Затем последовали пружинный нож, хронометр в родиевом корпусе,
бумажник, автоматическая зажигалка - уйма мелкого старья. Четырнадцать раз
Бентон холодел, вынужденный отвечать на вопросы или реагировать на
замечания. Четырнадцать раз общее напряжение - действительное или
воображаемое - достигало вершины, а затем постепенно спадало.
- Что это такое? - осведомился Лиман и подал Бентону сложенный лист
бумаги.
Бентон осторожно развернул лист. Оказалось, что это типографский
бланк завещания. На нем торопливым, но четким и решительным почерком были
набросаны несколько слов:
"Сэмюэлу Фрэйзеру, номеру 727 земного корпуса космических
разведчиков, нечего оставить после себя, кроме доброго имени".
Бентон вновь сложил документ, вернул его Лиману и перевел слова
Фрэйзера на космолингву.
- Он был прав, - заметил Лиман. - Но что в мире ценнее?
Он обернулся к Дорке и коротко проговорил что-то на местном языке -
земляне ничего не поняли. Потом сказал Бентону:
- Мы покажем вам облик Фрэйзера. Сейчас вы увидите его таким, каким
его знали мы.
Гибберт подтолкнул Бентона локтем.
- С чего это он перешел на чужую речь? - спросил он по-английски,
следуя дурному примеру туземцев. - А я знаю: он не хотел, чтобы мы поняли,
о чем они толкуют. Держись, друг, сейчас начнется. Я это нутром чую.
Бентон пожал плечами, оглянулся: на него наседали туземцы, они
окружали его со всех сторон и сжимали в слишком тесном кольце; с минуты на
минуту им придется действовать молниеносно, а ведь в такой толчее это
невозможно. Все присутствующие смотрели на дальнюю стену, и все лица
приняли благоговейно-восторженное выражение, словно вот-вот их жизнь
озарится неслыханным счастьем.
Из всех уст вырвался единодушный вздох: престарелый Лиман раздвинул
занавеси и открыл изображение Человека Извне. Бюст в натуральную величину
на сверкающем постаменте и портрет, написанный масляными красками, высотою
метра в два. Судя по всему, оба шедевра отлично передавали сходство.
Долгое молчание. Все, казалось, ждали, что скажут земляне. Так ждут
оглашения приговора в суде. Но сейчас, в этой нелепо запутанной и грозной
ситуации, бремя вынесения приговора было возложено на самих подсудимых.
Те, кого здесь негласно судят, должны сами признать себя виновными или
невиновными в неведомом преступлении, совершенном неведомо когда и как.
У всех троих не было никаких иллюзий: они знали, что наступил кризис.
Чувствовали это интуитивно, читали на медных лицах окружающих. Бентон
оставался серьезным. Рэндл переминался с ноги на ногу, будто не мог
решить, в какую сторону кинуться, когда придет время. Воинственный
фаталист Гибберт стоял, широко расставив ноги, держа руки у пистолетов, и
всем своим видом показывал, что просто так жизнь не отдаст.
- Итак, - внезапно посуровевшим голосом нарушил молчание Лиман, - что
вы о нем думаете?
Никакого ответа. Земляне сбились в кучку, настороженные, готовые к
худшему, и разглядывали портрет разведчика, умершего триста лет назад.
Никто не произнес ни слова.
Лиман нахмурился. Голос его прозвучал резко:
- Вы, надеюсь, не разучились говорить?
Он форсировал решение вопроса, торопил с окончательным ответом. Для
вспыльчивого Гибберта этого оказалось больше чем достаточно. Он выхватил
из-за пояса пистолеты и заговорил неистово, с обидой:
- Не знаю, что вы хотите услышать, да и нет мне до этого дела. Но вот
что я скажу, нравится вам это или не нравится: Фрэйзер - никакой не бог.
Всякому видно. Обыкновенный, простой косморазведчик эпохи
первооткрывателей, а ближе и не дано человеку подойти к божескому званию.
Если он ожидал взрыва ярости, его постигло разочарование. Все ловили
каждое слово, но никто не считал, что он богохульствует.
Напротив, два-три слушателя миролюбиво закивали в знак одобрения.
- Космос порождает особые характеры, - вставил Бентон для ясности. -
Это относится к землянам, марсианам и любым другим разумным существам,
освоившим космос. При некотором навыке можно распознать космонавтов с
первого взгляда. - Он облизнул пересохшие губы и докончил: - Поэтому
Фрэйзер, типичный космопроходец, нам представляется заурядным человеком.
Не так уж много можно о нем сказать.
- Сегодня в космическом флоте таких, как он, дают десяток за пенни, -
прибавил Гибберт. - И так всегда будет. Это всего лишь люди с неизлечимым
зудом. Иной раз они вершат потрясающие дела, а иной раз нет. У всех у них
храбрости хоть отбавляй, но не всем улыбается удача. Фрэйзеру просто
неслыханно повезло. Он ведь мог разыскать полсотни бесплодных планет, а
вот наткнулся на ту, где живут гуманоиды. Такие события делают историю.
Гибберт замолчал. Он открыто наслаждался своим триумфом. Приятно,
если высказывание в сложных обстоятельствах, когда собственный язык может
навлечь на тебя внезапную насильственную смерть, сходит с рук. Два слова.
Два привычных, часто употребляемых слова, а он каким-то чудом избежал их,
не зная, что это за слова.
- Больше вам нечего сказать? - спросил внимательно наблюдающий за
ними Лиман.
Бентон мирно ответил:
- Да нет. Пожалуй, можно добавить, что нам было приятно увидеть
изображения Фрэйзера. Жаль, его нет в живых. Он бы обрадовался, что Земля
наконец-то откликнулась на его зов.
На мрачном лице Лимана медленно проступила улыбка. Он подал туземцам
какой-то неуловимый знак и задернул картину занавесями.
- Теперь, когда вы тут все осмотрели, Дорка проведет вас в городской
центр. Высокопоставленные особы из нашего правительства горят желанием
побеседовать с вами. Разрешите сказать, как я рад нашему знакомству.
Надеюсь, в скором времени к нам пожалуют и другие ваши соотечественники...
- У нас есть еще одно дело, - поспешно прервал его Бентон. - Нам бы
хотелось переговорить с тобой с глазу на глаз.
Слегка удивленный Лиман указал на одну из дверей:
- Хорошо. Пройдите сюда, пожалуйста.
Бентон потянул Дорку за рукав.
- И ты тоже. Это и тебя касается.
В уединенной комнате Лиман усадил землян в кресла, сел сам.
- Итак, друзья мои, в чем дело?
- Среди новейшей аппаратуры на нашем звездолете, - начал Бентон, -
есть такой робот-хранитель: он читает мысли любых разумных существ, у
которых процессы мышления подобны нашим. Возможно, пользоваться таким
аппаратом неэтично, зато это необходимая и весьма действенная мера
предосторожности. Предупрежден - значит, вооружен, понимаете? - Он лукаво
улыбнулся. - Мы прочитали мысли Дорки.
- Что? - воскликнул Дорка, вскочив на ноги.
- Из них мы узнали, что нам грозят туманная, но несомненная
опасность, - продолжал Бентон. - По ним выходило, что вы нам друзья, что
вы хотите и надеетесь стать нашими друзьями... Но какие-то два слова
откроют вам нашу враждебную сущность и покажут, что нас надо встретить как
врагов. Если мы произнесем эти слова, нам конец! Теперь мы, конечно,
знаем, что не произнесли этих слов, иначе мы бы сейчас не беседовали так
мирно. Мы выдержали испытание. Но все равно, я хочу спросить. - Он подался
вперед, проникновенно глядя на Лимана. - Какие это слова?
Задумчиво потирая подбородок, ничуть не огорченный услышанным, Лиман
ответил:
- Совет Фрэйзера был основан на знании, которым мы не владели и
владеть не могли. Мы приняли этот совет, не задавая вопросов, не ведая, из
чего исходил Фрэйзер и каков был ход его рассуждений, ибо сознавали, что
он черпает из кладезя звездной мудрости, недоступной нашему разумению. Он
просил, чтобы мы вам показали его храм, его вещи, его портрет. И если вы
скажете два слова...
- Какие два слова? - настаивал Бентон.
Закрыв глаза, Лиман внятно и старательно произнес эти слова, будто
совершил старинный обряд.
Бентон снова откинулся на спинку кресла. Он ошеломленно уставился на
Рэндла и Гибберта, те ответили таким же взглядом. Все трое были озадачены
и разочарованы.
Наконец Бентон спросил:
- Это на каком же языке?
- На одном из языков Земли, - заверил его Лиман. - На родном языке
Фрэйзера.
- А что это значит?
- Вот уж не знаю. - Лиман был озадачен не меньше землян. - Понятия не
имею, что это значит. Фрэйзер никому не объяснил смысла, и никто не просил
у него объяснений. Мы заучили эти слова и упражнялись в их произношении,
ибо то были завещанные нам слова предостережения, вот и все.
- Ума не приложу, - сознался Бентон и почесал в затылке. - За всю
свою многогрешную жизнь не слышал ничего похожего.
- Если это земные слова, они, наверное, слишком устарели, и сейчас их
помнит в лучшем случае какой-нибудь заумный профессор, специалист по
мертвым языкам, - предположил Рэндл. На мгновение он задумался, потом
прибавил: - Я где-то слыхал, что во времена Фрэйзера о космосе говорили
"вакуум", хотя там полно различных форм материи и он похож на что угодно,
только не на вакуум.
- А может быть, это даже и не древний язык Земли, - вступил в
дискуссию Гибберт. - Может быть, это слова старинного языка космонавтов
или архаичной космолингвы...
- Повтори их, - попросил Бентон.
Лиман любезно повторил. Два простых слова - и никто их никогда не
слыхал.
Бентон покачал головой.
- Триста лет - немыслимо долгий срок. Несомненно, во времена Фрэйзера
эти слова были распространены. Но теперь они отмерли, похоронены, забыты -
забыты так давно и так прочно, что я даже и гадать не берусь об их
значении.
- Я тоже, - поддержал его Гибберт. - Хорошо, что никого из нас не
переутомляли образованием. Страшно подумать: ведь астролетчик может
безвременно сойти в могилу только из-за того, что помнит три-четыре
устаревших звука.
Бентон встал.
- Ладно, нечего думать о том, что навсегда исчезло. Пошли, сравним
местных бюрократов с нашими. - Он посмотрел на Дорку. - Ты готов вести нас
в город?
После недолгого колебания Дорка смущенно спросил:
- А приспособление, читающее мысли, у вас с собой?
- Оно намертво закреплено в звездолете, - рассмеялся Бентон и
одобряюще хлопнул Дорку по плечу. - Слишком громоздко, чтобы таскать за
собой. Думай о чем угодно и веселись, потому что твои мысли останутся для
нас тайной.
Выходя, трое землян бросили взгляд на занавеси, скрывающие портрет
седого чернокожего человека, косморазведчика Сэмюэла Фрэйзера.
- "Поганый ниггер"! - повторил Бентон запретные слова. - Непонятно.
Какая-то чепуха!
- Просто бессмысленный набор звуков, - согласился Гибберт.
- Набор звуков, - эхом откликнулся Рэндл. - Кстати, в старину это
называли смешным словом. Я его вычитал в одной книге. Сейчас вспомню. -
Задумался, просиял. - Есть! Это называлось "абракадабра".

1 2 3