Преодолевая упорное сопротивление врага, наши войска вынуждены были применить некоторые виды оружия массового поражения, в том числе боеприпасы объемного взрыва. Городу нанесен значительный материальный ущерб…»
Здесь стоило остановиться.
Впрочем, и без этого Хозяин помнил все с ужасающей ясностью.
«Грифон» завис на высоте около километра. С десяток дымов возвышались над южной частью раздавленного города, внизу изредка потрескивали автоматные очереди, время от времени над кварталом взлетала ракета, ближайший штурмовик опускал нос и аккуратно укладывал несколько очередей в подозрительный дом. Обычно этого хватало, и пехотинцы со смехом вытаскивали из подъезда (или выбрасывали из окна) очумевшего захватчика (или то, что от него оставалось).
Впрочем, эта война с самого начала была странной.
Хозяин знал этот город. Слишком хорошо знал.
По странному стечению обстоятельств знал он и дом, из которого вылетел этот злосчастный «Стингер». Естественно, его расстреляли еще на подъеме. Естественно, на бывшую гостиницу с узкими, словно бойницы, окнами, свалились сразу две «Валькирии», а вот дальше…
— Все назад!
Штурмовики послушно вернулись в строй, а «Грифон» Хозяина, опустив нос, круто понесся вниз. Два «Скорпиона» из охраны бросились следом и тут же сконфуженно ушли обратно — судя по всему, получив по секретке не только приказ, но и хорошую порцию эпитетов.
Первая же ракета разворотила пол-этажа, следующая ударила рядом, и ударная волна подбросила крутившийся рядом штурмовик, и на месте злосчастного здания уже зияла воронка, а Хозяин пикировал снова и снова, и с диким, безумным наслаждением жал на гашетку. Туча густого дыма накрыла квартал, на дисплее мелькали контурно очерченные скелеты домов и руин, но Хозяин видел другое — видел, видел с поразительной ясностью, то, что происходило в одной из комнат столько лет назад; видел — хотя никогда не видел этого на самом деле. Он видел это, видел и жег, убивал, беспощадно разрушал прошлое — но не мог изменить и уничтожить.
Несколько ракет взлетело одновременно, и штурмовики на миг замешкались, разбирая цели, и тогда шлемы каждого рявкнули резким, знакомым всем голосом, и приказ был страшен и невыполним, но…
— Ну! За чем остановка? Стреляйте!
Хищные крылатые тени дружно свалились вниз, послышались выстрелы и взрывы, а голос, так внезапно оживший в шлемофонах, все выкрикивал, захлебываясь, выплескивая ярость, боль, ненависть и безумие:
— Стреляйте! Бомбите! Пускайте ракеты! Убейте их всех! Убейте! Убейте! Убейте!
…А затем был тяжелой бомбардировщик прошел над городом, оставив за собой бурое облако, оно спускалось все ниже и ниже, и была вспышка, и был удар, подобный землетрясению, и на несколько сот километров вокруг неделями шли черные дожди, а в ясные дни с неба сыпался пепел, пепел, пепел…
Хозяин встряхнул головой. Он не любил вспоминать этот год. Все кончилось, и момент, когда нужно было высвободить все свое безумие, уничтожить, разрушить, убить — этот момент прошел и никогда больше не повторялся.
По странному стечению обстоятельств, эскадрилья, штурмовавшая город, была полностью уничтожена при неудачно спланированном налете.
Ему не было смысла задерживаться в этом времени.
Следующий момент он с удовольствием проскочил бы без остановки. Это был один из немногих эпизодов, которыми даже его весьма покладистая совесть была не совсем довольна.
Девушку звали… впрочем, это не важно, и была она… впрочем, это тоже не интересно. Важно другое — она любила его, жила ради него, стремилась угадать любое его желание — и ничего не требовала взамен. Им было хорошо вместе, и если бы встреча произошла раньше, возможно и не случилось бы всей этой истории, — но увы! — история, собственно, и состоит из таких вот «если бы», а потому в один прекрасный вечер, когда оба были вполне счастливы, и даже извечная боль временно отступила, хоть и не ушла совсем, у женщины проскочила мысль, еще раз подтвердившая старую истину — выслушав женщину, потупи наоборот.
К тому времени энцокибернетика уже достигла некоторых результатов; первыми появились, естественно, парализаторы и нейробичи, а затем потребительский рынок проглотил и более мирную игрушку под красивым названием — инвертор.
В тот вечер раскрасневшаяся, довольная, все еще дрожащая, она прижалась к сильному плечу Хозяина — собственно, она называла его иначе, но это не важно, — обняла, и закрыв глаза, прошептала что-то о том, как он ей нравится, как ей с ним хорошо, и еще что-то, всегда приходящее в голову в таких ситуациях, в том числе и о том, как ей нравится доставлять ему удовольствие, и наконец, о том, как бы ей хотелось самой почувствовать то, что чувствует он.
Ловушка была расставлена, нить натянулась, и Хозяин не замедлил сунуть голову в петлю.
— Да, это было бы интересно. Я бы тоже хотел побыть на твоем месте. Женщина, наверное, получает больше удовольствия.
— Почему? А мне кажется, мужчина.
Он улыбнулся.
— Женщина — штука намного более сложная. У тебя, например, чувствительных мест намного больше, правда? — он осторожно провел кончиками пальцев вдоль спины — женщина вздрогнула и нервно облизала внезапно пересохшие губы. — А у мужчин — одна, да и то… Ну, ну, не увлекайся!..
Петля затянулась, ловушка захлопнулась, и снова хохотал и танцевал лезгинку на радостях дьявол, и весь ад довольно потирал когтистые лапы.
Черт бы побрал склонность женщин к приятным сюрпризам! Инвертор, дорогая, сложная и идиотская игрушка, позволяющая обмениваться ощущениями во время… гм… в любое время, позволяющая довести партнера чуть ли не до потери сознания и упасть самому (гм… самой…) рядом; это дьявольское изобретение оказалось на висках у Хозяина в самое неподходящее время и на один короткий миг он задохнулся от давно забытого ощущения — света, радости, любви и тепла, а в следующий момент женщина отчаянно завизжала, приняв в себе почти смертельный заряд боли и ненависти, скорчилась в дикой, немыслимой судороге и бессильно обмякла.
А когда сознание вернулось в ее обожженный чудовищным ударом мозг, женщина с ужасом и омерзением взглянула на помрачневшего Хозяина, взглянула с явным вопросом, и он понял этот безмолвный крик, понял — и ответил:
— Да, да, я все время это чувствую.
— Но теперь… теперь я знаю…
— Да. Теперь ты обо всем знаешь.
Странная искра снова вспыхнула в его глазах, и теперь, ТЕПЕРЬ она знала, что это значит.
— Ты сумасшедший!
— И это правда, — он пододвинулся ближе.
— А я… я теперь — лишний свидетель? Но я же никому… Впрочем, ты сам об этом знаешь.
— Знаю, — он привлек женщину к себе, обнял.
— И все же…
— Что поделаешь… Я не смогу жить, зная, что кто-нибудь еще знает об этом. Увы, кто-то из нас лишний в этом мире.
Хозяин поцеловал губы женщины и осторожно дотронулся серым непрозрачным камнем на перстне до ее затылка.
— Все равно, — успела прошептать женщина.
Возможно, она хотела сказать «все равно люблю». Впрочем, скорее всего ей стало все равно — жить или умереть.
Отступив на несколько дней назад, Хозяин снял с пальца и передал себе — молодому — перстень с нейропистолетом, вмонтированном в серый непрозрачный камень.
— Это зачем?
— Узнаешь.
— А долго еще?
— Долго.
Машина снова двинулась вниз — вниз, в проклятое прошлое, и Хозяин останавливался еще несколько раз, тщательно синхронизировал поле и передавал себе — себе, но более молодому, — знания и инструкции, и каждый раз с ужасом поглядывал на счетчик, который упорно не желал замечать огромной энергии, затраченной на каждую коррекцию, и насмешливо дрожал в районе нуля, а скорость росла, и тело, неплохое тело, верой и правдой прослужившее столько лет, на глазах превращалось в дряхлую развалину, и когда Машина остановилась в каких-то полутора годах от цели… нет, от Цели — Хозяин не сразу собрал силы, чтобы выйти.
Но вышел.
В сверкающем серебром скафандре он довольно дико смотрелся в маленькой комнатушке с убогой мебелью, но хозяин комнаты — молодой парень, чем-то отдаленно напоминающий пришельца, смотрел без особого удивления, приписывая, должно быть, неожиданного гостя действию очередной бутылки, подрагивавшей в руке. На столе, рядом с другой твердо и неподвижно тускло поблескивала вороненая сталь.
— Привет! — просто сказал хозяин. — Пить будешь?
— Привет, — отозвался гость. — Наливай.
Они опрокинули по стакану, гость взял в руки револьвер, крутнул барабан и, презрительно хмыкнув, бросил оружие на место.
— Что, — безразлично буркнул хозяин. — Не одобряешь?
— Не одобряю.
— А м-м-мне — н-н-начхать!
Это глубокомысленно замечание потребовало определенных усилий и парень снова потянулся к бутылке.
— А ты знаешь, кто я такой?
— Н-ну, и к-кто же? Вр… Вп… Впрочем, мне н-начхать!
Он задумался, потом внезапно захохотал:
— Зззнаю! Ты — глюк! Гггалюник! Угадал?
— Не совсем. Я — это ты. Ты, который в будущем.
Парень снова задумался, затем тряхнул головой и немного трезвее выдал:
— А вот и врешь! Вот смотри. Вот я есть? Есть! А через минуту меня не будет, — он потрогал револьвер. — Значит, и тебя не будет! Ппонял?
— Отдай пушку.
— Не отдам! И вообще… Вот я сейчас тебя убью, — он приставил ствол к своему виску. — Ты даже знаешь, почему.
— Знаю.
— Так вот… — парень щелкнул курком.
— А если я уничтожу причину?
— Как это?
Хмель, если и не вышел полностью, то по крайней мере отступил. Странный огонек вспыхнул и погас в глазах парня.
— Я сейчас вернусь в прошлое и с делаю так, чтобы… Ну, ты знаешь, что нужно сделать.
— И тогда?..
— Тогда все пойдет по-другому. Так, как ты хочешь.
— О, Господи!
Парень взглянул на револьвер, вздрогнул, и поспешно отвел руку.
— Я готов. Что надо сделать?
— Ты должен стать мной. Ты должен сделать карьеру, добиться моего положения, построить Машину и вернуться.
— Я готов.
— Здесь инструкции. Список акций, которые ты должен завтра же купить. Чертежи нового клапана к газотурбинному движку. Исходники программы…
Хозяин говорил и вспоминал, как много лет назад он сам слушал все это. Как проснулся утром, разбитый, с дикой болью в затылке, мокрый от холодного пота, и злой, бешено злой из-за нелепого и невозможного сна, который помешал обрести, наконец, покой; он клял его — и себя, за то, что не нажал курок, и так было, пока он не ткнулся носом в пакет с инструкциями на странном, чуть поблескивающем материале, который рассыпался в прах после прочтения… Но все это было потом, потом, — деньги, богатство, большое богатство, слава… — все потом, потом…
— Ты понял?
— Понял.
Он усмехнулся и влез в кабину. Оставалось еще два вопроса.
— Подожди! А ты? А как же ты? Ты же исчезнешь.
— Конечно.
— И…
— Я буду очень рад этому. Все?
— Нет, не все. Скажи… а когда это произойдет? Скоро?
— Нет.
Он закрыл люк, выключил синхронизацию и снова запустил двигатель.
Этот прыжок был последним.
Он вернулся в странный мир, когда все вокруг было знакомым — но не совсем, потому что слабая человеческая память не сохранила подробностей; все было известно — но не до конца, из-за тех же мелочей; все было предсказуемым — но только в общих чертах…
Он усмехнулся — известно, когда начнется война, но черт его знает, чем в следующий момент займется вот эта, например, парочка…
Его интересовала тоже парочка — но другая.
Они шли молча, не глядя друг на друга. Черт знает, из-за каких мелочей ТОГДА упало настроение, чем-то был недоволен парень, и не слишком счастливой была девушка, а может погода была не та, в общем-то, так и осталось навсегда неясным, почему ей взбрело в голову прогуляться одной, а потом зайти в церковь, а потом…
Боль, острая, жгучая, невыносимая неистовой волной затопила мозг, и в приступе слепой ярости он бросил Машину вниз, чуть не нажал гашетки… но не нажал.
Смуглый усатый мужчина подошел к девушке, что-то спросил, что-то сказал, через пару минут они уже сидели на одной лавочке, и усатый рассказывал что-то интересное…
Руки Хозяина тряслись, и он заблокировал пусковые механизмы, а затем вообще передал управление компьютеру, а сам корчился в кресле, пожираемый невидимым мозговым червем-паразитом, садистом и палачом.
Стемнело, похолодало, и совершенно естественно парочка оказалась в комнате с узкими окнами, а на столе неизвестно откуда возникла бутылка какого-то вина, а всего в нескольких километрах тот, другой, расспрашивал соседей — не знает ли кто, куда ушла…
А рядом, в двух шагах, высунув острый нос из глухой стены, висела Машина, и полуослепший от небывалого приступа Хозяин не отрывал глаз от первоисточника боли… и всей этой истории.
И наконец, дело закончилось тем, чем и должно было закончиться… и чем уже закончилось раз — столько десятилетий назад. И девушка словно опомнилась, когда усы оказались рядом с ее губами, и попыталась остановить… и остановиться, а Хозяин, стиснув зубы до скрежета, включил синхронизацию, и вывалился в комнату, окутанный облаком огня из-за температурных перепадов, темпоральных флуктуаций и прочих пост-эффектов незавершенной синхронизации.
1 2 3
Здесь стоило остановиться.
Впрочем, и без этого Хозяин помнил все с ужасающей ясностью.
«Грифон» завис на высоте около километра. С десяток дымов возвышались над южной частью раздавленного города, внизу изредка потрескивали автоматные очереди, время от времени над кварталом взлетала ракета, ближайший штурмовик опускал нос и аккуратно укладывал несколько очередей в подозрительный дом. Обычно этого хватало, и пехотинцы со смехом вытаскивали из подъезда (или выбрасывали из окна) очумевшего захватчика (или то, что от него оставалось).
Впрочем, эта война с самого начала была странной.
Хозяин знал этот город. Слишком хорошо знал.
По странному стечению обстоятельств знал он и дом, из которого вылетел этот злосчастный «Стингер». Естественно, его расстреляли еще на подъеме. Естественно, на бывшую гостиницу с узкими, словно бойницы, окнами, свалились сразу две «Валькирии», а вот дальше…
— Все назад!
Штурмовики послушно вернулись в строй, а «Грифон» Хозяина, опустив нос, круто понесся вниз. Два «Скорпиона» из охраны бросились следом и тут же сконфуженно ушли обратно — судя по всему, получив по секретке не только приказ, но и хорошую порцию эпитетов.
Первая же ракета разворотила пол-этажа, следующая ударила рядом, и ударная волна подбросила крутившийся рядом штурмовик, и на месте злосчастного здания уже зияла воронка, а Хозяин пикировал снова и снова, и с диким, безумным наслаждением жал на гашетку. Туча густого дыма накрыла квартал, на дисплее мелькали контурно очерченные скелеты домов и руин, но Хозяин видел другое — видел, видел с поразительной ясностью, то, что происходило в одной из комнат столько лет назад; видел — хотя никогда не видел этого на самом деле. Он видел это, видел и жег, убивал, беспощадно разрушал прошлое — но не мог изменить и уничтожить.
Несколько ракет взлетело одновременно, и штурмовики на миг замешкались, разбирая цели, и тогда шлемы каждого рявкнули резким, знакомым всем голосом, и приказ был страшен и невыполним, но…
— Ну! За чем остановка? Стреляйте!
Хищные крылатые тени дружно свалились вниз, послышались выстрелы и взрывы, а голос, так внезапно оживший в шлемофонах, все выкрикивал, захлебываясь, выплескивая ярость, боль, ненависть и безумие:
— Стреляйте! Бомбите! Пускайте ракеты! Убейте их всех! Убейте! Убейте! Убейте!
…А затем был тяжелой бомбардировщик прошел над городом, оставив за собой бурое облако, оно спускалось все ниже и ниже, и была вспышка, и был удар, подобный землетрясению, и на несколько сот километров вокруг неделями шли черные дожди, а в ясные дни с неба сыпался пепел, пепел, пепел…
Хозяин встряхнул головой. Он не любил вспоминать этот год. Все кончилось, и момент, когда нужно было высвободить все свое безумие, уничтожить, разрушить, убить — этот момент прошел и никогда больше не повторялся.
По странному стечению обстоятельств, эскадрилья, штурмовавшая город, была полностью уничтожена при неудачно спланированном налете.
Ему не было смысла задерживаться в этом времени.
Следующий момент он с удовольствием проскочил бы без остановки. Это был один из немногих эпизодов, которыми даже его весьма покладистая совесть была не совсем довольна.
Девушку звали… впрочем, это не важно, и была она… впрочем, это тоже не интересно. Важно другое — она любила его, жила ради него, стремилась угадать любое его желание — и ничего не требовала взамен. Им было хорошо вместе, и если бы встреча произошла раньше, возможно и не случилось бы всей этой истории, — но увы! — история, собственно, и состоит из таких вот «если бы», а потому в один прекрасный вечер, когда оба были вполне счастливы, и даже извечная боль временно отступила, хоть и не ушла совсем, у женщины проскочила мысль, еще раз подтвердившая старую истину — выслушав женщину, потупи наоборот.
К тому времени энцокибернетика уже достигла некоторых результатов; первыми появились, естественно, парализаторы и нейробичи, а затем потребительский рынок проглотил и более мирную игрушку под красивым названием — инвертор.
В тот вечер раскрасневшаяся, довольная, все еще дрожащая, она прижалась к сильному плечу Хозяина — собственно, она называла его иначе, но это не важно, — обняла, и закрыв глаза, прошептала что-то о том, как он ей нравится, как ей с ним хорошо, и еще что-то, всегда приходящее в голову в таких ситуациях, в том числе и о том, как ей нравится доставлять ему удовольствие, и наконец, о том, как бы ей хотелось самой почувствовать то, что чувствует он.
Ловушка была расставлена, нить натянулась, и Хозяин не замедлил сунуть голову в петлю.
— Да, это было бы интересно. Я бы тоже хотел побыть на твоем месте. Женщина, наверное, получает больше удовольствия.
— Почему? А мне кажется, мужчина.
Он улыбнулся.
— Женщина — штука намного более сложная. У тебя, например, чувствительных мест намного больше, правда? — он осторожно провел кончиками пальцев вдоль спины — женщина вздрогнула и нервно облизала внезапно пересохшие губы. — А у мужчин — одна, да и то… Ну, ну, не увлекайся!..
Петля затянулась, ловушка захлопнулась, и снова хохотал и танцевал лезгинку на радостях дьявол, и весь ад довольно потирал когтистые лапы.
Черт бы побрал склонность женщин к приятным сюрпризам! Инвертор, дорогая, сложная и идиотская игрушка, позволяющая обмениваться ощущениями во время… гм… в любое время, позволяющая довести партнера чуть ли не до потери сознания и упасть самому (гм… самой…) рядом; это дьявольское изобретение оказалось на висках у Хозяина в самое неподходящее время и на один короткий миг он задохнулся от давно забытого ощущения — света, радости, любви и тепла, а в следующий момент женщина отчаянно завизжала, приняв в себе почти смертельный заряд боли и ненависти, скорчилась в дикой, немыслимой судороге и бессильно обмякла.
А когда сознание вернулось в ее обожженный чудовищным ударом мозг, женщина с ужасом и омерзением взглянула на помрачневшего Хозяина, взглянула с явным вопросом, и он понял этот безмолвный крик, понял — и ответил:
— Да, да, я все время это чувствую.
— Но теперь… теперь я знаю…
— Да. Теперь ты обо всем знаешь.
Странная искра снова вспыхнула в его глазах, и теперь, ТЕПЕРЬ она знала, что это значит.
— Ты сумасшедший!
— И это правда, — он пододвинулся ближе.
— А я… я теперь — лишний свидетель? Но я же никому… Впрочем, ты сам об этом знаешь.
— Знаю, — он привлек женщину к себе, обнял.
— И все же…
— Что поделаешь… Я не смогу жить, зная, что кто-нибудь еще знает об этом. Увы, кто-то из нас лишний в этом мире.
Хозяин поцеловал губы женщины и осторожно дотронулся серым непрозрачным камнем на перстне до ее затылка.
— Все равно, — успела прошептать женщина.
Возможно, она хотела сказать «все равно люблю». Впрочем, скорее всего ей стало все равно — жить или умереть.
Отступив на несколько дней назад, Хозяин снял с пальца и передал себе — молодому — перстень с нейропистолетом, вмонтированном в серый непрозрачный камень.
— Это зачем?
— Узнаешь.
— А долго еще?
— Долго.
Машина снова двинулась вниз — вниз, в проклятое прошлое, и Хозяин останавливался еще несколько раз, тщательно синхронизировал поле и передавал себе — себе, но более молодому, — знания и инструкции, и каждый раз с ужасом поглядывал на счетчик, который упорно не желал замечать огромной энергии, затраченной на каждую коррекцию, и насмешливо дрожал в районе нуля, а скорость росла, и тело, неплохое тело, верой и правдой прослужившее столько лет, на глазах превращалось в дряхлую развалину, и когда Машина остановилась в каких-то полутора годах от цели… нет, от Цели — Хозяин не сразу собрал силы, чтобы выйти.
Но вышел.
В сверкающем серебром скафандре он довольно дико смотрелся в маленькой комнатушке с убогой мебелью, но хозяин комнаты — молодой парень, чем-то отдаленно напоминающий пришельца, смотрел без особого удивления, приписывая, должно быть, неожиданного гостя действию очередной бутылки, подрагивавшей в руке. На столе, рядом с другой твердо и неподвижно тускло поблескивала вороненая сталь.
— Привет! — просто сказал хозяин. — Пить будешь?
— Привет, — отозвался гость. — Наливай.
Они опрокинули по стакану, гость взял в руки револьвер, крутнул барабан и, презрительно хмыкнув, бросил оружие на место.
— Что, — безразлично буркнул хозяин. — Не одобряешь?
— Не одобряю.
— А м-м-мне — н-н-начхать!
Это глубокомысленно замечание потребовало определенных усилий и парень снова потянулся к бутылке.
— А ты знаешь, кто я такой?
— Н-ну, и к-кто же? Вр… Вп… Впрочем, мне н-начхать!
Он задумался, потом внезапно захохотал:
— Зззнаю! Ты — глюк! Гггалюник! Угадал?
— Не совсем. Я — это ты. Ты, который в будущем.
Парень снова задумался, затем тряхнул головой и немного трезвее выдал:
— А вот и врешь! Вот смотри. Вот я есть? Есть! А через минуту меня не будет, — он потрогал револьвер. — Значит, и тебя не будет! Ппонял?
— Отдай пушку.
— Не отдам! И вообще… Вот я сейчас тебя убью, — он приставил ствол к своему виску. — Ты даже знаешь, почему.
— Знаю.
— Так вот… — парень щелкнул курком.
— А если я уничтожу причину?
— Как это?
Хмель, если и не вышел полностью, то по крайней мере отступил. Странный огонек вспыхнул и погас в глазах парня.
— Я сейчас вернусь в прошлое и с делаю так, чтобы… Ну, ты знаешь, что нужно сделать.
— И тогда?..
— Тогда все пойдет по-другому. Так, как ты хочешь.
— О, Господи!
Парень взглянул на револьвер, вздрогнул, и поспешно отвел руку.
— Я готов. Что надо сделать?
— Ты должен стать мной. Ты должен сделать карьеру, добиться моего положения, построить Машину и вернуться.
— Я готов.
— Здесь инструкции. Список акций, которые ты должен завтра же купить. Чертежи нового клапана к газотурбинному движку. Исходники программы…
Хозяин говорил и вспоминал, как много лет назад он сам слушал все это. Как проснулся утром, разбитый, с дикой болью в затылке, мокрый от холодного пота, и злой, бешено злой из-за нелепого и невозможного сна, который помешал обрести, наконец, покой; он клял его — и себя, за то, что не нажал курок, и так было, пока он не ткнулся носом в пакет с инструкциями на странном, чуть поблескивающем материале, который рассыпался в прах после прочтения… Но все это было потом, потом, — деньги, богатство, большое богатство, слава… — все потом, потом…
— Ты понял?
— Понял.
Он усмехнулся и влез в кабину. Оставалось еще два вопроса.
— Подожди! А ты? А как же ты? Ты же исчезнешь.
— Конечно.
— И…
— Я буду очень рад этому. Все?
— Нет, не все. Скажи… а когда это произойдет? Скоро?
— Нет.
Он закрыл люк, выключил синхронизацию и снова запустил двигатель.
Этот прыжок был последним.
Он вернулся в странный мир, когда все вокруг было знакомым — но не совсем, потому что слабая человеческая память не сохранила подробностей; все было известно — но не до конца, из-за тех же мелочей; все было предсказуемым — но только в общих чертах…
Он усмехнулся — известно, когда начнется война, но черт его знает, чем в следующий момент займется вот эта, например, парочка…
Его интересовала тоже парочка — но другая.
Они шли молча, не глядя друг на друга. Черт знает, из-за каких мелочей ТОГДА упало настроение, чем-то был недоволен парень, и не слишком счастливой была девушка, а может погода была не та, в общем-то, так и осталось навсегда неясным, почему ей взбрело в голову прогуляться одной, а потом зайти в церковь, а потом…
Боль, острая, жгучая, невыносимая неистовой волной затопила мозг, и в приступе слепой ярости он бросил Машину вниз, чуть не нажал гашетки… но не нажал.
Смуглый усатый мужчина подошел к девушке, что-то спросил, что-то сказал, через пару минут они уже сидели на одной лавочке, и усатый рассказывал что-то интересное…
Руки Хозяина тряслись, и он заблокировал пусковые механизмы, а затем вообще передал управление компьютеру, а сам корчился в кресле, пожираемый невидимым мозговым червем-паразитом, садистом и палачом.
Стемнело, похолодало, и совершенно естественно парочка оказалась в комнате с узкими окнами, а на столе неизвестно откуда возникла бутылка какого-то вина, а всего в нескольких километрах тот, другой, расспрашивал соседей — не знает ли кто, куда ушла…
А рядом, в двух шагах, высунув острый нос из глухой стены, висела Машина, и полуослепший от небывалого приступа Хозяин не отрывал глаз от первоисточника боли… и всей этой истории.
И наконец, дело закончилось тем, чем и должно было закончиться… и чем уже закончилось раз — столько десятилетий назад. И девушка словно опомнилась, когда усы оказались рядом с ее губами, и попыталась остановить… и остановиться, а Хозяин, стиснув зубы до скрежета, включил синхронизацию, и вывалился в комнату, окутанный облаком огня из-за температурных перепадов, темпоральных флуктуаций и прочих пост-эффектов незавершенной синхронизации.
1 2 3