Я сделал шаг к двери и запутался в ворохе окровавленной одежды. Эти грязные тряпки, испачканные кровью своих предыдущих владельцев, могли меня выдать. А если владельцы этого узнают, что в их адской хибаре побывали... возможно, первым делом они примутся за меня. Я еще помнил взгляд того чудовища на дорогом джипе. И, думаю, он помнил меня. Одежду я упаковал обратно в сундук, поверх собачьих шкур. Птичье чучело пинком отправил в самый темный угол. Часы больше не били, а стрелки навеки застыли на полуночи. Дождь за окном нагонял тоску. Еще раз осмотрел комнату - чисто, пусто. Массивная столешница, керосиновая лампа на ней. Лампа, керосин, огонь... "Вернейшее средство против тьмы, - подумалось мне, - огня боятся вампиры и оборотни, и призраки избегают солнечного света". Палящий огонь, сжигающий зло. Керосина в лампе чуть-чуть, но у меня есть пустая канистра, а единственная заправка в поселке, в двух километрах от шоссе. А потом горючая жидкость, бегущая веселыми ручейками по загаженному полу, и яркое пламя, в котором гибнет эта обитель кошмаров. Осиное гнездо выкуривают, а это мерзостное место будет выжжено. Огонь очищает, освобождает, в нем сгинет одежда убитых, вспыхнут искрами и растворятся черным пеплом шкуры мертвых животных. И деревянный идол совы почернеет и, корчась в муках, свалится со своего насеста. А потом и крыша рухнет вниз, погребая под собой все неправедное! Страх ушел. Я стоял, осматриваясь, и перед моим взором уже металось дикое свободное пламя, охватывало тяжелый ореховый стол, и трупики пауков съеживались почерневшими комочками. И даже дождь, безраздельный король этого времени, пугливо шарахается от бушующего жара. Да! Огонь! Почти бегом я достиг окна и выбрался наружу в холод и сырость. А позади все еще бушевал воображаемый огонь - предвестник завтрашнего пожара. Лучше бы сжечь дом вместе с хозяевами. Но и так сойдет. И, может быть, по крайней мере я на это надеялся, они покинут этот поселок, даровав мне покой. Пожар - это ритуал. Может быть, изгнания. Дом остался позади темным, словно присевшим перед прыжком чудовищем. И хотя идолище совы яростно пялилось в спину, его взгляд уже не имел никакой силы. Завтра ее поглотит пламя. Окно рядом с дверью осталось зиять разбитым стеклом. Наплевать! Скоро хозяева найдут на этом месте обгорелое пепелище. А я к тому времени, наверное, буду далеко отсюда. Уходя в туман, я улыбался. Днем сходил на блестящую пластиком и неоном бензоколонку и купил двадцать литров высокооктанового бензина. Заправщик сначала смотрел на меня с удивлением, а потом выражение его лица сменилось на обычную смесь презрения и недоброжелательности. Меня это не задевало, многие селяне смотрели так. Слепцы, они не знают, что лишь я один вижу творящиеся в селе мерзости. День был сонным и тихим, осевший с утра на землю туман так и не растаял, продолжая укутывать округу белесым, вымокшим насквозь покрывалом. Редкие машины на шоссе казались размытыми, неясными тенями с поблескивающими глазками фар. Бензин плескался в канистре - компактное море огня, спящее до поры до времени. Дома я водворил канистру на стол. Так, чтобы ее было видно из любого угла. И, когда ночь спустилась на землю мокрым от дождя покрывалом, спокойно заснул. Спал без сновидений. А когда проснулся в темноте и почувствовал сверлящий взгляд деревянной совы, то посмотрел на канистру, представил яростный огненный блеск, и ощущение недоброго взгляда прошло. Вот так решимость побеждает зло. Утром дождь ушел, сквозь рваные неряшливые облака проглянуло пронзительной синевой осеннее небо. Около крыльца я нашел собачьи следы - крупные, с четко выделяющимися когтями. Это было странно, потому что собак в поселке не осталось. Следы кружили рядом с крыльцом, а потом ровными отпечатками уходили прочь, в сторону проклятого дома. Словно одна из убитых собак надела свою шкуру из сундука и посетила меня ночью. Ежась от утреннего холода, я прошел в комнату и взял канистру с бензином. Горючая жидкость внутри чуть слышно плескала. Сегодня! Коробок спичек я взял на кухне. Ведра с водой были переполнены, и вокруг них образовались неприглядные лужицы. Совсем забыл про них, но теперь это было уже не важно. Подхватив емкость с бензином, я вышел на улицу. Солнце изредка прорывалось сквозь тучи и сверкало в лужах. Было холодно, и если глубоко вдохнуть, ясно чувствовалось приближение первого снега. Звуки в прозрачном воздухе разносились далеко и многократно дробились изменчивым эхом. Я слышал свои шаги, слышал, как стучат колеса поезда в пяти километрах от поселка. Поезд полон счастливых людей. Не все, да, но большинство. И, может быть, там, среди них, есть люди с неподвижным взглядом? Вроде тех, что устроили ядовитое гнездо на бестревожной до недавнего времени земле поселка. Я остановился, вслушиваясь в звуки уходящего состава. Сколько их? Их может быть много, возможно в этом селе собрались все, кто есть. Наплевать! Проклятый дом сгорит. И сгорит сегодня. Быстрым шагом я направился к деревянной избушке. В блекнувшем и снова появляющемся свете солнца ясно были видны пятна сырости на некрашеных бревнах. Разбитое окно обличительно зияло темнотой. Но я уже не боялся! Последние метры пробежал, словно не чувствуя веса двадцатилитровой канистры. Запрыгнул в окно, перекинул канистру через подоконник, оглядел комнату. Все так же. Если ночью они и посещали дом, этого незаметно. Откупорил канистру, и едкий запах бензина ударил в нос так, что на секунду закружилась голова. Роскошный деревянный стол вызывающе поблескивал от окна. С него и начнем. Я наклонил канистру, и бензин выплеснулся на полированную столешницу, разлился широкой прозрачной лужей, стал капать на пол. Над столом задрожало марево. Дальше пол, и горючка пятнает некрашеные доски, собирая мелкую грязь и острые белые деревянные щепки. Под полом что-то завозилось, и поток черных, блестящих надкрыльями тараканов хлынул из щелей. Часть из них попала под бензиновый водопад и издохла, скрючившись и сплетя лапки в клубок. Жидкость смывала их и уносила прочь. В подполье скрипело и шебуршало, там метались какие-то твари, стремясь убраться прочь от опасной капели. "Напрасно, - подумалось мне, - все, что здесь есть, сгорит вместе с домом". Остатки бензина я опрокинул на сундуки и глядел, как горючее впитывается в старое дерево. В комнате не продохнуть. Меня мутило, в голове колыхался ровный черный шум. Надо было выбираться на свежий воздух, а потом швырять спичку в окно. При той концентрации бензина, что сейчас в воздухе, бревенчатая хибара, скорее всего, взорвется. Почему-то шум идущего поезда по-прежнему звучал в ушах. Не может же состав быть таким длинным. Или время сжалось и утратило свой ровный бег, когда я, как безумный, поливал все вокруг бензиновой смесью. Я встряхнул головой, еле держась на ногах. Шум не умолкал, он стал громче, и источник его был не в пяти километрах отсюда, а ближе. И приближался. Шатаясь, я подошел окну и, вцепившись обеими руками в раму, выглянул наружу. Большой серебристый джип неторопливо подкатывал к крыльцу. Стекла его были черны и абсолютно не прозрачны, и за ними в салоне прыгали и мигали красные огоньки. Может быть, сигнализация, а может быть, глаза владельца. Ровный гул мощного двигателя временами нарушали редкие всплески, когда тяжелые колеса прокатывались по неглубоким осенним лужицам. Хозяева вернулись. Приехали в будний день, чего не делали до этого времени никогда. Приехали за мной. Может быть, им передал деревянный идол совы или безголовая кукушка в часах? А может, они просто чуют тех, кто хочет им навредить. Не зря же я чувствовал на себе неотрывный чужой взгляд. Машина была полна и несколько проседала на рессорах. Смутные силуэты за стеклами. Джип подкатил к крыльцу и величаво притормозил. Открылась передняя дверца, и на подножку ступила нога в дорогом черном ботике, идеально чистом, несмотря на царящую вокруг грязь. Я все еще застыл в столбняке. За моей спиной бензин активно испарялся. Надо было что-то делать. Можно бросить сейчас зажженную спичку и устроить на глазах врагов грандиозное аутодафе. Можно попытаться выскочить через боковое окно и бежать прочь в надежде, что меня не поймают. А можно спрятаться где-то в доме. Где? Квадратная комната идеально просматривается. Не скрыться, не спрятаться. Бутафорская дверь в стене. За ней холст. Я помнил, как он прогнулся под пальцем. По крыльцу затопали. Громко, уверенно. Много людей. Звякнула связка ключей. Из замочной скважины на внутренней стороне двери высыпалась горстка трухи. Ктото злобно засмеялся. Скрежетнул ключ. Пустая канистра валялась на боку посреди бензиновой лужи. Зажигать ее уже не хотелось. Хотелось одного - сбежать, спасти свою жизнь. И я кинулся к фальшивой двери, распахнул ее (совы на холсте оставались на месте, но были какие-то поблекшие, неживые, словно неведомая жизненная сила ушла из них в тот момент, когда хозяева дома вернулись в свое владение). Вытянув вперед руки, я всем телом ударился в холст и сопровождаемый звуками рвущейся ткани провалился в пустоту. Дверь была не фальшивой, она вела в короткий низкий коридорчик, кончающийся тупиком с подслеповатым крошечным окошком, закрашенным белой краской. Запнувшись о скрытый холстом порог, я потерял равновесие и болезненно упал на пол. Входная дверь высоко скрипнула, открываясь. Оскальзываясь на клочках холста я доковылял до двери в коридор и с силой захлопнул ее. Деревянные доски пола скрипнули под шагами хозяев, я успел услышать удивленный невнятный возглас, а затем дверь с грохотом затворилась и заглушила дальнейшее. На ее внутренней стороне имелся массивный засов, сделанный из того же материала, что ручки. Кто и зачем поставил его изнутри, меня не интересовало, я протянул руку и задвинул латунную полосу. В дверь ударили. Сильно, так, что с рваных лоскутов холста посыпалась крошечными сухими комочками краска. Но дверь устояла. Судя про ее габаритам, она могла продержаться еще довольно долгое время. Тяжело дыша, я привалился к стене туннеля. Тупик, меловое окошко под самым потолком. Хотя нет - есть еще люк в полу, тоже с массивным медным кольцом. - Слушай, ты! - глухо раздался голос из-за двери, так неожиданно, что я против воли вздрогнул. - Я не знаю, кто ты такой, но тебе лучше выйти оттуда. Это частная территория и сюда не полагается заходить посторонним. Я молчал, смотрел на люк. С лоскута картины на меня пялился одинокий совиный глаз. - Ты слышишь меня? - повторил голос, - нет? Говорю, выходи оттуда, мы тебя отпустим. Ты уйдешь отсюда сам. Зачем ты сюда залез, здесь нет ничего для таких, как ты. Я молчал, но мне хотелось крикнуть им, мол, как же, отпустите. Вы прекрасно знаете, кто я и зачем здесь. Если нет, зачем вы явились сюда среди недели? В дверь снова стукнули, но уже неуверенно. Обладатель голоса, похоже, разуверился, что в силах ее высадить. Теперь он не вопил, а говорил спокойнее: - Если через пять минут ты не выйдешь, я вызову охрану и тебя оттуда извлекут. Ясно тебе? "Скорее отправят еще глубже, - подумалось мне. - В сундук с тряпьем". И тут же посетила другая мысль: а если все это правда? Может, это обычные люди, это их частный дом? А я залез в него, собирался сжечь... Но тогда... А как же яростный взгляд совы по ночам, синеватый свет из окон? Все это было. "Ты болен, - сказал мне некий внутренний голос, которого я раньше не замечал. - Ты лечился у психиатра. Ты и сейчас болен. Возможно, что все это тебе привиделось". Мысль была логичной. Больше того, она была здравой, а таких у меня в последнее время почти не наблюдалось. "У тебя галлюцинации, ты дошел до точки, ты пересек серый предел! - вещал мне голос, мое альтер-эго. - Ты ворвался в чужой дом, хотел устроить пожар..." неслышные слова капали с монотонностью, и каждое обладало весом чугунного молота. Мои взгляд безумно шарил по полу - толстые щели между досками, за ними темнота. Кусочки порванной картины. Совиный глаз. Голос продолжал вещать, но я уже его не слышал. - А совы? - не удержавшись, произнес я вслух. - Нормальные люди не клеят рисованных сов в дверные проемы. - Что ты сказал? - спросил владелец дома из-за двери, - я не расслышал, повтори. - Ты все слышал, мерзкая тварь, - с расстановкой произнес я и подошел к люку. За дверью хозяин принялся распоряжаться, куда-то звонил по телефону. Я потянул на себя люк, и тот легко открылся. Из проема дохнуло холодом. Створка грохнула об пол, звякнуло кольцо, и взметнулось едкое облачко пыли. - Он открыл вход! - прокричал кто-то из-за двери, - он пойдет внутрь! Далее было неразборчивое бормотание. Потом голос хозяина: - Ты еще тут? Не лезь в люк, слышишь! Не пытайся! Лучше открой дверь, и мы отпустим тебя на все четыре стороны. Я не ответил - спускался по осклизлым каменным ступеням, винтовой лестнице со стенами из обросшего мхом камня. Облицовка началась на двух метрах в глубину, заменив собой бетон.
1 2 3 4 5