Вспыхнувшая надежда, казалось, возвратила этой толпе прошлый пыл расы, который с давних времен уже почти угас.
— Наш мир словно помолодел! — сказала мне Грация. — Снова вернулась надежда на будущее. Многие из нас надеются, что Земля даст новую жизнь Марсу.
— А вы как думаете, Грация?
— Я еще не знаю, но чувствую себя счастливой… Словно я выросла.
Кажется, поэт сказал:
Когда мне средь темной ночи
Замерцали твои очи,
Ослепивши взор мой сразу…
Образ этот, бесспорно, преувеличенный и очень бледный по сравнению с действительностью. Глаза Грации гораздо милее, гораздо красивее, чем глаза земных существ. Они были подобны созвездию больших разноцветных звезд.
Мы вышли из лагеря и в холодной темноте смотрели на таинственный танец воздушных созданий. В каком-то мистическом озарении, еще большем потому, что рядом была Грация, я стремился понять этих волшебных существ.
— Нет, нам никогда не постигнуть их, — сказал я.
— Может, так и лучше, — ответила она. — Иногда плохо знать слишком много.
Какую нежность вложила она в эти слова. Я весь задрожал.
— Грация, я хотел бы понять, кто вы?
— Я очень простое существо, гораздо проще вас. Я руководствуюсь чувствами и не доискиваюсь до их спрятанных причин.
— Почему вы снова пришли ко мне?
— Да потому, что мне хорошо с вами!
И прижалась ко мне. Я почувствовал, как во всем моем теле пробежало что-то более неуловимое, чем волна аромата, чем звук мелодии. Словно я возродился в какой-то новой жизни, полной очаровательной красоты, — и в ней был образ Грации в минувшем и в будущем.
Похолодало. Мы вернулись к кострам и встали подле вождя Непобедимого — отца Грации. Он смотрел на нас с каким-то мерцающим интересом и, видимо, удивлялся необыкновенным чувствам, возникшим между его дочкой и мною. Очевидно, это ему было приятно.
Нельзя было заподозрить тут какое-то плотское влечение: слишком была велика пропасть между трехногами и людьми. А если бы это было возможно, то, наверное, отец все же не волновался бы. В необычайной лучистой любви марсиан нет ничего грубого, гадкого и смешного, как я уже говорил, нет ни ревности, ни ненависти, ни обиды.
Тут ни отец, ни мать не беспокоятся о том, кого любят их дети. И двое любящих могут проявлять необычайную верность друг другу без каких-либо возвышенных чопорных церемоний, без каких-то гарантий.
А что до детей, то уже на протяжении многих тысяч лет о них заботится общество, заинтересованное в этом.
Здесь нет семьи в нашем понимании, хотя детей любят так же, как и у нас. И ни у кого не появляется сомнений, таких обычных на Земле — действительно ли это твой ребенок: трехноги имеют безошибочный инстинкт, который позволяет им чувствовать сразу, его или нет новорожденное дитя.
И если моя тяга к Грации была приятна Непобедимому, то это потому, что он сам очень полюбил земных пришельцев. Сила его разума, б?льшая, чем у других трехногов, напоминала его предков. Он сказал мне позднее, что после нашего появления у него воскресли былые мечты о будущем, оно снова приобрело смысл.
В тот вечер он спросил меня:
— А небо у вас такое же красивое, как у нас?
— Ночью у вас оно гораздо красивее нашего, — отвечал я. — На Земле нет ничего похожего на эти светящиеся создания, которые живут здесь под звездами, более красивыми и яркими, нежели наши. И марсианские ночи были бы еще лучше, если бы они были теплее, как у нас летом, пусть даже в тех краях, где зимой лютует мороз.
— Эти теплые ночи прекрасны?
— В них есть своеобразная красота.
— А какие у вас дни?
— Я считаю, что они лучше марсианских, но вам, наверное, не понравились бы. Растения Земли разнообразнее и цветом, и количеством. На них вырастают цветы, из которых потом нарождаются новые растения. Красоту цветов можно приравнять к красоте ваших женщин. Три четверти Земли покрыто водами, которые играют волнами. Утро и вечер у нас намного лучше, чем на Марсе.
— Да… Разве у нас есть что-нибудь хорошее? — сказал вождь, и тоска промелькнула в его глазах. — Нашей планете остается жить гораздо меньше вашей. Прошли времена расцвета… Наши предки никогда не отваживались на полеты в просторах Бездны… Наша планета очень маленькая и далеко до Солнца, а потому и развитие ее нельзя сравнить с развитием вашей.
— А на мой взгляд она удивительна. У нас на Земле имеется один, так сказать, вид жизни, а у вас — три.
— Однако во время расцвета цивилизации и у нас был один вид жизни. Жизнь у вас началась почти так же, как на Марсе. Я думаю, со временем и на Земле она разнообразится, когда начнется эпоха вашего упадка. И логично предположить, что у вас она будет еще разнообразнее.
Тепло и приятно было возле костров. Из объяснений вождя я еще раз убедился, что умственные способности марсиан были выше наших.
— Не понимаю, почему, имея такой острый разум, ваша раса отошла от творческой работы?
— Это случилось не по нашей воле. Прошло много времени, пока это случилось.
— Но вы так легко схватываете суть вещей полностью чуждой вам цивилизации.
— Да, мы многое понимаем. Я думаю, что мы могли бы научиться всему, что делается на Земле. Но мы не умеем открывать новое, делать выводы и потеряли интерес к этому, так как это кажется нам бесполезным. Может, в том-то и наша трагедия, что мы отживающая раса, которая утратила остроту предвидения, отличающую молодые расы. Нам кажется, что теперь куда лучше не думать о будущем, застыв в настоящем.
Только одно нам мешает — нападение низших существ, звероподобных. Поэтому, с того времени, как вы появились здесь, что-то новое проснулось у меня, какое-то удивительное стремление повернуть все на новый путь, какая-то тяга к полной и всеобъемлющей жизни!
Непобедимый подкинул в костер топлива и задумался…
КАТАСТРОФА
На протяжении следующих четырех дней понемногу расширялась очищенная территория, составлявшая уже почти 1800 гектаров. Но теперь нужно было остановиться не потому, что уменьшились запасы энергии, нет, их легко можно было пополнять, а потому, что тяжело было держать линию обороны.
Теперь мы обратили все внимание на изготовление оборонительных аккумуляторов. Четыре таких малых аппарата, поставленные в линию, излучали веером радиацию почти на километр. А нам нужно было держать под обстрелом пять километров, и это очень затрудняло наше дальнейшее продвижение. Поэтому мы решили увеличить число устройств, и в течение декады весь лагерь изготавливал их.
Трудно найти на Земле подобных сметливых умельцев, которые бы так быстро схватывали суть сложнейших заданий и легко исполняли их. Но что до инициативы, то тут люди, бесспорно, были выше. Наши друзья, даже способнейшие, достигали лишь стадии исполнительства, точно выполняя поставленную задачу. Они совсем не имели инициативы и просто делали все автоматически. А если встречалось что-то новое, то марсианам требовалась наша помощь.
Но, невзирая на это, работа продвигалась быстрее, чем можно было сделать ее на Земле. Трехноги изготавливали партии аппаратов, идентичных образцам. Минуло еще две недели, и почти вся линия была защищена. Аккумуляторы тратили мало энергии и легко самозаряжались солнечными лучами.
Когда мы организовали работу трехногов, то освободились от хлопот, и это дало нам возможность познакомиться поближе со звероподобными. Во вновь захваченных ими местах, так же, как и в издавна заселенных, не было резкой разницы между царством растений и царством животных.
Все растительные плоские создания берут себе питание из почвы, животные этого вида плотоядны. Питание вбирается поверхностью тела, но ни одного ротового отверстия у них нет. Вещества всасываются всей кожей. Жертва гибнет лишь в исключительных случаях: сначала она словно каменеет и все ее жизненные функции приостанавливаются, а потом снова начинают действовать.
Нам не трудно было ловить маленьких и средних звероподобных, и мы изучали их анатомию. Но и до настоящего времени мы так и не разобрались, как функционируют их органы, и не могли точно указать их. Как я уже говорил, высшие из звероподобных имеют троичное строение, а у низших видов вещество тел напоминает ткань гриба или водорослей. И у высших, и у низших в теле имеется много вакуолей, размещенных в виде бус или треугольников.
Мы сделали вывод, что вакуоли обусловливают «кровообращение» и питание.
Так как у них нет жидкости в теле, то «кровообращение» состоит в перемещении мельчайших частиц. Разрезав несколько живых существ, мы видели в ультрамикроскоп перемещение материи. Это походило на движение соков.
Сначала мы думали, что некоторые из них прикрепляются к грунту, но это было ошибкой. Все звероподобные двигаются, но низшие из них могут перемещаться, лишь пробыв долгое время в неподвижности, после того, как они истощат грунт под собой. Плоская форма звероподобных свидетельствует, по-моему, о том, что им необходима большая поверхность тела — ею они прилегают к неживым или живым телам, высасывая питательные вещества.
Это верное решение природы, так как они очень мало берут из воздуха. Твердый грунт является, очевидно, основным элементом роста их тел, так как они не углубляются в землю. Так что не удивительно, что им приходится захватывать как можно большую площадь.
Следует отметить, что у хищников тело не такое плоское, хотя они и пользуются питательными веществами из почвы. Кажется, что у звероподобных нет ни одного общественного инстинкта. Я уже не говорю про такой инстинкт, как у муравьев, термитов, пчел или ос. Нет у них и того простейшего, который собирает во время перелетов птиц в одну стаю, бизонов в стадо, лошадей в табун. Каждая особь живет самостоятельной жизнью. У них нет, наверное, родственных объединений. Плодятся они поверхностно, потомки словно выходят из земли. Хотя детеныш очень маленький, все же он имеет все свойства своего вида и полностью самостоятелен.
Что же можно сказать про наличие зачатков разума у звероподобных? Легко можно допустить, что их жизнь построена полностью на инстинктах, и они тем разнообразнее, чем выше существо. Мы искали у них органы передачи команд и сделали допущение, что эти органы имеют связь с вакуолями там, где должна быть голова, как у обычного земного или марсианского животного.
Нет никаких сведений о материальной структуре этого органа, но виден целый ряд вакуолей, в которых с удивительной слаженностью двигаются материальные частицы. Что до вакуолей, расположенных бусами в канальцах, то, очевидно, они служат нервным или мышечным аппаратом. Нет ничего химернее, чем движения этих плоских отвратительных созданий, которые, кажется, ползают без всякой цели, делая беспорядочные зигзагообразные круги, пока их не останавливает какая-нибудь добыча или опасность.
Если обычные существа видят плотоядное, то они сразу убегают и это часто выручает их, тем более, что и на малом расстоянии их трудно заметить.
Кроме того, такое спасение — дело обычное, так что хищники питаются, в основном, почвой или воздухом и лишь время от времени ищут себе живую добычу. В отличие от жизни звероподобных, жизнь животных и растений на Марсе не отличается чем-то особенным: растения напоминают земные, животные — тоже. Что до водных животных, которые имеют пять плавников, то они более подобны нашим жабам, чем рыбам.
У всех этих животных жидкое кровообращение. В их теле течет что-то, подобное крови. У одних фиолетового цвета, у других — голубого или зеленого. Кровь течет в сосудах наподобие наших вен или артерий, но вместо одного сердца твари имеют от двух до пяти, в зависимости от вида. У всех есть ротовое отверстие, сложные глаза их — настоящие глаза, пищеварительные органы почти такие же, как и у большинства земных животных. Если бы мы никогда не видели птиц, рыб, насекомых, то и они бы нам казались такими же удивительными, как марсианские животные.
Но так как мы уже давно выявили сходство между земными и здешними млекопитающими, птицами, насекомыми и рыбами, это нас не поражало.
Что касается трехногов, то, в конце концов, мы считали их почти людьми, хотя некоторыми особенностями они весьма отличались от наших высших организмов, как и большинство животных на Марсе.
Их вертикальное положение, умственная активность, необычайно подобная нашей, их чувства, привлекательность — все это увеличивало приязнь, которая превратила их в наших близких.
На ночь мы обычно возвращались в звездолет, который стоял на опушке. Первые дни один из нас дежурил ночью, а потом, почувствовав себя беспечно, мы отменили это дежурство. Всю ночь мы спали таким спокойным сном, точно были в своих постелях на Земле.
Трехноги обычно просыпались раньше нас. Несколько сот их, отрыв пещеры в отвоеванной зоне, прижились в них, а другие свободно перемещались по территории. И вот однажды утром мы проснулись от стука в оболочку звездолета.
Не имея возможности проявлять свои чувства речью, трехноги высказывали их жестами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10