустой и диким картофелем. Жар маленького костра, почти не давал света. Слабый ветерок повеял из расщелины, раздув тлеющие угли, и на мгновение пламя ярко вспыхнуло, осветив лицо девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Метис отпустил поводья и спустился по склону горы. Лошадь и человек, словно вросший в седло, казались единым целым. С темной кожей цвета застывшей в песке лавы, он как бы олицетворял собой этот суровый мир прямых линий. Его винчестер был наготове. Холодные черные глаза насторожены. От невыносимого зноя испарина покрывала шею и грудь. Сомбреро слегка сдвинулось назад. Вдруг он опять хмыкнул, подумав о том, что сейчас ему бы доставило удовольствие раскрасить себе лицо. В конце концов, он тоже индеец, вышедший на тропу войны.
Лошадь спокойно шла по пологому спуску, когда метис увидел в кустах двух прячущихся апачей. Из боязни, что они почувствуют его пристальный взгляд, он сразу отвел глаза, поднял винтовку и прицелился, но в этот момент, громко жужжа, вокруг него закружила муха. Невольно он отмахнулся, лошадь под ним переступила, о точности прицела не могло быть и речи. Пришлось подождать, пока все успокоится. Затем он снова приложил винтовку к плечу, быстро прицелился и нажал на спусковой крючок. Винтовка вздрогнула как живая, один апач испустил душераздирающий крик. Второй подпрыгнул, но прицел был уже на нем. Пуля разорвала ему горло.
Опустив винтовку, метис продолжал спускаться вниз.
Глава 11
Прижимаясь к земле, Консидайн медленно подтянул одно колено и уперся носком сапога в песок. Затем подвинул вперед правую руку с винтовкой. Стараясь не привлекать к себе внимания, попробовал оценить расстояние до кустов и камней, расположенных ближе к укрытию. Тут же сзади рявкнул выстрел. Похоже, сработала тяжелая винтовка Дэча. Откуда-то издали донесся другой выстрел, затем еще один, и Консидайн почувствовал, как внутри у него потеплело. То ли Харди, то ли метис.
Упершись посильнее, он рванулся вперед, к намеченной заранее цели. Сделал четыре стремительных шага, затем упал на землю, четыре раза перекатился и залег за камнями, счастливо избежав пуль, просвистевших мимо него.
Некоторое время Консидайн лежал неподвижно, стараясь отдышаться и собраться с силами. Впереди слева кто-то пальнул. Из-за камней, за которыми он скрывался, ему ничего не было видно. Пыль и пот покрывали его лицо. Раздраженная кожа чесалась. Солнце жгло спину. Осторожно переместив винтовку, ганфайтер попытался отыскать цель. Из своего ненадежного убежища он смог по достоинству оценить позицию, занятую Ленни и ее отцом. Единственная узенькая щель давала ему такую возможность, Попробовать сделать еще один бросок? Стоило ему пошевелиться, сзади выстрелили. Пуля ударилась о камень впереди него, он торопливо скользнул обратно и замер в ожидании. Лицо горело от гранитной крошки.
На некоторое время все стихло. В бою труднее всего переносить эти минуты вынужденного бездействия и неуверенности. Не знаешь, что происходит по соседству, закрадывается предательская мысль: может, твои соратники уже мертвы?
Его загорелая рука крепко сжимала винтовку. Это была сильная рука, ловко управляющаяся с лассо и клеймом, искусно владеющая топором, пилой и массой других инструментов. Это была рука, которая умела создавать вещи так же хорошо, как и разрушать их, и последние годы использовалась им только как мощный инструмент разрушения. Открытие неприятно поразило Консидайна. Стремление отнимать, завладевать чужим добром не принесло ни благополучия, ни выгоды. И сегодня он не имел ничего — ни собственного дома, ни акра земли, ни даже лошади. Потому что его славный черный гигант погиб.
Воспользовавшись неожиданной мгновенной перестрелкой где-то в стороне, Консидайн стремительно вскочил, как если бы выстрелили им самим. Ставка была на то, что любой индеец, знающий, где он залег, и подстерегающий его сейчас, на секунду отвлекся на звуки выстрелов. Выскочивший словно из-под земли апач пытался перерезать ему путь и получил жуткий удар винчестером снизу вверх, — дуло разворотило бедняге челюсть. Не давая опомниться нападающему, Консидайн с размаху треснул его прикладом по голове. Коренастый силач со злым лицом свалился перед ним, и в ту же секунду, ухватившись за камень, беглец мощным броском перенес свое тело через преграду и оказался в кольце скал, где оборонялись отец с дочерью. Консидайн сразу увидел Спэньера, прицелившегося ему в живот.
А ведь Дэйв предупредил, что убьет его, если еще раз увидит. Мгновение они пристально смотрели друг на друга, затем старик опустил винтовку.
— Располагайся, сынок. Боюсь, что индейцев здесь хватит на всех.
Консидайн усмехнулся:
— Я готов, Дэйв. Но нас здесь целая компания. Следующим был Дэч. В самом низком месте его лошадь взяла барьер, и он спрыгнул на землю. Рукав рубашки был разорван и в крови, на шее алела глубокая воспаленная ссадина. Спэньер почти с нежностью взглянул на него:
— Ты никогда не оставался в стороне от потасовки. Я рад тебе, дружище, твое появление как нельзя кстати.
Дэч двинулся к камням с великолепным полным патронташем, выбрал себе место и приготовился к бою.
Затем из каньона появился Харди. Они узнали коня, еще не видя всадника. Конь несся во весь опор с широко раздутыми ноздрями, а Харди, как заправский индеец, висел у него на боку, удерживаясь одной рукой и ногой, и чуть не проскочил укрытие. Один сапог Харди потерял в бешеной скачке. Посмотрев на большую дыру в носке, широко улыбнулся Ленни:
— Придется обратиться за помощью к женской половине моей родни.
Харди повернулся и захромал к барьеру из камней. За ним теперь залегли четверо мужчин, готовых отразить атаку. Но индейцы не появлялись.
Впадина на Хай-Лоунсэм — славное место. Для всякого рода изгнанников она долго служила надежным убежищем. Здесь всегда хватало воды, травы и даже дичи. В мирное время какой-нибудь скиталец мог бы и обосноваться тут — построить дом, ранчо, воспитывать детей, пустить глубокие корни на этой скудной земле. И все, что он создал бы своим трудом и силой рук, принадлежало бы ему по праву. Это не нужно было бы прятать, им можно было бы гордиться, — ведь это не было бы краденым. И он спокойно сидел бы по вечерам, видя, как пасется его скот там, где сейчас залегли воинственные индейцы. Но пока апачи не уйдут отсюда или не научатся жить в мире, столь идиллическая картина — лишь мираж. А миражи в пустыне погубили многих легковерных.
— Опять дым! — воскликнул Спэньер.
Мужчины взглянули, куда указывал Дэйв. Высокий столб дыма легко поднимался в небо, прервавшись два раза. Индейский сигнальный дым призывал сородичей на тропу войны.
Позади обороняющихся послышался треск сломанной ветки, и они обернулись все как один.
Ленни разводила костер.
— Наверное, вы хотите кофе, — сказала она. — У нас есть и немножко мяса.
Консидайн взглянул на нее и отвел глаза, почувствовав спазм в горле. Она до мозга костей — дочь переселенца! Как спокойна и выдержанна, несмотря на всю сложность их положения. Сколько мужества у этой девчушки, взявшейся сейчас за обычное мирное, женское дело, но и винтовку из рук не выпустившей.
Какой мужчина не захочет иметь подругой такую женщину? Вот с кем можно вместе работать, строить планы, делить невзгоды и радости, создавая общую жизнь.
Метис спрятал лошадь, и некоторое время полз по горному склону, обремененный мешком с золотом, флягой и винтовкой. Потом отыскал открытое место и распластался в низкой траве. Россыпь мелких ржавых камней с прожилками кварца придавала земле своеобразный цвет, и лежащий смуглый человек как бы растворился, совершенно слившись с ней. Отсюда он хорошо видел только кольцо скал вокруг убежища на Хай-Лоунсэм, но не саму площадку. Спрятавшегося вблизи апача метис заметил случайно.
День шел на убыль. Солнце склонилось к западным холмам, хотя еще жарило и слепило вовсю, но ночь уже близилась, а метис был терпелив. Умение выждать — первая заповедь индейца. Сегодня, более чем когда-либо прежде, метис принадлежал своему племени. Примеси белой крови в своих жилах он и раньше не придавал никакого значения, даже не вспоминал о ней. Человек непритязательный, метис не страдал от отсутствия пищи, виски и женщин, но и не отказывался от них, когда они были ему доступны.
Зная, что всему когда-нибудь бывает конец, метис спокойно ждал своего срока. Больше всего он любил лежать в редкой траве, вот как теперь. Скоро он примет участие в схватке… если, конечно, решит сделать это. Впрочем, решение не так уж сильно зависело от его воли, как ему представлялось. Оно предопределялось его образом жизни, представлениями о чести и достоинстве, впитанными им с молоком матери и въевшимися в его плоть и кровь. И, будучи истинным воином, метис интуитивно чувствовал, что есть время воевать и время ждать. Лежа здесь, он уже мог убить нескольких врагов, но что-то подсказывало ему: нужное время еще не пришло. Надо выждать, а когда подходящий момент наступит, он выполнит все, что наметил.
Приняв решение, метис вынул из кармана пыльный кусок вяленой говядины и принялся за него. Откусив, перекатывал во рту мясо, чтобы смочить слюной, а потом пережевывал крепкими белыми зубами. На своей открытой площадке он не был виден никому, кроме канюков, но они не интересовались им. По крайней мере, пока.
Метис наблюдал, как тени выползают из расщелин и каньонов и солнечный свет отступает вверх по горному склону, коронуя хребты и пики золотыми венцами. В пустыню пришла прохлада. Сигнальный дым, поднявшийся в небо, призывал апачей поддержать воюющий отряд, а метис жевал свою говядину и ждал.
Слабый дымок над укрытием в кольце скал сообщил ему, что девушка жива. Ни один мужчина не станет тратить время на приготовление пищи, коли вот-вот грянет бой. Только настоящая женщина в такой напряженной обстановке не забудет о своих обязанностях. Это не избалованная девчонка, а настоящая подруга воина.
Метис не знал слов любви. Его народ пел песни только о войне и не имел ни книг, ни поэзии, чтобы подготовить сердце для истинно возвышенного чувства. Индеец ценил женщину за то, как она сложена и как работает. Но иногда и в нем вдруг возникало какое-то непонятное теплое чувство, когда определенная девушка была подле него. Он испытал это чувство несколько раз: однажды к девушке из Мексики и много позже к индианке из племени навахо, в чьем вигваме жил некоторое время. Уехав, он почувствовал себя без нее непривычно одиноким, неприкаянным и вернулся, но она погибла, случайно наткнувшись в каньоне на гризли.
На месте, где его подруга нашла свою смерть, он постоял немного, выкурив самокрутку, потом сел на лошадь и поехал прочь. Возвращаться в ту часть страны ему никогда не хотелось. Он начал красть скот, потому что был голоден. Убил заплутавшую в прериях корову, когда почти умирал без пищи. Два ковбоя наткнулись на него и схватились за оружие. На свою беду они действовали слишком медленно, поэтому один из них упал с седла прежде, чем вытащил свой револьвер из кобуры, а другой, пытаясь удрать домой, на ранчо, получил сквозную дырку в груди. Потом его искал полицейский отряд, а он кружил совсем близко от ранчо. Когда никого не было, заехал туда, убил во дворе корову и сварил кусок мяса на их огне. Затем взял нужные ему вещи — новый винчестер, сто патронов и пару индейских шерстяных одеял и исчез.
Десятью годами позже он встретил Консидайна и остался с ним, потому что тот управлялся с винтовкой даже быстрее его, был хорошим следопытом и отличным всадником и, кроме того, спокойным, уверенным в себе и осторожным человеком, а метис ценил эти качества.
Сейчас он наблюдал, как впадина на Хай-Лоунсэм погружается из сумерек в темноту. Мирное и прекрасное зрелище, если забыть об индейцах, но, будучи одним из них, он не забыл.
Ожидая темноты, перебирал в уме укрытия, где заметил врагов. Большинство их теперь собралось вместе, но некоторые остались на прежних позициях.
Он дождался появления первых звезд и поднялся.
Глава 12
С наступлением ночи на впадину Хай-Лоунсэм снизошел покой. Откуда-то донесся крик перепела — одинокий молящий крик.
Консидайн оперся о камень и медленно пил обжигающий, вкусный кофе, растягивая удовольствие и наслаждаясь каждым глотком. В желудке было пусто, он даже не мог припомнить, когда ел в последний раз.
Дэч и Спэньер спали, растянувшись, бок о бок поперек площадки.
Харди подыскал себе высокое и безопасное местечко среди скал, с которого мог обозревать всю округу, насколько позволяла темнота, и где к нему не смог бы подкрасться индеец с ножом.
Ленни хлопотала над костром, заправляя бульон из вяленой говядины индейской капустой и диким картофелем. Жар маленького костра, почти не давал света. Слабый ветерок повеял из расщелины, раздув тлеющие угли, и на мгновение пламя ярко вспыхнуло, осветив лицо девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16