Как правило, к десяти обычным заключенным был приставлен один сержант. К пяти военнопленным – три охранника. Таанцы соблюдали предельную осторожность.
Заключенные без конца обсуждали нормы поведения в рабочих бригадах. Сент-Клер в этих дебатах участия не принимала. Все они сводились к одному: работать или не работать. Выполнение нарядов, даже подневольное, расценивалось как сотрудничество с врагом. Вместе с тем невыполнение могло повлечь за собой смерть протестовавшего заключенного.
Сент-Клер не придерживалась ни одной из этих точек зрения. Она прекрасно знала, что из-за скуки и однообразия тюремной жизни люди начинают заниматься пустой болтовней и все их прожекты остаются бесплодными фантазиями. Сама Сент-Клер была рада тому, что ее зачислили во внешнюю бригаду. У заключенного, находившегося за пределами собора, больше шансов улизнуть. Теперь ей оставалось лишь взвесить все "за" и "против".
Мишель Сент-Клер обладала редким даром инстинктивно чувствовать ситуацию, умела пользоваться подходящим случаем и была вполне довольна своей обеспеченной, хотя и несколько рискованной жизнью профессионального игрока.
Совсем юной девушкой она сменила множество мест работы на своей родной планете – одной из главных перевалочных баз Империи. Занятие проституцией или работу в качестве одного из членов экипажа какого-нибудь корабля она тоже рассматривала как игру, а с появлением собственного бара у нее возникло надежное прикрытие. Сент-Клер была профессиональным игроком с тех самых пор, как перестала ходить пешком под стол и научилась выговаривать слово "крупье".
Она жестко играла с сосунками и гибко – с куликами, пользуясь малейшими их промашками. Она знала, на что ставить, когда можно спустить, а когда попридержать деньги, когда сматывать удочки и "делать ноги" с планеты, но самое главное – она чувствовала, когда нужно было полностью воздержаться от игры.
Сент-Клер частенько становилась банкротом, но обогащалась намного чаще. Хотя сами по себе кредитки для нее ничего не значили, а были лишь чем-то вроде игорных фишек.
Она побывала на тысяче различных планет под сотней различных имен и кличек, и все они ассоциировались с образом одного животного – хитрого холеного млекопитающего. Однако на протяжении последних нескольких лет удача оборачивалась к ней спиной.
Поскольку Сент-Клер предпочитала иметь дело с состоятельными клиентами, ей часто приходилось менять свой облик, каждый раз каким-нибудь необычным, порой даже мистическим способом. Больше всего ей нравилось перевоплощаться в вербовщицу Имперского флота. Поскольку Мишель Сент-Клер уважала законы Империи, она заделалась офицером (запаса, естественно).
К сожалению, Мишель совершенно не интересовалась политикой. С началом войны она стала систематически посещать туристскую планету, на которой находился небольшой военный гарнизон, под предлогом выполнения заданий штаба опустошая карманы богатых толстосумов.
Увы, Сент-Клер несколько перестаралась с подделкой документов – к ним невозможно было придраться. Все безоговорочно поверили, будто она на самом деле является лейтенантом Имперского флота. Легенда была составлена настолько безукоризненно, что три месяца спустя ее произвели в капитаны и отправили на транспортное судно в должности старшего офицера.
Конвой, в состав которого входил и ее корабль, попал в таанскую засаду. Таким образом Мишель Сент-Клер оказалась военнопленной.
К счастью, она, как и все заядлые игроки, была неискоренимой оптимисткой. В первом же тюремном лагере Мишель стала подсчитывать свои шансы выжить. Сколько их у военнопленного? Увидев грависани, увозящие трупы, она содрогнулась и определила: десять против девяноста. Сколько появится шансов улучшить свое положение, если начать сотрудничать с врагом? Для подсчета нужно было произвести в уме две операции. Могут таанцы выиграть войну? Тридцать восемь против шестидесяти двух. Империя? Шестьдесят – за. Общий подсчет: двадцать семь против семидесяти трех.
Вывод: необходимо бежать.
Сент-Клер не возлагала никаких надежд на товарищей по заключению. Она рассуждала так: "За мной обязательно увяжется какой-нибудь прощелыга и провалит все дело, а ведь я, черт возьми, гораздо умнее всех этих недоносков, вместе взятых!". Она не учла лишь одной детали – все эти "прощелыги" были солдатами и звездопроходцами, а она – нет.
Мишель начала новую карьеру и обзавелась новой кличкой – Везучая Угриха. На ее счету числилось более двадцати побегов, почти все из которых она совершала в одиночку. Поскольку Сент-Клер никогда не удавалось пробыть на свободе более четырех дней, с ней до сих пор не расправились. Она умела смягчать гнев коменданта, каждый раз выдумывая какую-нибудь убедительную причину, по которой заключенный мог оказаться в неположенном месте, – или возвращаясь обратно до поднятия тревоги и поголовной переклички.
Капитан Сент-Клер была готова к совершению двадцать первого побега.
Детально изучив процедуру выхода на работу, она отметила постоянство этого процесса. Смешавшись с остальными тридцатью рабочими бригады, Мишель хмыкнула от удовольствия, в который раз наблюдая за монотонностью действий.
Шаркай себе и шаркай, а потом жди, пока бригады, одну за другой, не проведут через тройные ворота центрального святилища, предварительно обыскав и пересчитав всех заключенных. После этого бригады проводили через двор к внешним воротам и ожидали, когда они откроются.
Группа, в состав которой входила Сент-Клер, зашевелилась и пошла по обычному маршруту. Когда заключенных прогоняли через внутренний двор. Сент-Клер протиснулась к левому флангу.
Открылись внешние ворота, и бригада начала проходить через них. Пора.
Мишель заметила, что, как только очередная бригада выходит из собора, таанцы оборачиваются, вытягиваются в струну и салютуют флагам, висящим по обеим сторонам от входа в Колдиез.
Пять секунд абсолютно без надзора. Более чем достаточно.
Когда охранники отдавали честь. Сент-Клер оттолкнула стоящего рядом заключенного и быстро побежала к краю тропинки, ведущей вниз, в город.
"Шесть к трем – меня не заметят, – подумала она. – Пять к двум – тропинка пойдет дальше вниз по наклонной плоскости, что ускорит мой бег. Восемь к одному – даже если впереди будет скала, я смогу укрыться за одним из выступов или камней, и пули пролетят мимо".
Находясь в метре от края тропинки, Сент-Клер вдруг поняла, что сделала неверную ставку, и резко остановилась.
Короткая тропинка заканчивалась крутым обрывом длиной в сто метров. Зацепиться было не за что. Сент-Клер не хотелось устраивать аттракцион "показательное самоубийство".
Она услышала крики у себя за спиной. В следующее мгновение засвистели пули. Сент-Клер высоко подняла вверх руки, развернулась и взглянула на бросившихся к ней охранников. "И шесть к трем – я уже никогда не научусь летать".
Ударом приклада в живот охранник оборвал ее мысли.
* * *
Пот градом катился со лба Алекса, склонившегося над замком. В сотый раз он пытался подцепить маленький металлический зубчик странной по форме отмычкой, которую смастерили его люди. Ему уже удалось сделать три поворота и, по идее, остался всего один.
За спиной Килгура стояли двое его приятелей и, как он думал, критически оценивали его действия. Алекс не был в этом уверен, потому что вслух они ничего не говорили.
– Терпение, парни, – сказал Алекс, хотя пока еще не услышал ни одного упрека в свой адрес. – Кажется, нащупал.
– Не беспокойся, – ответил здоровенный блондин. – Краулшавн и я не торопимся.
Краулшавн снизу вверх посмотрел на своего могучего друга Соренсена в ожидании перевода. Пальцы Соренсена замельтешили знаками. Краулшавн с готовностью закивал головой, выражая согласие. Алекс переключил свое внимание с замка на "стрекочущие" пальцы Краулшавна.
– О чем он говорит?
– Он говорит, что, если ты хотя бы наполовину окажешься прав насчет содержимого комнаты, ожидание стоит того.
Алекс пробурчал что-то в ответ и снова завертел крючковатой отмычкой.
Краулшавн и Соренсен являли собой поразительно странную пару, которую Алекс и Стэн уже крепко-накрепко привязали к своей расширяющейся организации.
Соренсен был типичным деревенским жителем, откормленным свежим пшеничным хлебом, с грудой мускулов и светлой кожей. Лицо его заливалось ярким румянцем по малейшему поводу. Особенным врожденным умом он вроде бы не блистал, да и речь его была на уровне ученика начальных классов. Но еще со времени прохождения подготовки в подразделении "Богомолов" Алекс знал, что такие люди, как Соренсен, были весьма интересными экземплярами. Отряды, в которых довелось служить Стэну и Алексу, в основном сколачивались именно из таких. Они были настоящими боевыми компьютерами. За их наивными взглядами и внешней нерасторопностью таились умственные способности крупных мыслителей. По правде говоря. Алекс сильно подозревал, что Соренсен на самом деле был уцелевшим членом какого-нибудь отряда "Богомолов". Не было никакого смысла спрашивать его об этом, потому что он все равно бы не ответил.
Килгур был заинтригован. А вдруг после того, как ему удастся подобрать ключи к Соренсену, выяснится, что он действительно является бойцом "Богомолов"? Тогда, черт побери, у них будет на одну мыслящую боевую машину больше, что удвоит шансы на успех. Алекс еще раз смерил Соренсена оценивающим взглядом.
Подобно своим братьям и сестрам, Соренсен всегда с опаской относился к новым приятелям. Люди его племени были прекрасными мишенями для всякого рода проходимцев и грабителей. Имперского генерал-губернатора его родной планеты силой заставили издать строгие законы, запрещающие карнавалы, цирковые представления и другие шоу, хотя бы отдаленно напоминающие уличные зрелища, на которые собираются толпы народа. Соренсен был таким же, как и они, простаком по натуре. Но вместе с тем, если бы ему указали дальнюю точку, он бы мог немедленно просчитать дистанцию, скорость ветра, иные факторы и проложить траекторию полета снаряда не хуже любого компьютера.
Этот талант делал Соренсена редкой находкой, цена которой удваивалась благодаря его крепкой дружбе с Краулшавном.
Алекс почувствовал, как отмычка за что-то задела, и осторожно повернул ее. Зубчатые колесики мягко заскользили навстречу друг другу; внутри замка механизмы должны были встать в ряд таким образом, чтобы образовалась клиновидная прорезь. Алекс быстро вытащил отмычку и вставил в отверстие массивный ключ. Раздался щелчок.
Услышав звук движущегося с внутренней стороны противовеса. Алекс отпрянул назад. Дверь, державшаяся на тяжелых петлях, со скрипом открылась.
Краулшавн сделал Алексу какой-то знак, по всей вероятности, означавший "поздравляю". Тем не менее небольшой наклон его шустрых пальцев подозрительно напоминал жест, в простонародье обозначающий "болван". Алекс скосил взгляд на Соренсена. Здоровяк являл собой воплощение самой невинности.
– Я усмотрел насмешку в реакции твоего друга, – произнес Алекс.
– В том, что он сказал, не было ничего смешного, мистер Килгур, – запротестовал Соренсен.
Он повернулся лицом к Краулшавну и объяснил реплику Алекса. Клюв Краулшавна округлился. Из вежливости он прикрыл его покрытой перьями рукой, пряча беззвучное хихиканье. Алекс ухмыльнулся, оскалив зубы.
– Ну да, конечно, он же не пересмешник какой-нибудь... Ладно, пошли, ребята. Но предупреждаю, в этой комнате могут водиться барабашки.
– Привидения? – переспросил Соренсен. Даже он отнесся к словам Алекса недоверчиво. Краулшавн же хлопнул себя рукой по заднице, красноречиво показывая Алексу, куда нужно засунуть этих самых "барабашек".
Алекс пожал плечами.
– Я бы на вашем месте не вел себя так самоуверенно. Спросите у таанцев. Они могли бы порассказать вам такие истории, от которых волосы на голове Закручиваются в мелкие кудряшки.
С этими словами Килгур вошел в помещение. Несмотря на кажущуюся беззаботность, Соренсен и Краулшавн не решались переступить порог комнаты добрую минуту.
У Краулшавна были все основания для нерешительности. Как любой здравомыслящий и искушенный в житейских делах взрослый струс, Краулшавн относился к рассказам о мире духов с нескрываемым сарказмом, как к чему-то вызывающему глубокое пренебрежение. Но при этом истории о привидениях были важной старинной традицией его общества. Желторотым птенцам, едва научившимся изображать несколько знаков, рассказывали немудреные сказки про жутких призраков. В далеком прошлом страх перед неизвестностью был хорошим подспорьем для клуш, пытавшихся уберечь своих неоперившихся вертлявых отпрысков от подстерегавших на каждом шагу опасностей.
Струсы обитали на бесплодной недружелюбной планете, которая слабонервному пришельцу могла показаться заселенной одними лишь ядовитыми клыкастыми и когтистыми существами с острыми клешнями и мощными клювами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59